Метаморфозы

Гермиона делает судорожный вдох, поджимая губы. Ногтями в ладони впивается, чтобы чувствовать опору, физическую составляющую собственного тела. Северус сидит на байке, скрестив на груди руки. Его губы трогает лёгкая улыбка. Он ничего не говорит, потому что слова сейчас кажутся лишними, но и не шевелится. Затаился будто, как хищник, который готовится к прыжку. Он лишь смотрит на неё в ответ. Смотрит и ждёт. Гермиона понимает, что ноги сами несут её к нему. Неторопливо, плавно. Головой она понимает, что уйти сейчас от него, как во все предыдущие разы, будет глупостью. Осознание того, что вновь пересчитывающее рёбра сердце рвётся к нему, как изголодавшийся одинокий зверь, — поражает. Ей нужно сделать всего пять шагов. Пять шагов — и носы её конверсов будут касаться его обуви. В голове не остаётся ни одной мысли, но она и не собирается что-то ему говорить. Хочет только сделать. Сделать это. Сейчас. Гермиона останавливается непозволительно близко к нему. Нет, не так. О позволении уже не может быть и речи. Северус смотрит на неё без остановки, почти въедаясь, вгрызаясь в каждую черту лица. Грейнджер боится, как бы не заработать себе косоглазие, потому что она пытается уловить каждую эмоцию, каждую яркую вспышку в его глазах. Ладонь робко опускается на его грудную клетку, и Гермиона замирает. Замирает, когда ощущает на своей талии широкие горячие ладони Северуса, которые осторожно касаются ткани трикотажной футболки, мягко нырнув под расстёгнутую кожаную куртку. Грейнджер хватает губами кусочек воздуха. Тепло Северуса коконом начинает обволакивать её, жар заливает грудную клетку раствором цемента, вспыхивает на щеках и закручивается волчком внизу живота. Желание вспыхивает с новой силой. Прижать к себе. Коснуться. Почувствовать. Осознать наконец, что не одну её кроет от каждого прикосновения. Кроет так, что колени дрожат, сосёт под ложечкой и лишает кислорода в лёгких. Северус осторожно сжимает пальцы на её талии и тянет девушку к себе, сокращая расстояние до запредельного минимума. Я хочу, чтобы только ты ко мне прикасался. Грейнджер закусывает губу от собственных мыслей и слабо ухмыляется. Приподняв руки вверх, она снимает зубами с запястья резинку. Северус молча наблюдает за ней. Гермиона мягко касается его волос и собирает сзади хвост. Имеет право, ей так больше нравится. Северус до одури спокойно позволяет ей эту вольность, наблюдая за ярким румянцем на её щеках с плохо скрываемым любопытством. Размышляет без конца, не струсит ли. Не даст ли заднюю, как раньше. Грейнджер чуть склоняется вперёд, когда делает это, и аромат его одеколона попадает в лёгкие. Запах Северуса — это невероятная смесь ноток из дорогого парфюма, машинного масла, солнца, натуральной кожи и крепкого кофе. И этот запах Грейнджер проникает в каждую пору кожи, в каждую клеточку тела. Попадает в кровь, оглушает и туманит разум. Ей бы взять его и побрызгать все свои вещи в спальне, все до единой. Даже подушку. Гермиона снова смотрит Северусу в глаза и поднимает руку, робко касаясь пальцами щеки. Северус не вздрагивает от прикосновения, словно ждёт его столько времени, что сил уже никаких не остаётся. У него такая гладкая кожа. Она водит кончиками пальцев по его щеке, словно распробовать пытается это новое для себя касание. Грейнджер чувствует, как Северус слегка напрягается, как сжимает её талию чуть сильнее, слегка поджав губы. О-хо-хо, остановите её, профессор Снейп, потому что сама она этого теперь точно не сделает. Северус и не думает её останавливать, только крепче сжимает тонкую талию в кольце рук, и Гермиона снова становится к нему ближе. Её лицо теперь чуть выше, потому что он по-прежнему сидит на байке, немного ссутулив плечи и приподняв вверх голову. Чуть выше, но этого достаточно, потому что сердце Северуса снова с ума сходить начинает, без конца стараясь вырваться из груди. Грейнджер прикрывает глаза и, склонившись ниже, мягко прикасается в невесомом поцелуе к его щеке, прочертив кончиком носа невидимую линию на его коже. Северус судорожно вздыхает, крепко зажмурив глаза. Гермиона улыбается, когда слышит, как сбивается его дыхание. От этого её собственное сердце начинает работать с перебоями. Она повторяет свою маленькую манипуляцию, по-прежнему обхватив его лицо ладонью. Спускается чуть ниже, оставляет поцелуй на скуле, а затем снова… Снова доводит его до истомы, потому что Северус чуть поворачивает голову, чтобы поймать её губы, а она прикасается к уголку. Играется с ним, как кошка с мышкой, наслаждается этим единением, сама едва сдерживается. Глупышка, какая же глупышка. Северус почти рычит сквозь стиснутые зубы, в груди закручивается настоящий ураган. Гермионе не хочется прекращать эту пытку, ни для него, ни для себя. Самую сладкую, горячую и обжигающую пытку всей своей жизни. Северус шумно выдыхает, обдавая её своим горячим дыханием, и начинает играть по своим правилам. Грейнджер только этого и ждёт. Поставь меня на место, Северус. Давай, попытайся. Широкая ладонь мужчины отпускает её талию. Не давая ей ни секунды на размышление, Северус обхватывает её лицо ладонью и притягивает к себе, впиваясь в желанные губы настоящим поцелуем. Гермиона задыхается от этого прикосновения, жар взрывается по всему телу сверхновой, уничтожая в ней остатки самоконтроля. Этот мужчина принадлежит мне. Мне и никому больше. Грейнджер склоняет голову вправо, крепко зажмурив глаза, и льнёт к нему всем телом, прогибаясь в пояснице. Широкие ладони Северуса возвращаются на тёплую талию Гермионы, властно сжимая нежную кожу через ткань футболки. Гермиона обвивает его шею руками и страстно отвечает на поцелуй, потеряв связь с реальностью. Несчастное сердце рвётся к любимому с утроенной силой, пересчитывает рёбра без конца, того и гляди — размозжит в щепки. Грейнджер выдыхает горячий стон в поцелуй, и Северус ловит его губами, отдаваясь долгожданному единению без остатка. Все тело горит, желает большего. Гермиона бессовестным образом углубляет поцелуй, как вдруг… Слышится глухой удар откуда-то снизу. Гермиона поднимает веки и резко дёргается, усаживаясь на постели. Голова тут же начинает кружиться, и она хватается за простынь, сильно сморщившись. Выдохнув сквозь плотно сцепленные зубы воздух, Грейнджер часто моргает, поднимая голову. Взгляд постепенно привыкает к окружающей обстановке. Её спальня залита дневным светом. Сколько же она спала? Гермиона бросает взгляд на часы. Половина десятого. Возня на кухне продолжается. Северус давно проснулся. Гермиона кусает губы и накрывает на мгновение лицо ладонями. — Проклятье, — бросив руки рядом, шепчет она, — проклятье… Сердце все никак не хочет успокаиваться, губы горят от не случившихся поцелуев. Грейнджер горько усмехается. Сознание играет с ней определённо злую шутку, подсовывая такие реалистичные сны. Сбросив с себя одеяло, она нетвёрдой походкой тут же идёт в ванную. Вчерашнее провальное свидание не идёт у неё из головы, но ещё больше её беспокоит даже не это. Как им с Северусом быть дальше? Как держаться друг с другом? Впервые они столь многое не говорят друг другу, когда внутри все горит от необходимости выплеснуть наружу. Гермиона не хочет лишиться общения с Северусом из-за такой оплошности как с её, так и его стороны. Кто сказал, что первое свидание должно быть идеальным? Даже в кулинарии есть негласный закон: «Первый блин комом». Вот только встаёт вопрос, как же собраться с мыслями, ничего не бросать на полпути и сделать второй блин? — Гермиона?.. Грейнджер разгибается и оборачивается. Она забывает закрыть за собой в ванную дверь. Северус стоит внизу лестницы и обеспокоенно смотрит вверх. — Вы в порядке? Гермиона берет полотенце с крючка. Видеть его сейчас из плоти и крови, когда минутой ранее в своём сознании она целовала его так, что со стыда сгореть можно, — неописуемо. Неописуемо неловко. — Да, — кивает она, утирая лицо полотенцем. — Просто сон приснился. — Хороший сон? Гермиона хмыкает. О, ты даже представить себе не можешь. Да только беда всех снов в том, что это лишь реакция нейронов в нашем мозгу на какие-либо события или мысли. Реальность жестока. В ней всегда все не так, как в воздушных замках розовых сновидений. — Да, — расстроенно соглашается она, — хороший… Северус хмурится. — От хороших снов с лихорадкой не просыпаются, — недоверчиво произносит он. — Подойдите. Гермиона хмурится и, оставив полотенце, оборачивается, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Грейнджер широко распахивает глаза. Бог мой, да я вся красная! Да только не от лихорадки её щеки горят, а от другого слова на ту же букву. — Да я в порядке, — машет она рукой, мастерски переключаясь на свою саркастичность. — Не говорите глупостей. — Подойдите, — настойчиво повторяет Северус. Грейнджер фыркает и, выключив свет, спускается по лестнице вниз, раздражённо размахивая руками. Остановившись на последней ступеньке, она оказывается почти одного роста с Северусом. И треклятый сон снова вспыхивает в сознании. Северус поднимает руку и прикасается тыльной стороной ладони к её лбу. Внезапное прикосновение прохладной руки вынуждает Гермиону вздрогнуть. К этому она не была готова с утра пораньше. После таких-то снов. Гермиона задерживает дыхание, когда Северус плавно ведёт рукой по её лбу, внимательно всматриваясь в каждую черту лица. Гермионе становится понятно, почему сон был такой реалистичный. Она же с математической точностью может сказать, сколько у него ресниц, так часто она теперь на него смотрит. — Лихорадка, — опустив вниз руку, смотрит он ей в глаза, — как я и сказал. Гермиона вздыхает. — Нет таких слов в мире магглов, Северус, — качает она головой. — Раз уж на то пошло, обычная температура. Однако Гермиона знает прекрасно, что никакой температуры у неё нет, и со здоровьем у неё все отлично. Если бы сам Северус оказался перед Гермионой после подобных сновидений, Грейнджер не сомневается: на его щеках можно было бы смело жарить глазунью. — Значит, температура, — кивает он. — Я дам вам настойку, она сразу поможет, — направляется он на кухню. — Сам создал. Гермиона идёт следом за ним, как вдруг чувствует непривычный в доме запах. Едва оказавшись на кухне, она сразу понимает, откуда он. Северус всего пару раз в самом начале их приезда занимался зельеварением, у него с собой для этого есть все необходимое. Грейнджер поражается, что Северус снова решает заняться этим. Кажется, у него и без того есть в шкафчике рядом с плитой все, что нужно. — Отравить меня хотите? — язвит Гермиона, все ещё посматривая на пока пустой котёл с целой кучей ингредиентов рядом. Северус фыркает, и Грейнджер оборачивается. Он подходит к ней и, смешав с тёплой водой какую-то настойку, протягивает стакан. — Хотел бы навредить — принёс бы вам медовый бисквит, — не остаётся он в долгу. — И заставил бы съесть до последней крошки. Грейнджер ухмыляется и принимает из его рук высокий стакан. Другое дело, черт возьми. И никакой деланной вежливости. Что ж, кажется все не так плохо. Видимо, вчерашнее провальное свидание не ставит на их взаимоотношениях крест. Гермиону радует это так сильно, что даже настроение улучшается. Она даже не противиться, выпивает стакан полностью и возвращает его Северусу, забавно надув щеки с полным ртом. Северус дёргает уголком губ в полуулыбке. — Идёте сегодня лечить железные организмы? — интересуется она, опустив руки на пояс. Снейп оставляет стакан в раковине и возвращается к холодному котлу, намереваясь вернуться к работе. — Позже, — отвечает он. — Мне надо поработать. — Давно не жарили младенцев на совковой лопате? — язвит Гермиона, невинно вскинув брови. Северус поднимает взгляд и замечает, что Гермиона улыбается. Кажется, все правда хорошо. Если бы она не язвила, тогда и можно было бы трубить тревогу. Мужчина старается подавить облегчённый выдох. — Разумеется, — сразу входит он в образ. — Займусь этим сразу, как вы закончите чистить котёл. Грейнджер расслабленно направляется к нему, слегка покачивая руками. — Не помню, чтобы я нарывалась на отработку, профессор, — забавно сморщив нос, парирует Грейнджер. Северус хмыкает. — Вы именно сейчас на неё и нарвались. И обоим улыбки скрыть не удаётся. Гермиона окончательно приходит в себя, да и профилактическое зелье Северуса помогает. Она понимает, они снова возвращаются на ту самую, приятную им обоим волну общения. Без смокингов с платьями и ужинами при свечах с цветами в роскошных ресторанах. — Правда почистить? — интересуется Гермиона. — Мне ведь не сложно, — расслабленно добавляет она. — Не руками, разумеется. Северус перебирает на своём рабочем столе какие-то склянки и снова поднимает взгляд. — Магией я владею получше вашего. — Уф, тушé, мистер профессор, — прищурившись, улыбается она. — Ладно, а теперь серьёзно. Мне помочь вам или справитесь сами? Северус вздыхает, оставляя ингредиенты на столе. — Вы спрашиваете, нужна ли помощь в приготовлении зелья мастеру зельеварения? — слегка высокомерно на неё посматривая, произносит он. — Гермиона, я думал, что вопрос о ваших умственных способностях я поднимать больше не стану. Гермиона улыбается, чувствуя, как в груди пульсирует тепло. — Не в бровь, а в глаз, Северус, — смотрит она на него. Мужчина ухмыляется. — Терять хватку — не в моей природе, — расслабленно добавляет он. — Я это заметила, — отзывается Гермиона, снова направляясь в сторону лестницы. — Тогда я пока отвечу на письма. — Сначала завтрак, — тут же произносит Северус. — Он на плите. Сок в холодильнике. Гермиона останавливается и смотрит на него. Снейп уже вовсю колдует над своим новым детищем, не поднимая головы. Заботится. Черт возьми, в своём стиле, но правда заботится, пусть сам и смущается временами собственных порывов. Грейнджер не может прогнать с уст счастливую улыбку. Проклятье, что любовь с людьми делает… — Завтрак так завтрак, — дёрнув плечами, вздыхает она. — А потом я займусь письмами. Принесу их сюда, чтобы мозолить вам глаза. Северус старается игнорировать волну жара, вспыхнувшую по всему телу, и сосредоточиться на работе, а не на гулко стучащем в груди сердце. Он только и ждал ещё одной возможности видеть её подле себя. — Отрадно слышать, счастлив до беспамятства, — саркастично бросает он. — На завтрак, кстати, рисовая каша. И её мелодичный смех, напоминающий звон колокольчиков, звучит по всей кухне. Северус всего на мгновение поднимает взгляд, чтобы увидеть её лучистую улыбку и сияющие глаза, а затем тут же опускает голову, продолжая работать. Разумеется, никакой рисовой каши на завтрак нет, Северус очень ответственно относится к готовке и всегда учитывает аллергию Гермионы на рис и мёд. Он приготовил ей сырники. На обезжиренном твороге, её любимые. Гермиона усаживается за стол и принимается за завтрак. Северус в которой раз превзошёл себя. Готовит он теперь настолько хорошо, что Гермиона временами в своих способностях начинает сомневаться. Сырники у него всегда теперь удаются на славу. Румяные, аккуратные, в меру поджаренные и безумно сочные. Даже у Тако так хорошо не получается их готовить, а он, на минуточку, человек с даром, ниспосланным кем-то выше. Быть может, сырники Северуса такие вкусные, потому что он в готовку чувств вкладывает чуть больше, чем Тако. Кто знает… — Могу задать вопрос? — прожевав второй сырник, произносит Гермиона. Северус на мгновение поднимает взгляд, а затем снова склоняется над кипящим котлом. — Конечно. Гермиона непроизвольно смотрит на Северуса дольше положенного. Он словно светиться изнутри начинает, когда занимается любимым делом. Нет ничего прекраснее, чем наблюдать за таинством приготовления зелий. Особенно, если наблюдаешь за профессионалом своего дела. Грейнджер чуть кашляет. — Что вы создаёте? Северус бросает в котёл сухоцветы, и ввысь взмывает разноцветный сноп искорок. — Особую форму зелья с несколькими составляющими, — неоднозначно отвечает он. Гермиона качает головой из стороны в сторону, не в силах скрыть улыбку. Никогда он не отвечает на вопросы напрямую, все вытягивать приходится. Способностей двойного агента в нем не искоренить. Немудрёно. Бывших агентов не бывает. — А для кого? — заинтересованно склонив голову в сторону, спрашивает она. Северус хмыкает, помешивая зелье в котле. — Это уже два вопроса, Гермиона, — не поднимает он головы. Грейнджер улыбается, принимаясь за следующий сырник, и терпеливо ждёт ответа, но его, к сожалению, так и не следует. Девушка фыркает. — Что, правда не ответите? — забавно округляет она глаза. Северус едва заметно улыбается, и Гермиона это замечает. Снейп, может, и становится более открытым в мире магглов, но его профессионализм, привезённый из мира волшебного, никуда не исчезает. Грейнджер сдаётся. — Ох, ладно, мистер загадка, не стану вас больше отвлекать, — машет она рукой и поднимается с места, захватывая с собой пустую тарелку. — Но пахнет вкусно. Северус против воли замирает с пузырьком в руках, который поднял над котлом. Он нервно облизывает губы. — И чем же пахнет? — осторожно интересуется он. Грейнджер оставляет в раковине тарелку и подходит к Северусу, склоняясь над котлом. Снейп чувствует аромат её духов и шампуня для волос, ощущая, как запах Грейнджер в который раз забивает лёгкие до отказа. Гермиона закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Солнце, — не открывая глаз, произносит она, — чёрный кофе без молока, — девушка слабо улыбается, — мотоциклы, — шепчет она, — а ещё… Слова застревают в горле. Гермиона медленно открывает глаза, глядя в котёл. Нежный, голубоватый пар витает в воздухе. Она же не первогодка, в сознании что-то щёлкает, и перед глазами у неё бегут уроки с шестого курса. Единственного курса, который Северус ей в Хогвартсе не преподаёт. Гермиона теперь знает одну составляющую нового зелья Северуса. Это без вариантов она. Амортенция. И если она сейчас скажет, что все запахи перебивает теперь только один, она выдаст себя с головой. Потому что на всю кухню стоит аромат одеколона Северуса. — Ещё?.. Гермиона поднимает взгляд. Северус чуть опускает вниз голову, и их снова разделяют несколько несчастных сантиметров. Грейнджер чувствует, как во рту скапливается густая слюна и как в животе сладко тянет. Взгляд сам скользит по губам Северуса. Грейнджер тут же зажмуривается и расслабленно вздыхает, рисуя на губах улыбку и делая шаг назад. — Медикаменты, — врёт она и не краснеет. — Так странно, почему-то аромат такой тонкий появился под конец, как из больницы, — жмёт она плечами. Она врёт, но запах его одеколона все сильнее пропитывает лёгкие. Грейнджер сглатывает. — Не буду отвлекать, — снова повторяет она, выставив вперёд руки, и пятится в сторону лестницы. — Спасибо за завтрак, побегу за письмами. Она врёт, но и Северус своей правды не говорит. Не просто же так он задыхается от смеси из ароматов её средств для тела, лёгких духов, хот-догов и кислых яблок. — Жду не дождусь, когда вы снова вернётесь, чтобы действовать мне на нервы, — резко выдохнув носом, произносит он, намереваясь поскорее перекрыть побочное действие амортенции другими ингредиентами. Гермиона поджимает губы, поднимаясь вверх по лестнице. Её снова бросает в жар, и она понять пытается, насколько же её хватит? Как долго она сможет скрывать своё отношение к Северусу, если до чёртиков боится реакции? И что ей делать, если он ответит ей взаимностью?.. Эти мысли уходят куда-то на задворки сознания, когда она возвращается вниз с тощей стопкой из семи писем. Работы немного, ей наконец удаётся приучить мальчиков и всех остальных писать по существу раз в пару недель. Тревожные мысли уходят по простой и понятной причине. Ей комфортно с Северусом. Просто и очень хорошо. Его присутствие не ослепляет, не вызывает тревоги, не обязывает думать о будущем. Гермионе хорошо с ним даже молчать. Сидеть и молчать. Это дорогого стоит. Северус продолжает работать и искоса поглядывает на Гермиону, будто проверяет, на месте ли она, не пропала ли. Не исчезла ли куда-нибудь. Грейнджер выглядит такой сосредоточенной и при этом утончённой, что диву даёшься, как ей удаётся совмещать в себе оба этих качества одновременно. Северус наблюдает за её прытко пишущим пером, прямой осанкой, слегка сведёнными на переносице бровями. Складывается впечатление, что она погружается не просто в простую переписку, а в настоящую работу. К слову, это близко к истине. Только крайне забавно наблюдать за ней, пока она сидит в обычной домашней длинной футболке с пучком на голове и понимать, что Грейнджер решает в очередной раз какие-то судьбоносные вопросы. Гермиона заканчивает с письмами раньше него, все запечатывает и готовит к отправке, а затем переодевается и усаживается в гостиной с каким-то маггловским журналом в руках и терпеливо ждёт, пока Северус закончит. Она может пойти в дом Тартара раньше, но не хочет. Не хочет прерывать их с Северусом приятное молчание и снова, пусть совсем ненадолго… Расставаться. Северусу требуется всего полчаса, чтобы закончить начатое. Сжав в ладони законченную работу, он кладёт подвеску в карман джинсов и говорит Гермионе, что они могут выдвигаться. Северус многое бы отдал, чтобы запомнить на всю жизнь её яркие глаза в тот миг, когда она поднимает голову. Он лишь говорит о том, что готов идти, а она дарит ему такую искреннюю и яркую улыбку, на которую Северус ни в одном сценарии своей жизни не рассчитывает. — О, нарисовались! — с порога дарит гостям широкую улыбку Тартар. — Как спалось? — лукаво добавляет он. Гермиона цокает языком и закатывает глаза, шлёпая Тартара по животу тыльной стороной ладони. Северус, что удивительно, делает то же самое, когда проходит мимо него десятью секундами позже. Тартар хохочет. — Сбой в матрице, — причитает байкер с улыбкой, закрывая дверь. — Самый настоящий сбой… Северус почти сразу направляется в заднюю часть дома, намереваясь проверить Форка, как он всегда это делает. Гермиона уже собирается идти погреться на солнышке с котятами, как вдруг тормозит на месте и хмурит брови. Едва Северус скрывается за дверью комнаты Форка, Гермиона разворачивается на сто восемьдесят. Осознание бьёт пощёчиной. — Тартар, — сжав руки в кулачки, тянет Гермиона, — иди-ка сюда. Байкер так и стынет на месте, даже сэндвич до рта не доносит. Знает он этот тон Васаби, ой-как хорошо знает. Становится понятно, нагоняя не миновать. Понять бы только, по какой причине. Ведь Тартар отмечает, что выглядят его гости вполне себе расслабленно. Хотя… Может, в этом и есть вся проблема? Ничего не поменялось, а свидание вчера у них состоялось. Тартар прямо ощущает, как Васаби начинает искрить электрическим током. — Да я и тут постою, — прячется он за столешницей, по-прежнему не выпуская из рук свой сэндвич. Грейнджер сердится все сильнее, потому что знает такое поведение Тартара. Раз боится — значит, провинился. Картина маслом, всякий раз так. Все годы дружбы по одному сценарию. — Ты лучше сразу мне скажи, что ты вчера Отцу насоветовал, — вкрадчиво произносит она, сверкнув глазами. Тартар откусывает сэндвич и бросает половинку на тарелку, дёрнувшись в сторону. Гермиона тут же реагирует следом, отрезая парню пути отступления. — А я что? — бубнит он с испуганными глазами. — Я же ничего такого! Я же хотел, как лучше! Гермиона шлёпает ладонями по лицу и протяжно скулит, запрокинув вверх голову. Так вот, что произошло вчера! Так она и думала, что не может Северус по щелчку пальцев так измениться! И свечи эти, и смокинги, и вино, и деланная вежливость! Уф, проклятье! — Тартар, ужин в ресторане с приглушённым светом? Это должно было мне понравиться? — не верит она. — Ты сейчас серьёзно?! Мы же всю жизнь бок о бок, какие рестораны, глупая ты репа! Схватив с кресла подушку, Гермиона со всей силы запускает её в байкера. Тартар уворачивается и виновато улыбается, раскинув в стороны руки. Подушка в двух сантиметрах приземляется возле мисок Эрнестины и её отпрысков. — Извиняй, Васаби, я правда думал, что тебе понравится что-то подобное, ты же девочка… — Да ты что?! — летит в него следующая подушка и попадает прямо в лоб. — Думал он, — несётся к нему Гермиона со всех ног. — Ни разу ты не подумал! Тартар срывается с места и, обогнув столешницу, бежит в гостиную. — Васаби! — носится он так, что пятки сверкают, продолжая уворачиваться от подушек, которые Грейнджер прицельно в него запускает с завидной лихвой. — Васаби, легче! Я правда хотел, чтобы у вас было идеальное свидание! Да я просто других идеальных свиданий не знаю! Мне казалось, что у всех так! Гермиона замахивается снова, но вдруг замирает на месте с зажатой над головой подушкой. Она тяжело дышит, волосы растрёпаны, сама вся красная и мокрая. Тартар стоит посередине гостиной, даже не запыхавшись. Действительно машина, а гнева Васаби все равно боится, как огня. Гермиона опускает вниз руки и тяжело вздыхает, закрыв на мгновение глаза. Она чувствует себя виноватой в том, что разозлилась на лучшего друга, ведь он действительно хотел помочь. Помочь им обоим сделать первые шаги, раз сами оба трусят. Ей бы поблагодарить его, а не подушками зашвыривать. — Да, ты прав, — выдыхает она, опустив на мгновение голову. — Ты прав, прости. Ты хотел помочь нам обоим. Гнев утихает в груди Грейнджер, уступая место стыду за свою импульсивность и некоторую агрессивность. Нет смысла искать виноватых в провальном свидании. Кто вообще сказал, что свидания, особенно первые, бывают безукоризненными? Только кассеты с красивыми мелодрамами девяностых на полках в гостиной её дома. Тартар понимает, что буря миновала, поэтому осторожно подходит к Гермионе, поджав губы. — Да не извиняйся, ты чего, — машет он рукой и треплет её по волосам. — Ну, выше нос, чего раскисла? Гермиона поднимает печальный взгляд. И свидание провалила, и чуть от удовольствия и стыда во сне не сгорела, и на друга ни за что наорала. Слишком много впечатлений для последних двадцати часов. — Иди обниму, ладно тебе, завязывай кислую мину делать, — раскрывает он руки. Грейнджер издаёт смешок и впечатывается в мощный торс друга, обнимая его руками. Гермиона может сцепить руки за спиной Тартара только в детстве. Как Джону шестнадцать минует, она лишается этой возможности, а с годами спина лучшего друга становится только шире. — Ну что, неужели все было совсем плохо? — покачивает он её в медвежьих объятиях. — Кошмарно, — зажмурившись, бубнит она ему в руку. — Он постоянно говорил «позвольте». Тартар посмеивается. — Так позволила бы, — веселится он. — Позволила заткнуться и не говорить больше такого, а дальше уж все в свои руки бы взяла. Ты ж за словом в карман не полезешь, Васаби. Что, не понравилось быть принцессой? Грейнджер шлёпает его ладонью по спине. — Болван, — причитает она. — Чувствовала я себя горошиной, но никак не принцессой, — ворчит она. — Горошиной, которую уронили из банки и пнули ногой под стол. — Ой, ладно тебе, сочиняешь тут, — фыркает Тартар. — Посмотри на это свидание с другой стороны, — предлагает он. — Теперь вы просто оба знаете, как не надо делать. А это уже кое-что. Гермиона улыбается, покачиваясь в медвежьих объятиях Тартара. Он снова прав, чтоб его. Теперь они с Северусом действительно знают, что им обоим не нравится. Значит, будет проще понять, какая обстановка подойдёт им обоим. И можно будет попробовать снова, раз уж они оба этого хотят. Хорошо, что комната Форка находится в дальней части дома, и переполох из гостиной никому не был слышен, иначе плакала бы глупая конфиденциальность приватного разговора рассерженной Грейнджер и провинившегося Тартара. Северус сидит на полу рядом с Форком, рассматривая его новую работу. Рисунок удаётся на славу, Дью снова уделяет особое внимание деталям. С альбомного листа на него смотрит Гермиона, которая жмурится от ласк Тилли, забравшегося ей на плечи. Скорости Форка в рисовании можно только позавидовать. — Как тебе сегодня спалось, — старается подобрать слова Северус, — после своей этой… — Травки? — подняв голову, интересуется Дью. Снейп кивает. — Уснуть-то уснул, но вот с утра состояние, — парень морщится, — паршивое. Северус смотрит на тёмные круги под глазами Форка и ему становится искренне жаль этого парня. Если он не курит, то страдает от присутствия Мартлет в своём сознании. Если курит, то засыпает без неё, да только выглядит он после употребления даже хуже, чем без него. Пора с этим заканчивать. — Я тебе кое-что принёс, — внезапно произносит Северус, потянувшись в карман джинсов. В глазах Форка загорается детская заинтересованность. Северус кивает, протягивая вперёд руку. Дью открывает ладонь, и Северус вкладывает в неё какую-то подвеску. Форк заинтересованно подносит её к глазам, начиная рассматривать. Небольшой деревянный цилиндр из тёмного дуба, очень гладкий и блестящий. Парень вопросительно вскидывает брови, поднимая на Северуса взгляд. — А что это? — Мой тебе подарок, — просто произносит он. — Надень его и открывай перед сном, слегка покрутив по часовой стрелке. Давай, я покажу. Форк отдаёт подвеску Северусу, и он, задержав дыхание, осторожно крутит цилиндр. Подвеска щёлкает, и в том месте, где соединяются две его части, начинает едва мерцать маленький шар света. Дью с детской радостью прихлопывает в ладоши. — Это волшебство какое-то, — шепчет он. Северус с добротой смотрит на парня. Ты даже не представляешь, Дью, насколько ты прав. Снейп закрывает цилиндр и только после этого прекращает задерживать дыхание. Он протягивает подвеску Дью. — Не забудь открыть сегодня перед сном и не кури, — просит он. — Тебе это поможет уснуть, я обещаю. — Какое-то твоё зелье, да? — не задумавшись, спрашивает парень, продолжая радостно крутить в руках подарок. Северус какое-то время молчит, глядя на Дью. Форк понимает намного больше, чем все думают. Его сознание неполноценно для мира, в котором он живёт, однако мир волшебный словно сам тянет к нему свои руки. Будто сберечь пытается, оградить от жестокого мира без волшебства. Защитить его своими силами. — Так я же учёный, Дью, — слабо ухмыльнувшись, произносит Северус. — Учёные не делают зелья, их создают только волшебники в сказках. — Так ты волшебник, Отец. Только волшебники могут столько чудес делать, — все ещё заворожённо крутит в руках подвеску Форк. — Но ты не бойся, я никому не скажу. Северус снова слабо улыбается и тяжело вздыхает. Самое печальное во всем этом то, что Дью никто не поверит, даже если он будет биться в истерике и кричать, доказывая свои слова. Людей с диагнозами опасаются. Им не верят. Их боятся. — Не забудь открыть перед сном, — потрепав парня по голове, поднимается Северус с места. — И приходи через час обедать. Тартар сделает твою любимую картошку. — Хорошо, — радостно отзывается он и надевает подарок на шею. Северус заранее готовится к тому, что Тартар будет его расспрашивать о прошедшем свидании, и Снейпу больше по душе было бы откусить собственный язык. Пожалуй, он поэтому сразу ретируется в уголок Форка, только бы с Тартаром не пересекаться. Однако разговора не миновать, и он прекрасно это понимает. Северус не удивляется, когда Тартар сразу, как ставит картофель на плиту, тащит Северуса за собой на задний двор. Поражает его только то, что он говорит. — Я с Васаби переговорил, — без прелюдии начинает он, — ну, как переговорил. Получил по голове с размаху. — И я бы тебе добавил, — скрестив на груди руки, хмурится Северус. Тартар в молитвенном жесте складывает перед собой руки. — Ладно-ладно, ты не нервничай лишний раз, хорошо? — просит байкер. — Я был уверен, что идеальное свидание — вещь всеобщая. Кто ж знал, что у вас обоих вкусы другие? Северус шумно выдыхает и отводит взгляд в сторону. — Забудь все, что я сказал, лады? — просит Тартар. — И вообще, не слушай больше никого. Только себя, — тычет он Северусу в грудь. — Ты и только ты знаешь на все двести процентов, что понравится и ей, и тебе. Так что выше нос, — с энтузиазмом произносит он, — и отставить ворчание! Северус и рад бы настучать по голове парня, да только смысла в этом никакого нет. Он сдаётся, даже смягчается, похлопывает Тартара по плечу и заверяет, что все в порядке. Ошибки все делают, от них никто не застрахован. Снейп сейчас только в одном уверен: на сегодня никаких больше приключений и громких слов. Им бы с Гермионой окончательно вернуться на ту самую ступень взаимоотношений, которая была у них до провального свидания. И он все для этого сделает. Все, что в его силах. Сделает второй блин, каким бы отвратительным ни получился первый. Этим вечером они с Гермионой снова арендуют Ласточку и отправляются кататься по ночному Лондону. Вот что им обоим по душе, вот что каждому из них нравится. Они снова разговаривают обо всем на свете, Грейнджер улыбается ему своей непревзойдённой улыбкой, и Северус не может не ответить ей тем же. Возвращаются они домой глубоко за полночь. — Может, чай? — предлагает Гермиона, снимая куртку. — Если вы не устали… — Нисколько, — заверяет его Грейнджер и на мгновение задумывается. — Ой, а давайте фильм посмотрим! Северус оставляет свою куртку на вешалке. — Фильм? — слегка хмурится он. — Никогда не смотрел фильмов. — Я не удивлена, — парирует Грейнджер, взмахнув рукой. — Давно пора заняться вашим кинообразованием. Северус фыркает, опустив руки на пояс, когда она мчит в гостиную и садится на колени возле длинного ящика под телевизором, где, оказывается, ровными рядами лежат коробки с кассетами. — Сопливой нудятины я не выдержу, — тут же произносит он, когда Грейнджер с яркой улыбкой вынимает кассету. Гермиона закатывает глаза и, глядя на Северуса исподлобья, кладёт её на место. — Ладно, повременим пока с «Грязными танцами», — шепчет она себе под нос. — Будем смотреть на очаровательного Киану Ривза! — наконец восклицает она. Северус усаживается на диван, скрестив на груди руки. — Мне это имя вообще ни о чем не говорит, вы ведь понимаете? — вскидывает он брови. Гермиона улыбается. — «Матрица» никого не оставит равнодушным, — заверяет она. — Погружайтесь в сюжет, а я пока поставлю чайник. Гермиона нажимает на пульте «play» и бежит на кухню. Разумеется, Северус не может сосредоточиться ни на каком сюжете, когда руки потеют от осознания, что Гермиона будет сидеть так близко к нему под покровом ночи. С телом-то своим он сможет совладать, а вот мысли будут бесноваться, он это нутром чует. Грейнджер появляется в гостиной с двумя чашками и ставит их на столик перед диваном. Северус слегка приподнимается на месте, когда она садится рядом. Проклятье, какой маленький диван. И вот такая пытка мне предстоит, да? Сидеть рядом с ней и не касаться, когда до одури хочется? — Как сюжет? — интересуется она, подогнув под себя ноги, и берет чашку. — Ничего не понятно, — кашлянув, честно признается он. Он же даже в экран не посмотрел ни разу. — Это поправимо, — обещает она. — Втянетесь. Если что, все объясню. Я его уже смотрела. Северус нетерпеливо вздыхает, устраиваясь на месте удобнее. Тепло Гермионы обжигает ему бедро прямо через ткань джинсов. Сладостная, безумная мука! — И сколько будет идти фильм? — Два часа, — не отрывая взгляда от экрана, произносит она. — Проклятье, — цедит он сквозь зубы. Это действительно кажется пыткой. И Северус глубоко ошибается, когда думает, что только для него. Гермиона просто оказывается подкованной, потому что фильм смотрела раньше, поэтому иногда объясняет ему ту или иную сцену, но на деле фильм она совсем не смотрит. Она смотрит в экран бездумно, все её мысли сосредоточены на человеке, который сидит рядом с ней. Гермиона слушает его неровное дыхание и пытается понять, о чем Северус думает. От его тела волнами исходит жар, а запах одеколона в который раз забивает Грейнджер до отказа лёгкие. И она боится. Видит Мерлин, она боится! На байке ездить с сумасшедшей скоростью? Может. Выступать в суде в качестве адвоката с целым залом? Способна. Отстоять свои личные границы? Легко! Позволить себе любить и быть любимой? Нет, что вы. Никогда. Да, она трусиха. Она самая настоящая трусиха. Вот она и сгорает от своих невысказанных чувств, как и человек, который сидит рядом с ней. Гермионе кажется, что она будет сгорать даже в том случае, если скажет Северусу обо всем этом. Вот только, сгорая, она будет счастливой. На часах мелькает половина второго, когда даже взволнованность и глубина горячих чувств не может больше поддерживать бодрость Грейнджер. Она что-то неразборчиво мямлит про очередную сцену в фильме, но речь её уже не слушается. Северус сначала не придаёт этому особого значения, но вдруг едва заметно вздрагивает, чувствуя на своём плече чужое тепло. Он осторожно оборачивается. Гермиона с закрытыми глазами размеренно дышит, устало опустив голову на плечо Северуса. Снейп сначала теряется, не знает, что делать. Разбудить? Он уже приподнимает руку, чтобы подтолкнуть её, но в последний момент сжимает пальцы и отказывается от своего решения. Вместо этого он осторожно тянется рукой и убирает тёмную прядь с её глаз, осторожно убирая за ухо. Грейнджер едва заметно морщит аккуратный нос, но тут же расслабляется и удобнее устраивается рядом. Северус судорожно вздыхает и, плавно протянув руку, касается пальцев Гермионы, задержав дыхание. Гермиона едва заметно дёргает пальцами, и Северусу удаётся аккуратно взять её руку в свою. Вдоль позвоночника бегут мурашки, жар в груди взрывается, накрывая с головой. Северус весь покрывается испариной от бешено бегающего по венам адреналина. Он так и сидит с тонкими тёплыми пальцами Гермионы в своей ладони и бездумно смотрит в экран с глуповатой, но слишком счастливой улыбкой. Только когда на тёмном экране начинают мелькать титры, Северус рассеянно моргает, глядя вниз. Гермиона по-прежнему спит, только сон её становится крепче. Северус чувствует, как у него затекает рука. Оставлять её здесь не кажется хорошей идеей, но и спать сидя он не планирует. Идея появляется в голове моментально, и Северус даже не даёт себе подумать. Осторожно выгнувшись, Снейп придерживает голову Гермионы, а затем, поднявшись на ноги, берет её на руки, трепетно прижимая к себе. Так, словно она — хрупкая фарфоровая статуэтка, которую одно неверное движение может сломать. Она оказывается такой лёгкой, что Северус невольно поражается. Или он просто стал сильнее, тягая ежедневно железо. Гермиона жмётся к нему котёнком, прижав к груди руки. Северус касается подбородком её волос, чувствуя приятную мягкость. Он поднимается на второй этаж и, открыв локтем дверь её спальни, входит, не включая свет. Сделав несколько шагов наугад, Северус подходит к постели и плавно кладёт Гермиону на одеяло, стараясь не потревожить. — Да иди ты к черту со своим «позвольте»!.. Лицо Северуса вытягивается. Грейнджер произносит это отрывисто и дерзко. Снейп выпрямляется, не понимая, что ему делать. Гермиона судорожно вздыхает, укладывая ладонь под правую щеку. — Поцеловать путеводитель Лондона — хорошая идея, — снова бубнит она. — Семнадцать! — с восхищением добавляет Грейнджер. — И чёрный кофе… Северус прикрывает рот ладонью, чтобы не засмеяться. Боже мой, минус одна завеса тайны. Гермиона Грейнджер говорит во сне несусветную чушь. Снейп присаживается на корточки, наблюдая за её бегло шевелящимися губами. Она морщит нос и слегка хмурит брови, будто во сне ей что-то не особо по нраву. — Рис, — бурчит она, и в следующее мгновение её лицо расслабляется, а на выдохе она выдаёт: — Северус… Снейп сначала удивляется, что каким-то образом находится в её подсознании глубокого сна рядом с рисом, кофе, семнадцатью и поцелуем путеводителя Лондона, но быстро успокаивается. Будить говорящих во сне людей нельзя, но говорить ведь с ними можно. Наверное. — Я здесь, — негромко отзывается он, наблюдая за её расслабленными чертами лица. Гермиона судорожно вздыхает. — Надо будет сходить в аквапарк, — выдаёт она. Северус хмыкает. — Аквапарки работали сегодня последний день, Гермиона, — тихо отвечает он, — лето заканчивается. — А ты сделай так, чтобы оно не заканчивалось. Мужчина мягко улыбается, рассматривая каждую черту её лица. Она такая восхитительная, боже мой. Даже болтающая во сне. Как бы он хотел, чтобы лето не заканчивалось. Пять месяцев прошло, а это значит, что у них остаётся всего один. Мерлин, всего месяц. — Я сделаю для тебя все, что захочешь, — против воли срываются с его языка слова. — Даже двенадцать отменишь? — все также тихо продолжает она. — Отмени двенадцать, Северус. Я заклинание не знаю. Снейп и рад бы понять, что она имеет в виду, да на размышление сил не остаётся. Что она имеет в виду? Что значит «двенадцать»? Или это просто цифра, всплывшая в сознании под воздействием сонной белиберды? — Ты? Ты не знаешь заклинание? — наигранно удивляется он. — Что ж, отменю, Гермиона, — шепчет он. — Я заклинание знаю. Я же все знаю. Она слабо улыбается и окунается в сон окончательно, расслабив кулак второй руки. Северус ждёт, что она скажет что-нибудь ещё, но Гермиона больше не болтает во сне. Поднявшись на ноги, он уже собирается уйти к себе, как вдруг останавливается. Вернувшись к её постели, Северус вытягивает из-под ног девушки плед и закутывает её, не потревожив сон. И в следующую секунду он совершенно не контролирует собственное сознание и тело. Наклонившись вниз, он прикасается губами к её тёплой щеке, закрыв глаза. И внутри все оживает, снова запуская сердечный механизм на полную мощность. Тёплое дыхание Грейнджер касается его кожи, и от этого вдоль позвоночника бегут мурашки. — Спи, Гермиона, — шепчет он и осторожно выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Северус впервые за последние дни и сам крепко спит. Последний день лета выдаётся пасмурным, но это не омрачает настрой проводить яркое лето по всем правилам хорошего тона. Гермиона с утра пораньше выглядит отдохнувшей и улыбчивой, и Северус гадает, мучает ли её вопрос, как она оказалась в своей постели. На мгновение он забывает, что она никогда не постесняется его о подобном спросить. — Как я в комнате своей оказалась? — спрашивает она его за завтраком. Северус неопределённо жмёт плечами. — А сами как думаете? — кусает он тост без корочки, внимательно на неё посматривая. Грейнджер мажет маслом булочку, не поднимая на него взгляд. Просто чувствует, что Северус смотрит. — Сомневаюсь, что аппарировала, — с весёлым огоньком в глазах наконец отзывается она. Северус поддерживает её настрой. — Сомнения вполне оправданы, — с напускной строгостью отвечает он. Грейнджер улыбается. Лёгкий румянец трогает её щеки. — Я же тяжёлая, — почти с вызовом смотрит она ему в глаза без тени смущения. Будто его самого смутить пытается. Однако это уже не тот Северус Снейп, который заливается краской от сочетания слов «жизнь во грехе». Снейп хмыкает. — Пока нет, — саркастично произносит он. — Но если будете налегать на булочки, я так ответить не смогу уже через пару недель. — Фу, как грубо, — наигранно хмурится она. — Меняю свой ответ. Это не я тяжёлая, Северус, — фыркает она, демонстративно откусывая булочку с маслом, — а вы не особо сильный. Северус довольно кивает, ехидно прищурившись. — Тушé, Гермиона. В гости к Тартару они приходят к обеду, да только открывает им дверь не хозяин дома, а Дью. Быстро поприветствовав Гермиону, он многозначительно смотрит на Северуса. Грейнджер коротко кивает и оставляет их поговорить, а сама уходит в дом. Северус замечает изменения в Дью. Они буквально бросаются в глаза. Цвет лица у него не такой серый, как обычно, глаза не прикрыты, а распахнуты, даже улыбка есть на губах. Круги под глазами парня перестают отдавать в синеву. Кажется, все получилось. — Отец, — блестят глаза Дью, — я так хорошо спал и… Волшебная подвеска пахнет, — сжимает он её в ладонях, как самую великую драгоценность. — Она пахнет жареной картошкой, моими красками, холстами и, — он запинается, старается подобрать слова. — Она пахнет Мартой. Северус с улыбкой кивает. Равные дозы составляющих сыграли свою роль превосходно. Дью только нужно приучить себя открывать цилиндр каждый раз перед сном, и его сознание, точно податливый пластилин, послушается светлую и добрую магию. Он отпустит Марту также, как это сделал Тако. Как Тартар. И как Гермиона. Он сможет спокойно спать, освободив младшую сестру из клетки своего разума. — И я, — старается подобрать он слова, — я так… Счастлив? Я был счастлив, Отец, так сильно счастлив! Её не было со мной во сне, но она была, понимаешь? — неловко выражает он мысль. — Я её чувствовал, но не так, как последние годы. Я будто… Я будто наконец понял, что она мне сказать пытается! Я её наконец услышал! В светлых глазах Дью появляются слёзы, и он даже не пытается их скрыть. Его чистая и светлая душа этой ночью обретает наконец покой, который столько лет пытается отыскать. Все у него будет в жизни замечательно. Этот мир просто очень сильно ошибся, когда счёл его неполноценным. — Я рад, что тебе стало лучше, Дью, — против воли называет он его по имени и тут же осекается. — Форк, — моментально исправляется он. — Ты — волшебник, Отец, — качает парень головой. А в следующую секунду, раскрыв руки, заключает его в такие редкие и такие особенные объятия. Северус даже на мгновение теряется от его порыва, сказать толком ничего не может. Дью крепко зажмуривает глаза и отдаёт всю свою энергию этому прикосновению. Не осознавая до конца, какие важные метаморфозы коснулись его сознания. — Самый настоящий волшебник, — добавляет Дью и, прервав объятия, нервно утирает рукавом нос. Северус коротко кивает, потому что понимает, что на большее Форк теперь не скоро будет способен. Ему придётся восстанавливать свою энергию, закрывшись в спальне в полном одиночестве. Вот только что-то Северусу подсказывает, что один паренёк завтракать больше не будет. Едва он входит в дом, Тартар тут же смотрит на него с нескрываемой глубокой признательностью в глазах. Джон определённо слышит их с Дью разговор, и теперь слова с его стороны будут лишними. Тартар ничего не говорит, только кивает, выражая благодарность. Северус делает вид, что не замечает, как у байкера блестят глаза от слёз. На следующий день все ребята почти одновременно понимают одну очень важную вещь. Тако три дня не ночует дома у Тартара. Обычно он хоть заскакивает на ужин или переодеться, а тут трое суток ни слуху, ни духу, ни звонка, ни весточки. Тартар без конца смотрит на молчащий домашний телефон и делает это с грустью и сожалением. Он ведь даже не знает номера телефона в доме родителей Фернандо. Тревога закручивается у каждого все сильнее, но не доходит до крайности. Под вечер четвёртого дня дверь дома Тартара с грохотом открывается, и все вбегают в дом с заднего двора, испуганные до безобразия. — Тако! — вместо приветствия рычит Тартар. — Ты где был, черт тебя дери! Я же беспокоился! — Мы все беспокоились, — поддерживает его Гермиона. — Хоть бы раз зашёл! — Или позвонил, — сурово добавляет Северус. — Телефон работает, юноша. Напоминаю, если ты забыл. — А канавы по всему Лондону замучаешься обыскивать, — вставляет свои пять копеек Форк. Все настолько были напуганы и рассержены, что поддержали даже жуткую фразу Дью. Такое вообще редкость! Тако кланяется с присущей только ему одному грацией и выпрямляется в полный рост. Одет он в какую-то другую одежду, не в такую, что носит всегда. Нечего удивляться. Гардероб парня теперь определённо будет существенно отличаться. У него теперь начинается новая жизнь. — Пацаны, Отец и Васаби, простите! — с акцентом произносит он, положив руку на сердце. — Я забегался, моя оплошность! Простите, друзья, прошу! Я к вам с новостями! — Да знаем мы, что ты в Кордон Блю поступил, не пытайся подмазаться, мы все ещё злимся, — хмурится Тартар, скрестив на груди руки. Он редко злится на близких, но крайне метко. Поставьте себя на его место. Хоть бы один звонок! — Нет же, друзья, прошу, послушайте! Глаза Фернандо горят от ярких и счастливых эмоций. Он обводит взглядом одних из самых близких для него людей в целом мире. — Мой отец и отец Даяны встретились и переговорили, — едва сдерживает он чувства. — Они одобрили наш союз. В доме стоит звенящая тишина от шока. Все стоят с открытыми ртами. Все поголовно. Вот же тихий парнишка! Пока не сделает, даже мыслями не делится! Фернандо набирает в лёгкие воздуха. — Мы поженимся. Секунды три в воздухе витает оцепенение, а на четвёртую все разом отмирают и, вскинув вверх руки, Тартар с Гермионой начинают звонко кричать. — Чего-о! — тянет Тартар, помчавшись к лучшему другу, и звонко смеётся. — Тако, черт возьми! — Боже мой! — прыгает на месте Гермиона. — Боже мой, Тако! — А что такое поженимся? — обернувшись к Северусу, интересуется Форк. Снейп ухмыляется. Если бы этот вопрос парень задал ему в апреле, он бы сказал ему, что это что-то из разряда смерти, но с приятными бонусами временами. Однако сейчас он скажет ему иначе, чтобы Форк понял. Страшно осознавать, что о смерти Дью знает, а о свадьбах нет. — Это когда два человека так любят друг друга, что хотят провести вместе всю оставшуюся жизнь, — наблюдая за прыгающими ребятами, отвечает он. — Когда хотят вместе состариться, вести общий быт, — он на мгновение задумывается, глядя на смеющуюся Гермиону, — создать семью и завести детей. Вот зачем люди женятся. Когда Тартар и Гермиона накричались всласть, Северус подходит к Тако и крепко жмёт ему руку. Этот жест кажется Фернандо самым достойным. Северус искренне им гордится, и Тако это чувствует всеми фибрами души. — Теперь я могу наконец вас официально познакомить, — смотрит на всех ребят Тако и оборачивается. — Даяна, свет мой, заходи скорее! Все разом замирают, дыхание перехватывает у каждого. Тако соблюдает негласное правило банды с чинным благородством, он действительно не знакомит всех с Даяной так долго по единственной причине. Тогда он не мог дать ей то, чего она достойна. Теперь он может. Высокая стройная брюнетка плавно входит в дом, взволнованно заложив руки за спину. Карие глаза девушки, обрамлённые густыми тёмными ресницами, источают тепло и любовь. Аристократические черты лица дамы сердца Тако знает каждый в доме, Форк даже неоднократно Даяну вместе с ним рисует. Девушка мягко кивает в знак приветствия. — Я очень рада наконец познакомиться со всеми вами, Фернандо очень много о вас рассказывал, — нежным голосом произносит она. — Моё имя… — Даяна! — в унисон произносят с улыбками Тартар с Гермионой. Девушка обворожительно улыбается, смущённо опустив взгляд. Светлые щеки Даяны окрашиваются румянцем. Кажется, она беспокоилась за эту встречу куда сильнее всех обитателей дома. — Мы с Фернандо, — мягко продолжает она, чувствуя, как он берет её за руку, — приглашаем вас на нашу помолвку. Тако с такой бесконечной нежностью смотрит на неё, что у Гермионы даже в груди щемит. — Седьмого сентября, — произносит Фернандо, оборачиваясь к ребятам. — Празднование будет седьмого сентября. Звонкое улюлюканье снова заполняет всю гостиную. — Так это же всего через неделю! — одновременно радостно и испуганно произносит Гермиона. — Это же сколько всего сделать нужно! Даяна, тебе нужна будет помощь? — Я… Да, Васаби, — мягко улыбается она. — Я была бы очень рада провести с тобой время. — Брось, — подбегает к ней Грейнджер, заговорщически подмигнув. — Можешь звать меня Гермионой. — Хорошо, — обворожительно улыбается Даяна и кивает, — Гермиона. Подготовка к мероприятию начинается с того самого момента, как о нем объявляют. Кто бы мог подумать, что обычная помолвка двух людей может так объединить столько человек? Разумеется, подготовка к самой свадьбе уже идёт полным ходом. Для этого судьбоносного и долгожданного события отец Даяны и отец Фернандо не поскупились на расходы, а мамы обоих взялись за подготовку со всей страстностью. Набрали лучших организаторов Лондона, наняли десятки людей в помощь. Пожалуй, именно поэтому Даяна и Тако уговорили родителей оставить подготовку помолвки именно на них и их круг общения, чтобы воссоздать не очередную традиционную элегантность, которой будет пестрить вся их свадьба, а то, что самим будущим новобрачным будет по душе. Гермиона почти парит от счастья за друга и проникается искренней симпатией к Даяне, о которой только слышала из разговоров и несколько раз видела издалека на заездах во время общих сборов. Она помогает Даяне во всякой, казалось бы, мелочи, носится с ней по куче магазинов, и Тартар уже просто машет рукой, отдавая Ласточку в безвременное пользование этим двоим, потому что Гермионе её водить куда комфортнее, чем байк Тако. Тартар, Северус, Форк и Тако тоже не остаются без дела, вы не подумайте. Девушки и им работёнку подкидывают, чтобы они чувствовали себя нужными. Даяна арендует внушительных размеров открытое пространство на окраине Лондона на это мероприятие, и парням выпадает честь сделать то, что в их силах. Обустроить места для приглашённых гостей в духе мира байкеров, который им всем по душе. Кто бы мог подумать, что им даже не потребуется организатор. Форк будто только и ждал возможности реализовать свои задумки из головы не просто на бумаге, а в действительности. Когда он приносит свои эскизы Тако и Даяне, ребята в удивлении открывают рты. Это даже лучше, чем они сами могут себе представить! Фернандо треплет друга по голове и говорит, что страшно им гордится, на что Форк смущённо улыбается и даже слегка рдеет. Никто и слушать не хочет о том, чтобы нанимать каких-то напыщенных индюков-профессионалов, имён которых они в жизни не слышали. Тартар озвучивает свою идею, и все единогласно его поддерживают. Таким образом, на следующий же день на открытую площадку приезжает два грузовика, и загорелый Хэмиш приветствует своих нанимателей кивком головы, коснувшись шляпы. Почти две дюжины мексиканцев повелителя флоры с огромным энтузиазмом присматриваются к настоящему простору для творчества. И работа начинает кипеть почти моментально. Северус работает со всеми на одной волне, не чурается грязной работы и пилит доски для будущих скамеек вместе с Хэмишем и Тартаром так усердно, как только умеет. Смех льётся рекой, приятная атмосфера витает в воздухе. Слышится бешеный калейдоскоп из ароматов живых цветов, древесной стружки и горячих сэндвичей, которые юные мексиканки только и успевают поджаривать для оравы трудящихся мужчин. Они подходят к организации помолвки так усердно и кропотливо, что даже владелец участка, который прибывает за следующим паем аренды к Тако, удивлённо приоткрывает рот. Фернандо заверяет, что они вернут участок в первозданный вид, и ему не о чем беспокоиться. Однако владелец внезапно протягивает долю за аренду Тако обратно в руки и наоборот просит оставить все, как есть. Даже больше, предлагает сделку: больше платить не нужно, он сам сверху предлагает сумму за такую кропотливую работу, а сам прикидывает уже, сколько он выручит на будущей аренде земли с такими-то роскошными декорациями. Тако от всей души жмёт мужчине за это руку. День помолвки наступает непозволительно быстро. Гермиона вертится у зеркала сотни раз, проверяя, как на ней сидит одежда. В этот раз все намного проще, комфортнее и приятнее. Никаких треклятых платьев и юбок для девушек, никаких глупых смокингов для мужчин. Всё потому что основная тематика мероприятия — байки. Среди приглашённых гостей, помимо родственников с обеих сторон будущих жениха и невесты, большое количество их хороших знакомых из закрытого мира байкеров. Так что и выглядеть все будут соответственно. По-простому. Так, как они все привыкли. Гермиона в который раз вертится перед зеркалом с довольной улыбкой. Тёмные джинсы с высокой посадкой — её любимые, — чёрный приталенный топ на бретельках, неизменная кожаная лёгкая куртка и проверенные временем конверсы. Идеально. Волосы Грейнджер укладывает с лёгкой руки, делает тёмные пряди прямыми, как ей нравится, слегка подводит глаза и не стесняется для такого события выбрать помаду ярче, чтобы на фотографиях быть на все сто процентов. Поправка, на девяносто восемь. На все сто будет выглядеть Даяна, потому что это её день. Гермиона хватает барсетку и, последний раз глянув на себя в зеркало, выбегает из комнаты. Северус тут же поднимает голову, стоя внизу лестницы. Грейнджер тепло улыбается. Даже выразить сложно, как ей отрадно видеть Северуса в том виде, в котором ему самому комфортно. Чёрные джинсы, широкий кожаный ремень, однотонная тёмная футболка, плотно облегающая торс; на руке висит кожаная куртка. Гермиона узнает рисунок на спине. Он берет не свою старую кожанку, а подарок Форка. Грейнджер не может скрыть улыбки. — Отличная куртка, можно взять себе? — ехидничает она, слегка прищурившись, когда останавливается на последней ступеньке. Северус хмыкает, и выбившаяся из хвоста прядь колышется от его дыхания. — Это лимитированная коллекция, не подмазывайтесь, Гермиона, не отдам ни за какие деньги, — парирует Северус с лёгкой улыбкой. — Жаль, думала, получится. Грейнджер ухмыляется и берет Северуса за руку, когда они выходят из дома через заднюю дверь, останавливаясь в саду. Поедут они из дома Тартара, потому что байков всего два, а пассажиров четыре. Разумеется, и Гермиона, и Северус соглашаются ехать именно так. Не будут же они говорить, что им было бы куда проще аппарировать на место встречи, а не ехать сорок минут на байках. — Я на байке Форка поеду вместе с ним, — произносит Тартар, насыпая корм отпрыскам Эрнестины, которые его сегодня замучили до смерти. Котята тут же устраивают третью мировую, начиная толкаться возле широкой миски. Обычно Эрнестина почти с осуждением смотрит на детей, а потом бросает на Тартара такой взгляд, будто говорит: «Это не мои, мне подбросили», но в этот раз такого не происходит. Она тревожно мяукает и трётся у ног хозяина. — Чего это с ней? — не понимает Северус. — Не знаю, — честно отвечает Джон. — С утра так странно себя ведёт, — поясняет он. — Так, о чем я говорил. А, да! Я с Форком, а вы с Васаби на Ласточке поезжайте, — протягивает Тартар ключ с железным шлемом Северусу. Снейп на мгновение хмурится. — Но ты же водишь Ласточку постоянно, — не понимая очевидного, произносит он. — Я могу поехать с Форком, не беспокойся, я вполне достойно вожу. Тартар вздыхает. — Я и не сомневаюсь в тебе, — подходит он к нему ближе и внимательно смотрит в глаза. — Но поедешь ты с Васаби, — тянет он приглушённым голосом. — С Васаби, Отец, включай соображалку. Северус выпрямляется. — Оу… — Отлично, — довольно кивает Тартар. — Допёрло, радует, — посмеивается он. — Ладно, погнали, а то опоздаем! Северус сжимает в ладони ключи и идёт за остальными. Гермиона даже не сопротивляется, не настаивает на том, чтобы быть за рулём, она тут же занимает пассажирское место и протягивает один из шлемов Северусу. — Что, даже спорить не станете? — недоверчиво произносит Северус, забирая шлем. Грейнджер жмёт плечами. — Хотелось бы, если честно, — сознаётся она, — да только мне самой будет спокойнее, когда к толпе байкеров, ожидающих нашего приезда, меня привезёте вы, Северус. Снейп тут же спохватывается. Ну конечно! Гермионе снова удаётся быть на шаг впереди. Куда солиднее и — Бог мой, он и сам не верит, что об этом думает, — роскошнее будет прибыть к месту встречи за рулём. И не просто на байке, а на Ласточке Тартара. Северусу, разумеется, нет никакого дела до сторонних взглядов остальных, но такой жест необходим не ему, а Тартару. Таким образом, без слов все получат ответы на вопрос, почему Северус так часто проводит с их компанией время. Он в их банде, вот и все. — Разумно, — заключает Северус, надевая шлем. — Вы так удивлённо это сказали, будто я редко говорю подобные вещи, — ухмыляется Гермиона, пока возится с ремешком у шеи. — Разумные? — вскидывает Северус брови. — Не особо часто, будем честны. Грейнджер фыркает, продолжая возиться с ремнём. Северус подходит к ней ближе. — Давайте сюда, — не выдерживает он её копошения, — а то мы так никогда не двинемся в путь. Гермиона бросает руки вниз и шумно выдыхает. Северус останавливается рядом с ней, едва касаясь коленом бедра. Грейнджер тут же чувствует его тепло. Мужчина несколькими ловкими движениями застёгивает ей ремешок и поправляет шлем. Гермиона снова не контролирует себя, начиная засматриваться на Северуса. Глупое сердце ликует и радуется, звучно начиная стучать в груди, и, стоит Северусу посмотреть Гермионе в глаза, вообще начинает выпрыгивать. Грейнджер вздыхает и, потянувшись рукой вверх, медленно опускает визор его шлема, глядя на своё отражение. — Скорость не превышайте, Северус, — улыбается она. — Ничего обещать не буду, — бубнит он, и Грейнджер знает, что он улыбается, даже не видя его лица. Они успевают добраться вовремя, даже немного заранее, но все приглашённые гости уже на месте. Банда звонко улюлюкает, когда подъезжает Ласточка Тартара, и удивлённо открывают рты, когда водитель, сняв шлем, оказывается совсем не Тартаром. Грейнджер снова все предугадала. Вопросов у других байкеров к Северусу действительно больше не остаётся. Даяна выбегает встречать гостей с яркой улыбкой на устах, заключает Гермиону в объятия и мелодично смеётся. Грейнджер не может не восхититься образом будущей невесты и говорит ей об этом вслух. Даяне удаётся совместить уличный стиль с элегантностью, поэтому даже в своих джинсах клёш и кожаной бежевой рубашке она выглядит просто по-королевски. Для друзей жениха выделяют отдельный стол рядом с близкими родственниками, но даже в компании своих ребят и Гермионы по правую руку Северус чувствует себя не очень комфортно. Он не любитель большого скопления людей. Официальная церемония помолвки двух возлюбленных не заставляет себя ждать, потому что ради этого все здесь сегодня и собираются. Под широкой аркой, увитой живыми цветами, встаёт Даяна, а к ней навстречу идёт счастливый до безобразия Фернандо с яркой улыбкой на устах. Плавная музыка звучит из колонок ведущего, гости с придыханием смотрят на виновников торжества. Фернандо встаёт перед ней на одно колено. — Даяна Эбигейл Кинросс, — начинает он, — душа моя, свет моей жизни, моя любовь, — блестят его глаза, — окажи мне великую честь быть тебе опорой, твоим защитником… Гермиона поджимает губы, чувствуя, как у неё на глаза наворачиваются слёзы. И не только от торжественности момента, а от осознания, что именно так и выглядит любовь. Именно такие люди и решаются на брак. Именно так должны гореть их глаза, так подрагивать руки, так сбиваться дыхание. Это решение не одного человека, а выбор двух людей. Осознанный выбор. Гермиона уверена, что на следующий день Даяна не станет жалеть о своём ответе. Не будет снимать со своего пальца кольцо и не будет держать в тайне помолвку. Фернандо не станет говорить, что она может ещё подумать, не будет корить себя за столь необдуманный шаг. Даяна и Фернандо вместе уже три с лишним года, а глаза обоих горят, как после первого свидания. Грейнджер понимает, что совершила глупость, когда ответила согласием Рону на его предложение. Это было неизбежно, но это было неправильно. Она любит его за пронесённую сквозь годы дружбу, за его простоту и отзывчивость, но она никогда не могла и не сможет полюбить его так, как он этого заслуживает. Гермиона никогда не была святой, все свои отвратительные качества она знает даже слишком хорошо, но даже они не могут оправдать её эгоизма. Она выбирает Рона, потому что приходится выбрать волшебный мир, ведь в мире магглов ничего больше, как ей кажется, не остаётся. Гермиона тогда слушает разум и душу, игнорируя молчащее сердце, а теперь ей становится тошно от самой себя. Тошно, потому что её сердце наконец просыпается и, черт бы его побрал, делает выбор. И не в пользу Рона. А душа и разум начинают с глупым сердцем самую настоящую войну, потому что эти двое любят волшебный мир, а четырёхкамерное — человека, который из него приходит. — Да, — эхом в пространстве скачет ответ Даяны. — Да, согласна! Зал взрывается аплодисментами, свист и улюлюканье стоит на всю округу. Тартар скандирует имена жениха и невесты, а байкеры вместе с родственниками вторят ему в ответ. Гермиона старается сморгнуть слёзы и со всхлипами смеётся, а Северус протягивает ей салфетку, и она, кивком поблагодарив его, утирает глаза. Вечеринка в самом разгаре, гости не устают поздравлять виновников торжества с долгожданным событием, ведущий выкладывается по полной, зазывая всех на танцпол. Спустя какое-то время несколько танцевальных композиций наконец сменяются медленным танцем. Несколько пар во главе с Фернандо и Даяной выходят на танцпол. Северус колеблется. Уроки Форка он, разумеется, помнит, да только тут такое скопление людей, что он действительно боится ударить в грязь лицом. — Не хотите потанцевать, Северус? — наклонившись к нему, вдруг произносит Гермиона. Северус нервно сглатывает. Он не может просто в открытую ей сказать, что не хочет танцевать, она может не так его понять. Северус хочет с ней потанцевать, но не на виду у сотни гостей. — Я не особо умею, так что лучше уступлю Форку, — вместо этого произносит он. — Он давно ждёт медленный танец, только не знает, с кем танцевать. Гермиона, может, и расстраивается, но не подаёт виду. Вместо этого она с улыбкой протягивает руку Форку, и тот, смущённо улыбаясь, поднимается с места следом за ней. Тартар тут же коршуном подлетает к Северусу и усаживается на стул Гермионы. — Ты чего, совсем уже? — ругается Джон, склонившись к нему. — Она даже сама предложила! Рехнулся или что?! Хорошо, что уже темно, и никто не видит, как он краснеет. — Я не люблю большое скопление людей, — хмурится Северус. — Это не ответ! — шлёпает по столу ладонью Тартар. — Ещё какой, — сердится Северус. — Я хочу пригласить её на танец. Хочу, Тартар! Проклятье, хочу, но не хочу опростоволоситься перед ней, понимаешь? Джон сначала хочет продолжить свою тираду, но вдруг замолкает. Он прекрасно понимает людей, которым тяжело находиться на виду у всех. Ему пришлось несколько дней готовить Форка к этому мероприятию и клятвенно заверить, что он будет с ним рядом, а уйдут они пораньше, если Дью того захочет. Тартар понимает, что пора все брать в свои руки. Коротко кивнув, он поднимается с места и идёт на танцпол. В шуточном реверансе он просит Форка позволения украсть Васаби до конца танца, а Дью только рад поскорее вернуться на место. Северус копается в своей тарелке, не замечая ничего вокруг. Думает только о том, как же ему поступить. Как сделать так, чтобы сегодня они с Гермионой оказались вдвоём. Он, разумеется, не замечает, как на танцполе, покачиваясь в танце, Тартар что-то говорит на ухо Гермионе, которая внимательно его слушает. Северусу становится все тяжелее находиться среди толпы, но он старается держаться спокойно и даже пытается не кривиться от громкой музыки. Гермиона наблюдает за ним какое-то время, понимает, что ему правда тяжело, а затем наконец решается. — Хотите в более тихое место? — наклонившись к его уху, старается она перекричать музыку. Северус облегчённо выдыхает. — Не откажусь, — наклонившись к ней в ответ, отвечает он. — Тогда ускользнём отсюда, — протягивает она ему руку. И Северус обхватывает её тонкие пальцы. Они встают со своих мест и выходят с арендованной площадки, направляясь в неосвещённую часть поля. Чем дальше они отходят, тем тише становится музыка. Дышать становится легче. Северус глубоко вдыхает свежий воздух. — Вам лучше? — спрашивает Гермиона, по-прежнему шагая с ним за руку. — Намного, — честно отвечает он. — Но мы как-то далеко ушли, вам не кажется? — Ближе нельзя, — продолжает она его тянуть за собой. — А то увидят. Сердце Северуса пропускает удар. — Что увидят? Гермиона загадочно улыбается и поднимает взгляд. — Аппарацию, — отвечает она. — А вы о чем подумали? Северус в который раз радуется, что в темноте плохо видно его алеющие щеки. — Об аппарации, разумеется, — старается расслабленно ответить он. Грейнджер издаёт смешок. — Хорошо, — голос так и выдаёт рвущуюся из груди радость. — Ну что, — останавливается она, — готовы? Северус тормозит следом. — К чему? Хлопок аппарации в нескольких сотнях метров от арендованного участка никто не слышит. Северус чувствует, что ноги касаются какой-то зыбкой и неплотной поверхности. Он слегка теряет равновесие, но Гермиона крепко держит его за руку, не позволяя упасть. Северус делает глубокий вдох и понимает, что пахнет морем. Над их головами покачиваются какие-то ветви незнакомых ему деревьев. — Где мы? — не понимает он, оглядываясь по сторонам. — Пальма-де-Майорка, — отвечает Гермиона с лёгкой улыбкой. — Курортный городок на острове, всецело принадлежащем Испании. Была здесь в отпуске с родителями ещё ребёнком. Здесь жил один гаваец, интересно он все ещё играет?.. Только она говорит об этом вслух, как вдруг замирает и прислушивается. Боже, он все ещё играет. Улыбка начинает играть на её устах такая искренняя и яркая, что Северуса в который раз почти в сторону от этого ведёт. Какая она становится волшебная в такие мгновения. — Вы как относитесь к игре на укулеле? — подняв взгляд, интересуется она. — Это не скрипачи, сразу говорю, — заверяет Гермиона, вспомнив пренебрежительное отношение Северуса к классической музыке. — Укулеле — это такая гитара маленькая и… — Хорошо, — мягко прерывает он Гермиону. Грейнджер замолкает, глядя ему в глаза. Тёплый свет из темно-карих радужек Северуса заставляет её сердце биться чаще. Она сглатывает, взволнованно выдохнув, и тянет его за руку за собой, не отрывая взгляда. Северус идёт за ней на пляж под звуки укулеле и приятный голос пожилого гавайца. — Тут тепло, — замечает Северус. — Снимем куртки, — поддерживает его слова Гермиона, — да и кроссовки можно снять. Когда ещё будет возможность походить по песку? Они оставляют вещи рядом, и Северус с неожиданной радостью ступает босыми ногами по песку, зарываясь в них пальцами. Гермиона смотрит вниз, делая тоже самое. Песчинки ещё тёплые, не успели полностью остыть после знойного дня. Северус наблюдает за ней, как заворожённый. — Потанцуем? — произносит он тихим голосом. Гермиона поднимает взгляд и улыбается. — Вы же не особо умеете, — вспоминает она его слова за столом. Северус хмыкает. Запомнила, ты погляди. — Вообще, Форк дал мне пару уроков, — замечает он почти серьёзным тоном, — но танцор из меня все равно никудышный. Гермиона тепло улыбается, протягивая ему руку. — Главное — хороший партнёр, Северус, — произносит она, — а не техника. Снейп берет её протянутую руку и плавно тянет к себе. Если честно, он правда не представлял себе, как будет держаться во время танца. Боялся, что руки будет некуда девать. Однако левая ладонь сама оказывается на положенном ей месте без подсказки, касаясь талии Гермионы. Грейнджер задерживает на мгновение дыхание, впервые оказавшись к Северусу так близко. Она поднимает яркий взгляд, чувствуя каждой клеточкой тела тепло Северуса. Снейп плавно покачивается с ней в такт музыки, и сердца обоих очумело начинают выбивать барабанными палочками незамысловатые, но динамичные такты по рёбрам. И его парфюм, его чёртов парфюм, попадает в лёгкие. Дразнит сознание, дурманит, с ума сводит. Пускается по венам, проникает в каждый капилляр. Гермиона чувствует дрожь в ногах, внизу живота сладко пульсирует. Она бросает взгляд на губы Северуса, потому что не может больше противиться собственным желаниям. Северус видит это, и дыхание сбивается напрочь. Эта восхитительная, вредная, порой жутко раздражающая, но безумно желанная девушка делает свой выбор. Она выбирает его. И от осознания ведёт в сторону только сильнее. Северус чувствует, что касается мизинцем разгорячённой кожи Гермионы в том месте, где кончается топик, но ещё не начинаются джинсы, и во рту от этого скапливается густая слюна. Её светлые острые плечи слегка дрожат, но не от холода. Он чувствует, знает, понимает, что не от холода. Её лихорадит. Лихорадит, как и его самого, от прикосновений. Северус склоняется ниже, касаясь её лба своим. И она позволяет ему. Позволяет, прижимаясь к нему ещё теснее, сокращая расстояние до невозможного. Так, что он снова чувствует биение её сердца на своей грудной клетке. Северус осторожно сжимает пальцы на её талии и тянет девушку к себе, склонившись ещё ниже. Северус не чувствует песчаного пляжа под ногами, не слышит шума моря. Только её горячее дыхание. Он закрывает глаза и тянется ближе, замирая в нескольких миллиметрах от её губ. Сердце лупит так, словно вот-вот откажет. Откажет, если он этого не сделает. И он делает. Склонив голову чуть сильнее, он касается её губ своими. Это был не поцелуй. Это был первый дождь после нескольких месяцев засухи. Это был горячий чай в сумасшедшую стужу. Это был взрыв cверхновой. Гермиона рвано выдыхает в поцелуй и, вытянув шею с крепко зажмуренными глазами, обвивает его шею руками, прогибаясь в пояснице и жадно впиваясь в губы напротив. Дорвавшись, как маленький ребёнок до сладкого, она дышит этим человеком так, словно Северус — единственный баллон с кислородом, который остаётся на планете. И он принадлежит ей. Северус сжимает её в своих объятиях, пропадая в этом мгновении без остатка. Желание владеть только ей одной растекается по венам раскалённой лавой, единение с ней сжигает в нем все без остатка. Каждое прикосновение к ней, каждый горячий выдох в поцелуй, каждый полустон, срывающийся с губ — все это Северус хочет сжать в ладонях, спрятать в коробочку и спрятать в глубине своей души. Спрятать и хранить до самой смерти, как самое невероятное в целом мире сокровище. Его прикосновения выжигаются на коже Гермионы, клеймят её, обрекая на верную смерть в том случае, если кто-нибудь поскорее не спасёт её. Беда в том, что Гермиона не хочет спасения. Она хочет его. Её сердце его хочет. И её тело. Она бы не смогла оторваться от его губ по своей воле, только аплодисменты зрителей выступления пожилого гавайца возвращают их обоих в реальность. Гермиона отстраняется, с влажным звуком разорвав поцелуй, и с блестящими от желания глазами опускается с носочков на полную стопу, глядя Северусу в глаза. — Прости, — шепчет она хриплым от возбуждения голосом. И даже забывает о глупом «вы», потому что и сама без конца в мыслях к нему на «ты» обращается. Северус судорожно вздыхает. — Нет, — едва находит он в себе силы на ответ. Гермиона издаёт нервный смешок, расцепляя с его шеи подрагивающие руки и делая маленький шаг назад. — Как категорично, — прочистив горло, непроизвольно касается она своих губ. — Нет-нет, — тут же спохватывается он, лихорадочно глядя то в один её глаз, то в другой, — я имел в виду, — старается он собрать слова в предложение, — я хотел сказать, что не надо… Не надо извиняться. А самого кроет так, что реальность плывёт перед глазами. Гермиона немного истерично смеётся, протягивая к нему руку. Северус отреагировать толком не успевает, у него даже реакция замедляется. Теряет хватку! — Да я не об этом, — касается она уголка его губ подушечкой большого пальца. — Я тебя помадой испачкала. Северус нервно усмехается, опустив руки на пояс. Потряхивает его знатно! Знал бы он, как её трясёт, честное слово! Вот только Гермионе удаётся грамотно это скрывать за глупой болтовнёй, иначе бы совсем с катушек слетела. — Мне хоть идёт? — старается он перенять её расслабленность. Грейнджер искренне смеётся, забавно сморщив нос. Бог мой, да её сейчас просто разорвёт от счастья! Она стирает остатки помады с его губ и проводит ладонями по его груди, словно просто так поправляет материал. Ну да, разумеется. Просто так. — Мне идёт больше, не обижайся, — посмеивается она. Северус облегчённо выдыхает. — Я ждал этих слов. Гермиона снова улыбается и, не сдержавшись, сминает в пальцах его футболку, снова потянув его к себе. Каждая клеточка тела рвётся к нему. Насытиться пытается, заполучить желаемое, что было под запретом так долго. Только в этот раз она не увлекается, чтобы не пересечь дозволенную черту, и мягко касается губ всего пару мгновений. Только бы почувствовать его снова. Ещё разок на сегодня. Не так много она просит. Северус задыхается повторно и почти рычит. — Ты доиграешься, — горячо шепчет он ей в губы сразу, как Гермиона заканчивает поцелуй. Гермиона поднимает взгляд, судорожно выдохнув. О, она готова доиграться, Северус. Ты даже не представляешь себе, насколько. Однако торопить события нет никого смысла, как бы сильно ни хотелось. К тому же, сегодня помолвка их друзей, а они отсутствуют в разгар праздника без предупреждения. — Нам надо вернуться, — вместо: «Я хочу доиграться» произносит она. — Да, — старается успокоить своё тело Северус. О чем нужно думать, чтобы успокоиться? Так, может, дохлые соплохвосты? Старые ведьмы? Проклятье, что она творит. Смотрит на Северуса так, что у него только одна мысль в голове: махнуть рукой на помолвку и оказаться вдвоём дома. И плевать, в какой комнате. — Прекращай так смотреть, я не каменный, — раздражённо выдыхает Северус, закрыв на мгновение глаза. Гермиона закусывает губу и, решив на сегодня его больше не мучить, усаживается на песок, хватая конверсы. — Да ты что? — парирует она. — А я думала, что ты робот. Северус вздыхает, нервно облизывая губы. Старые-ведьмы-дохлые-соплохвосты. Кажется, помогает. Он усаживается рядом и берет свои кроссовки. — Обхохочешься. Захватив куртки обоих, Северус протягивает Гермионе руку и, едва она вкладывает свою, переплетает с ней пальцы. Впервые. Гермиона делает вид, что все так и должно быть. Северус тоже. А сами идут оба на полусогнутых, как подростки после первого свидания. Едва они аппарируют обратно, Гермиона вдруг хмурится, и тревожный комок сам собой начинает закручиваться в животе. — Ты слышишь? — начинают они идти вперёд. — Что? — Вот именно, — взволнованно отзывается она. — Ничего. Музыки нет. Издалека слышатся чьи-то вскрики и громкие голоса. Северус переглядывается с Гермионой, и они начинают идти быстрее, отпустив руки друг друга. В какой-то момент Гермиона на бег почти переходит, потому что страшная тревога закручивается все сильнее с каждым новым шагом. И вдруг она резко замирает, когда видит это. Видит дымящуюся вдалеке груду металла. Гермиона в ужасе срывается с места.