Игра

Как ни странно, у нас все было хорошо. Даже… очень хорошо. Я и не думал, что так будет. Антон приходил почти каждый день и нередко оставался ночевать у меня. А через месяц так и вовсе переехал, сказав, что «круто возвращаться домой, если тебя там ждут». Он до сих пор работал в той же фирме, у Сергея Дмитрича. Хотя, зарплату ему не платили – сам отказался. Действительно, на кой черт ему зарплата, если он в Игре зарабатывает в десять раз больше, а офис посещает только ради «якоря»? Зато благодаря Антону Сергей Дмитрич, наконец, исполнил свою давнюю мечту – открыл филиал в Германии. Я подозревал, что он готов платить любые деньги, только бы удержать такого ценного сотрудника, но в этом не было нужды. Антону у него нравилось. Во-первых, потому что Дмитрич позволил играть на рабочем месте, а во-вторых – потому, что я вернулся на прежнюю должность и теперь сидел в соседнем отделе. Можно было звать меня на перекуры, приносить мне кофе… а иногда и запираться со мной в подсобке, типа незаметно. Впрочем, этот наш «служебный роман» и правда мало кто замечал. Разве что Настя… но и она помалкивала, только хитро косилась в мою сторону, когда я возвращался «с обеда» красный, взмыленный и садился на стул, слегка морщась. Кстати, причин для последнего могло быть две. Либо мы с Антоном… ну, понятно, чем занимались… либо – я ему проиграл. В этом случае он вполне мог меня выпороть, в качестве прелюдии. Не покидая офис, в той же самой подсобке. Хорошо хоть, там дверь запиралась изнутри, а звукоизоляция была достаточно надежная, чтобы по всей конторе не разносились эхом звонкие шлепки ремня... Только если подойти и приложить ухо к двери, можно понять, что там происходит. Наверное, стоит пояснить. Мне даже нравилось такое положение дел. И вообще, это я предложил Антону возобновить систему «трех ступеней», только сделать ее не такой жесткой. А почему нет? Он – чуть-чуть садист, а я, судя по всему, имею склонность к мазохизму. Как говорится: "Все у них хорошо, никакого кошмара, Мазохист и садист – идеальная пара"... Короче, мне показалось правильным честно обсудить свои… так называемые «предпочтения»… убедиться, что нам обоим это доставляет удовольствие – и обозначить рамки. Мол, твори, что хочешь, но не слишком увлекайся. Никаких проводов от ноутбука, ремней с медными пряжками и подобных девайсов, а если я скажу «хватит» – остановись. Антон согласился. И вот теперь иногда устраивал мне экзекуции, если побеждал в Игре. Уже не с целью отомстить или напугать, а потому что нам обоим это нравилось, но в обычной жизни я такого не позволял – это было чисто "игровой" практикой. Вполне себе стимул, чтобы стремиться к победе. Иногда побеждал и я. Мастер оказался прав: я вышел на одиннадцатый уровень буквально за две недели, как только перестал бояться своего давнего противника. Но вот в чем штука: оказалось, что для каждого уровня «высшая сложность» – разная. Для десятого уровня, как у Антона – это максимум тридцать два знака. Для одиннадцатого, как у меня – знаков уже сорок. И партию играют не в один заход, а в несколько, чтобы осталось время на еду и сон. Когда я первый раз вызвал Антона, мы сражались пять дней. В итоге я победил, но, вместо того, чтобы как-то хитро использовать выигранные часы, велел ему приехать ко мне, затащил в постель и просто уснул с ним в обнимку. Зато во второй раз меня потянуло на креатив. Я вспомнил, что Антон жутко боится кому-то доверять, пошел и купил наручники. – Что это ты задумал? – насторожился он, когда я достал свое приобретение и водрузил на стол. – Как что? Прикую тебя к батарее и буду в заложниках держать! – Нет, правда. Зачем это? Я вздохнул. – Ты вообще насколько мне доверяешь? Он поднял одну бровь и не ответил. – Вот и проверим, – заявил я. – Или ты боишься? – Какая разница? Сейчас ведь твое время… Я приковал его к спинке кровати, завязал глаза и полночи просто целовал, повсюду, куда мог дотянуться. Он расслабился только через час. А под конец и вообще сказал, что я могу делать все, что угодно, причем, "все" – это действительно ВСЁ. Даже поменяться ролями… Но я решил, что с этим спешить не стоит, по крайней мере, не так. Человека, который боится доверять другим, нельзя принуждать к сексу, пока он связан. Пусть сначала подумает, осмыслит… А возможность я ему предоставлю – если решит, что ему это надо. Он и решил. Через месяц. Но это совсем другая история… Что еще добавить? Костя, сын Сергея Дмитрича, вышел на третий уровень. Но продул своему декану – и тот заставил его сдать сессию. Сам Дмитрич, кстати, тоже подал заявку в Гильдию, но его не взяли. Сказали: «для этого нужно быть психом, а вы слишком нормальный, и думать не любите». Настя долго ехидничала по этому поводу, подкалывала его – а потом у них как-то неожиданно завязался роман. Хотя мне всегда казалось, что наш директор после развода с Костиной матерью на женщин вообще не смотрит, повенчан с работой и все такое… Однако, он влюбился, как мальчишка. И целый месяц потом ходил с глупой улыбкой, пугая сотрудников чрезмерным добродушием. А Миха умер. Мы с ним успели сыграть две партии, несколько раз увидеться вне Игры, и все это время он смеялся. Травил анекдоты, шутил, по-детски радовался каждому моему визиту… А потом мне позвонили из Третьей городской и сказали, что «Михаил Смирнов скончался сегодня ночью». Я тут же приехал, но меня к нему не пустили. Потому что не родственник. Только передали целлофановый пакет с бумажкой, на которой было написано мое имя – и все. В пакете обнаружился блокнот и пара фотографий. Я только теперь вспомнил, что медсестра снимала нас на телефон недели две тому назад. Фотографии были паршивого качества, все в квадратиках пикселей, но можно было разглядеть, что на них мы с Михой улыбаемся. Я вышел из больницы, сел на ступеньки и открыл блокнот. Там были стихи. Хорошие, но какие-то… отчаянно-веселые. Мне представился гомерический хохот ракового больного в палате для смертников – и я вдруг разревелся неожиданно для себя. Вот в этом разобранном состоянии меня и застал Антон. Ему, оказывается, тоже позвонили. Подошел, сел рядом и, ни слова не говоря, обнял меня за плечи. А потом увез домой и два дня потом не пускал на работу, ссылаясь на то, что рожа у меня слишком бледная. – А помнишь надувную куклу-дельфина? – вдруг спросил он, когда я в очередной раз впал в депрессию и пошел курить на балкон. – Куклу? Ту, для ихтиофила, что ли? – Ага. Прикинь, они ведь ее все-таки сделали! И доставили в секс-шоп! А я ее потом Михе переслал, просто ради шутки. Я улыбнулся, кажется, впервые за весь день: – А он что? – Написал мне сообщение: мол, «таких воздушных шариков мне еще никто не дарил». Я рассмеялся и притянул Антона к себе. Поцеловал его в висок: – Знаешь… Ты самая удивительная сволочь на свете! Никогда не уходи от меня, ладно? Он криво усмехнулся: – Как будто меня надо об этом просить!