Метаморфозы

Гермиона удобнее притягивает к себе колени, устроившись на кресле в гостиной, и в очередной раз едва заметно вздрагивает, когда дверь спальни Северуса на втором этаже открывается. Грейнджер изображает сумасшедший интерес к какой-то статье, спрятавшись за журналом. Северус спускается по лестнице вниз, и Гермиона считает каждый его шаг. Семь, восемь, девять… В гостиную он не заходит — идёт на кухню, она слышит. Слышит, головы от журнала не поднимает, но и не выглядывает, чтобы на Северуса посмотреть. Так проходит пятый день с того момента, как Гермиона приводит Северуса в мир своей маггловской жизни. Гермионе до сих пор слегка не по себе от того, как он воспринимает всё это. Быть может, она слишком его шокирует? Беда в том, что он не говорит ей ни слова, когда они возвращаются в дом родителей Грейнджер, не желает доброй ночи и не даёт понять, какое решение принимает по поводу всего случившегося. Грейнджер всю ночь ворочается, спит очень плохо, на всякий случай собирает свою сумку и пишет заранее письма ребятам и Кингсли о том, что они возвращаются обратно. Она их не отправляет, только готовит, складывает на угол стола стопкой и надеется, что не придётся вручить их адресатам. Утром она боится лишний раз пошевелиться: только бы не дать Северусу понять, что она уже просыпается. Однако в начале девятого Гермиона слышит, как дверь напротив открывается. Она до ужаса боится услышать стук в свою дверь. Стук, который будет означать: ты проиграла. Северус не стучит ни до ванной, ни после. Грейнджер сидит на постели и прислушивается. Северус заканчивает с утренним туалетом точно по времени и спускается вниз. Гермиона беспокоится о том, что он может взять и уйти, даже не объяснившись, но это было не совсем осуществимо. Условия просты и понятны: Северус не может покинуть мир магглов без неё. Находиться порознь в мире магглов они могут, но профессору об этом совершенно необязательно знать. Пусть считает, что без Грейнджер ему всюду путь заказан. Мысли Гермионы по-прежнему в беспорядке. Она во взвинченном состоянии сидит около часа в своей спальне, но внезапно резко поднимает вверх голову, когда слышит запах горелого. Выскочив из комнаты, Гермиона почти летит вниз по лестнице через ступеньку, остервенело хватаясь за поручень. — Что горит?! — немного истерично восклицает она, оглядываясь по сторонам. Северус бросает ленивый взгляд в сторону Грейнджер и снова берет с тарелки лопатку. — Упустил момент, когда надо переворачивать, — спокойно отвечает он. — Я уже открыл окно. Гермиона импульсивно хватается за волосы, стараясь восстановить дыхание. Она замечает, что это не первая партия. На блюде уже лежит горка хорошеньких оладий. Внизу, конечно, виднеются слишком масляные и слегка подгорелые, но это огромный шаг! Она всего раз ему показала, как они делаются! — Решили сделать оладьи? — подходит к нему Гермиона. Грейнджер замечает, что на профессоре рубашка, которую он надевал с костюмом, но не брюки, а вчерашние джинсы. Понравились или с утра натянул первое, что под руку попалось? Северус переворачивает румяные солнышки и довольно кивает. — Вы же вчера готовили, — не глядя в её сторону, отвечает он. — Сегодня моя очередь. Гермиона всё ещё непроизвольно морщит нос от запаха сгоревшей партии, но старается делать это незаметно. Ей почему-то совсем не хочется его сейчас задеть подобным образом. Момент неподходящий. Не утро, а пороховая бочка. — Вы позволите? — указывает она на миску с тестом. Попробовать-то всё равно хочется! Да и разговор этот начать им всё равно придётся. Северус кивает. — Конечно. Гермиона опускает указательный палец в миску и затем сразу тянет его в рот. Северус ожидает восторженных возгласов, потому что действительно старается сделать что-то стоящее, но в следующее мгновение брови его ползут от удивления вверх. Губы Грейнджер кривятся, вытягиваясь буквой «О», она вся морщится, прикладывая тыльную сторону ладони к губам, и идёт к раковине, сплёвывая то, что попробовала. — Не понял… — Профессор, зачем же вы столько соли положили? — в изумлении спрашивает она. Северус оставляет лопатку в тарелке. — Щепотку, — хмурится он, глядя на Грейнджер. — Сахара две столовых ложки, как вы и говорили. Гермиона полощет рот и вытирает его полотенцем. Её всю передёргивает от баснословного количества соли. Налив себе стакан воды и сделав большой глоток, Грейнджер снова возвращает своё внимание профессору. — Покажите, откуда вы брали соль и сахар. Северус нетерпеливо вздыхает. — Из сахарницы и солонки, — катит он к ней по столешнице баночки. Гермиона берет одну из них. — Сахар отсюда? — кивает она. — Да. Гермиона не сдерживается и смеётся. Северус непонимающе на неё смотрит и терпеливо — что для него совершенно несвойственно — ждёт, когда она успокоится. Грейнджер поворачивает банку этикеткой к Северусу. — Это соль, — объясняет она. Снейп вспыхивает. — Быть не может! — Вы перепутали пропорции, — всё ещё улыбается она. Северус сыплет ругательства одно за другим себе под нос, хватая банки в обе руки и начиная их рассматривать. — Кто вообще делает эти банки одинаковыми! — ругается он. — Хоть бы цветами отличались! Час работы фестралу под хвост! Он останавливает поток ругани и смотрит сначала на готовые оладьи, а потом на Грейнджер. — Получается, они все… — Да. — Может, хотя бы некоторые… — Не думаю. Северус до последнего надеется на лучшее и решает проверить свою догадку. Он берет с тарелки красивый и румяный оладушек и кладёт его в рот. Дважды пожевав, он понимает всю бессмысленность собственных надежд. Гермиона едва сдерживает смех, когда видит у Северуса такое же выражение лица, какое было у неё минутой ранее. Он выплёвывает испорченное блюдо в мусорное ведро и туда же отправляет всю готовую партию, параллельно выключая плиту с таким тяжёлым взглядом, что кровь в жилах стынет. Гермиона сочувственно поджимает губы. — Прогуляемся за сэндвичем? — Да. — Класс, я только переоденусь. Северус провожает её взглядом и прислоняется копчиком к столешнице, скрестив на груди руки. Думает он совершенно не про сгоревшие и пересоленные оладьи, а о том, как ему дать понять Грейнджер, что вчерашняя встреча с иной стороной её жизни здорово выбила его из колеи. Выбила настолько, что даже манящий главный приз в виде свободы от услуг адвоката в лице Грейнджер и возвращения в магический мир перестали казаться ему такими уж желанными. Он всю ночь не спит, размышляет о том, как ему поступить, но так и не находит решения. Ни в этот день. Ни в последующие. Несколько дней они продолжают жить в мире магглов дальше и не касаются темы того, что было увидено и услышано в крытом маленьком мире на отшибе Лондона. Имена Тартара, Тако и Форка не звучат ни разу. Ни слова о мотоциклах, ни слова о том, как Грейнджер водит. Гермионе и хорошо от этого, и плохо. С одной стороны, он не говорит о том, что было, а с другой… Не рвётся обратно в волшебный мир и не рычит ей о том, чтобы она бросила его гиблое и долгосрочное дело. Золотая середина. Нейтралитет, который на пятый день Гермиону буквально выводит из себя. Северус, может, на подсознательном уровне этого и не чувствует, но как раз на пятый день и решается на разговор. Проснувшись намного позже обычного, почти в обед, он решает сначала освежиться, а потом уже идти к Грейнджер. Снейп входит в ванную и понимает, что там всё ещё влажно. Видимо, Гермиона ходила первой. Отдёрнув шторку, Северус понимает, что первая эмоция этого дня — раздражение. Грейнджер снова это делает. Северус смирился с некоторыми вещами, проживая с девчонкой под одной крышей, но со многими ему предстоит ужиться. Вот одна из них. У Грейнджер баснословное количество средств для ухода за телом. Молочко, скрабы, маски, пилинги, гели и прочая ерунда, от количества которой несчастные бортики ванной почти ломятся. И всё бы ничего, но Гермиона после похода в ванную никогда их не закрывает. Это просто наказание какое-то! В некоторых вопросах Северус педантичен просто до безобразия, и этот — один из них. Как зельевар со стажем, он знает, как важно держать все банки и склянки плотно закрытыми; это же правило распространяется и на любые другие подобные вещи. Поэтому он всякий раз тратит уйму времени, чтобы закрыть за Грейнджер все её бутылочки и банки. Он тратит своё время на это, а не на бодрящий душ. Это ужасно раздражает! Именно поэтому он спускается вниз в молчании и, зная, что Гермиона сидит в гостиной, намеренно идёт не к ней, а на кухню, чтобы слегка остыть и не наломать дров. Гермиона продолжает слепо смотреть статью о каком-то мероприятии, которое проходит на прошлой неделе, и вслушивается. Северус бродит по кухне, но ничего не готовит. Не шуршит пакетом с хлебом, не ставит чайник. Грейнджер не сразу, но всё понимает. Время тянет. Значит, сейчас подойдёт и скажет всё, что надумал за эти дни. Грейнджер знает, что ей сейчас нет смысла так сильно беспокоиться за его окончательное решение. Власть над ним у неё теперь имеется и в мире магглов. Хотел бы всё бросить и уехать — они давно бы уже уехали. Северус почувствовал это в тот день, Гермиона знает. Она видела его взгляд. И буквально смотрела в зеркало. — Мисс Грейнджер… Итак, вот оно. Гермиона намеренно не убирает от лица журнал, потому что он здорово помогает ей скрыть довольную улыбку. Северус Снейп у неё в руках. Хотела ли она этого? Да. Думала ли, что получится? Нет, вообще нет. Ни разу нет, но… — Да-да? Ей не удаётся скрыть в голосе превосходства, но она и не пытается. Северус стоит в двух метрах от неё, скрестив на груди руки. Эта девчонка даже от чтения не отвлекается! Мужчина раздражается почти моментально. — Не могли бы вы проявить хоть немного уважения к собеседнику и смотреть ему в глаза во время разговора? — цедит он. — Или для вас это непосильная задача? Грейнджер опускает журнал так, что становится видно только её прикрытые глаза. — Навёрстываете утреннее раздражение, потому что спали до обеда? Северус не реагирует на её ответный выпад, хотя ему очень даже хочется. Всему виной треклятые открытые банки и тюбики в ванной. Если она ещё раз так сделает, ему придётся принять меры. Снейп сильнее скрещивает на груди руки и вздыхает. Ему просто придётся сказать это, вот и всё. — Я хотел бы увидеть снова то, что было… Там… Гермиона хитро щурит глаза, продолжая посматривать на профессора со своего места. Птичка в клетке! Северус совершенно точно у неё в руках, отъезд откладывается на неопределённый срок. Грейнджер уже в красках представляет, как выбрасывает заранее подготовленные письма и пишет Кингсли о том, что он, оказывается, ошибается. Выдерживает она с Северусом две недели. Даже больше… Теперь она совсем не против пожить с ним ещё немного. Северус становится ключом к замку от её прошлой жизни, который наконец оказывается открыт. — Где «там»? Северус нетерпеливо вздыхает. Опять выводит меня, ну что за дурная привычка! — Мисс Грейнджер! Гермиона бросает журнал на столик рядом и сладко потягивается в кресле, наслаждаясь долгожданным моментом. — Может, на роликах для начала покатаемся? — невинно похлопав ресницами, интересуется она. — Ну, ради меня. Лицо Северуса вытягивается. — Вы издеваетесь? — Разумеется. Северус даже не знает, как себя с ней сейчас вести. Пока вся эта тема не поднимается, он по-прежнему пытается видеть в ней ту девчонку из Хогвартса, которую можно попытаться поставить на место и заткнуть, если сильно захочется. Сейчас он снова видит перед собой Грейнджер на железном коне в чёрном лаковом шлеме, которая вытворяет такие виражи, что кровь в жилах стынет. Северус впервые проводит границу между двумя мирами. Перед ним в кресле сидит не «мисс Грейнджер». Эти дьявольские огоньки в карих глазах принадлежат «Васаби». Гермиона вздыхает, принимая решение быть помягче. — Ладно, и что заставило вас передумать? Вы же так рвались обратно домой в калейдоскоп судебных разбирательств без моей помощи. Что-то с мягкостью не задаётся. Или она плохо старается. Северус фыркает. Не станет он ей ничего объяснять! Они с ней на кухне одной за ночными разговорами не сидели и на брудершафт не пили. Откровения? Вот ещё! — Это не имеет значения, — сухо произносит он. Гермиона опускает локти на разведённые в стороны колени. — Я пытаюсь понять вас, но у меня ничего не выходит. — Понимать меня и не надо! — выходит он из себя. — Я сказал, что хочу посетить это место ещё раз! Что непонятного?! Гермиона резко поднимается на ноги, сверкая гневным огнём в глазах. — Со мной в таком тоне говорить вы не будете, профессор! — рычит она в той же мере, что и он. — Я не ваша первогодка, которая трясётся от страха у котла в кабинете зельеварения! Северус, готовый до того момента вывалить на неё ещё залп негодования, закрывает рот, проглатывая едкие слова. Как бы сильно ему ни хотелось этого не признавать, Грейнджер больше не мелкая и назойливая всезнающая муха, она взрослый человек с необычным багажом прошлого. Снейп снова забывает на мгновение о том, что он не прогнёт Грейнджер в этом плане, даже если очень захочет. У неё есть стержень, которого нет у доброй половины людей, которые его окружают по жизни. Спесь сбивается, но он не показывает виду. Грейнджер раздражённо выдыхает. — На сегодня хватит с меня вашего общества, — качает она головой, направляясь в сторону кухни. — Я хочу есть. Пойду и что-нибудь для себя, — выделяет она особой интонацией слово, — приготовлю. Гермиона идёт к холодильнику, чувствуя на своих лопатках взгляд Северуса. Он часто так делает. Наблюдает за ней и её поведением, как коршун, готовый в любой момент впиться в глотку, если она потеряет бдительность. Грейнджер, разумеется, ничего не теряет. Она ведёт себя естественно для этого мира, больше не притворяется. Профессору придётся с этим смириться; возможно, даже подстроиться под неё, потому что она сама делать этого не намерена. Гермиона выкладывает на столешницу овощи, оставляет размораживаться в микроволновке курицу и, захватив овощечистку, идёт к мойке, включая радио и начиная напевать себе под нос мотив плывущей из динамиков песни. Грейнджер начинает с морковки, удобно укладывая её в ладонь, и боковым зрением замечает, что её покой снова нарушен. — Вам помочь? Гермиона нетерпеливо вздыхает. — Что непонятного я сказала, когда упомянула, что на сегодня с меня хватит вашего общества? — не поднимая головы, интересуется она. Она слышит, как Северус скрипит зубами. — К тому же, такой формулировкой вопроса вы только сильнее меня разозлили, — замечает она, продолжая чистить овощ. Северус не сразу, но понимает, что она имеет в виду. Тяжело вздохнув, он отводит на мгновение взгляд в сторону и жалеет всеми фибрами души, что вообще во всё это ввязался. Грейнджер совершенно не такая, какой он её себе представлял все эти годы. Он себе в этом не признается, разумеется, но ругаться с ней куда приятнее, чем со многими другими. К тому же, сейчас придётся идти на поводу у девчонки. В его интересах попасть в закрытый мир снова, и только она может его туда провести. Северус почти через себя перешагивает, когда говорит это: — Я хочу вам помочь. Грейнджер даже поворачивается к нему, оторвавшись от своего занятия, и во взгляде читается чёткое: «Другой разговор». Гермиона расслабленно вскидывает брови и протягивает Северусу морковь с овощечисткой. — Хорошо, — жмёт она плечами. — Чистите морковь. — Почистить морковь, — эхом отзывается он, забирая всё в свои руки. Гермиона подходит к микроволновке, вынимает оттуда достаточно размороженную курицу и, потыкав в неё вилкой, удовлетворённо кивает. Потянувшись за солью, перцем и травами, она замечает, как Северус бесцельно вертит в руках свою «работу», не понимая, видимо, как пользоваться овощерезкой. Грейнджер видит в его глазах слабое подобие паники. Это её веселит. — Я в жизни моркови не чистил, — сознаётся Северус, подняв на девчонку взгляд. Гермиона держит лицо, хотя так и хочется посмеяться над его очаровательной неловкостью. — Всё когда-то бывает впервые, — спокойно отзывается она. — Не всё же за вас домовики будут делать до конца ваших дней. Гермиона вынимает доску и нож, чтобы заняться подготовкой курицы к запеканию. — Бытовым инвалидам в моём доме не место. — Я хорошо обучаем. Грейнджер смотрит на Северуса с хорошо скрываемым удивлением. Ого, значит, он очень хочет попасть туда снова, раз идёт на такие жертвы! — Ладно, — кивает она и направляется к нему. — Давайте, я покажу. Северус всё ей передаёт. — Морковь держите вот так, — показывает она. — Кожура плотная, как корень мандрагоры, нужно приложить усилие, чтобы почистилось с первого раза. Делается это так. Аналогия помогает, в глазах мужчины загорается понимание. Гермиона дважды показывает, как снимать верхнюю кожицу, и возвращает всё Северусу. Ему удаётся повторить всё с первого раза. И никакая магия тут не нужна. Гермиона слабо улыбается. — Не так сложно, — жмёт плечами Северус. — Да вы что?.. Саркастичность слетает с языка Гермионы непроизвольно. Видимо, пагубное влияние подобного общения с Северусом с самого момента приезда играет свою роль. Спокойствие профессора испаряется, он воспринимает неосознанный выпад острее, чем того ожидает Гермиона. — Мисс Грейнджер! Приберегите язвительность для ваших дружков! Я лишь пытаюсь сделать то, что вы от меня требуете! Совершенно ожидаемо, что Гермиона заводится сразу следом за ним. — Я ничего от вас не требую, — чеканит она, замечая, что он бросает всё в мойку и разворачивается в сторону выхода. — Желаете снова уйти? Пожалуйста. Вы же только так проблемы решаете. Убегаете от них. Гермиона замолкает, но о сказанных словах не жалеет ни капли. Она намеренно говорит ему это, знает наверняка, как это может на него повлиять. Грейнджер прекрасно понимает, что всё это неправда. Северус как раз-таки не из таких людей. Он не уходит от проблем. Он никогда от них не уходил, вот и расплачивается за это последние пять лет. Грейнджер продолжает мариновать курицу, назад не поворачивается, так что не знает, как именно воспринимает эти слова профессор. Она не скажет ему ни слова против, если он решит после подобного высказывания уйти. Поспорит приличия ради, если он рванёт, но останавливать не станет. Ответная реакция не заставляет себя ждать, но она оказывается совершенно неожиданной. Гермиона готовит себя к одному, а по факту видит другое. Северус возвращается к мойке и без слов чистит все четыре моркови, не обронив ни слова. Только минут через десять он первый заговаривает с ней. — Картофель подвергнуть той же участи? — Да, если не трудно. И он чистит картофель, не выражая ни капли нетерпения или раздражительности. Они впервые готовят вместе, и молчание не так сильно давит, как они оба того опасаются. На фоне потрескивает радиостанция и иногда шумит вода в кране. Северус помогает Гермионе уложить всё в рукав для запекания, и они укладывают противень с курицей и овощами в духовку, а после вместе прибираются на кухне. Грейнджер радует до глубины души чистоплотность Северуса, но вслух она ему об этом не говорит. Боится спугнуть его настрой. Пока поздний обед томится в духовке, Северус ставит чайник, а Гермиона ненадолго поднимается к себе и пишет новые письма ребятам и Кингсли. Она знает, что теперь всё будет по-другому. Чувствует. И в поведении Северуса, и в своём собственном. Гермиона осознаёт, что хочет познакомить профессора со своим миром в полной мере, потому что он тянется к нему, сам того до конца не понимая, наверное. Мир магглов всегда принадлежал только ей одной; Гермиона совсем не против завести себе друга здесь из мира волшебного. Пусть эта роль и кажется для профессора не совсем подходящей, на первый взгляд. — Осторожно, горячо. Они садятся за стол друг напротив друга. Гермиона накладывает порцию себе, Северус делает точно то же самое. Они молча едят, слушая какую-то попсовую песню по радио, слов которой не слышат. Каждый думает о другом. Разговор был начат, но так и не был закончен. Гермиона знает профессора настолько поверхностно, что не может сказать наверняка, как ему следует сообщить её решение. Говорить ему о том, что это и в её интересах тоже, она не собирается. Остаётся только понять, как сказать. Подготовить немного или… — Так что, идём в гости к Тартару снова? …Или сразу. Северус смотрит в свою тарелку, старается не выдать своего состояния от этих слов. Да, Мерлин! Разумеется, да! Я уж думал, вы не предложите! Столько мучить меня! Несносная Грейнджер! Северус поднимает совершенно расслабленный взгляд. — Было бы неплохо, — со вселенским спокойствием отвечает он. Грейнджер кивает. — Тогда после обеда собираемся. Одному только Мерлину известно, какое самообладание понадобилось Северусу, чтобы не вскочить в ту же самую секунду, а спокойно продолжить есть, игнорируя радостно стучащее в груди сердце, которое у него, оказывается, есть.