Another Time

К тому времени, когда Хосок привозит его в Кванджу для знакомства с родителями, цветы сакуры уже начинают вянуть, розовые лепестки превращаются в коричневые сугробы. Солнечные лучи пятнами падают на волосы Бинны, когда она степенно идёт между ними, крепко сжимая их руки и поворачиваясь от одного к другому, как подсолнух. — Ты им понравился, — успокаивает Хосок. — Они просто немного взволнованы. —Понимаю, — вздыхает Юнги. Он никогда раньше не знакомился с родителями и предпочел бы никогда больше этого не делать. — Да ладно. Тебе было легче, чем мне, помнишь? Я думал, твой брат собирается зарезать меня за обедом. — Ты буквально разбил мне сердце, — он наклоняется, чтобы поцеловать Хосока и заглушить его извинения. — Это отлично. Это сблизило нас, да? — Думаю, да — Хосок сжимает руку Бинны. — Итак, милая? Чем хочешь заняться сегодня? — Хочу в парк, — в последнее время, в преддверии второй годовщины смерти Хёрин, она стала немного спокойнее. Это было истинной причиной их поездки в Кванджу. Единственный день в году, когда семья Со разрешает Хосоку посетить место упокоения его жены, это годовщина её смерти, 8 мая. Если они узнают, что он был там в любое другое время, ему никогда больше не позволят приехать в колумбарий. Это убивает его, Юнги знает, но он не может потерять и это. Они совсем недавно отозвали иск об опеке, и этого пока достаточно. — Хорошо, — Хосок поднимает ее с задушенным «уф!». Скоро она станет слишком большой, чтобы носить её на руках. — Мы покажем Юнги-хёну, как кормить уток? — Ага. Им нельзя давать хлеб, только овощи, — Бинна что-то обдумывает, сморщив нос. — Может, заведём утку? Она будет есть мой перец вместо меня. — Думаю, одного утёнка достаточно, — Юнги натягивает ей на голову жёлтый капюшон. — Веди, Хосок-а. Залы колумбария забиты, но тихи, наполненные плачущими семьями и притихшими детьми. В конце концов, сегодня родительский день. Никто из посетителей не обращает внимания на невысокого мужчину в черном джемпере, сжимающего в руке букет цикламенов. Ниша, которую он ищет, находится в отделе Со, и он находит её всего через несколько минут. Хёми, Хемин, Хёрим, Хёрин. Со Хёрин. Здесь. Это фотография отличается от той, что есть у Хосока дома. На ней она не улыбается, серьезно смотря в камеру. Она выглядит красивой, но недосягаемой, и он предполагает, что так оно и есть. Две свадебные утки обрамляют картину. Цветы, ленты и нитки риса украшают ее нишу. Дата, выгравированная на футляре — ровно два года назад. Хосок и Бинна уже навестили ее этим утром; Юнги отказался сопровождать их, не желая навязываться. Он выскользнул из дома, пока они отвлеклись, чтобы засвидетельствовать свое почтение в одиночку. Он ставит принесённый с собой букет в вазу, вытирая руки о штаны, и просто долго смотрит на нее, на её ещё юную кожу, торчащие уши, унаследованные её дочерью, на все мелочи, в которые влюбился Хосок. — Здравствуй, — наконец начинает он, чувствуя себя глупо, разговаривая с фотографией, ну да ладно. — Вообще, мне, наверное, не стоило приходить, но… я хотел сказать спасибо, — он замолкает. — Ладно, это звучит так, как будто я благодарю тебя за смерть. Но нет. Я больше всего на свете хочу, чтобы ты была жива. Хочу познакомиться с тобой. Я знаю… знаю, что ты сделала бы его счастливее, чем я, а Бинна заслуживает того, чтобы у неё была мама. Вдох-выдох. Всё в порядке, Мин Юнги, ты сможешь это сделать. — Я хочу поблагодарить тебя за Бинну. Она такой милый ребенок. Она такая странная, и я полюбил её сильнее, чем мог бы полюбить кого-либо ещё, даже не смотря на то, что она та ещё непоседа. Я хочу посмотреть, как она вырастет и станет похожей на тебя. Разве это не странно? Я не могу дождаться, чтобы увидеть, какой она станет. Я просто знаю, что она особенная. Я обещаю тебе, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ей вырасти хорошим человеком. Не смотря ни на что. — И ещё кое-что, и потом я оставлю тебя в покое, — он потирает шею. — Спасибо, что любила Хосока. Вы должны были состариться вместе, но за то короткое время, что было вам отведено… Ты так сильно полюбила его. Его так легко любить, да? Спасибо за всю ту любовь, что подарила ему, ведь это значит, что теперь у него есть немного любви и для меня. Я обещаю, что буду заботиться о нём до конца своей жизни. Он ни в чём не будет нуждаться. У меня есть не так много того, что я могу ему дать, но, всё, что у меня есть… Это всё его, настолько долго, насколько он захочет, и я надеюсь, что навсегда, потому что я… хочу его навсегда. Я люблю его, Хёрин-ши. Правда… правда люблю. Он отходит и кланяется, складывая руки вместе, глаза зажмурены, спина согнута. Когда он вновь выпрямляется, он замечает в нише что-то блестящее. Это обручальное кольцо. И, если он не ошибается, это обручальное кольцо Хосока. Возможно… возможно, он больше не чувствует ту ужасную вину, тот стыд, которые так старался скрыть. Возможно, он готов двигаться дальше. Юнги вздыхает. — Спасибо, — говорит он в последний раз, прижимая руку к стеклу. — Покойся с миром. Наконец он уходит; моргая, выходит на солнечный свет. Когда он щурится, он видит Хосока и Бинну на другом конце парковки, сменивших траурные одежды, сидящих на скамейке. Должно быть, Джиу сказала, где он. Бинна вскакивает, когда видит, что он машет им рукой; Хосок успевает схватить её до того, как она потеряет равновесие, и усаживает к себе на колени, его улыбка видна даже с такого расстояния. Юнги смотрит на свою семью. «Спасибо», думает он и направляется к ним, окликая Хосока. Спасибо, спасибо, спасибо.