Аутфайтер поневоле

«Смешанные боевые искусства – вид спорта и категория боевых искусств, включающий в себя разнообразные средства и способы ведения обороны и нападения в рукопашном бою»

На пороге — Леська. Сжимает в руках кастрюлю и боязливо озирается по сторонам, заглядывая за спину Филу. Оно и понятно: последний раз в квартире он был далеких много лет назад, когда еще пытался собрать монетки в приставке. От того и так страшно, что он, спустя эту бесконечно долгую неделю, вдруг заявился ни с того прямо Беглову в руки. — Привет, — тянет неспешно. Сегодня он не в майке, даже не в коротких шортах. Специально, видимо, выбрал наряд поскромнее, чтобы не будить в Филе зверя, — хочешь пасту? Я наготовил лишнего, один не съем. Филу бы возмутиться, что из всех поводов зайти победила чертова паста, но он Лесю знает, как облупленного, поэтому дело вовсе не в этой кастрюле и не в том, что у Грачева с кулинарным глазомером беда. Наверняка ведь решался на этот поход через всю лестничную клетку все семь дней. — Буду. Давай у тебя только, хорошо? — Можем и тут. Я не против, — храбрится Елисей, но Беглову эти жертвы ни к чему. Он быстро накидывает поверх футболки, облепившей мокрый торс, домашнюю кофту и, впрыгнув в тапки, закрывает за собой дверь. Ключи прячет в карман: Ларочки дома нет, Кузя пропадает у друзей, впустить его обратно после разговора с Лесей будет некому. — Пойдем, как раз хотел покурить, — врёт Фил. Первым подходит к квартире, открывает собственнически и проходит вперед. Леся шустро ныряет следом. — На балкон или поешь сначала? — Поем. Беглов усаживается за стол, пока Леся хозяйничает на кухне, насыпает щедро пасты в тарелку и, как Фил привык, заливает всё кетчупом. — Давно ты ничего не готовил. — Да вот как-то нашло вдохновение, вот и решился. Пробуй. Фил послушно наматывает макароны на вилку. — Вкусно, — сообщает минуту спустя, — но ты всегда неплохо обращался с плитой, если не ленился. Готовь чаще. Молчание заставляет нервничать: Грачев уселся статуей по левую руку и внимательно наблюдал за процессом. Как будто ему действительно безумно важно, что Фил досыта наестся. — Слушай, я не прошу тебя отвечать сейчас. Если тебе еще нужно время, то думай, — наконец решается Беглов, когда от смущения из-за этой гробовой тишины уже хочется вешаться. — Я подумал. — И какие мысли? Поделишься? — терпеливо допытывается Фил. Леся откидывается на спинку стула. Баранка на макушке от удара резко подпрыгивает в воздухе, делая пируэт. А Беглову уже страшно от того, что следующая фраза может с одинаковой силой его оживить или вдарить по нему бронебойным снарядом. Он даже перестает жевать, облизывая губы от сливочной корки. — Филя, что ты хочешь от меня услышать? Такого вопроса Фил, естественно, не ждал. Он потерянно пялится в ответ на Леськино заинтересованное лицо, не найдя мгновенного ответа. Естественно, «да». «Да, ты мне нужен», «Да, я тоже тебя люблю». Но вслух произнести это всё невозможно, как будто он заранее знает, что фраза застрянет в горле. — Хоть что-нибудь. — Понял. Я попробую тогда, а ты слушай. Хорошо? — Ага, — вымученное «ага» звучит с недоверием. Как будто Фил заранее все для себя решил, приготовившись к худшему. Дурацкая сцена с таблетками сразу же всплыла в памяти. — Я не знаю, люблю ли тебя, — у Беглова едва не проступает пот на висках от одного этого «люблю ли». — В смысле, конечно, люблю, просто не так, как ты. Я никогда об этом не думал до той недели. А потом начал крутить в памяти всё, что у нас было, и захотелось ударить себя по щекам. — За что? — За то, что не замечал ничего. Или не хотел замечать. Для меня всегда было нормальным — быть рядом, ближе, чем кто бы то ни был. Обнимать тебя, трогать, прикасаться к твоей коленке, если легчает после приступов. Я только сейчас понял, что упустил момент, когда ты стал от меня шарахаться. Думал, что просто надоел тебе, а выходит, что не надоел, совсем наоборот. Знаешь, как меня это пугало? Что ты бегаешь от меня, словно я заразный? Пиздец, как. Всё готовился к тому, что ты однажды придешь и скажешь, что устал. Я даже записался к психологу, снова. До Фила доходит не с первого раза. Он упрямо крутит в голове последнее предложение и, когда мозг наконец-то прогружается, выпаливает: — К психологу? Ты серьезно? — Ага, прикинь. После Лары я так их боялся, а в итоге, представив, что ты уйдешь, решил к этому заранее привыкнуть. К чувству, что тебя не будет рядом. Холодея от ужаса Фил дрожащими губами уточняет: — Получилось? — Скорее да, чем нет, — спокойно сообщает Леська, на Беглова смотрит с улыбкой. Только вот Филину вообще не до смеха. Он ощущает, как пальцы рук начинает покалывать от испуга. — Мы проработали мою реакцию на твое несостоявшееся «я ухожу», мою сепарацию, переезд в другую квартиру. Даже договорились, что я сотру все твои фотографии из телефона, удалю переписки. Исчезну. От чувства дежавю Беглов белеет, как мел. Елисей наверняка видит его бледное лицо, но не спешит кидаться навстречу, только пододвигает поближе чашку с горячим чаем. — А потом появились бокс, Захар и «Тиндер». Думал, что закопаю тебя в саду между посадкой тюльпанов. О всяких «сбегу» речи больше не шло. Понял, что скорее сломаю тебе ноги, чем дам куда-то от меня свалить. Страшно звучит, скажи? Но я не стал зацикливаться на этом, просто принял как данное, что от тебя не отстану. Нужно будет пойти на бокс? Пойду. Зависнуть в баре? Зависну. Даже кино и то с тобой посмотрю, если оно тебе так важно. А потом... — А потом я свалился тебе на голову с признанием. Вовремя, да? — почти на грани с помешательством хрипло смеется Фил. — Вовремя, ты прав. Думаешь, я испугался? — Думаю, что да. Леська качает головой: — Плохо думаешь. Я был в восторге, Филин. Настенные часы трезвонят полночь, а Беглов даже не слышит этого звука, как будто заложили уши. Зато крутит в голове репитом грачевский выпад. — В восторге, что ты от меня никуда не денешься, — продолжает спокойно Леся. Его голос звучит ровно, Фил бы давно вычислил вранье, если б оно там было. Но ни его следов, ни намеков на ложь не находит, как бы не пытался. И либо Елисей прилично прокачался в навыках дурить ему голову, либо сейчас, рассуждая вслух о своих размышлениях, говорит кристальную правду. — Нужно будет спать с тобой? Я буду спать. Целовать тебя? Буду целовать. Не потому, что ты единственный, кого я к себе подпускаю, а потому что только тебе я могу себя доверить. Нездорово звучит, конечно, хотя другого я так и не надумал. Люблю ли я тебя так же сильно, как и ты меня? Не знаю. Но у меня нет другой попытки влюбиться, её попросту не будет. Я лучше ухвачусь за этот шанс, чем потеряю все, что у меня есть. — То есть ты говоришь мне «да»? — Фил пропускает ту часть, где здравый смысл растворяется в ворохе их совместных психологических непроработанных травм. — Я буду говорить тебе «да». И сегодня, и позже. — Ты же понимаешь, что после этого я тебя не отпущу. Леська покорно наклоняет голову: — А я и не хочу «отпускаться». Пусть когда-нибудь про нас напишут в журналах, как про пример неадекватных отношений, но для меня такой вариант — лучший из лучших. — И ты не пожалеешь? — О чем, Филя? Что не стал проживать одинокую жизнь? Так о таком не жалеют. Сейчас у меня есть шанс, здесь, с тобой. А там, где-то в мифическом мире без тебя, его не будет. — Ты можешь однажды кого-то полюбить. — Я и планирую «однажды кого-то полюбить». Тебя. Я уже в каком-то смысле это делаю, просто пока что иначе. — Мне страшно, — вдруг сообщает Фил. Его ладони давно вспотели, а глаза хаотично бегают от спокойствия Леськи к чашке с чаем. — Почему? — Что я не даю тебе выбора. — Глупости, Филька. У меня когда-то был один вариант: ни с кем больше не общаться вовсе. А потом ты пришел, взял меня за руку и увел от родителей. Я свой выбор сделал, сейчас делаю и буду делать. — Но это всё, всё, о чем мы сейчас говорим, ненормально. — Ага, но не для нас. Ты меня любишь? — пытливо интересуется Елисей, наклоняясь над столом. — Люблю. Просто до безумия, блядь, люблю. — Здорово. Значит, выбор отличный. Перед тем, как встать с дивана и сделать два широких шага к Лесе, Фил думает недолго. И, подойдя вплотную, усаживается на колени, укладывая подбородок на грачевские ноги. Елисей неспешно гладит его по голове, от лба к затылку, лохматя и без того кошмарную после отсутствия сушки прическу. — Я думал, что ты меня поцелуешь, — храбро сообщает Леська, когда в очередной раз касается прохладного лба. Руки у него горячие-горячие, не как у Беглова, с которого за эти недолгие десять минут сошло сто потов. — Не сейчас, дай успокоиться. — Секса сегодня тоже не будет? Фил обреченно мычит в штанину: — Слушай, еще одно слово, и будет всё, и секс, и поцелуи. Потом не сможешь неделю сидеть. — Я уже всё погуглил, процесс, оказывается, не такой уж и сложный. — Ты про что? — Про «сидеть неделю не смогу». Я же снизу? Этого ты хочешь? «Хочу, чтобы ты прекратил так развязно себя вести, пока я держу себя в руках». — Я хочу тебя как угодно. Если хочешь, я сам раздвину ноги. Хочешь вообще без секса? Станем асексуалами. Лишь бы ты оставался рядом. Леся тихо хохочет в кулак. И этот звук, такой родной и знакомый, наконец-то успокаивает, заставляет руки перестать ходить ходуном. Фил жмется теснее, вдыхает запах геля для стирки, оставшегося на ворсинках штанов. Если у него еще не снесло крышу, то только потому что Грачев продолжает рукой держать его голову. Спустя секунду тот все-таки делится: — Нет, я хочу попробовать. Только, наверное, пока что сверху. Фил кивает, сверху так сверху. Он хоть и дрочил последние десять лет на дурацкие фантазии о том, как будет вбивать Лесю в матрац, но сейчас, когда эти мечты грозятся хотя бы на йоту стать реальнее, готов идти на уступки. А то, что Грачев на голову ниже и тоньше, так это херня — они лягут в кровать, и разница в росте уже не будет помехой. Разве что придется у Леси, с его новыми знаниями о сексе в нижней роли, попросить мастер-класс. — Никогда об этом не думал, но делай так, как хочешь. Я подстроюсь, — Филу, если честно, уже сейчас хочется стянуть с себя футболку, потому что в паху давно затвердело, но вместо этого он касается пальцами кромки Леськиных штанов и, сдаваясь самому себе, негромко просит. — Можно? Видно, что Лесе страшно, но он кивает, потому что скорее всего тоже давно сам себе сдался. Под штанами — почти ничего, никакого белья, только Леськин невозбужденный член. Но Фил не медлит, сразу накрывает ствол губами. Грачев следит за каждым движением, но не мешает, даже убрал с головы руку, чтобы внимательнее рассмотреть, как Филю плющит от возбуждения. — Возьми в рот, — требовательный голос Леси нравится Беглову куда больше, чем то самое терпеливое спокойствие, с которым тот начал этот вечер. И Фил берет, беспрекословно подчиняясь. Насадиться сейчас проще, чем когда всё затвердеет, поэтому, пока этого не случилось, просто гоняет за щекой головку и тихо стонет, отбивая эхо от собственного рта. Вязкая слюна помогает скользить по члену, потихоньку возбуждая, лишая Леську страха, который наверняка остался от одних воспоминаний про «Звездный». Первый стон, которым Грачев награждает его спустя минуту, звучит лучше пластинки «кикерсов», и двигаться Фил начинает куда активнее. Уже не так свободно, как раньше, потому что, оказывается, не его одного природа одарила. Рука, только что свободно лежавшая на бедре, возвращается на привычное место, на голову, и давит сильнее. В горло Беглов не впускает, пока не умеет, в конце-концов это первый минет в его жизни, но старательно сосет, выбивая новые и новые звуки из плотно сжатого Леськиного рта. Ладонь Фил без стеснения запускает под резинку своих трусов и сжимает член. Дрочить одновременно с толчками во рту сложно, но даже эти хаотичные жесты доводят его до исступления почти мгновенно. От перевозбуждения ли или от запаха Леси Беглов позорно кончает за минуту. И стонет, не выпуская грачевский ствол изо рта. Вибраций оказывается вполне достаточно, чтобы Елисей, откинув голову назад, вжав Фила в пах резким движением, выдохнул: — Глотай. И Фил, конечно, глотает. Даже каплю проронить не посмел, совесть бы потом загрызла. — Тебе понравилось? — откашлявшись, спрашивает осторожно. И хоть щеки Леськи, пунцово-красные, говорят сами за себя, ответ все равно жизненно необходим. — Мне понравится всё, что ты со мной сделаешь. И, — он наклоняется, сжимая лицо Фила в ладонях, — поцелуй меня, потому что это ненормально, начинать отношения так, на коленях, с моим членом во рту. — У нас всё не очень нормально. Ты еще не понял? Но все равно целует.