«Боксер, передвигаясь по рингу, как бы танцует вокруг соперника и выжидает момент для резкого удара с одновременным шагом к противнику. Слабой рукой спортсмен прощупывает бреши в защите соперника, маневрирует, совершает обманные движения — все это на расстоянии, не позволяющем сопернику совершить точный удар»
Грачев опять сбоку, закидывает руку на плечо Филину, прижимается бедром и откуда-то снизу протяжно стонет: — Серьезно? Бокс? Черт тебя дернул туда, Филя? — последнее лепечется таким слабым голосом, что у Беглова сразу опускаются руки. Действительно, и на кой черт? Но кулаки он все равно сжимает, уверенно вскидывая голову. — Тренировки помогут привести себя в форму к лету, — тараторит бодро, что ни подкопаешься, ни подъедешь на хромой кобыле. И морду тоже старается держать кирпичную, чтоб у Грачева ни тени сомнений в его правоте не возникло. Но Леська был бы, разумеется, не Леськой, если б не встрял с очередным вполне себе верным замечанием: — Так ты ж куришь. Бросишь, что ли? Филин хотел бы сказать что-то заумное, да тут не поспоришь. Он курил. Совершенно по-мужицки пыхтел паровозом с утра до вечера и тратил все деньги с подработки на сигареты. — Не брошу, просто… буду меньше курить. — Ты? Меньше? — и недоверчиво оглядел Филю с ног до головы. — Да ты в последний раз меньше пачки в день выкуривал, наверное, в прошлом десятилетии. У тебя там, в легких — он костяшками влепил с размаху по солнечному так, что у Беглова аж в глазах помутнело, — уже сплошной никотин. Как ты вообще еще дышишь? — Слушай, харе, а? Ты ж сам куришь. — Я? — схватился за сердце Леська, но театр одного актера длился недолго. Спустя пару секунд он расслабленно вытянул электронку из кармана и довольно затянулся, чтобы уже через секунду мягко влепить Филе по затылку пластиком. — Это я не курю, это я балуюсь. И вообще-то это не сигареты, это дудочка. — Сам ты дудочка. Все, завязывай дудеть, на бусик опоздаем. В автобусе Леська, кажется, вообще не стесняясь окружающих, вальяжно тыкается Филе в плечо и залипает в мобилку. Кому-то пишет какие-то сообщения и ржет над абсолютно тупыми дизайнерскими мемами, в которых Беглов не особо силен. Но звучит при этом Грачев так, что хоть уши в трубочку сворачивай, лишь бы тихие хохотки в области шеи не так отдавались в пах. Филе приходится откатить Лесю слегка в сторону и сделать вид, что реклама ипотеки на автобусном окне — куда интереснее, чем теплый Грачев под боком. Они выходят через четыре остановки — на одну раньше, чем требуется, потому что Филе чертовски срочно необходимо было «подышать». Пожалуй, он бы не так резво вылетал из автобуса, если б Леська в какой-то момент от тяжелой жизни не повис на нем мешком так, что ипотечный плакат померк на фоне этих кульбитов. — Прогуляемся? — поинтересовался Грачев, опять выуживая из кармана свою ароматную дудочку с кока-колой. — Прогуляемся, — в тон ответил Филя, стараясь идти ровнее для того, у кого на штанах киргизская юрта выпирает во все стороны. Благо, что толстовка до колен свисает аккурат в обход стояка. Молча они долго идти не могут, потому что у Леси от молчания, видимо, падает уровень дофамина, поэтому остаток дороги они проводят под радостную трель Грачева: все новости, сплетни и последние приколы Беглов узнает обычно только через Лесю, в остальном от всего этого находится на почтительном расстоянии. Не то чтобы ему совсем не было интересно, просто так уж вышло, что весь его мир сосредоточился в том, кто и приносит эту бесполезную хрень в Филькину жизнь. Так что слушает он скорее одним ухом, а через второе всё беззаботно пропускает, но при этом не чурается раз двадцать за прогулку закосить взглядом на лохматую шевелюру Грачева. Любуется. У вполне себе приличного двухэтажного здания они тормозят синхронно. Леся недоверчиво косится на синюю вывеску из композита с кричащим названием «Школа молодого боксера» и на явно состаренный временем и актуальностью постер с молодым горцем в пунцовых шортах. Прежде чем открыть рот, хмыкает громко-громко: — Антуражненько. Что дальше? Купим одну девятку на двоих и включим в магнитоле «Я готов целовать песок»? — Хватит паясничать, это всего лишь вывеска. — Вывеска шрифтом «эриал»! У тебя от этого уже как минимум должна начаться тахикардия. А это что? — он приблизился с кислой мордой к плакату и демонстративно провел пальцем по мелким закорючкам сбоку. — Иероглифы? Письменность Майя? Ни черта не понятно. Уходим, Филя. — Да погоди ты, — ржет Беглов и привычно тянет Лесю за шиворот внутрь. Что-что, а отчитывать каждый встречный баннер за уродские шрифты и хромой дизайн Леся не прекращал с детства. Недаром что дизайнер, каких еще хрен найдешь. Сам Филин тоже преуспевал, но скорее по инерции, тащась за более успешным Елисеем. Внутри прохладно, совсем не стильно и как-то по-стерильному пусто. Разве что маленькая стойка с администраторшей маячит в огромном пустом холле. Леся от одного этого зрелища едва ли не падает в обморок. Приходится тащить волоком, пока не сбежал, поджав хвост. — Вы на занятие? Запись есть? — сходу интересуется девушка, откладывая в сторону телефон. — Да, к Ефимову на девятнадцать-ноль-ноль, Филипп Беглов. Она быстро сверяется с календарем и сразу переводит взгляд на Лесю. — Фамилия? Грачев качает головой: — Не, я просто поддержать пришел. Какой из меня боксер? — И то верно. Вам налево до конца коридора, там раздевалка. Вы переодевайтесь, — она кивает на Филю, — а ваш друг подождет, туда нельзя гостям. После вместе пройдете в зал, синяя дверь слева, Ефимов уже ожидает. — Ты уверен? — интересуется Леся минуту спустя, успев злобно раз пять перековеркать «и то верно», размахивая рукой. Они тащатся по темному коридору, а Филя тихо хихикает, потому что пародировать у Леси тоже получается отлично. — Уверен. Мне действительно стоит слегка подкачаться, тем более что лето не за горами да и… — Филя проглатывает последние слова. Что он скажет? Что Леся чересчур давит на него? Что в последнее время стал липнуть так, что Беглов боится лишний раз вздохнуть, чтобы член не разорвал ширинку джинсов? Да разве ж Грачев от этого останется рядом? Зная его страусиный характер… сбежит. Точно сбежит. — Да и? — Да и сам я давно хотел попробовать. В зал они заходят вместе, разве что Леся не в дурацких желтых шортах, как переодетый Филя. Но ржет с него исправно, косясь на полоску резинки у живота. — Здравствуйте! Беглов на занятие в цыплячьих трусах прибыл, — кричит в пустоту и, разумеется, получает от Фили увесистый подзатыльник. Тишина длится недолго. Филя даже успевает отпрыгнуть резко в сторону, когда дверь подсобки с грохотом вылетает вбок. — Не убил? Молодец, реакция что надо. Захар, — тянет руку молодой парень и торопливо пожимает бегловскую ладонь, — а ты Филипп, верно? — Филя, можно просто Филя. — Сойдет. А ты..? — Захар дружелюбно кивает на сжатого в пружину Леську. — Елисей. — То есть «Леся»? — То есть «Елисей», — хмуро отчеканивает Грачев, а у Фили аж теплеет на сердце. Ведь только для него «Леся» — разрешенный прием, за который не прилетит. — Ты на занятия не записывался? — то ли из уважения, то ли из опыта, но неприкрытый Леськин выпад Захар проглатывает молча и без комментариев. И Филя даже засматривается с уважением: Грачев умел вывести из себя быстро, и мало кто этому сопротивлялся так же усердно. Вообще, если не темнить, то смотреть на Захара в принципе было приятно. Учитывая, что Филя свое гейство прятал только от Леси, а в остальном позволял себе иногда почудить на порно-сайтах да потыкать на пару-тройку профилей в «Тиндере». — Не-а, бокс — это не мое, — вяло выдает Леська, откидываясь на стенку. Его взгляд все еще перебегает от Фили к тренеру, но спустя секунду он отключается от событий и бегло перетекает в интернет на мобилке, теряя всякий интерес. — Прям совсем-совсем? А мне кажется, что ты бы мог как раз подготовиться к сезону, массу там набрать. — продолжает Захар, тем не менее даже не оборачиваясь на Лесю. Будущий тренер наворачивает круги вокруг Фили и комментирует почти шепотом: «Руки слабоваты, но осанка хорошая. Пресс есть, но скорее из-за того, что тощий и высокий». Внезапно он делает выпад, и Филя разве что по чистой случайности успевает остановить постановочный шлепок в грудь, — Ага, значит, с дверью не просто повезло. Реакция неплохая, есть с чем работать. — А мне не нужно массу набирать, — вдруг встревает Леся, злобно сверкая взглядом, — я бывший фигурист. — О, спортсмен, значит. Уважаю. Но бокс — это не всегда про десять желтков в день и тренировки до убоя. Бокс про чувства, — философски заканчивает Захар под громкий ржач Леси. Филя бы и рад кинуть в него ботинком, но он и сам тихо прыскает после тренерских слов. — Это что же получается, какой-нибудь там Альварес — нежная и чутко-романтическая натура? Простите, не знал, — гогочет Грачев под бегловские хохотки. Но Захар — кремень, металл, сплав из неприступности и, видимо, взрослости, до которой ни Филя, ни Леся не доросли. Он терпеливо ждет тишины и добавляет: — Обычно в бокс приходят в двух случаях. Либо от хорошей жизни, либо от плохой. Поверь, всегда лучше ударить грушу, воздух, соперника, чем вываливать свои эмоции там, где этого не ждут. В любом случае, каким бы ни был твой удар, он все равно попадает в главную цель — оправдывает причину, по которой приходят на занятие. Это может быть желание скинуть вес, подтянуться, впечатлить партнера, отвлечься, — он делает аккуратную паузу, разматывая бинт с костяшек. Даже с защитой на его коже слишком много шрамов, — убежать. — Убежать? — хрипло уточняет Филя, чувствуя, как по рукам табуном ползут мурашки. Будто бы Захар одной фразой попал метко во все самообладание, каким он сдерживал себя неделя за неделей. — Ага. Спрятаться от всего и бить в пустоту. Всяко лучше, чем разрушаться изнутри. Филя хочет бросить почти незаметный взгляд на Лесю, но натыкается на такой же внимательный блеск глаз в ответ. И непонятно, то ли тот опять пытается прочесть его, как открытую книгу, то ли просто смотрит, как у Беглова догорает фитиль в голове.***
Домой они приезжают затемно, курят у подъезда и по очереди пинают колесо грачевского велика, привязанного к забору. — На завтра задали верстку. Сделаем вместе? — задумчиво интересуется Леся, выдыхая дым со вкусом газировки в небо. — Ага, без проблем. Забегу только к себе, помоюсь и приду. Тебе взять поесть? Мать наготовила плова на неделю вперед, мы с Кузей не осилим. — Врешь ты все, вы с малым жрете за семерых. Ларочка чудесно готовит. Но не сегодня, в другой раз. Филя бросает взгляд на экран мобилки и качает головой: — Ага, да и поздно уже. Скорее всего спят. Я принесу еду к тебе. — Ладно, уговорил. Пойдем, а то продувает, — канючит тихо, но все равно терпеливо дожидается, пока Беглов затушит сигарету о бортик старой ржавой мусорки. Они нога в ногу поднимаются на третий этаж и синхронно разворачиваются в противоположные стороны: Филя — налево к своей родной десятой, Леся — к двенадцатой. — Все, через десять минут жду тебя с пловом, — салютует Леся, скрываясь в парадной. А Беглов отчего-то не сразу достает ключи и еще долгие две минуты прижимается горячим лбом к прохладному металлу двери. Позже он быстро принимает душ, поправляет одеяло, съехавшее с Кузи куда-то в пол, проверяет мать и на всякий случай зачем-то еще раз курит на балконе. Видимо, от тяжелой жизни. Приходит, разумеется, не через десять минут, а через добрые полчаса, зато с пловом. Леся не злится, он уже весь в проекте, рисует в векторе загогулины и почти не обращает на Филю внимание. Но на некоторое время оживает, стоит Беглову щедро полить кетчупом плов и бухнуть тарелку прямо перед Грачевым. — Просто пушка, — торжественно сообщает Леся спустя вечность, радостно дожевывая, и довольно отставляет пустую миску в сторону. На нем ужасно короткие шорты и почти до жути неприличная майка с вырезами по бокам, поэтому Филя старается не искушать судьбу и отделывается невнятным «спасибо», сказанным куда-то в экран ноутбука. Он вроде как тоже пытается немного поработать, иначе Федоркин с колористики влепит ему жирный неуд в конце полугодия. И Леся со своими свистоплясками в майке совсем не способствует и так хиленькой продуктивности. — Знаешь, — вдруг тянет Леся, откатываясь на стуле в его сторону. Левую ногу он закидывает на тумбу, а второй тянется в потолок, отдавая дань былой растяжке. Только от одного этого зрелища у Фили ком застывает где-то в горле. Но Грачев продолжает, — а я тоже решился записаться на бокс. До Беглова доходит не сразу. Он сначала пережевывает эту фразу, не задумываясь, как это часто бывает с Леськиной болтовней, и только через мгновение рендерит полную картинку в голове. — В смысле? — он не то чтобы ошеломлен, потому что привык к закидонам Грачева, но голос все равно звучит излишне надломленно. — Ну, тоже подкачаться. Лето же скоро, а меня на улице и так с девчонками путают. Да и тебе не скучно будет. От этого Филе становится не по себе. Он едва удерживает внутри себя сдавленный крик, но до боли сжимает кулаки, чтобы не выпалить израненным зверем какую-нибудь глупую чушь. Ту, от которой ему потом будет больно и тошно. И самое главное — стыдно. Поэтому он кусает себя за губу, почти что ругая за излишнюю импульсивность, и чересчур бодро выдает: — Ну, да, ты прав, — и это «ты прав» бьет по нему гораздо ощутимее грачевских неосознанных приставаний в автобусе или этих пресловутых маек с вырезами. «Ты прав» — хуже лезвия вертикальной полоской по венам. Но Филин все равно кивает. И даже умудряется натянуть на лицо улыбку. Почему-то мелькают в голове слова Захара, и до Беглова наконец доходит, отчего приходят в бокс.