«Безболезненный урок не имеет смысла. Тот, кто ничего не потерял, не сумеет ничего достичь.»
С каждым ударом становилось все больнее. Кровь, казалось, покрывала все ее тело тонкой коркой, во рту поселился железный привкус, а тело из последних сил сопротивлялось боли. — Не стесняйся, бей еще. — прохрипела Арлетт и медленно разогнулась, потому что жуткий хруст костей донесся до ее ушей, однако ей все еще было плевать. Она пришла сюда именно за этим. Уж точно не за смертью, но за новой порцией синяков и ссадин, которые хотя бы на некоторое время перекроют это безумное и невыносимо ноющее ощущение в груди. Ее противнику не требовалось приглашение и он со всей дури сбил ее с ног, навалившись сверху. Толпа одобрительно закричала, а Вайс охнула, ведь приложилась благодаря нему затылком о пол. Его кулак пришелся ей прямо по носу, а потом по челюсти, и по скулам, пока по внутренней стенке ее горла не потекла теплая струйка крови. Она не предпринимала ровным счетом ничего, хоть это и было против правил. Арлетт играла с огнем, навлекала на себя злобу звезд, лишь бы душа ее перестала ныть и безжалостно терзать ее за сделанный выбор. Как только мужчина, до этого беспощадно избивавший ее лицо в кровь, слез с нее, подумав, что выиграл, Вайс распахнула глаза и с усилием призвала к себе магию. Это не было запрещено сделкой, ведь дар был ее личным ресурсом, хоть она и предпочитала им не пользоваться. Раньше. До него. Не делая резких движений, Арлетт перекатилась на бок и сплюнула сгусток крови. скопившийся во рту. На дрожащих ногах она медленно выпрямилась, чувствуя пронзительную боль от сломанных ребер. Люди, обступившие ринг, возликовали, очевидно многие исходя из привычки делали ставки именно на нее, но Арлетт пришла сюда не развлекать их и зарабатывать на этом деньги. А залечить кровоточащее сердце чужой кровью, которую она теперь была более чем готова проливать. Столько, сколько потребуется. Жалость из нее выбили, доверие вновь подорвали, а сердце и вовсе разбили. Вайс оскалилась, чтобы стерпеть режущее ощущение и замахнулась на противника ногой. Он вовремя обернулся, но уже не смог увернуться от удара, ведь был крепким, но до смешного медленным, а потому шлепнулся на землю и не успел опомниться, как они поменялись с Арлетт местами. Она с невиданной злостью, написанной на лице, села на него верхом и под одобрительные возгласы стала методично превращать его лицо в кровавое месиво, как до этого делал он. Вайс с легкостью могла бы применить магию и облегчить свою задачу, но ей доставляло извращенное удовольствие пользоваться своими навыками, даже для таких жестоких забав как эта. Только для нее это была уже не забава, а способ скрыться в собственной тени от искренних, правильных мыслей, которые одолевали ее на протяжении прошедшей недели. Потому, лишь когда Арлетт выдохлась и уже не могла вдыхать необходимый ей воздух, она остановилась. Мужчина под ней все еще был жив, но едва дышал от нанесенного ею вреда. Требовалось закончить начатое, потому что толпа гудела и ожидала от нее финального решения, которое решит судьбу ее противника. Вайс не вслушивалась в окружающие ее крики, но заранее знала, что сделает дальше. Пощады от нее больше ждать не следовало. Неожиданно очнувшись, мужчина попытался схватить ее за волосы, но ее колени надежно прижимали его запястья к полу. Он рычал и хватался за последний шанс победить как одержимый, но Арлетт предусматривала все его выпады. В последний раз заглянув ей в глаза, ее противник понял какую участь она ему уготовила и потянулся укусить ее за руку, но опоздал. Вайс из последних сил придавила его горло собственным локтем и навалилась на него всем весом, стремительно лишая его кислорода. — Чтоб ты сдохла также, тварь. — прохрипел мужчина с выпученными глазами плюнул ей в лицо. Арлетт поморщилась, чувствуя как противная смесь чужой слюны и крови стекает по ее лицу вместе с собственной, но не прекратила прикладывать усилия и вскоре перестала слышать сердцебиение противника. Она с кряхтением свалилась с него и короткими вдохами задышала, пальцы ее тряслись, а конечности отказывались подчиняться, но ей нравилось это состояние. Именно сейчас ее разум был пуст, а в ушах стояла абсолютная тишина, тело было истощенно, в крови все еще бурлили остатки адреналина. Как же ей чертовски нравилось это состояние. Все вокруг происходило как в тумане — сказывалось головокружение и полученные ранения. Вот рефери помог ей подняться и объявил о ее победе, толпа закричала где-то на фоне. Вайс пробежалась по ней глазами, но на нашла того, что надеялась обнаружить. Оно и к лучшему. Сказанное ею и должно было, черт возьми, быть к лучшему. «Я все сделала верно. Так и должно быть. На двух стульях усидеть нельзя.» — успокаивала она себя мысленно, но это мало чем помогало. Ребра при каждом движении причиняли нешуточную боль, но регенерация должна была справиться сама. Арлетт довольно быстро собрала свои вещи и вышла из бара, даже не переодеваясь. Кровь вероятно все еще была размазана по ее лицу, но девушка совершенно о ней позабыла. Арлетт знала, что приняла правильное решение. Оно было на благо ее цели, на благо судьбы ее народа и даже всего континента, но ее душа не хотел мириться с тем, что это было в ущерб ей, во вред ее личному счастью. Вайс не верила, что смогла бы совладать с собственным чувствами и прекратить все самой, потому воспользовалась произошедшим и повесила всю вину на него, хотя прекрасно понимала почему Гамаль там оказался, почему бездействовал. Возможно, ему и казалось, что ей было больно и она чувствовала себя преданной, но это было совершенно не так. Арлетт лишь спряталась за этой личиной, а потом использовала безразличие, но вслушивалась в каждое его слово, в каждую интонацию, в который раз убеждаясь как же ей повезло. Но ей было не суждено принять подарок судьбы, иначе все ее усилия были бы напрасны, а последствия ее выбора необратимы. Гамаль обещал выяснить, что беспокоит ее после ее размытых ответов на, к его чести, прямые и очень правильные вопросы. Вот он и выяснил, неужто Арлетт в здравом уме допускала мысль, что Фриман не сумеет этого сделать? Хотя она больше склонялась к тому, что именно, не малознакомый теперь ей, Эймиан чужими руками раскрыл ее личность. Однако это больше не имело и не должно было иметь значение. Ребра ныли и простреливали болью при каждом шаге, но Вайс не обращала на них никакого внимания. Не смея поддаться этой волне жалости к себе, она расправила плечи и вдохнула полную грудь воздуха. Арлетт привыкла напоминать себе, что не разум властен над ней, а она над ним. И если ей не хочется думать об определенных вещах, мысли о которых слишком беспокойны и назойливы, она обдумывать их не станет. Врожденная целеустремленность, любовь к контролю — а в последствии знания и приобретенный опыт взрастили в ней женщину, которая выстояла не одну битву, даже если те происходили в ее душе. Потому Арлетт, прогоняя пелену стенающей души, ясно видела, что вся вина на ней. Ее долгом всегда было правильно расставлять приоритеты и Вайс осознанно расставила их неправильно. Над головой где-то вдалеке в темном небосводе сверкнула молния и раздался раскатистый гром. Звук прошелся по ее коже мурашками и Арлетт почувствовала порыв ветра, взметнувший ее распущенные волосы к верху, а потом в бок, да так, что они упали ей прямо на лицо, словно сама природа игриво приободряла ее. На ее лице сама собой расплылась слабая улыбка. Аромат лета все еще витал в воздухе там, где она сворачивала, но к нему примешивалась осенняя влажность и некая хандра. Деревья, такое чувство, будто бы и не собирались желтеть, красуясь яркими зелеными листьями и пестрили бутонами, которые при появлении солнца вновь распустятся. Улицы освещались яркими неоновыми вывесками, ведь она проходила недалеко от центра на пути к своему дому, но следом вильнула в неприглядный переулок и оказалась в Лесной бухте, о чем свидетельствовали чуть обветшавшие, в чем-то старинные дома и тусклые фонари. Все же был в этом районе свой особый шарм, Арлетт должна была это признать. Достав телефон из спортивной сумки, девушка отыскала в скудном списке контактов свою подругу. На часах было пол второго ночи, но Вайс не сомневалась в том, что Эстер бодрствует. Были времена, когда они по приезду в новый город жили у Габриэллы в лавке и с того самого момента Арлетт поняла, что Декко, ее тогда лишь знакомая, буквально не способна спать ночью. А если она и засыпала, то это был чуткий сон или дрема, не приносящая организму необходимого отдыха. Вероятно, Эстер мучала бессонница, но всякий раз, когда Вайс заводила разговор на эту тему, ее подруга или отнекивалась, или прямолинейно просила ее не лезть не в свое дело. Как бы они ни были близки, Декко лишь по особой нужде могла раскрыть свои тайны, даже свое имя она сказала далеко не сразу, ведь в каждом городе Эстер получала лишь безликое прозвище или представлялась вымышленным именем и фамилией с поддельного паспорта, ведь звали ее вовсе не Декко. «Да уж, пропавшая принцесска, скрываться ты умеешь.» — усмехнулась про себя Вайс, которая не без труда и усилий ее отыскала. Это, в целом, была длинная история, ведь она за два года объездила пол страны, собирая крупицы информации в виде свидетелей и объедки в виде слухов. Нажав на кнопку вызова, Арлетт удивилась, когда ее подруга трубку так и не сняла. Видимо, случилось нечто весомое, так что она написало краткое сообщение. Угнетающее чувство надвигающейся беды ее не покидало, но от этого не было лекарства, ведь чтобы Вайс не делала дальше — время не обернешь вспять, а значит Эстер в любом случае имела полное право узнать всю правду. Арлетт не могла не заметить, что в последнее время ее подруга была более ветренная, по сравнению с тем, какой осторожности та придерживалась ранее. Она бы предположила, что Декко просто-напросто влюбилась, но это было бы слишком просто. «Хотя кто его знает, чужая душа потемки.» — подметила Арлетт, гадая что же могло произойти. В любом случае ее план не претерпел от этого изменений, а значит требовалось подготовить себя к сложному и наверняка болезненному разговору. Когда Вайс уже подходила к своему подъезду, небо разразилось проливным дождем, но она не стала забегать под навес. Вместо этого девушка остановилась, прикрыла глаза и запрокинута голову, позволяя небесам смыть с нее всю грязь, память, заботы и горечь своего пути.***
— Ну что? Получается? — обеспокоенно вопрошала Габи, мельтеша вокруг него и заламывая руки от волнения. — Звезды, ну как же я могла так. Странно, что голову дома не забыла. — Эй-эй, сестренка, выдохни. Все поправимо. — сосредоточено произнес Кай в ответ, стоя на коленях. Замки на рольставнях ее лавки был старыми и все никак не хотели поддаваться его набору отмычек, как бы Сент-Шансель их не вертел. Габриэлла позвонила ему около получаса назад, с тревогой попросив его о помощи. Кай не мог не отозваться на ее зов и примчался так быстро как только смог. Оказалась его сестра, которая редко попадала в глупые и сложные ситуации благодаря своей осторожности, случайно закрыла свою лавку, оставив ключи от нее внутри. Она сама находилась в состоянии шока от своей неосмотрительности и забывчивости, но старалась не паниковать. Получалось у нее довольно скверно. Спустя несколько безуспешных попыток, Кай исчерпал свой запас тихих ругательств и уже не сильно заботился о том, чтобы не оставлять на замочной скважине видимых царапин. В конце концов механизм, хоть и крайне неохотно, но щелкнул и позволил благодарной и радостно прыгающей Габриэлле попасть в свою лавку. Однако стоило ей порывисто обнять его, как Габи поспешила поднять рольставни и вошла в помещение. На ее лице отразилась сосредоточенность, а узкие ониксовые глаза сощурились и в них промелькнуло подозрение. — Что такое? — От Кая не укрылась ее реакция и он, закрыв дверь, подошел к ней ближе. — Не знаю, у меня было плохое предчувствие и сейчас такое ощущение, будто все не на своих местах. — недовольно дернув губой, Габриэлла уверенно зашагала к ближайшему шкафу и отворив стеклянный дверцу, за которой на полках были ажурные, отделанные бронзой бокалы, она наклонила ближайший к ней и заглянула внутрь. — И ключей здесь нет. Странно все это. — подвела она итог. Кай не мог не согласится, но вскоре, когда они вновь разговорились и Габи воспользовалась своим излюбленным методом — напоила его чаем, все забылось. Они, раз уж организовали встречу, просидели за прилавком очень долго, говорили обо всем и постепенно нагоняли тот период, который Сент-Шансель провел в одной лишь компании ненависти и наркотиков. Ему очень не хотелось разочаровывать сестру, которая была единственным близким и дорогим ему человеком, который никогда от него не отворачивался, потому он не преминул извиниться перед ней еще раз, на что она вновь повторила: — Ты моя кровь, ты мой брат. Бросить тебя, когда я была тебе необходима, значило бы предать саму себя. — молвила Габриэлла серьезно и тут же смягчилась, потрепав его по плечу. — И когда ты стала такой мудрой? — деланно задумался Кай и почесал подбородок для пущей правдоподобности. — Когда тебя принесли из роддома. Такого крохотного крохотульку, я тебя сначала и не признала даже. — Габи согнула пальцы приуменьшая его размер до двух сантиметров и рассмеялась его возмущенному выражению лица. — Тебе было не больше полтора года, кому ты рассказываешь! — воскликнул он и смех его сестры стал еще громче. — Это не помешало мне полюбить тебя с того самого момента, как я впервые сумела поддержать тебя на руках. — произнесла она, уткнувшись любом ему в плечо. — Больше так не делай, я не хочу терять тебя. — С ее уст сорвался звук походивший на всхлип и Кай тут же прижал ее ближе, обнимая двумя руками. — И не потеряешь, только перестань лить крокодильи слезы. — шутливо зашептал он, но Габриэлла лишь отмахнулась и короткий рукав его футболки вскоре промок. — Ты не представляешь как это страшно. Когда чувствуешь и понимаешь, что твой самый близкий человек в беде и ты ничем не можешь ему помочь. — глотая слюни, которые мешали ей говорить, Габи утерла рукавом сопли. Когда он заглянул ей в глаза, Каю стало физически больно от чувства вины, переполняющего его. — Ш-ш, никуда я не денусь, обещаю. — Сент-Шанселю хотелось очень сильно ударить себя по голове, лишь бы до его мозга чуть раньше дошло осознание насколько сильно его сестра о нем беспокоилась и сколько душевный страданий он приносил ей своим безответственным поведением. Однако все было позади и это не могло не радовать их обоих, потому убрав неприятный осадок с помощью плача, Габриэлла успокоилась и, казалось, поверила его обещанию. Больше они эту тему не поднимали, что было в прошлом, то и должно было остаться в прошлом.