Связанные.

Суету военного лагеря отличал особенный набор звуков. Он не затихал с наступлением сумерек — шаги, стук копыт, голоса, лязг металла и треск горящих поленьев в кострах. Солдаты пили и смеялись. Материя отведенного ей роскошного шатра немного приглушала эти звуки, но ничто не давало забыть, что вокруг шла подготовка к грядущей битве. Валтор был где-то там, в глубине недремлющего лагеря. Как и Винкс. Пойти искать хоть кого-то из них она не могла. Впрочем ее не оставляли совсем уж одну. Заглянувшая Стелла расчесала ей волосы, вернула коже былое сияние и показала несколько ночных сорочек, сложенных в крепком дубовом сундуке. Без прежних улыбок и шуток в воздухе повисла тревога — затянувшееся молчание откровенно душило. Когда фея солнца ушла, стало легче, хотя горькое послевкусие никуда не исчезло. В масштабах ее нынешней жизни это была незначительная проблема, но долгое ничегонеделанье начинало раздражать. Блум мерила шагами шатер. Растягивала затекшие мышцы. Болезненно долго вглядывалась в высокое зеркало, пытаясь понять что будет делать дальше. Прошло три дня с момента, как она здесь оказалась. В первый же день Стелла во всем ей призналась, что это из-за неё все они тут. Она все эти полгода имела с ним связь, помогала тайно набираться сил. Оказалось, что она перед ним в долгу, но считала его цели правильными. Якобы у волшебного измерения много лет нет верховного мага, из-за чего и участились нападения со стороны темных существ. Мол цели у Валтора не столь жестокие и диктаторские, как у тех же директоров. Она так же заверила, что с Винкс все в порядке, они в таком же шатре. И лишь она на свободе будучи его союзницей. Девочкам, она пока не рассказала. В какой-то момент от скуки фея огня даже рискнула высунуться наружу — только чтобы отступить под прожигающими взглядами двух стражей. Блужданий по лагерю для нее не предусматривалось. Стоило догадаться. Когда Блум поняла, что нарезать круги по импровизированной клетке больше попросту невозможно, то переоделась в одну из сорочек из сундука, стараясь не думать о том, как прекрасно она села на фигуру. Она пошевелила пальцами ног и уставилась на наклонное полотно, служившее сводом, пока звуки лагеря медленно затихали. Она почти уснула, когда занавес при входе зашуршал, волочась по земле. Не нужно было смотреть, чтобы узнать, кто это, но Блум все равно повернулась, чтобы воззриться на него. — Зачем ты пришел? В свете костра снаружи вырисовывался силуэт Валтора  — она могла разглядеть его в общих чертах, в руках он что-то держал. — Я принес тебе ужин. — Я не хочу есть. — Не надо голодать мне назло, Блум. Ты и так за три дня почти ничего не съела. В этом был некий смысл. Помогло еще и то, что в этот самый момент ее желудок сжался и жалобно заурчал, подтверждая его слова. Заворчав под нос, она встала с кровати, чтобы присоединиться к нему за столом. Глубокую тарелку, которую он пододвинул к ней, до краев наполняло, что-то отдаленно напоминающее борщ с земли — от ароматов пряного мяса и овощей у нее потекли слюнки. Она приняла предложенную ложку и попробовала аппетитный суп. Приправленная специями говядина, кусочки картофеля и моркови таяли на языке, согревая потрясающим вкусом. В сотню раз лучше любого обеда в Алфее. Блум поднесла ко рту ложку, вскинула глаза — и что-то странное почудилось в его взгляде, в том, как он улыбался. И у нее сжало горло. — Ты… Ты что-то сюда подмешал? Его зубы поблескивали в полутьме. — С чего бы мне это делать? — Я не знаю, зачем ты вообще делаешь все это. Он закатил глаза и, выхватив ложку из ее руки, щедро зачерпнул супа и с нарочитой театральностью проглотил его. — Вот и все. Довольна? — Едва ли, — И все равно оставалось что-то… неправильное во всем этом. Вопреки гложущим сомнениям она приняла ложку обратно и принялась за еду, чувствуя его непрестанный внимательный взгляд, будто ожидающий чего-то. От супа в скором времени осталась только маслянистая муть, и Блум заколебалась, не зная, попытаться ли вычерпать ее или просто выпить из тарелки. Но не успела она решиться, как он целенаправленно придвинулся ближе, проводя кончиками пальцев по шероховатой поверхности деревянного стола. — Блум, то, чего мы достигли сегодня… — Внутри пробудилась сила — раскручивающийся клубок, который он вытягивал из нее. Когда огонь прошёлся по полу рядом с их ногами, Блум зажмурилась, силясь подавить тошнотворную неправильность происходящего. Ужин несчастно кувыркнулся в животе. — Ведь это была всего лишь теория, не более. Зато теперь, когда мы выяснили, что это возможно, я изучил древние скрижали в частности как мы можем укрепить эту связь. Ее мутило от упорства, с которым он продолжал упоминать «мы», как будто в этом безумии они заодно. Только вот не было никаких «мы». Лишь она, ее сила, и его алчная потребность контролировать и то, и другое. — Неужто тебе ни капельки не любопытно? — Она вздрогнула, почувствовав его пальцы, обхватившие запястье; нескончаемые искорки многократно возросшей силы пробежали под кожей. — Узнать, что я нашел? Любопытно… и нет. Это не имело значения. Для нее — не должно иметь. — Блум. Посмотри на меня. С горечью, неохотно она открыла глаза. Его взгляд был таким темным. Бездонным. Еле ощутимое поглаживание большого пальца прошлось по ее костяшкам, настолько нежное и трепетное, что стало больно. — Мне нужно от тебя кое-что еще. — Разве ты взял недостаточно? — В скрижалях написано, что есть способы укрепить связь, сделать ее менее… болезненной для волшебных существ, разделяющих силу. — когда он сказал про болезненность, она поняла. Изменилась, не только ее сила, но и его. Плавным движением он поднялся и обошел стол. Встал прямо за ней. Чужие ладони скользнули по ее рукам, заключая в плотное кольцо. Ей следовало сорваться прочь. Вскочить и убежать. — Ты себе помочь хочешь, чтобы легче пользоваться моим огнём. — Я могу хотеть и того, и другого, милая. Что-то необъяснимое разошлось между ними, опасное, наполненное тоской. Мучительно близкое к тому, чего она хотела, как хотела, и от этого в горле встрял ком. Его ладонь поднялась вдоль ее руки к плечу. Наваждение. Щемящее, щекочущее, от мурашек кожа сделалась чувствительной. — Основная теория об укреплении связи сосредоточена на том, что именуется обменом «эссенцией». Нигде не уточнено, что именно это должно из себя представлять. Возможно, кровь — по одному из предположений магфилософов. Живот Блум в очередной раз сжался. — Я не буду этого делать. — По правде сказать, у меня на уме тоже было кое-что другое, — Его пальцы скользнули вниз, к краю ворота ее сорочки, над ним и еще ниже… — Эй! — воскликнула Блум, схватив его за запястье и попытавшись оттолкнуть. Но он оказался таким сильным, что — ну как его сдвинуть-то вообще? — Валтор! — Хм? — рассеянно отозвался он. Теперь палец ласково водил по округлости ее груди, легко собирая тонкую ткань. Вперед-назад — поглаживал, пока навершие отвердевающего соска не начало вырисовываться сквозь шелк. Прикосновение казалось изучающим, задумчивым, как будто само ее существование сбивало его с толку. Это пробуждало внутри не очень понятный жар — глядеть на его такие большие пальцы. — Что ты делаешь? — Вопрос не имел смысла. Она знала, что он делал. И он не остановился — медленно выдохнул, наклонился и прижался щекой к ее виску. Сердце Блум бешено заколотилось, когда он переложил ладонь так, чтобы просунуть ее под ворот, прямо по голому телу. — Не… Прекращай! Она слышала его улыбку. — Не прекращай? — Это не то, что я сказала! Я имела в виду… — Блум осеклась, с губ сорвался странный смущенный звук — его ладонь забралась достаточно глубоко, чтобы ласкающим движением охватить округлость ее груди целиком. Гул силы вернулся мгновенно, податливо отвечая на его прикосновение. Головокружительно пронесся по венам, заставляя забыть концовку фразы. — Ты и представить не можешь, — жарко пробормотал он, — как сильно я этого хотел. С того самого момента, как увидел тебя на лестнице в Солярии, моя маленькая хранительница светлого огня Дракона. Я обещаю, что это будет бесконечно приятнее, чем все остальное, что между нами было — и обеспечит нам успех завтрашнего дня. Позволит мне уберечь тебя. Он не утруждал себя распутыванием шнуровок ее сорочки — одним движением разодрал посередине. Шелк соскользнул с ее плеч, растекаясь лужицей по креслу. Первым инстинктивным порывом было прикрыться. Вторым — Блум дернулась, хватаясь за силу, скорее вырваться. Валтор ответил не менее молниеносно — длинные пальцы сжали ее под горло — не шелохнешься. Губы коснулись распущенных волос на макушке. От вопиющей несправедливости всего, что с ней приключилось, у девушки защипало глаза — свет ускользал, тускнел и умирал, оставляя только тени. И беззащитность, когда он отодвинул кресло и шагнул к ней, поднимая ее лицо для поцелуя. Она пыталась держаться стойкой и непреклонной, честно пыталась, но когда он принялся целовать ее, легко-легко, вокруг губ, мягко, уговаривая каждым касанием, она дрогнула. Неуверенно поцеловала в ответ — эту часть Блум помнила. Помнила, как он целовал, будто клеймил — чтобы все видели, кто ее совратил. Что его рук дело. Настойчивый голос рассудка — что напоминал, предупреждал — тоже смолкал с каждой секундой. Задыхался. Он прошептал, нежно, успокаивающе, и отстранился, поцеловав в лоб напоследок: — Ложись в постель. Все тело охватили жар, тяжесть и что-то ноющее, томительное. Сердце стучало оглушительно и часто. Внизу живота нарастало бурлящее удовольствие, и Блум сжала бедра, пытаясь отогнать это ощущение — но стало только хуже. — Ты… — выдохнула она. — Ты что-то подмешал в ужин. — Хм-м? — Он уже сбросил жилет, с видимой привычкой расстегивая застежки на манжетах. — В суп, — повторила она, поднимая руки, чтобы прикрыть грудь. Та казалась плотной, странно ныла. — Там что-то было… Он вздохнул, стягивая рубашку через голову, и перешел к сапогам. — Именно это было предначертано для нас с самого начала, Блум. — Нет. Нет, это невозможно… Оставшись в одних штанах, он потянул ее за руку, подводя через весь шатер к кровати, около которой надавил ей на плечи, вынуждая сесть на край. — Какого же ты низкого обо мне мнения. — У меня есть причины. Так не должно быть… — Блум совсем не понравилось, как жалобно, по-детски прозвучал голос. Ее целовали раньше. Она знала, что такое возбуждение, но нынешнее ощущение многократно превосходило все — чистейшее желание, вспыхивающее в крови, подобно солнечному свету, готовому уничтожить все на своем пути. — «Не должно» что? Положив ладонь между ее ключиц, он мягко направил ее назад, пока ее тело не распростерлось по постели, еле доставая повернутыми вбок ногами до пола. Он опустился вслед за ней, приникая бережными поцелуями к ложбинке на груди. Задержался там, вызывая странные ощущения. Те путали еще сильнее. Слишком, слишком нежно — ее сердце трепетало, как у пойманного в ловушку кролика. «Почему так хорошо?» — хотелось вскричать ей. — Ты что-то сделал со мной, — упорствовала она, — или я бы не чувствовала себя так. — Как, милая? — Не зови меня так! И жарко, и… мне слишком жарко! Его лицо светилось мягкостью, даже нежностью. — Придет время, и ты поймешь, почему это было необходимо. Это все ради тебя — ради нас. Я слишком долго ждал этого шанса и готов прождать еще год, тридцать лет или сотню, пока ты простишь меня. Пока поймешь. Вспыхнувший румянец, трепещущий жар, заполнивший бедра, пылкое волнение между ними — она знала, что это его вина. Не ее. — Я тебя не прощу, — пообещала Блум, но голос дрожал, она сама слышала. В ответ он царапнул зубами ее грудь, с наивысшей осторожностью прикусывая кожу и успокаивая ее быстрыми поцелуями. Добравшись до соска, переключил все внимание своего языка на него — непристойно, буйно, слишком. Из ее горла вырвался всхлип, и не успела она опомниться — еще один, и еще. Его рука приподняла ее за поясницу, вынуждая изогнуться на матрасе. Тепло, скапливающееся в животе, чем-то походило на ее дар, на настоящую силу, на попытку вызвать огонь… но казалось грязным. Хотелось потереть бедра друг о дружку, почувствовать ласку, прикосновение. Ещё после встречи на Андросе, в темноте время суток, она задавалась вопросом, как бы это было. Шаг за шагом пыталась представить ощущения… как его пальцы коснутся кожи, какой она почувствует вкус. Прекрасно и ужасно сознавать, что сейчас — это лучше, чем все плоды ее фантазии. И безмерно жаль, что никогда не узнать, сколько в этом настоящего. За этим водоворотом мыслей Блум не сразу заметила, как его бесспорно опытные руки стянули с ее бедер белье, отправив кусочек шелка на пол. Это всполошило ее и без того напряженные нервы, наградив неприятным осознанием, что он, вне всяких сомнений, проделывал это бесчисленное количество раз. Валтор, с его сотнями лет за плечами и, вероятно, сотнями любовниц. Он погладил ее по икре, как будто успокаивая испуганного зверька. — Мы не будем спешить. Он предполагал, что она никогда не делала этого раньше. И не ошибся, безусловно, но что-то в его словах задело ее за живое. Отчасти прорезало ступор, вернув способность ясно мыслить на несколько драгоценных секунд. — Мне это не нужно. — Ну конечно же, нужно. Я… Все шло в точности с его тщательно намеченным планом. Сама возможность встать поперек хоть в чем-то, хоть единожды, была слишком привлекательной. — Для меня это вовсе не ново. Вся его нежность испарилась в сущее мгновение. Пальцы грубо стиснули ее бедро, крепко, до синяков — вокруг сгустились тени. Черные витки скрутились вокруг ее туловища и запястий, не давая пошевелиться, придавливая к постели. — Принц Эраклиона! — прорычал он, закидывая ее ноги себе на плечи, перекладывая ее легко, как куклу. — Вы тесно сблизились? Вокруг все обострилось и заволокло туманом одновременно — реальность жалила своей неотвратимой близостью, но ускользала, едва Блум пыталась ухватиться за нее, очнуться. — Не только он, — раззадорилась она, не ведая, откуда взялась эта внезапная несусветная храбрость. Хотелось смеяться — от откровенной власти над ним, опьянеть от его ярости. — Кое-кто из магов тоже. Парочка специалистов во время обучения на втором курсе. И даже один из твоих подопечных на третьем, широкоплечий такой, блондин. Он прикрыл глаза — его грудь расширилась от глубокого вздоха, на щеке дернулся мускул. — Ты лжешь. — Ты так уверен? Бравада Блум изрядно схлынула, когда он расстегнул ремень и потянул штаны вниз. — Ну значит, выясним. Она почти ожидала, что он сразу вздумает взять ее силой, но вдруг испытала прикосновение пальцев, прокравшееся по бедрам, скользнувшее сквозь легкую поросль. От медленной терпкой ласки ее ноги, прижатые к нему, дернулись. Блум попыталась подавить стон, когда почувствовала, как он протолкнул в нее — внезапно такой большой и длинный — палец. Непристойный хлюпающий звук огласил тишину шатра. А он все поглаживал, то постепенно продвигаясь глубже, то почти вынимая палец целиком — это, в сочетании с щемяще сладким трением, заставило ее ерзать, сбивая под собой простыни. Когда тело окончательно превратилось в податливо-мягкую несуразицу, он добавил второй палец, и Блум почудилось, что она с лихвой хватила алкоголя. Мысли путались, дыхание участилось, шумно вырываясь из груди... Как будто взбираешься в гору. Будто ее мягко, но настойчиво толкают вверх, к неумолимой вершине, что расстилалась впереди, уводя все выше и… И затем он убрал руки, прижав к ней взамен нечто, гораздо большее, чем его пальцы. Блум замерла, наблюдая, как он восторженно смотрит вниз — туда, где их тела почти соприкасались. Потерся, не надавливая, лишь бы распробовать это, снова и снова. Горячий и отвердевший, каждым своим прикосновением воспламеняющий искорки под кожей. В единственном свете лампы она видела сосредоточенность, ясно написанную на его нахмуренном лбу. В этот миг все его внимание было отдано только ей. И это уже было много. Слишком. После жизни, полной чужих «недостаточно» и «просто сделай вид» казалось, что она тонет. Щедрый пир для того, кто изголодался настолько, что готов был поглотить все, не задумываясь о риске умереть. Блум пошевелила пальцами, стискивая простыни, и осознала, что руки свободны, потому что он отвлекся. Медленно, страшно медленно она оторвала их от матраса, не зная, что хочет: оттолкнуть или притянуть его ближе. Ее маленькие ладони осторожно легли на его грудь. Шаткий компромисс, неготовность принять и неготовность бороться. Самое большое, на что она способна сейчас. Он видел — и сразу понял, что это значит. — Моя Блум, — прошептал. — Такая храбрая. Если бы только это не был он. Но как знать, мог ли быть на его месте другой? И хуже всего, что лишь Валтор — Темный маг — понимал, как сильно она хотела быть замеченной. Замеченной им. Что эти его бездонные глаза способны пригвоздить ее, как бабочку, хрупкую, застывшую и прекрасную в смерти. Он не отводил взгляд, когда наконец — наконец-то начал проникать в нее, сначала аккуратными движениями, жадно следя за каждым вздрагиванием ее лица. Его черты над ней расплывались. Блум сморгнула подступившие слезы, потом еще и еще раз — тихие всхлипы невольно вырывались из горла при каждом его толчке. Слишком много… Не больно, почти, но далеко от приятного. Тяжело дыша, он замер над ней. — Ты в порядке? — Не надо, — судорожно сглотнула она. — Просто закончи с этим побыстрее. — О, мой милый огонёк! — Будь он кем-то другим, Блум может и поверила бы сожалению в его голосе. — Я всего лишь на полпути. Намерение стоически перетерпеть все это рухнуло, когда он возобновил неторопливые движения — туда-обратно — каждый раз проталкиваясь чуть дальше. Его грудь под ее ладонями была теплой, и Блум попыталась раздвинуть ноги чуть шире, чуть поменять положение, чтобы боль не была такой… — Стоит ли мне посочувствовать принцу, — промурлыкал он, — если ты думала, что это весь опыт? — Придурок, — раздраженно буркнула она, вложив в ответ всю злость, какую могла собрать — не так уж много, признаться — и уперлась ему в плечо. Он перехватил ее руку и прижался поцелуем к ладони, продолжая двигаться, не обращая внимания на вспышку ее гнева. А когда их бедра наконец сомкнулись, любые возражения умерли на ее языке. Теплый туман вновь окутал ее, вызывая головокружение. Он наклонился, чтобы расцеловать ее лицо: брови, веки, кончик носа. — Прости меня, солнышко. Будет лучше, очень скоро. Обещаю. — Лжец, — всхлипнула она, вонзая ногти в его кожу. Слабое подобие возмездия. — Я никогда больше тебе не лгал. — Я… О-о! — вырвалось у нее, когда его рука опустилась вниз, поглаживая это особо чувствительное место внимательной, трепетной лаской. Прерванное удовольствие воспрянуло вновь, замедлившись ненадолго, когда он снова начал проталкиваться в нее, но теперь ощущения изменились — тело стало влажнее, мягче, расслабленней. — О, о, о… — Все верно, — прошелестел он. — Я знал, что ты справишься. И впился в ее рот голодным поцелуем. Ощущения и события прошедших дней накрыли ее с головой. Им просто некуда было деваться. — Валтор... — выдохнула она. — Ему это нравилось — чувствовала. Нравилось так сильно, что он перестал сдерживаться — ненамного, но хватило, чтобы ее вдавило в матрас, распластанную на спине, терзаемую то болью, то удовольствием. Они сплелись воедино, и Блум чувствовала его усиливающее прикосновение всем телом — на руках, бедрах, животе — вся словно сияя. Возможно, так и было. Возможно, она и сияла. Но жмурилась слишком крепко, чувствуя нечто, незнакомое и ужасное, готовое омыть ее с ног до головы. Перевернуть ее мир. Должно было быть и стыдно, и страшно, но вместо этого она сильнее прижалась к магу, обвивая его ногами и вдыхая аромат кожи и мыла с миндальным маслом. И когда это новое чувство настигло ее, то оно прошлось по ней целиком, ни капли непохожее на мимолетную дрожь от тайной ласки собственными пальцами под одеялом. Нет, это был словно расходящийся шар огня, вырвавшийся на волю. Сила Валтора внутри всколыхнула ее еще выше, и от его приглушенного стона ее охватило счастье. Счастье! Как будто у нее осталось это право, быть счастливой… Часть ее рассудка — еще кое-как работавшая — почти смирилась встретить всплеск его невыносимого самодовольства. Она испытала оргазм, конечно. Но внезапно он просто смял ее губы в поцелуе — а потом еще, еще и еще раз. Как будто боялся, что в любой миг ее могут забрать у него. — Блум! — выдохнул он. — Блум… — снова, и замер, глубоко внутри нее, с видом человека, наконец-то получившего разрешение сделать то, чего безумно желал долгое-долгое время. Блум смотрела на него туманным взглядом. Наверное, следовало волноваться больше. Он кончил в нее — а Ванесса позаботилась вбить ей в голову, как делаются дети — но все казалось таким теплым, таким дурманящим и приятным… Она вздрогнула, когда он отстранился — судорога боли напомнила о новизне этого занятия, но затем широкая ладонь легла ей на живот, утешая бережными поглаживаниями. Штаны так и остались на нем. Блум вспыхнула, не сразу осознав, что он был так сосредоточен на ней, что забыл раздеться. Она не противилась, когда он уложил ее на бок и укрыл одеялом. Пригладил волосы. Слабеющий жар огня оставил ее без сил — она едва чувствовала, как он призвал, притянул его — ее огонь — распространяя вокруг них чудесное сияние. Стало легче, правда. Удушливые тиски его власти не исчезли, но обернулись в бархат, не отхватывая куски наживую. Под теплым покрывалом, борясь со слипающимися веками, Блум почувствовала, как он прижал руку к ее шее и прошептал «идеально». А потом она провалилась в сон. На утро она узнает от Стеллы, что в еду точно ничего не было подмешано. Та поможет ей скрыть отметины вчерашней ночи, в удушающей тишине, она так же поможет ей уложить волосы в пучок.