***
— Ну, как говорится, прошу к столу! — На опознании так не спиздани... — буркнул Фёдор натягивая перчатки. — Труп женщины, приблизительно 30 лет... Наблюдается цианоз лица, шеи... Губы, грудь синюшного цвета. На теле... — Фёдор стянул простынку и посмотрел на остальное тело. — На теле наблюдается гусиная кожа... Перед смертью ей было холодно. Так же... — русский накрыл труп тканью, и взглядом пробежался по всему телу. — О! Шаркающими и слегка прихрамывающими шагами Фёдор пошёл к голове. Наклонившись над головой и задумчиво поглядев на грязные волосы Достоевский выпрямился. Взяв с соседнего столика с инструментами деревянный брусок, Фёдор вернулся к секционному столу. Приподняв тело женщины парень подложил под голову брусок. — Так же на теменно-затылочной области наблюдаются две, небольших по размеру, гематомы... Удар нанесён тупым тяжелым предметом. И... — опять повернувшись к столу с инструментами, Фёдор взял оттуда пинцет и зип-пакет. — В ране обнаружен отколовшийся фрагмент, предположительно этого самого тупого предмета! — Что...? — всё время молчавший Осаму подал наконец признаки жизни. — Реально? — А ты глянь. — Фёдор вытянул пакетик с кусочком дерева к лицу Осаму. — Хоба. На экспертизу отдать надо... Я к Анго. — Вали-вали... А мы продолжим. Первый разрез приходится самым наиприятным для Фёдора. Тонкий разрез скальпелем от горла до живота и ниже является наиболее чистым. Перчатки ещё не так заляпаны кровью, из инструмента используется лишь нож. Слегка надавливая на шею лезвием ножа, Достоевский аккуратно разрезает кожу, плавно и методично спускаясь к туловищу. Спустившись с шеи к телу, русский уже сильнее давит на нож, и разрез совершает более пилящими движениями. Уже стараясь дорезаться до кости. Затем режет только для мыщц — не хватало только кишки порезать и испортить аппетит перед обедом. Нож кажется, вошёл глубже чем надо — все-таки, Фёдору аппетит ничего не испортит. Русский чуть хмурится и убирая руку с ножом, а свободной раздвигает кожу живота. Кишечник цел. А есть Достоевскому всё-равно нечего.***
— И так, это бамбук, с одной стороны кусочек покрыт лаком. Это всё, что Анго мне сказал. У тебя что? — Смерть наступила в результате переохлаждения. — Достоевский отпил из кружки и вновь уставился на Дадзая. — Так же как и тот парень из бара. Ещё раны были получены за несколько часов до смерти, еще в волосах женщины я нашел частички рыбьей чешуи. — Фёдор склонил голову вбок отчего его сальные волосы сосульками легли на плечи. Покачивая левой ногой можно было заметить на ногах Фёдора потертые носки, потертые резиновые тапочки — "Кроксы" И общую худобу конечности. — Чешуи... — Да-да, чешуи.***
— То есть как ты просто поговорил, а обыск не произвёл, блокнот не забрал, и испугался какого-то проститута?! — Он т-танцор... — Ацуши поежился на крик Чуи. — Да хоть Хоакин Кортес! — рыжеволосый мужчина стоял над столом оперевшись о дерево руками. На шее кажется вздулась венка, а сам он тяжело и много дышал. Ноздри вздувались, а лицо было красным. В этот момент в кабинете послышалась стандартная мелодия звонка телефона. — Да?! — рык, потом уже более спокойный диалог. — Готово? Хорошо... Что? Какая палочка? Бамбуковая? Вы че там, над трупом жрали? А... Понял. Заеду сейчас. Сбросив звонок Чуя оглядел Ацуши с ног до головы, набирая новый номер. — Алло, Куникида-кун... Да, готово всё. Сейчас заеду за ней... Я чего звоню, надо будет к начальнику недавно обнаруженной девушки зайти. Поспрашать.. Да. Я? Я не могу. Ацуши нихера не сделал, а мне исправлять. Буду надеяться, что что-то и найду... Да-да-да, знаю... Ну, а что я сделать могу? Всё, до связи, их контора до восьми людей живых принимает... Ну вот такое заведение. — сбросив вызов Чуя уже спокойнее поглядел на. Накаджиму.— Радуйся, трусишка-зайка-серенький. Завтра договорим.