Чужие слабости

Как и ожидалось, в Коллегии все молчали до тех пор, пока в ход не пошли угрозы и членовредительство. Ондолемар с отвращением понимал, что такими темпами дойдет и до пыток (хоть на них Эленвен сразу дала не просто согласие – чуть ли не высокое свое благословение). Закрытое сообщество магов по ясным причинам не хотело выпускать какие-либо сведения за пределы своего узкого круга, да и страху они все натерпелись немало. А теперь ещё и Талмор запустил свои руки сюда чуть ли не по самый локоть, расследуя смерть собственного ставленника. Но сколько бы Ондолемар не сочувствовал им, и как бы не пытался отделаться от нежеланной работы, все выглядело слишком странно: Анкано стал архимагом и едва ли не через полгода погиб при обстоятельствах, которые толком объяснить никто был не в состоянии. Старшие преподаватели пожимали плечами и шепотом говорили о Псиджиках (Ондолемар едва удерживался от того, чтобы закатить глаза). Ученики и вовсе избегали любых разговоров и контактов, стараясь как можно скорее исчезнуть из его поля зрения, если вдруг в него попадали. Ондолемар часами просиживал в покоях архимага, совсем недавно принадлежавших Анкано. Перебирал его бумаги, рассматривал его вещи. Анкано был не самым приятным во всех отношениях, и Ондолемар с удовольствием перевесил бы расследование его смерти на шею кому угодно другому, и уже готов был приступить к этому перевешиванию, когда, наконец, шестерни задвигались. Нового архимага так и не избрали, и причина была проще некуда – никто не хотел брать на себя такую ответственность. Прошел уже месяц, без управляющего дела Коллегии, итак идущие ни шатко, ни валко сделались и того хуже, и пошли толки. А вот если бы вернулся кто-то из бывших учеников. А вот если бы Анкано не выгнал того-то. Сплетни говорили еще и о том, что маги оклемались в какой-то мере. И Ондолемар решил в последний раз провести беседы. Ему нужно было хоть что-то, за что можно было зацепиться, чтобы предоставить Эленвен не только бессвязные упоминания Псиджиков. В этот раз терпение его быстро кончалось, и дважды он почти подпалил чужие мантии. Раскололся один из старших преподавателей, некстати попавшийся Ондолемару вечером, после долгих разговоров с учениками. Солдаты заступили вход в комнату без двери, отведенную им в Зале Поддержки, и Ондолемар, рассматривая сверкающее на ладони пламя, ждал хоть какой-то откровенности. Дождался имени. - Вам нужен Этхель, - ответил старик, обливаясь потом и все косясь на закрытый путь к отступлению. – Он был...близок с Анкано. - Насколько близок? – Ондолемар даже на секунду забыл об удерживаемом в руке заклинании. - Достаточно, чтобы проводить с ним ночи. После еще нескольких минут вкрадчивого повествования, солдаты, по знаку, расступились, преподаватель скрылся с глаз немедленно, а Ондолемар принялся собирать свои немногочисленные вещи. Этхель покинул Коллегию по просьбе ярла Элисиф за месяц до гибели Анкано. При дворе в Солитьюде требовался еще один маг, и Этхель быстро стал там таном. Из Коллегии он бежал, судя по сплетням, чтобы только быть подальше от Анкано, слишком настойчивого в своих желаниях. Ондолемар выехал в Солитьюд той же ночью. Правила приличия требовали нанести визит ярлу, но первой дверью, в которую Ондолемар постучался в Солитьюде, была дверь поместья Высокий Шпиль. Огромный дом мало походил на прибежище юного мага, едва бросившего ученичество. В сумерках светились окна первого этажа и два окна второго. Едва Ондолемар поднял руку постучать еще раз, ежась от промозглого холода, как дверь открылась. На пороге стояла женщина. Нордка, достаточно плотная, в кольчуге и с мечом на поясе. Явно воин. - Да, господин? – Спросила она вкрадчиво, хотя смотрела подозрительно и выражением лица не выражала ничего, кроме неудовольствия от позднего визита. - Доброй ночи, - Ондолемар поправил вымокший капюшон озябшими даже в перчатках пальцами; из дома тянуло жаром очага. – Мне нужен тан Этхель. Женщина подозрительно смотрела на замерших подле Ондолемара солдат и пару мгновений колебалась. - Дело не терпит отлагательств, - добавил Ондолемар, начиная раздражаться. Дождь все усиливался, и ночь была слишком холодной для лета. - Я позову хозяина, - женщина отошла, наконец, позволив пройти внутрь. – Подождите, будьте добры. И быстрым шагом, настороженная, пошла к лестнице, ведущей вниз. Ондолемар заглянул в просторный трапезный зал, где горел очаг, помялся с ноги на ногу, борясь с желанием снять промокшую, волглую одежду. Но снял только капюшон. Как раз тогда, когда женщина вернулась. За ней шел молодой человек в запахнутой, длинной мантии. Полукровка, с темными, длинными, влажными волосами, босой. Сомнений в том, что это и есть Этхель, не возникало. Однолемар сморгнул, осознавая, что понимает Анкано. Даже будучи человеком, Этхель был красив настолько, что Ондолемар вряд ли бы отказался провести с ним ночь. У него были разного цвета глаза – правый желтый, а левый темно-синий. Это придавало странную асимметрию красивому молодому лицу. - Доброй ночи, - он склонил голову в легком поклоне и перебросил с плеча за спину наполовину расплетшуюся косу. – Вы хотели меня видеть? Была в нем какая-то странная, до конца Ондолемару не понятная плавность. Мягкость, словно он не знает что значит – сопротивляться. Он был весь – изгибы и линии, плавно перетекающие. С тягучими, легкими движениями, мягким, тихим голосом. - Мне нужно поговорить с вами о произошедшем в Коллегии, - без лирических отступлений, сразу начал Ондолемар, и глаза Этхеля потемнели, сомкнулись в тонкую линию губы. – Чем быстрее мы выясним интересующие меня вопросы, тем лучше. Ондолемар ожидал любых отговорок, но не удивился, когда услышал ответ. Именно так и должно было быть – Анкано не любил ломать сопротивление. Поэтому Этхель не должен был сопротивляться. Просто этого не умел. - Конечно, - ответил он и указал на лестницу на второй этаж. – В моей комнате, если позволите. Конечно, Ондолемар позволил. Наверху было теплее, но вся нижняя рубаха тоже была насквозь мокрой и даже горячий воздух не согревал. Этхель закрыл двери, Ондолемар сел на его кровать и приготовился задавать вопросы, расстегнув плащ и продолжая рассматривать Этхеля. - Я не был в Коллегии уже несколько месяцев, - сразу сказал Этхель и зябко поежился. - Возвращаться не собирались? - Нет, - он покачал головой, и весь сделался грустным, перестал смотреть Ондолемару в глаза. - Какого толка отношения связывали вас с Анкано? – Ондолемар смотрел на его шею. Как дернулся слабо очерченный кадык. – Вы были любовниками? - Наверное, можно так сказать, - Этхель огляделся и тяжело опустился на низкий стул недалеко от двери, повернувшись так, чтобы Ондолемар мог его видеть. Он весь даже, кажется, побледнел. Ондолемар уже знал, что спросит дальше, знал это и Этхель. - А как еще можно сказать? Это было по обоюдному согласию? Этхель покачал головой и потер тонкими пальцами лоб. Слабо затянутая кушаком мантия сползла с покрытого веснушками вперемежку со шрамами плеча, и Ондолемар засмотрелся. Определенно, Анкано не был дураком. Из всех, кого Ондолемар видел в Коллегии, даже включая ту женщину-альтмера, вряд ли бы нашелся хоть кто-то, любого пола, способный соперничать с Этхелем. Он был весь настолько желанен, что Ондолемар все же счел лучшим отвернуться. И он был мягок и бесхребетен. Естественно, Анкано не спрашивал его согласия. - Он вас насиловал? – Вопрос вышел настолько жестким, что Этхель дернулся. И тут же прикрыл губы пальцами. - Зачем вы это спрашиваете? – Слабо выдохнул он. - Вы знаете, какое Анкано имел отношение к Талмору. – Ондолемар вновь смотрел в глаза Этхеля. – Мы не можем оставить произошедшее без вмешательства, а обстоятельства его смерти невыясненными. - Найти причастных и наказать виновных, - сам себе кивнул Этхель. – Я не знаю, как это случилось. Меня не было тогда рядом с ним. Он говорил медленно, с трудом подбирая слова, и Ондолемар даже ненадолго отступился от принципа вопрос-ответ. Было еще что-то о Анкано, о напряженности в Коллегии из-за поста архимага, но Ондолемар хотел вернуть разговор в прошлую стезю. Его куда больше интересовали отношения Анкано и Этхеля, чем обстоятельства смерти и детали некоего несуществующего заговора. Это можно было выяснить потом. Впервые за время расследования, что-то по-настоящему волновало Ондолемара. К делу это имело мало отношения, но и само дело имело мизерный вес в системе ценностей Ондолемара. Угрозы общим интересам Талмора в Скайриме нет, увядающая Коллегия не настолько важна, чтобы потеря ставленника там была ощутимой. Да и сам Анкано был не из тех, о чьей смерти скорбят. Но дальше разговор не пошел. Этхель извинился и предложил Ондолемару остаться на ночь в его доме. Предложил ему свою постель. Двоих солдат Ондолемара разместили в соседней гостевой комнате. Этхель принес сменную одежду и Ондолемар, уже зная, что она будет мала, не отпускал Этхеля ровно до тех пор, пока при нем не примерил все три комплекта. Этхель смотрел на него, обнаженного, с тем же выражением покорности и усталости на лице, с которым встретил нежданных гостей. С позволения Ондолемара он высушил заклинанием его нижнюю одежду и дважды извинился за то, что может помочь только этим. Женщина, её звали Йордис и она была хускарлом Этхеля, накрыла стол на втором этаже к ужину и вместе с хозяином удалилась. Уже ночью, когда солдаты спали (Ондолемар отметил, что нужно сделать им выговор утром за потерю бдительности в тылу врага), Ондолемар спустился в подвал. Этхель обнаружился у пентаграммы душ в просторной комнате. Он почти засыпал, высохшие расплетенные волосы спадали по плечам вниз, едва не доставая до пояса. Все та же легкая мантия и никакой обуви. Ондолемар подошел к нему сзади и положил руку на плечо. Этхель вздрогнул явственно и сильно, и замер, едва повернув голову. - Сонный зачарователь вряд ли может создать что-то ценное, - Ондолемар мягко провел ладонью до предплечья Этхеля и убрал руку. Он развернулся, смущенно потер сонные глаза. - Да, вы правы. Так, наверное, Анкано и сорвало резьбу. Этхель пожелал доброй ночи и выскользнул от пентаграммы, задев Ондолемара. Жар тела ясно ощущался через легкую ткань. Спал Ондолемар беспокойно, окруженный незнакомым, терпким запахом Этхеля. А утром, когда Йордис накрыла стол к завтраку, Этхеля уже и след простыл. - Хозяин у ярла, - без интереса отозвалась Йордис на вопрос. – Он возвращается к вечеру. В этот день Ондолемар к ярлу не пошел. Отправил солдат отчитаться за визит во дворец, а сам остался в чужом доме. Йордис косилась на него с прежним недоверием и ходила по пятам, стараясь следить за каждым его движением. А Ондолемар спал, листал книги и размышлял о том моменте, когда Этхель вернется из дворца. В стопках книг разной степени паршивости в комнате Этхеля нашелся дневник, переплетенный кожей из разномастных листов. Там были подшиты карты, истертый пергамент и куски отшлифованной кожи с записями, пометками, рисунками. Ондолемар листал его, сидя у стола на полу, в отсветах пламени свечей разглядывая рисунки углем и чернилами. Фалмеры, женщины, мечи и стрелы, посохи и украшения. Люди, меры, звери. Последние страницы были почти все одинаковые. Грубо выделанная зернистая бумага, ни на что не годная. На этих листах аккуратные и кропотливо прорисованные были портреты. Почти все они изображали Анкано. Он в профиль, касаясь длинными пальцами лба. Подперев голову рукой, дремлет сидя за столом и волосы спадают на лицо беспорядочно. Раздраженный, сдвинуты брови и раздуваются в гневе ноздри, губы сжаты, уголки опущены вниз. Ондолемар листает и с удивлением рассматривает каждый рисунок. Их много. Анкано, сплошной Анкано. Спящий, злой, задумчивый, обнаженный по пояс, занятый за чтением, творящий заклинание. И все прорисовано скрупулезно. Каждая черта лица, морщины, каждая прядь волос – все повторяется раз за разом, так, словно для каждого портрета Анкано позировал по несколько часов. Но позировать он вряд ли бы стал. Уж точно не для портретов чернилами по поганой бумаге. Художник знал его не просто хорошо. Он знал Анкано досконально. Этхель возвращается затемно. Вокруг него, едва вошедшего, хлопочет Йордис, помогая снять промокшую верхнюю мантию. Усталый, он смотрит на неё с мягкой улыбкой, слушая веселый щебет и не пытаясь уйти от бесполезной возни. Накрыт ужин – Йордис ждала только возвращения тана. - Как вы провели день? – Уже за столом спрашивает Этхель, обернувшись к Ондолемару. Солдаты отправлены во дворец, чтобы не мешались под ногами и не давили своим присутствием на хозяев дома. Без них Йордис чувствует себя уверенней, хотя поглядывает на Ондолемара с явной неприязнью. Готовить на троих ей явно менее сподручно, чем только для себя и Этхеля. - В ожидании продолжения нашего вчерашнего разговора, - отзывается Ондолемар, и Этхель отвечает легким кивком. После ужина они снова вдвоем в спальне на втором этаже, и Ондолемар протягивает Этхелю найденный дневник с рисунками. - Это вы рисовали? – Интересуется, ожидая увидеть на лице Этхеля гнев. Но кроме усталости ничего не видит. - Да, - кивает Этхель. - Можете рассказать больше о ваших отношениях с Анкано? Этхель вздыхает. Касается пальцами уха, продолговатых сережек зажатых вдоль аккуратной мочки. Он говорит все так же неспешно, чувствуется, что подбирает слова. Но рассказывать он умеет. Речь ровная, без запинок, словно он рассказывает что-то совершенно иного толка. Чью-то чужую историю. Без проблесков чувств, словно совсем непричастен. Ондолемар слушает и ясно видит перед собой все. Его воображение дорисовывает те подробности, которые опускает Этхель. Как Анкано впервые обратил на Этхеля внимание. Пустой Зал Стихий, в котором они впервые разговаривают наедине. Смерть архимага и Анкано, занявший этот пост. Покои, теперь по праву принадлежащие Анкано и Этхель, растерянный, смущенный, когда за ним на засов закрывают дверь, запирая внутри вдвоем их в этих покоях. Почти маниакальная педантичность Анкано. Его брезгливость – никаких поцелуев, как можно меньше прикосновений. И, раз за разом – полная покорность Этхеля. Полное подчинение. Он так странно подчеркивает, что Анкано никогда не забывал вылечить его после…этого. Когда у самого Этхеля даже на элементарное исцеляющее заклинание сил уже не было. Этхель умолкает, и Ондолемар не может понять, что чувствует. Жалость и отвращение в нем граничат, мешаются с желанием. Он смотрит на Этхеля, на это сломанное, нецелованное существо, не знавшее никого, кроме Анкано, не знавшее и не знающее ласки. Теперь Ондолемару кажется таким неуместным вчерашний вопрос о том, были ли они любовниками. Этхель, явно давший понять, что кроме Анкано ни до него, ни после, никого не знал, вряд ли понимает, что такое иметь любовника. А не ублюдка, жалеющего лишний раз прикоснуться. Выбрать его, чтобы сломать, чтобы искалечить и так оставить – Ондолемар почти скрипит зубами. А Этхель смотрит отрешенно и устало, как обычно. Только непривычно плотно сжатые, чуть побелевшие губы выдают, как тяжело ему смотреть на Ондолемара после всего сказанного. - Вы любили его? – сам не понимая, как и зачем это, спрашивает Ондолемар, открывая дневник на страницах с портретами Анкано. Этхель улыбается, и на миг кажется Ондолемару лукавым, словно в глазах сверкнул странный, злой блеск. Ондолемар надеется, что его жалость не написана на лице. - Я не знаю, - отвечает, наконец, Этхель, и трет пальцами запястье. – Но не ненавидел точно. - Почему он вас не целовал? – Спрашивает Ондолемар, когда Этхель уже держится за ручку двери, собираясь уйти. - Видимо, ему не хотелось, - слабо улыбаясь, оборачивается Этхель. - Мне бы хотелось. – Невпопад говорит Ондолемар, стягивая рубаху, и ловит странный, пристальный взгляд замершего у так и не открытой двери Этхеля. Он оборачивается, и глаза блестят в свете догорающих свечей. Сам смущенный тем, что до сих пор не ушел, непонятно чего ожидая стоит и не двигается с места, он оживает только тогда, когда Ондолемар делает шаг навстречу. Как вспугнутая, растревоженная птица, Этхель избегает прикосновения, чтобы только Ондолемар не смог остановить его, и выскальзывает из комнаты, молча и быстро.