Поставь на кон что-то другое

— Когда мне перестали сниться кошмары, я подумал, что стал чудовищем. Вроде как привык ко всему, что видел, — Когами смотрел на раскидистый фикус, стоящий за стеклянной перегородкой, и пытался угадать: настоящий тот был или искусственный. — Но доктор сказал это стресс, хроническая усталость, недосып. — А ты что же думал, — усмехнулась Аоянаги, — мы все зря ходим к психологам и терапевтам? Стресс хуже преступников с оружием. Когами хмыкнул и в дальнейшую полемику вступать не стал, пустое. Стресс по нему тогда ударил или преступник с оружием в руках, не разберёшь, в «Деле об образцах» оба эти яда сплелись в тугой кнут. Вот только хлестнул он сильнее всех по Когами. Тецуке тоже досталось, Аоянаги справилась достойно. Сасаяма не выжил. Когами смотрел на белую стену напротив — чистая, пустая, гладкая, как свежий холст, готовый впитать прекрасные цвета закатного солнца, полуденного неба, нежных лепестков сакуры, что, должно быть, уже отцвела в центральном парке, где когда-то было обнаружено тело сестры Томы Кодзабуро. Но холсту Когами больше подходили тёмные оттенки заброшенных улиц Огисимы, сливающиеся в почти чёрное полотно, удушающие синие глубины взволнованного океана, багрово-красный пустых глазниц Сасаямы. В ту ночь Когами не поехал в Бюро, как планировал, а направился к зданию фармакологической компании, где барахлила голограмма. На первый взгляд никаких помех видно не было, ничего, но сердце колотилось в горле. Только много дней спустя Когами понял, что первое тогда так напугало его — едва уловимый для человеческого обоняния запах пластификатора, который теперь бы Когами не спутал ни с чем другим. Он просто отключил голограмму. И получил ответы на все свои вопросы. Жив ли был Сасаяма? Встретился ли с тем, кого преследовал? Потому ли городские сканеры ни разу не среагировали на него, что он так и не покинул Огисиму? Есть ли предел человеческой жестокости? Может ли «Сивилла» обличить и судить её должным образом? Может ли Когами не желать подобной смерти человеку, который отрезал руки и голову его исполнителю? Его напарнику, его другу. Сможет ли Когами вернуться назад, переступив черту агонии, ненависти, беспомощности и отчаянной злобы? Когами плохо помнил, что делал тогда, кричал ли от ужаса или замер истуканом, сколько простоял перед изуродованным телом Сасаямы. Сообщил ли он в Бюро сам или они приехали на сигнал об опасно подскочившем коэффициенте преступности инспектора первого отдела? Когами всё так же хорошо помнил, как выглядело лицо Сасаямы, мог представить эту картину отчётливо на белом холсте стены, но теперь его уже не так трясло. Совсем не трясло, надо признать, только сильнее закаляло внутренний стержень. Терапевт сказал: чтобы избавиться от посттравматического стресса полностью, потребуется не один месяц, возможно, препараты на постоянку. Однако Когами мог теперь вспоминать Сасаяму не только с чувством горечи и вины, но и с улыбкой на губах. Как инспектор, он совершил много ошибок, что в итоге привели к смерти его подчиненного, но он не сгниёт под их весом. То, что ещё может Когами отдать в память о Сасаяме, — найти того, кто за этим всем стоял. Испарившегося, как утренняя дымка, Макисиму. — Когами, ты же не собираешься бегать за призраками Сасаямы? — аккуратно поинтересовалась Аоянаги. — Тома Кодзабуро… — Не думаю, что Тома Кодзабуро всё ещё ходит по этой земле. Тома Кодзабуро официально считался пропавшим без вести. После десятка допросов и сотни проверок психопаспорта он был направлен в специальное закрытое учреждение Министерства Благосостояния. До туда он не добрался. Что Аоянаги пришлось писать в своих отчётах и как оправдываться перед начальством, Когами не представлял. Однако он имел своё мнение насчёт того, почему шеф Касей спустила это первому и третьему отделу с рук — не могло руководство Бюро официально признать, что система «Сивилла» дала сбой. По какой-то причине Тома Кодзабуро был для неё невидим или непогрешим, хотя его руки были глубоко утоплены в крови. Разумеется, Бюро Общественной Безопасности не имело права выпустить на свободу убийцу, но и судить гражданина с чистым психопаспортом тоже не могло. Когами не знал, был ли Тома Кодзабуро спрятан в таких местах, о которых не положено знать даже инспекторам Бюро, или уничтожен в газовой камере, но ставил на второе. Вероятнее всего, его тело так же безжалостно вскрыли, как он вскрывал своих жертв, чтобы изучить эту аномалию досконально. — Может, тебе стоит остаться ещё на какое-то время? — Аоянаги звучала взволнованно, похоже, переживала она больше самого Когами. — Ты хороший инспектор, таких, как ты, сейчас очень не хватает Бюро. Когами вытащил пачку сигарет из кармана и закурил, вновь изучая фикус в коридоре. Аоянаги демонстративно замахала рукой перед лицом и отсела от него чуть дальше. Сегодня её пустили к нему в комнату, хотя обычно с редкими посетителями Когами разговаривал через стекло. — И как ты умудрился заставить их позволить тебе курить здесь? — фыркнула она. — Возмутительно. — Здесь хорошая вентиляция. — Вы с Масаокой на пару задымите всё Бюро! Вот чего ещё мне не хватало! — Аоянаги, — позвал Когами, и она сразу изменилась в лице, стала серьёзной и решительной, — я постараюсь не доставлять тебе проблем, но это мой окончательный выбор. Даже год терапии не сможет изменить то, что я обнаружил внутри себя, а тратить столько времени я не намерен. Аоянаги тяжело вздохнула. — Что ж, тогда добро пожаловать во второй отдел, исполнитель Когами Шинья. Она подождала, пока он докурил, и махнула рукой в камеру над дверью. Стеклянная перегородка, отделявшая небольшую комнатку от коридора, скользнула в сторону, впервые за три месяца выпуская Когами наружу. Он глянул на прощание в угол коридора, который был единственным его доступным пейзажем, кроме белых стен. — Как думаешь, фикус настоящий? — спросил он. — Ни разу не видел, чтобы его поливали. — Полагаешь, они стали бы держать настоящий в центре реабилитации латентных преступников? — Живые цветы положительно влияют на оттенок, — заметил Когами. — Заведи себе кактус, — порекомендовала в ответ Аоянаги. Воздух на улице казался живым; даже несмотря на запахи города и автомобильной дороги, по которой они ехали, он пах весной. После стерильного, кондиционированного воздуха реабилитационного центра, которому не помогали даже сеансы ароматерапии, просто сделав глоток уличного, хотелось жить. Когами понимал, почему в реабилитационных центрах не особо любили прогулки латентных преступников на свежем воздухе, но всё равно считал это большим упущением. Он смотрел в открытое окно служебной машины, ничего толком не рассматривая, будто зависнув во времени. Он не был в Бюро всего три месяца, а внутри было странное чувство, словно вышел оттуда годы назад. Первого отдела больше не существовало в том виде, в котором он его помнил, из-за ушедших с должности инспекторов его расформировали, а оставшихся исполнителей перевели во второй и третий отделы. Аоянаги даже успела пожаловаться на Кагари по дороге. Странно было думать о том, что он войдёт вновь в те стены, что уже стали почти родными, и, вероятно, останется там навсегда. Когами опять закурил, глядя на промелькнувший мимо парк. Сакура уже отцвела и на тропинках, тщательно выметенных дронами-уборщиками, не осталось ни одного крошечного лепестка, хотя Когами был готов поклясться, что чувствует их аромат. Зато можно было ещё застать цветение глицинии. Когами никогда не был большим поклонником ханами, но когда теряешь что-то навсегда, кажется, что именно по этому будешь скучать и жалеешь, что не наслаждался этим раньше, как следовало бы. Теперь выйти на прогулку, прокатиться по ночному городу на мотоцикле или просто зайти в уютное кафе у него не было шанса. Исполнители могут покинуть стены Бюро только в сопровождении инспектора, и даже Аоянаги не сможет таскать его выпить кофе по пятницам. — Мы едем не той дорогой, — заметил Когами. Он давно узнал район и сразу понял, куда Аоянаги его везла. — Я подумала, ты захочешь его увидеть, — сказала она тихо. Когами часто вспоминал, как оставил Гино одного в своей постели и ушёл, даже не написав записки. Не то чтобы он не собирался возвращаться совсем, но к его пробуждению всё равно бы не успел, а Гино был бы ужасно зол. Каково тому было, когда он обнаружил пустую кровать по утру? Каково было ждать Когами, не зная, где он? Пытался ли Гино дозвониться до него? Когами даже не знал. Он представил, как Гино сообщили о том, что Когами той ночью увезли в реабилитационный центр прямо с места преступления. Или вообще никто ничего Гинозе не сказал, и тот просто так и не дождался его домой. Заправил постель, может, даже бельё сменил, вымыл кофейную чашку Когами и ушёл, захлопнув за собой дверь. Без ответов, только со страхами. — Интересно, хочет ли он увидеть меня? — Извини, об этом я его не спросила. Они остановились у небольшого дома с низким заборчиком, живая изгородь, аккуратными кустами видневшаяся из-за него, сочно покрывалась молодыми зелёными листочками. Когами кивнул Аоянаги и вышел из машины. Первым он услышал лай, торопливо несущийся с заднего двора через весь дом, а потом распахнулась дверь. Гино был такой же, словно Когами заходил к нему на днях, только очков на нём не было и волосы стали чуть длиннее, всё так же пряча половину лица и эти необычные космические глаза. Холодные глаза. Дайм, увидев Когами, ужасно обрадовался и поспешил было облизать его с ног до головы, но уловив напряжённое настроение хозяина, послушно присел и тихонечко заскулил, задрав морду и глядя то на одного, то на другого. — Привет, — сказал Когами. Гиноза не ответил. Он стоял, чуть оперевшись плечом о косяк и крепко сжав руки на груди, его поза была такой отстранённой и колючей, что страшно было прикоснуться. Но очень хотелось. Наивно было думать, что после простого приветствия разговор потечёт сам собой. Когами не знал, что Гино чувствовал долгие месяцы их разлуки, но эти чувства были далеки от приятных. По правде говоря, Когами не раз представлял себе встречу с ним, но так и не придумал, что сказать. Оправдываться не было смысла, обещать что-то — нечестно. Единственное, что он мог, пожалуй, — попросить прощения. Несмотря на то, что он всё ещё был уверен в правильности своего решения, ранить Гино Когами не хотел. — Я скучал по тебе, — сообщил он. — Не смей так говорить, — тон Гинозы был холодным, но голос чуть дрожал. — Но это правда. Гиноза отвернул голову, глядя куда-то в сторону, глаза его блестели и казались злыми. Они молчали, молчали слишком долго, и Когами бы подумал, что ему здесь совсем не рады, если бы Гино не стоял так близко, не пытаясь даже отступить на шаг, если бы не сжимал губы, держа в себе слова, которые жгли ему язык. — Я хотел тебя навестить, но к тебе просто так не пускали, — тихо сказал он. — Я даже позвонил Тецуке-сан, но она… Когами кивнул. — Уволилась, — закончил он вместо Гино. Преступный коэффициент Тецуки тоже поднялся после «Дела об образцах», не так сильно, чтобы даже отправиться на реабилитацию, но то, что случилось с Сасаямой и Когами, видимо, окончательно выбило её из колеи. Три года назад, когда в ходе крупного расследования погиб первый напарник Когами Ваку-сан, а также несколько исполнителей, все отделы Бюро понесли тяжёлые потери, и Тецука была практически сломлена. Её семья тогда настаивала на увольнении, но упрямая и чтящая долг, она всё же осталось, а в итоге — это. Сколько раз ей, как инспектору, пришлось бы ещё терять коллег и подчинённых? Когами не удивился, что она в конце концов подала в отставку. Самые крепкие стебли в итоге ломаются непоправимо. Естественно, что после отставки она уже не могла помочь Гино попасть в реабилитационный центр, а мать Когами, которая тоже имела возможность повлиять на разрешение, Гино не знал. Когами вдруг на мгновение подумал о том, стал бы он знакомить его с матерью, сложись всё иначе, и как бы это было. Что уж теперь о таком размышлять, бессмысленно. — Как ты узнал? — спросил Когами. — Масаока-сан сообщил мне. Той же ночью. Когами удивился. Масаока ведь так и не был знаком с Гино лично, но не забыл о нём в подобной ситуации. Должно быть, старик и правда сочувствовал их отношениям. Когами стало немного жаль и его тоже, жаль, что он не выполнил обещание, данное Масаоке когда-то. Когами хотелось спросить у Гино, как он, но это потянуло бы за собой лишь боль. На бледном лице и так всё было написано и без вопросов. Гиноза собирался его навестить, а значит несмотря на страшное падение Когами в бездну, несмотря на то, что он бросил Гино одного, не послушал и отказался, тот всё ещё верил в него и хотел помочь. Но теперь Гиноза смотрел поверх его плеча на служебную машину Бюро с Аоянаги за рулём, и они оба понимали, что это значит. Верить было больше не во что. Когами ведь никогда бы не приехал к нему в сопровождении кого-то ещё, если бы у него была возможность. — Значит, это твой выбор? — спросил Гино. — Исполнитель, цепной пёс Бюро? — Вероятно, ты не поверишь мне, — произнёс Когами, — но это не потому, что ты не важен для меня, а наоборот. Я сражаюсь и за тебя тоже. — Ты прав, верится с трудом, — он помолчал, а потом добавил, сердито глядя в глаза: — Скажи, Когами, этим своим поступком ты спас хоть кого-то? Сасаяма мёртв, твой призрачный Макисима испарился, а настоящий убийца давно уже пойман не тобой. Это и правда стоило того? — Ты прав во всём, Гино. Но пути назад уже нет. Мой долг и моя цель не изменились, я вернусь в Бюро и буду выполнять свою работу, во что бы то ни стало. — Путь назад есть всегда, я это знаю. Вот только я хотел выбраться и стремился к этому, а ты — стремился к обратному. — Не всё в мире делится на чёрное и белое, Гино. Гиноза только покачал головой с горькой полуулыбкой на губах. Когами протянул руку и коснулся его лица, убирая длинные пряди, отросшие ниже подбородка. Лицо Гинозы чуть скривилось, будто ему было больно от этого прикосновения, но он его позволил. Когами гладил большим пальцем скулу, чувствовал его тёплую кожу, мягкие волосы, касающиеся руки, и смотрел в глаза. Он не пытался их запомнить или проститься, он не верил, что видел сейчас Гино в последний раз, но возможно, именно сейчас он его потерял. — Я любил тебя, Когами. — Я всё ещё люблю. Он потянулся к Гино, чтобы поцеловать. Между ними были считанные сантиметры, даже шага навстречу не понадобилось, лишь лёгкое движение, будто ветер толкнул в спину. Когами чувствовал его дыхание на своих губах. Гино прикрыл глаза, но в последний момент отступил. — Зачем ты пришёл? — Хотел увидеть тебя, — честно признался Когами, отпуская его. — Это несправедливо, Когами. — Прости. До старой квартиры, где он должен был забрать свои вещи, ехали молча, Аоянаги отключила автопилот и вела машину сама. Казалось, что говорить ей было даже тяжелее, чем самому Когами. Ему, наверное, и тяжело не было, скорее никак. Пусто и всё. В квартире было светло и чисто, даже пыли не так много образовалось, всё было прибрано с помощью дронов. Одежда Когами была упакована в пару сумок, но ему позволялось взять с собой и некоторые личные вещи. Он подошёл к письменному столу. Все материалы дела исчезли, даже с доски, висевшей над столом, были сняты все фотографии, кроме личных. Когами посмотрел на фото с Сасаямой, сделанное несколько лет назад, где тот улыбался, будто они закадычные друзья, хотя тогда они даже служили в разных отделах. Он снял его с доски и аккуратно сунул между страниц книги, которую собирался прихватить с собой. Фотографий с Гино у Когами не было. Только очки его так и остались лежать на столе, аккуратно убранные в сторону. Когами подхватил свои сумки и вышел за дверь.