Дожить до выпускного. Часть I

— Ты говноедка! — кричала Ванесса, эмоционально размахивая руками. — Сама такая! — отвечала ей Шейла. Эта ссора стала переломной точкой в их отношениях. Им было всего по одиннадцать, но эту обиду они пронесут через годы, до самой старшей школы. Шейла — младшая сестра. Над ней всегда издевались из-за жертвенного взгляда «Бэмби» и добродушия. Другие девочки изрисовывали ей тетради, выкидывали их или писали непристойные слова прямо на листе с контрольной работой. Её никогда не любили даже в обществе таких же изгоев и общалась она только с двумя людьми — девочкой из богатой семьи, с которой они подружились ещё в детском саду, и собственной сестрой. Ванесса всегда заступалась за Шейлу, обзывала других детей и дралась с задирами. Она с раннего возраста начала отращивать когти и показывать зубы, как маленький тигрёнок. Когда сёстры появлялись на детской площадке, Шейла пыталась подружиться с другими детьми, отдавая им свои игрушки, а Ванесса принуждала обратить на себя внимание и с наглостью юной хабалки отбирала чужие. Все ненавидели её так же, как и она всех, но кто-то же из семьи должен уметь постоять за себя. Так что там с говноедкой? Ах да, сама такая! — Если хочешь, чтобы тебя ногами пинали, то пожалуйста! — Но я не хочу быть такой же! Они все в этой школе долбанутые! — кричала Шейла, смотря прямо в глаза своей взбешённой сестре. — Ну хватит, — возразил их отец, услышав ругань из гостиной. Мужчина всегда пытался привести дочерей к единому решению, даже если сам в итоге оказывался крайним. — Кто вообще научил вас таким словам? Грейс, их мама, вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. А вот и ответ на вопрос. — Когда ты чинишь машину, из тебя и не такое вырывается, — сказала она скептично, перекладывая всю вину на Роберта, отчего тот удивлённо взглянул на неё. «А у самой-то рыльце в пушку…» подумал он, но сказал другое: — Я думал, меня не слышно… — Индюк тоже думал. Попытка урегулировать конфликт привела только к ещё большему сопротивлению. Ванесса была копией отца, такая же светловолосая и голубоглазая, вот только характером пошла в мать: импульсивная и злая Грейс была такой же занозой в заднице, как и её маленькая копия. Шейла в этом плане была полной её противоположностью — темноволосый ангел со спокойным характером папы в этом доме был единственной отрадой. — Сколько раз твои тетради должны выбросить в мусорку, дура? — перешла на личности Ванесса. — Ненавижу таких, как ты! — Ванесса! — грубо одёрнул девчонку отец, но та не успокаивалась. — Что я говорил по поводу обзывательств в нашем доме? — Сама дура! — крикнула в ответ сестре Шейла. — Да прекратите вы обе или нет? — не выдержал Роберт. — Что это за поведение? — Замолчи, пап, ты вообще никогда не помогаешь! — ужалила Ванесса. — Ненавижу, когда ты пытаешься нас помирить, потому что нихрена у тебя не получается! Ты хреновый отец! Эти слова так сильно ранили его, что он опешил, не находя в себе силы ответить. Таким уязвлённым, как сейчас, его не видела даже Грейс. — Ты не имеешь права так говорить, юная леди, — заступилась за него жена. — Отвалите! Я вас всех ненавижу! Ванесса убежала и с грохотом захлопнула дверь своей комнаты. Отец пытался помириться с ней, но все попытки оказались бесполезными. Вся семья после ссоры пребывала в тишине, и кроме звуков телевизора в доме ничего не звучало до утра. Слово «ненавижу» в лексиконе старшей сестры появлялось чаще, чем «спасибо», «пожалуйста» и даже «привет». Маленькая злобная стерва показывала свой характер ещё с младенчества, когда сильно сжимала сосок матери дёснами, если молока ей было недостаточно, или когда била Шейлу погремушкой по голове, потому что та забрала приглянувшийся старшей грызунок. Роберт с детства приучал Ванессу к тому, что Шейлу нужно защищать и оберегать, ведь они — семья. И если до начала пубертата у него ещё получалось контролировать процесс воспитания, то после Ванесса стала попросту неуправляемой, как бешеный мустанг с ростом в сто сорок сантиметров и весом в тридцать килограмм. А ведь ему говорили, что девочки растут намного спокойнее мальчиков… Утром Шейла словно забыла про вчерашнюю ссору, вяло жуя свои хлопья с молоком, а Ванесса даже не спустилась на завтрак. Грейс перед уходом успела всучить ей пакет с ланчем, пока та завязывала свои шнурки. — Папа может вас отвезти, — сказала мама. — Хотите? А потом мы с ним поедем на работу. — Я не против, — Шейла посмотрела на сестру, которая злобно игнорировала всю семью. — Но мы, наверное, поедем на автобусе. Пока, мам! Закончив со шнурками, старшая накинула на свои плечи грузный рюкзак и вышла из дома. Её младшая засеменила, еле поспевая за торопливым темпом. Жёлтый автобус уже подъезжал к остановке напротив одного из домов, и в него мигом начала запрыгивать местная ребятня. — Эй-эй, девочки! — отец позвал их, спешно застёгивая молнию на своём рабочем комбинезоне. — Может к чёрту эту школу, а? Поедем сегодня в «Макдонадлс»? Ну давайте я вас подвезу, Несс, не будь злюкой. — Отстань! — скривилась Ванесса, а вот Шейла остановилась, чтобы попрощаться с отцом. Роберт чмокнул младшую дочь в макушку, а старшая даже не взглянула в его сторону. — Несс! — крикнул ей Роберт, останавливаясь рядом с автобусом, в который девочка торопливо забежала, избегая любых взаимодействий с этим до ужаса раздражающим взрослым. Ну почему они никогда не понимают, когда им нужно отвалить! — Несс, я тебя люблю, слышишь? Даже если ты будешь всегда меня ненавидеть, я же твой папа. — Пока, пап. — сказала Шейла и запрыгнула в автобус последней. — Пока, ласточка. И передай сестре, что мы с мамой вас очень любим. Поняла меня? «Поняла, пап. Мы знаем, что вы с мамой нас любите. Даже когда вы ведёте себя так, что нам становится за вас стыдно, как сейчас…» Роберт не спеша гнался за автобусом, пока мог, и смотрел в то окно, через которое видел дочерей. Он корчил какие-то стрёмные и нелепые рожи, пытаясь развеселить их, но смеялись с него только другие дети, которые с интересом наблюдали за странным взрослым. — Гр, ненавижу, когда он так делает. Позорище, — рыкнула Ванесса и достала из своего рюкзака чёрный маркер, которым всю дорогу до школы рисовала какие-то каракули на спинке сиденья перед собой. Урок английского прошёл как обычно. Полная учительница пыталась утихомирить задние ряды, которые только и делали, что бросались бумажками в передние. На перемене в волосы Шейлы запустили слюнявую пульку из клочка бумажки, а на втором уроке у неё попытались отобрать тетрадь по математике, но не вышло. Ванесса вовремя зашла в класс, и зыркнув на всех задир по очереди, бросила свой рюкзак на парту рядом с сестрой. Задир словно ураганом сдуло, и они тут же уселись как можно дальше от них. Перед третьим уроком их вызвали к директору. Блин, да что на этот раз? Ванесса никого больше не била после прошлого посещения… Может быть, кто-то нажаловался на неё просто из злости? Такое было однажды, когда кто-то пытался спихнуть на неё кражу телефона, но в итоге правда о настоящем воришке вскрылась, и её отпустили. Гадкий номер, но с Ванессой он не пройдёт. Она, конечно, задира, но не воровка! Обе сестры Мэй сидели перед директором, — старым мужчиной в коричневом костюме, — и слушали раздражающее тиканье часов. Шейла заметила капельки пота на лысеющем лбу и как он постукивал кончиком карандаша по пустому листу перед собой. Иногда директор посматривал на настольный телефон, словно в ожидании звонка, но почти всё время молчал и немного хрипло дышал. — А в чём дело? — не выдержала старшая, скрещивая руки. — Звонок уже прозвенел, нам же нужно на урок. Шейла молчала. — Да, — директор снова взял в руки карандаш и начал нервно теребить его. — Но вы в ближайшее время можете не ходить на уроки, никто не будет вас за это ругать. Сёстры переглянулись, не веря перепавшей им халяве. Ванесса задорно улыбнулась, но Шейла никак не могла понять, что же здесь не так. «В чём-то был подвох» — сказала её интуиция, пробудившаяся ровно в этот самый миг. Её чутьё, проницательность или инстинкт, называйте как хотите, разыгралось не на шутку. Это было ощущение доселе ей незнакомое, непривычное и впервые — пугающее, как мысль о монстре под кроватью или игры воображения в тёмном подвале. Ощущение, которое никогда не подводило её с этого самого дня. Торопливый стук каблуков раздался в коридоре настораживающим эхом. Когда дверь в кабинет открылась, воздух оледенел, словно всё это время к ручке была привязана верёвочка, потянув за которую, вошедшая опрокинула на всех разом ведро с холодной водой. Это была миссис Армстронг, роковая, рыжеволосая бестия, приходившаяся двум девчонкам родной тётей. Их самая любимая, самая щедрая и самая яркая родственница по отцовской линии, которая сейчас выглядела, как безмолвная каменная статуя.