Баошу вернулся в Цяньцао не один. По вымощенным серыми каменными плитами дорожкам поместья целителей они с дедушкой Лю прошагали до чженфана рядом, неизменно встречая почтительные поклоны членов клана и немногочисленных нанятых в городе слуг.
Попасть на службу в Цяньцао среди цзычаньцев считалось и до войны честью, а уж после, когда клан вернулся и потихоньку начал восстанавливаться, он стал одним из немногих источников работы и хорошей, по меркам послевоенного года, оплаты. Да и своим работникам целители делали хорошую скидку, а то и лечили бесплатно. Так что все эти немногочисленные мужчины и женщины в простых одеждах из некрашеного полотна — серые, словно тени, — они на самом деле относились к каждому из его клана с почтением. И каждый член клана Вэй относился с почтением к ним, прекрасно зная цену труда. Цзычань Вэнь никогда не были теми, кто задирает нос перед слугами. Цзычань Вэй этому правилу не изменили.
В кабинете главы ждали наследник, невеста и бабуля Нюйлин. Баошу представил всех друг другу, вместе с А-Цин взялся разливать чай, вогнав этим в смущение всех присутствующих, кроме дедушки. Дедушка Лю держал серьезную мину, в его глазах — темно-синих, в мягкой тени кабинета казавшихся черными — плясали игривые отражения госпожи Хайтан, бесстыдно размахивая хвостами. Баошу чуть покусывал щеку, чтобы не рассмеяться, но воспринимал этот ритуал все-таки достаточно серьезно. На свадьбе это, конечно, будет еще серьезнее, но сейчас он знакомил свою невесту и ее семью с последней частью своей семьи.
Если смотреть придирчиво, то они уже нарушили просто неназываемое количество правил и традиций касаемо брака. Они жили в одном поместье, работали бок о бок, знали друг друга так, как не должны были знать: иногда, игнорируя слабые протесты А-Цин, Баошу вытаскивал ее на крошечные прогулки-свидания, переносясь в посещенные им уголки мира, хотя разнообразия в них было мало. Однажды он, рискуя, перенесся в один из садов Цзиньлин Тай, желая удостовериться в том, что пионы там цветут и зимой, поддерживаемые мощными заклятьями и печатями. И украл три тугих сочных бутона с клумбы, чтобы преподнести невесте. Баошу касался ее рук, сплетал их пальцы, обнимал ее... Они подарили друг другу свои первые поцелуи задолго до того, как подруги А-Цин и она сама взялись за алый шелк и золотые нити.
Но и чистой формальностью и видимостью для них церемония бракосочетания не была. Они не смели переступить границу и познать друг друга глубже, для обоих было важно сделать это на красных простынях, с которых едва собраны ююба, семена лотоса и граната, под алым пологом, сняв друг с друга свадебные одеяния. Это было важно, это должно было быть не просто датой в их жизни, а еще одним ритуалом, что связал бы их души и тела.
Но сейчас, после неспешного знакомства с семьей невесты Баошу был намерен так же познакомить дедушку и со своей семьей — братом и сыном. Он знал заранее и заранее же сказал об этом Бессмертному: А-Лу не желает, чтобы кто-то еще, кроме самого Баошу, проводил его Гуаньли, но если дедушка Лю предложит — из вежливости согласится. Лю-шэнсянь покивал и сказал, что предлагать не станет, все-таки он больше учитель и воспитатель, нежели родич. Это справедливо: меж ними нет ни крови, ни ритуалов принятия. Нет, на самом деле, даже обычного поклона ученика учителю. Лишь духовное родство и духовное наставничество, порожденное милосердием Бессмертного. Это то, что для Баошу сильнее и крепче, чем все остальное.
А-Лу смотрел на Бессмертного так широко раскрытыми глазами, что Баошу искренне забеспокоился за их целостность. Улучив мгновение, он шепнул старшему брату:
— Дагэ... Он на самом деле Небожитель, да? Как он может быть так красив?
Баошу не смог удержаться от смеха. О, его младший братик очень проницателен, а его глаза остры: очень, очень многих обманывали седина, борода и легкая иллюзия морщин. А-Лу сумел рассмотреть истинную красоту Бессмертного Лю — зрелую, устоявшуюся, словно каждая черта его лица выглажена и отполирована в белоснежном нефрите самым искусным резчиком. Дедушка Лю говорил, что в юности походил больше на девицу, нежели на воина, на избалованного и изнеженного отпрыска благородной фамилии, которому не мечом бы махать, уничтожая чудовищ, а кистью, расписывая веера и свитки. В нынешнем Бессмертном от того юнца осталось лишь имя.
— Он Лю-шэнсянь. Не приписывай ему лишнего, дедушка этого не любит. Хотя я и сам был склонен считать его если и не богом, то вплотную приблизившимся к вознесению.
— Нет уж, Котишка, чего я не желаю — так это вознесения, — кто бы сомневался, что острый слух Бессмертного позволит ему услышать все сказанное и с другого края просторного внутреннего дворика, засаженного буйно цветущими сливами — в этом году они расцвели необычайно рано, словно в подарок на Гуаньли А-Лу.
Вэй Лу бурно покраснел, Баошу только усмехнулся, отвечая:
— Лаоее, этого не хотел бы и я. Оставайся в этой грешной юдоли как можно дольше.
***
Церемония прошла идеально. Именно так, как хотел и должен был провести ее Баошу для своего младшего брата. И если у Вэй Сяоцина были мокры ресницы, а глаза блестели слишком уж ярко — то кто бы посмел его судить? Разве мужчинам запрещено проливать слезы, если их сердце переполняет радость?
Его волосы, с трудом собранные в тугой аккуратный пучок, украсил скромный, но весьма изящный серебряный гуань в виде трех резных листочков боярышника, заколотый шпилькой, которую Баошу лично вырезал на Сокрытой горе из ветки персика и украсил красной яшмой, найденной там же. Она, эта шпилька, была практически такой же как та, что носил он сам. И эта маленькая деталь еще глубже подчеркивала их родство.
— Дагэ, — Сяоцин часто моргал, но пара капель все равно сорвалась с ресниц и утонула в шерсти его нового друга, который скульнул и потянулся вылизывать его щеки.
Баошу рассмеялся, покачал головой:
— Нет, диди, нет, имя щенку ты дашь сам.
— Я уже придумал, — Сяоцин прижался к его груди, спрятал лицо на плече, окунаясь в привычный аромат: чернила и киноварь, лекарственные травы и металл, огонь и ветер. Так много всего, и все это — его старший брат, тот, кто дал ему новое рождение и смысл жить. — Я назову его Чжунши.
— Хорошо. Это хорошее имя, диди. Сейчас тебе нужно немного времени, чтобы успокоиться. Дедушка Лю предложил взять тебя на Сокрытую гору. Ты хочешь пойти с ним?
Баошу слышал, как ускорилось его сердцебиение и взвихрилась ци, еще неспокойная после ритуала. И все же Сяоцин молчал довольно долго, взвешивая все «за» и «против». Баошу понимал: диди не хочет оставлять его в преддверии последних месяцев подготовки к свадьбе, погребенного множеством забот и хлопот по управлению кланом. Но несколько недель медитаций на Сокрытой горе могли подготовить Сяоцина к выходу в мир уже на самом деле, к новому «знакомству» с теми, кто знал его прежде, дать ему силы на вступление во взрослую жизнь со всеми ее трудностями.
— Мы примем любое твое решение, а-ди. Но я бы советовал согласиться. Тебе это будет полезно.
— Хорошо, дагэ. Я отправлюсь с Лю-шэнсянь. Ненадолго, обещаю.
Баошу прижал его чуть крепче, мягко потерся носом о висок, ероша все равно выбившиеся из-под гуаня вьющиеся волоски.
— После праздничного пира, диди. Сегодня ведь твой праздник.
***
Позже, обдумывая все случившееся, Баошу уверился: дедушка Лю, несомненно, как-то умел прозревать будущее, не иначе, ведь на следующий день, после того как Бессмертный увел Вэй Сяоцина на Сокрытую гору, в Цяньцао заявился слегка потрепанный отряд заклинателей, наполовину состоявший из «пионов», а на вторую — из «облачников» Гусу Лань. И Баошу пришлось несладко, ведь отряд вели сами главы Цзинь и Лань. Ему хватило нервотрепки и с ланьскими Нефритами, старший из которых внезапно возжелал посетить Не Минцзюэ, а младший, словно репей к подолу, пристал с заунывным рефреном «Вэй Ин, вернись со мной в Гусу!».
