Дожить до выпускного. Часть I

— Несс! — голос отца всё ещё звучал откуда-то из-за спины. — Несс! Ванесса! Чёрт тебя дери, да что с тобой сегодня? Высокий парень в спортивной форме щёлкнул пальцами перед глазами девушки, и та вышла из гипноза, в который сама себя вогнала. Несколько раз моргнув, Ванесса подняла голову к своему другу, чью недовольную физиономию ей не так часто приходилось наблюдать из-за его очень высокого роста. Своей громадной тушей он закрывал от неё всё солнце. Она ещё не привыкла, что Бруксон за лето стал таким здоровым. То есть он, конечно, всегда был выше всех в школе, но за эти три месяца он ещё и в массе поднабрал, своими громадными плечами отбрасывая тень на несколько метров вперёд. — Ты меня вообще слышишь? Ты спала сегодня? — Бруксон укоризненно свёл брови, а Ванесса опустила бейсбольную биту, мимо которой мяч пролетел целых два раза. Ещё один — и это аут, поэтому негодование друга ей вполне понятно. — Спала, просто день тяжёлый и… Я просто устала, забей, Брукс. — Я забью, в отличие от тебя. У вас игра через два месяца. — Я знаю! Господи, хватит каждый раз напоминать мне об этом. Мэй взглянула парню за спину и увидела, как её сокомандницы уже собирались в кучку и начали что-то обсуждать между собой. О ком действительно нужно подумать, так это о Виктории. Удар у неё слабоват, да и бита время от времени уходит куда-то не туда. Или о вечно мажущей Хелен и долговязой Шелли. Они все не стоят и одного мизинца с руки такого профессионала, как Ванесса Мэй. Лучшая из лучших! Спортсменка, которая отыграла уже не один матч, пусть и в рамках юниора. Тренер говорит, что талант позволит Ванессе выбраться в национальную лигу. Но талант — это ещё не всё и ей, как алмазу, требуется огранка для достижения идеала. Как лучший друг Ванессы, Брукс словно прочитал её мысли и глянул себе за спину. С ноткой презрения осмотрев девчонок, он развернулся и молча зашагал к трибунам. Парень сел на скамейку и бросил бутылку с водой девушке, которая перехватила её и осушила наполовину. Может, характер у неё действительно дерьмовый, зато для него она нашла оправдание в своём неоспоримом таланте. Да и к тому же, Ванесса — капитан команды, а он всегда должен быть жёстким и требовательным, разве нет? Единственный человек, от которого всё дерьмо и гадости отскакивали, как резиновые мячики от бетонной стены, это Бруксон. Как парень из мужской сборной, он часто помогал своим девочкам с тренировками и повсюду сопровождал их. И это его свойство — выходить из тонны словесного поноса, как гусь из воды, — и делало его тем самым героем, способным выносить такую опухоль, как Ванесса Мэй. Хотя нет, ещё у Ванессы, как у всякой известной девчонки в любой другой школе, был тайный поклонник. После матчей он оставлял возле её шкафчика цветы, а иногда даже записки с посланием на французском. Просто отвратительно… Но кроме этих сумасшедших её никто не выносил. Никто, даже родная сестра её терпеть не могла! Но та и не собиралась. У Шейлы было полно своих проблем и ей не хотелось прибавлять к ним ещё одну. Старшая сестра отдалилась настолько, что казалась чужой. Дома ни с кем не разговаривала, а в школе только и делала, что тусила в окружении дебилов-качков и сучек-чирлидерш. В обычные дни Шейла не думала о ней, но сегодня Ванесса всё никак не выходила из головы. Она посмотрела в окно. Из столовой вид открывался прямо на прилегающее бейсбольное поле. Где-то там, скорее всего, сидит и Ванесса. — В общем, этот профан сказал, что проекция фоток — хипстерское дерьмо, — недовольно говорил Муффис, поглядывая на розоволосую девчонку, что сидела рядом с Шейлой. Дона была похожа на зефирную косичку, какую можно купить на любой заправке. Такое впечатление создавал мятный свитер и белая юбка, которые выделяли её на фоне своих друзей, одетых, как бездомные попрошайки. — Если ему так нравится постить свои безвкусные селфи в инстаграм, это не наши проблемы! — фыркнула Дона и посмотрела на подругу в ожидании поддержки. Шейла отстранённо глядела в окно, подперев голову рукой, и не участвовала в разговоре. — Ты что-о, Шейла… Влюбилась? — Что? — ожила шатенка. — Нет, фу! А ты, Дона? Я видела, как ты недавно целовалась с Марией на заднем дворе. Такое нападение смутило Дону и та, глупо улыбаясь, попыталась придумать себе хоть какое-нибудь оправдание. Муффис прервал её скромный мыслительный процесс. — Мария? Эта стерва ведь тусуется со спортсменами. Её дружки сожрут тебя с говном. Неутешительный вывод, но достаточно прозорливый. Дона опустила розовую макушку и тяжело вздохнула, а Шейла взглядом начала бегать по столовой в поисках той самой, о ком шла речь. Мария выбивалась из толпы спортсменов своей красной копной уже мёртвых от вечных перекрашиваний, волос, но сегодня её видно не было. Зато видно было другую — светлую и до ужаса знакомую. До ужаса, потому что эта башка принадлежала главной суке здешних земель. О Ванесса, ты решила зайти на скромный обед в столовую, чтобы подкрепиться после тренировок, или чтобы натравить одну из своих подружек на очередного задрота? Судя по всему, второе. В самых тёмных уголках столовой сидели тихони. Они старались есть быстрее, чтобы не нервировать королей пищевой цепочки своим присутствием, но самым неудачливым всё равно перепадало на выходе. Подножка, пинок или опрокинутый поднос были здесь возведены в такую норму, что в иной раз на очередную подобную сцену никто не обращал внимания. Вот и сейчас, по пути к раздатчику, какой-то лох растянулся на полу, разбросав по нему остатки своего обеда. Подножку ему поставил один из бейсболистов, но кто именно, уже не сказать. Кроме парочки лохов никто не обернулся, даже повариха не подняла взгляда, а спортсмены гаденько похихикали и сели за свой стол. Единственные, кто недобро взглянул на бейсболистов, это парочка мажоров, облюбовавших шикарные места возле окна. — Пиздец, — выдохнул Муффис и вжал свою кудрявую голову в плечи, стараясь выглядеть как можно меньше. — И опять всем насрать на это, — прошептала Дона, заставляя Шейлу повернуть голову ровно так, чтобы видеть спортсменов, но не слишком откровенно пялиться. Свою сестру она среди них не увидела, хотя была уверена, что её белая макушка была там. Им удалось встретиться чуть позже, возле выхода, когда обед был закончен. Ученики толпились в коридорах, выходя из столовой, но блондинке всё равно удалось перехватить Шейлу на пару слов. Шейла встала напротив сестры, а Ванесса скрестила руки. Она делала это всякий раз, когда ей становилось некомфортно. — После занятий едешь домой, или… — начала Шейла, но Ванесса отрицательно покачала головой. — У меня тренировка. Думаю, приеду к ужину. — Ты всегда так говоришь, а в итоге появляешься дома затемно. — У меня игра меньше, чем через два месяца и это же не просто какое-то соревнование, мы играем против Техасцев. — Техас? — усмехается Шейла. — Не знала, что они умеют держать биту. Ванесса удивлённо посмотрела на сестру, но, когда посыл шутки до неё дошёл, посмеялась, прикрывая рот кулаком. Шейла посмеялась вместе с ней, а потом эта лёгкость между ними куда-то пропала, возвращая в разговор напряжение. Ванесса начала говорить о том, о чём и собиралась изначально. — Ты помнишь, сегодня годовщина… — Да, — резко отвечает шатенка, ожидая этого вопроса. — Да, я помню. Вновь повисла тишина. Ванесса своими голубыми глазами сверлила точку на полу, а Шейла неловко приобняла себя за плечи, не зная, что ещё ей следует сказать. Может, пригласить её поехать вместе? Муффис мог бы отвезти их… ах да, у неё ведь бейсбол. Даже день смерти родителей для старшей не повод пропускать тренировки, да и в машину к друзьям Шейлы она сядет только под угрозой расправы. Прозвенел звонок, и Шейла поправила сумку на своём плече. — Ладно, мне пора на урок. Ванесса только кивнула и сунула руки в карманы бомпера. Даже не попрощавшись, старшая прошла мимо сестры, а шатенка смотрела на её удаляющуюся фигуру до тех пор, пока та не скрылась за поворотом. После уроков, когда Шейла с друзьями вышла на парковку, Муффис запрыгнул в машину первым. Высунувшись из окна, он оттопырил мизинец и большой палец, с ухмылкой намекая: — Затусим сегодня у меня в гараже, а? — он улыбался, предвкушая веселое раскуривание очередного бланта, но отсутствие реакции на слова стёрло всю радость с его лица. — Что, нет? — Я не могу, — ответила Шейла. — Ты не с нами? — заулыбалась Дона, поправляя свои розовые волосы. — Не сегодня. Мне нужно кое-что сделать. — Ладно, — в один голос произнесли Муффис и Дона, переглядываясь. Шейла вместо привычного маршрута, ведущего домой, выбрала иной. Дорогу до кладбища она знала прекрасно, пусть и не часто там бывала. В самой своей сути кладбище всегда представляет очень спокойное, тихое место. Люди избегают его, чтобы не сковырнуть неприятные воспоминания и всегда стараются соблюдать правила приличия перед мёртвыми. Мёртвым, в отличие от живых, правила приличия не сдались, но человек не будет собой, начни он осознавать некоторые вещи вовремя и к месту. Несмотря на то, что похороны родителей для Шейлы были не лучшим из воспоминаний, она уже спокойнее относилась к такому месту, как кладбище. Надгробия уже не казались ей такими уж холодными, и атмосфера уже не приносила той тяготы. Девушка росла, покрываясь слоями новых знаний, становилась всё взрослее и устойчивее к эмоциональным бурям. Через это рано или поздно должен пройти каждый ребёнок, а потеря родителей, — в каком бы возрасте это не произошло, — вполне естественное событие. Шейла так думала. Ей казалось, что в мире всё устроено довольно просто, вопреки попыткам человека усложнить каждый аспект жизни. И относиться к этой трагедии она тоже стала проще со временем. Мягкая от влаги земля пачкала её высокие чёрные ботинки, и это волновало её куда больше, чем предстоящая встреча. — Привет, пап, — говорит она спокойно, осматривая носки своей обуви. — Привет, мам. Два одинаковых надгробия совсем рядом друг с другом. Холодный камень с гравировкой, хранящий в себе память об ушедших. Роберт и Грейс Мэй. Одногодки, которые ушли в один день. — Дела у нас нормально. Ну, если можно так сказать. Я впервые поговорила с Ванессой, представляете? Да… Да, сложно поверить, но она даже вела себя мило. Мило по её меркам. По крайней мере, она не стала сразу на меня орать. Она присела на корточки и вынула завядшие цветы из каменной вазы рядом с могилами. Шейла уже не чувствует горя потери, ведь оно прошло много лет назад, но неприятное ощущение всё равно поселилась в её груди, стоило ей начать разговор с мёртвыми. Здесь нет ни Роберта, ни Грейс, от них остались только многолетние кости и память. Хотя о какой памяти идёт речь, если Шейла совсем не помнит, какими именно они были? Отец, вроде, всегда был добр и справедлив. Первым воспоминанием о нём были большие, тёплые руки, в которых она ощущала себя в безопасности. Рядом с папой всегда спокойно, что бы ни происходило, и он всегда выручит, даже по мелочи. А первого воспоминания о матери у Шейлы не было. Хотя нет, скорее всего, его размазали по корке мозга остальные. От неё вкусно пахнет, у неё мягкая кожа, размеренное дыхание и волосы, как тёмный шёлк. Ещё Грейс напоминала Ванессу. Конечно, это Ванесса должна напоминать Грейс, но у Шейлы в голове именно мать похожа на сестру, а не наоборот. И пусть глаза у мамы были не голубыми, но они тоже были холодными, а взгляд острым. И язык у мамы был острый, порой она могла сказать такую вещь, на какую папа обижался. Шейла не помнила, что именно так обижало отца, а в силу возраста просто не могла понять, о чём идёт речь, но она точно помнила, как Роберт уходил в гараж и громко слушал музыку. Так он приходил в себя: чинил машину и слушал старые рок-группы по кругу, пока они с мамой снова не мирились, и он не возвращался. Это было волшебное время. В голове всё выглядело как старые снимки с полароида и наложенным поверх фильтром «сепия». Единственное, что точно помнила Шейла — цвет неестественно зелёной травы, такой яркой, что она казалась изумрудной. И вправду говорят, что раньше было лучше, да и трава была зеленее! А сейчас единственная трава, на которую младшая Мэй обращала внимание, это высушенная и скрученная в косячок. Из раздумий девушку вывело лёгкое прикосновение к своему плечу. Обернувшись, она увидела Сесиль. Её рыжие волосы всё так же разбросаны по плечам с лёгкой небрежностью после работы, а яркие, голубые глаза были чуть увлажнены от подступающих слёз. Ей каждый год было непросто снова видеться со старшим братом и его женой. — Ты в порядке? — спросила Шейла, и тётя кивнула. В её руках лежал небольшой букет цветов. Розы, как всегда. Она поставила букет в ту самую каменную вазу, из которой Шейла вытащила прошлый. В такие моменты сложно подобрать какие-то слова. Всё звучит странно, а уместным кажется только молчание. — Жаль, что они не видели, как вы выросли, — сказала Сесиль с ноткой гордости. Тётя повернулась к своей племяннице и заправила прядь её каштановых волос ей за ухо. — Вы такими красивыми стали. — И, определённо, намного более недовольными жизнью, — улыбается Шейла. — Это нормально. Главное относиться ко всему спокойнее, никому ведь легко не живётся. Шейла снова поворачивается к надгробию с именем мамы. Если бы Грейс дожила до семнадцатилетия Ванессы, их дом превратился бы в вечные крики и споры, на которые не смог бы повлиять даже отец. — Становится холодно, — замечает Сесиль. — Поехали домой. — Ванесса ещё не приехала. Они переглянулись, и Шейла вздохнула. — Ну да… Тогда, поехали. Уже в машине, удаляясь от кладбища, Шейла задумалась над скоротечностью жизни. Все люди смертны, так или иначе. И она, и её сестра рано или поздно окажутся здесь. Все их друзья, их дети и даже дети их детей. Кому-то повезёт, и он доживёт до старости, а кому-то — нет. Такая вот неприятная философия жизни. Люди смертны. Хуже всего, что люди внезапно смертны. Как и ожидалось, к ужину Ванесса не приехала. Шейла не удивилась. Сестра вообще никогда не приезжает к родителям, первый и последний раз она была только на церемонии прощания. Видимо, тогда она решила попрощаться с ними раз и навсегда. Перед сном Шейла слушала музыку, но уснуть не могла. В её голове вспышками возникали воспоминания настолько далёкие, что все люди в них уже не имели ни лиц, ни имён. Среди этих людей были и мама с папой, чьего тепла она уже не знала, а имена помнила только благодаря надписям на надгробии. Как-то это было несправедливо — лишиться родителей. Почему она? Почему не другие дети и не другие родители? Да, это жестоко и эгоистично, но ещё более эгоистично делать вид, что ты вовсе не думаешь об этом. Врать самой себе, что всё нормально, не злиться на друзей за то, что вечером они едят в кругу семьи и могут позволить себе говорить «ты меня достала, мама!», или «боже, папа, ты уже старый и нихера не понимаешь!». Ванесса вернулась ближе к полуночи и думала остаться незамеченной. Её выдал скрип половицы и злостное, тихое «блядь!», что было намного громче самого скрипа. Шейла закатила глаза и отвернулась к стенке, пряча руки под подушку. Её старшая сестра не изменяла себе, всё такая же стерва, как и шесть лет назад.