Рыжее солнце

      Санни просто шла. Шла вперёд, лишь иногда сворачивая в стороны, чтобы обогнуть валун, или лужу, или сломанное дерево. Просто шла как ходят все пони: с начала левым копытом вперёд, потом — правым, и почти в то же время снова левым, но задним, а потом снова правым, но тоже задним, и снова, и снова. Кобыла даже не знала, сколько прошла. Знала только, что много.       «СанНи Ст@Рсkа¥т! Оꤍте¶егайtҽсь сЏма|сш£дШую!» вспомнила она одну из листовок на площади и косые взгляды, обращённые к ней, и сердце защемило. Но вытерев выступившие слезы, она пошла дальше.       Уже двое суток, как пони не спит. Не спится. Она просто не может — боится. Боится, что пегасы, или единороги, или земные пони, что они найдут и разрубят на множество маленьких кусочков. Или найдет Хитч. Но это, пожалуй, ещё хуже. Она просто не может смотреть ему в глаза. Только не после того, что случилось…       Содрогнулись от воспоминаний, Санни снова пошла в перед, но оступившись, упала на бок. Ей просто надо поспать. Она не глупая. Не глупая маленькая кобылка, что верит в сказки о дружбе, больше нет, она понимает. Но ещё она понимает, что здесь, именно в этом конкретном лесу — не лучшее место. Лучшее место — то, где её никто не найдет, не увидит, например, пещера или высокое дерево. Санни поднимает голову и, смотря на рыжее солнце, пробивающееся через такую же рыжую листву, понимает, что не сможет. Не сможет забраться на них: крыльев нет…       Зипп.       Воспоминания красным пятном всплыли перед глазами, и кобыла пятится, чувствует, что снова на грани. Санни останавливается, и только сидя понимает на сколько ей плохо. Собрав волю в кулак, она открывает сумку и достает голубое перо. Правда сейчас оно скорее красное. Кровь пачкает копыта и щеку, но Санни не обращает на это внимания, и капала бы на землю, не впитайся она в сумку невыводимой бардовой кляксой.       Она плачет. Слезы просто льются из глаз, несмотря на все попытки кобылы вытереть их. В конце концов, прошло уже довольно много времени. Так почему же всё ещё больно? Почему она помнит всё в мельчайших деталях, словно это было вчера? Не понятно, но Санни не хочет думать об этом сейчас. Ей просто нужно успокоиться, просто отпустить, она это знает. Но несмотря на всё, снова хочет вспомнить. Даже после смерти отца не было той боли, что она испытывает сейчас. Наверное, причина и в том, что она не проиграла. Она подвела. Подвела не себя, а друзей, хоть язык уже не поворачивается так их называть, отца, которому обещала. Обещала каждый год, каждый день, но подвела.       Обманула.       Кусты неестественно зашелестели. Разве она не одна?! Но… может это волки? Или, хотя бы пони, никогда с ней не встречавшиеся. Пожалуй, это лучший исход. Но все молитвы канули в лепту, когда на свет показался жёлтый жеребец с синей, зачёсанной назад, гривой.       Кобылка замерла. «Не заметит?» Хитч вышел и, отдышавшись, оглядел поляну. Закатное солнце освещало лишь часть опушки, но несмотря на это, он увидел знакомый цвет шерстки.       — С-сан-ни?.. — голос задрожал, но Хитч всё же приблизился к рыжей кобылке — П-поверить не мог-гу, что эт… — но она даже не дослушав его убежала.       — Чт?.. — в недоумении склонив голову, жеребец уже через секунду скакал бы за беглянкой, но, к сожалению, лишь развернулся и с перекошенный мордой пошел к лагерю.