Мандаринка

Юнги пах мандаринами. Цитрусовые, в целом, — довольно распространенный аромат в мире, каждый пятый имел в себе легкую лимонную кислинку или апельсиновую свежесть, на каждом шагу попадались и яркие, и сладкие, и даже пряные ароматы, и каждый обладатель подобного безусловно гордился собой и своими феромонами. И все считали, что замечательно, когда ты пахнешь сладкой игривостью, а не жгучими травами или терпким алкоголем, например, которая приходится по вкусу практически каждому. Юнги это и раздражало. Он всегда любил выделяться, быть не таким, как все, вечно шел против течения, лбом тараня стены общепринятых норм, и терпеть не мог, когда его с кем-то сравнивали. Он такой должен быть один-единственный, неповторимый оригинал, эксклюзив. Все, посмеиваясь, говорили, что он слишком самонадеянный для простого омеги, но он не был бы собой, если бы не плевал на мнение односортной толпы. Да, он пах как и многие другие, но именно этим запахом, своим, одним из тысячи, он смог заграбастать себе одного из самых замечательных альф в галактике, как минимум. Ким Тэхен, с виду напоминающий звезду каких-нибудь популярных фильмов из прошлого столетия, когда в моде была умеренная брутальность и бронзовый загар на плотных мышцах, так и кричал всем своим видом, что рожден был стать самым популярным студентом, капитаном знаменитой бейсбольной команды или же лицом какого-нибудь модного журнала, как все пророчили ему, стоило только встретить кудрявого брюнета с красивыми скулами. И были в чем-то правы, но, опять же, Мин Юнги не был бы Мин Юнги, если бы повелся на внешность, позволив себе ощущать себя на месте главных героинь сопливых романов, серых мышей, охмуривших идеальных плейбоев. Тэхен только с виду напоминал произведение компьютерной графики, или античного скульптора, кому как нравилось видеть, на деле же представляя собой человека обыкновенного, с повышенной степенью неряшливости и отсутствием каких-либо страхов. Именно благодаря этому они и познакомились. Юнги, по началу, даже и не думал смотреть в сторону невероятного красавца, вечно ходившего в компании не менее привлекательных самцов, вытворяя максимально нелогичные вещи, выпивая иногда на общих вписках. Внешность обманчива, знал омега, скучающе разглядывая Кима издалека, ничем не выделяя его в своих глазах из такого же табуна пьяных студентов. Да симпатичный, да не дурак, учится хорошо, да, кажется интересным, особенно когда напьется и бесстыдно, но также безразлично смотрит в ответ, на этом и все. Просто в какой-то момент омега стал замечать, что подобных переглядок между ними стало все больше, как и случайных встреч, будь то очередная попойка, напоминающая ядерный полигон из-за обилия запахов, феромонов и алкоголя, или просто перекус дешевой выпечкой в столовой. Его не напрягало, было фиолетово, смотрит и смотрит, что тут поделаешь, он знал, что выделяется из толпы благодаря своим выжженым, выкрашенным в голубой волосам и безразмерной одежде. Но в какой-то момент все изменилось. Примерно после того, как Тэхен нашел его, сидящим в студенческом скверике рядом с универом поздним вечером, и без стыда и совести, да даже наверное и без задней мысли, со своим «Извини, но я давно хотел тебе сказать, ты так вкусно пахнешь, совсем не как остальные» разговорил всегда молчаливого омегу, окончательно приковав к своей персоне все его внимание. Тэхен был, мягко говоря, странным, Юнги стал это замечать чуть ли не с первых дней начала их не менее странных отношений. Его взгляды на жизнь, привычки, жесты, — все было особенным, не таким, как у всех, иногда даже до ужаса нелепым, бросающимся в глаза только когда они были наедине, показывая, что альфа полностью открывался, не стесняясь своей уникальности, которую отчаянно пытался спрятать за серьезным видом на людях. Только близкие друзья знали, какой он на самом деле ебнутый, смешной, когда в зюзю пьяный, и до неприличного пошлый. Юнги лучше всех знал, из-за чего, наверное, и влюбился так окончательно и бесповоротно. Их отношения начались тоже не от мира сего. После той встречи в сквере, Тэхен, забыв спросить номер омеги, додумался пробить его по студенческой базе, зная только имя и фамилию, нашел всю инфу на него и, попав в чс за то, что начал их переписку со слов «Привет, мандаринка», не нашел ничего лучше кроме как отправлять на счет интересуемого объекта деньги с сообщениями по типу «Разблокай, это я, Тэхен». Минов счет тогда пополнился на сотен пять точно. Юнги это рассмешило, тем более что денег он не вернул, но общаться с альфой начал, сначала по сети, потом все чаще в универе, потом уже тусил в его большой компании, но чаще все же наедине, гуляя с ним по самым странным местам города. Так и оглянуться не успели, как съехались, поняв после парочки проведенных совместно ночей, что легче жить в общей квартире, чем постоянно кочевать с запасным набором одежды из одной в другую. Потрахались они впервые, кстати, тоже спонтанно. На студенческом сборище, посвященном наконец-то полученным дипломам, в дупло пьяный Тэхен приревновал свою на тот момент еще даже не пару к другому альфе, вызвал того на улицу на честные петушиные бои, навалял от души и сам получил в глаз, а потом, кричащий и ругающийся, чтобы никто даже взгляда не смел поднимать на его Мандаринку, победителем ушел, уводимый краснеющим то ли от стыда, то ли от смущения Юнги. — Юнги-я, я тебя никому не отдам, слышишь? — еле передвигая ногами, половиной своего тела вися на несчастном омеге, читал тогда нотации Тэхен, дуя губы трубочкой, из-за чего запах пойла, смешавшийся с его землистым ароматом ветивера, прилетал прямо Мину в лицо, опьяняя и его еще сильнее. — Ты только моя маленькая мандаринка, — растягивая гласные, крепче обнимал омегу он, корча в пьяном угаре рожицы негодования, — моя-я. Любимка, мо-о…я-я-я… — Твоя, твоя, чья ж еще. — отмахивался тогда от него Юнги, одновременно пытаясь вызвать такси, не лыбиться как идиот и удержать на весу почти шестифутовую махину. Последнее получилось, кстати, плохо, они все же упали, причем очень удачно: омега лицом прямиком в пах Тэхена. Как тот смог в таком состоянии возбудиться — одному богу известно, как протрезветь — еще большая загадка, как втянуть в моментально родившуюся авантюру и омегу — тайна Вселенной. В общем, в тот вечер Юнги лишился девственности в ближайшем мотеле, сразу после «Я не дотерплю до дома, Юнги-я, мне нужно распробовать тебя прямо сейчас, пока какой-нибудь другой альфа не посмел тебя у меня украсть», а Тэхен пары клоков волос на макушке, потому что даже такой нестандартный омега как Мин, явно не такого признания в чувствах ожидал от своего альфы, вдалбливающего его в кровать, заставляя спиной хорошенько прочувствовать каждую пружину казалось бы мягкого матраца, а задницей каждую венку далеко не мягкого и не маленького члена. Та ночь и стала началом их особенных отношений, и Юнги, честно сказать, до сих пор не понимает, как вообще умудрился подписаться на это все. Наверное, все-таки, любовь. Последние пару месяцев они прожили вместе, что оказалось весьма удобным. Во-первых, всегда находились в поле зрения друг друга и, как выяснилось, чересчур ревнивый от природы Тэхен, больше так сильно не нервничал, что его Мандаринку у него уведут. Во-вторых, благодаря тому же Тэхену Юнги стал питаться нормально, движимый желанием накормить альфу нормальной едой, своим фирменным мясом, например, из-за чего болезненная худоба наконец сошла с его лица и оно приобрело здоровый оттенок, чему и сам Тэхен был рад, любуясь теперь своим омегой в два раза дольше, со звериным аппетитом пожирая все его излишки кулинарии и его самого. Так повествование плавно переходит и ко «в-третьих», регулярный, всевозможный секс, пошедший обоим на пользу, правда, также плавно, но в то же время и внезапно, перетекший в одну небольшую проблемку. — Ким, мать твою, Тэхен, да ты охуел! Именно с этих слов началось утро несчастного альфы, подорвавшегося с постели прямиком в ванную, где медленно, но верно подходил к истерике Юнги. Тэхен одним своим видом помятого заспанного овоща с даже не раскрывающимися глазами, надутыми губами и запрокинутой немного назад головой, — наверное, чтобы слюна вниз не покапала, — умудрился разозлить итак кипятящегося омегу, получить от него полотенцем по шее и оказаться уткнутым носом в баночку с подозрительной жидкостью, поверх которой обнаружил подозрительный предмет с положительным результатом. — У тебя температура? — пытаясь принять максимально серьезный вид, поворачивает голову на омегу он, отрывая свое тело от стиральной машинки, на которой весь инвентарь и разложился. — Сгонять за лекарствами? — За мозгом себе сгоняй! — на грани срыва раздражается Юнги и, схватив тест, вчерашним вечером свистнутый из сумки Чимина, а сегодня по приколу решенный использоваться, трясет им у лица выпрямившегося парня. — Я, кажется, залетел! Минута потребовалась альфе, чтобы прогрузились данные, секунда на осознание и, какой-то миг, чтобы в порыве радости и какой-то паники схватить омегу, утащить в спальню, подгоняя быстрее переодеться, на ходу выпрыгивая из своих домашних шорт, и, под крики и ругательства, понести его на улицу, усаживая в машину, по дороге успев позвонить папе и спросить, как обращаться и общаться с беременными омегами. О том, что их нужно везти в больницу, он видел в фильмах, но понятия не имел, кому именно нужно показывать будущего папу и что с ним делать вообще. Взрослый омега с него посмеялся, поздравил и пожурил, за то, что обрюхатил мальчика без кольца на пальце, но советы все же дал, как и наказ в скорейшем времени привезти будущего зятька в дом, чтобы он лично убедился в его целости и сохранности. Дорога до омежьей клиники заняла у них минут пятнадцать, учитывая, что время для проверки на наличие живности внутри Юнги выбрал семь утра, когда пошел по утренней нужде и случайно нашел вывалившийся из кармана грязных штанов тест, пока хотел загрузить стирку. Ехали в тишине, если опустить тот факт, что Тэхен полдороги проговорил по телефону, а остальную половину слишком уж подозрительно молчал, поджимая в улыбке губы, пока Юнги сидел насупившись, сложив руки под грудью и гневно следя за дорогой. Ему бы тоже папе позвонить и спросить, что делать, но телефон он даже с зарядки снять не успел, выметенный из дома на всех парах, да и страшно было. Хотя обоим и не верилось, в реальность происходящего, пока средних лет омега, водя по животу лежащего на кушетке Мина приборчиком для УЗИ, не подтвердил наличие плодного яйца в полости матки. Для достоверности и еще каких-то там карточек Юнги отправили на анализы, на которых он, почему-то закатил истерику, испугавшись вида шприца, но кровь все же сдал, пряча лицо от устрашающей иглы на груди у своего альфы, сидя при этом на его коленях. Молодой практикант понимающе улыбался, наблюдая за этой картиной, и старался работать как можно быстрее под грозным взглядом Тэхена, видимо, неправильно воспринявшим его поведение. — А я говорил тебе не вязать меня. — бурчал омега, после всего сидя в коридоре, пока Тэхен самостоятельно прижимал ватку к его изгибу локтя, потому что тот даже не собирался смотреть в сторону своей травмы, уж очень не любил кровь. — А ты «Вне течки ничего страшного», «Вне течки ничего страшного». Ну как тебе, ничего страшного? — Ничего. — улыбается альфа, обнимая его за плечи. — Малыш, ты не рад? Я вот очень даже очень. — Ага, отцу это моему скажи. — фыркает омега, шмыгая носом, но, что примечательно, тут же успокаиваясь. — Он с тебя три шкуры сдерет и накормит твоим же отрезанным достоинством, когда узнает. Господи, я его просто со своим парнем знакомить боялся, а здесь на тебе, залет. Омега в панике прикрывает лицо руками и стонет, пока Тэхен всеми силами пытается его успокоить. Со своим семейством он Юнги познакомил сразу, а вот с Минами встреча затянулась, во-первых, по вышеизложенной причине, во-вторых, из-за того, что жили они в другом городе, вырваться куда даже самому Юнги из-за дипломки, а потом уже работы не получалось. Впрочем, билеты были куплены уже в тот вечер, Юнги успокоен и затискан до смерти, а план по скорейшему предложению руки и сердца, до этого лежавший на стадии разработки, наконец спешно допридуман. Спустя неделю они уже сидели в гостиной родного гнездышка омеги, попивая чай с домашним тортиком на йогуртовом креме, и Тэхен в полной мере осознал, чего все это время боялся его ненаглядный. Господин Мин и в правду грозился отстрелить альфе его яйца, когда по телефону узнал о положении своего единственного сына, встретив Тэхена с ружьем, что угрожающе висело прямо над головой будущего тестя, пока Ким отвечал на все его вопросы, касательно их с Юнги отношений. Тот краснел и давился каждый раз, когда Тэхен, забывшись, а может, перенервничав, начинал уходить не в то русло, один раз даже заикнувшись, что мечтал повязать его еще с их первой встречи в скверике, чем вызвал явное негодование ревнующего родителя. Юнги не на шутку перепугался, когда его непутевого альфу вызвали на улицу поговорить по-мужски, и даже расплакался, не выдержав и усевшись на диван, пока помогал папе таскать грязную посуду на кухню, переживая из-за того, что их долго нет. Тэхен, впрочем, стойко выдержал все испытания тестя, природное очарование в том помогло ли, или же его непоколебимость в отношении Юнги, но господин Мин каким-то образом одобрил его и даже не бил за то, что обрюхатил его сыночка раньше времени, хотя, честно, собирался навалять ему от души. Зашли альфы в дом спустя примерно час дышания воздухом и допроса относительно дальнейших планов на жизнь, застав омег обнимающихся и плачущих, попавших, видимо, под влияние гормонов. И пришла очередь уже Мина старшего получать тумаков от своего мужа, за то, что напугал попусту детей. Папа Юнги оказался гораздо более лояльным, принял новость о скором пополнении их семейства даже спокойнее самого Тэхена, и весь вечер наставлял его, как лучше ухаживать за беременным омегой, все время повторяя, чтобы не стеснялся и звонил, ведь кто, как не он знает своего сына и его предпочтения. В тот вечер Юнги расплакался дважды. Второй раз пришелся именно на тот момент, когда Тэхен, собрав все свое мужество, по всем канонам жанра встал перед ним на одно колено и надел на палец колечко, купленное, оказывается, еще месяц назад, как раз перед вязкой. Тэхен признался, что хотел позвать его примерить свою фамилию на ближайшую жизнь еще тогда, но зассал. Возможно, взял и посадил омегу на свой узел он как раз-таки, чтобы уже наверняка, тем более что тот тоже не был против. Признал он и то, что является тем еще идиотом, но зато получил согласие, и уже спустя месяц они стояли под венком с цветами и давали клятву быть верными друг другу до конца дней. Свадьбу устроили скромненькую, Юнги не хотел пышности «как у всех», а слово беременного — закон, так что все были вынуждены согласиться на маленькую церемонию в кругу близких и небольшое застолье, не пили на котором только молодожены: Юнги по понятным причинам, а Тэхен, чтобы его поддержать и доказать свою любовь, хотя, алкашу со стажем терпеть было, честно сказать, сложно. Казалось бы, все сложности на этом должны были завершиться, жизнь наладиться и птички запеть, но… — Рекомендую Вам воздержаться от половой жизни хотя бы на время первого триместра. Как громом ударило на тот момент еще даже не молодоженов в кабинете врача, рассматривающего снимки УЗИ у белой лампы и медкарту своего очередного пациента. Тэхен ахуел, расстроился, но, скрипя сердцем, принял эти указания, зарекшись, что развитию жизни своего сына в утробе своего жениха мешать никаким инородным проникновением не намерен. Жил до этого двадцать четыре года без ежедневных соотношений с Мин Юнги, ближайшие пару недель тоже как-нибудь переживет, тем более что любимый рядом, целовать и тискать его все равно можно. Главное, чтобы папа и малыш были здоровы. Сам же папа с этим раскладом мириться не хотел никак. — Если это мой сын, то ему должно быть также похуй и он должен позволить папочке не сойти с ума от недотраха! — ругался и нюнил Юнги, борясь с руками Тэхена, пока тот всеми силами пытался удержаться за дверные косяки, толкаемый в спальню с целью явного изнасилования. — Ким Тэхен, или ты ебешь меня сейчас же, или я подаю на развод! Примерно второй месяц беременности проходил крайне тяжело. Юнги начали мучить токсикоз и тяга на всякую гадость вроде противных запахов бензина или соляры, смены настроения происходили со скоростью света, а истерики или тихий жалобный плачь стали неизменными атрибутами их жизни. Но из всего этого, худшим Юнги считал именно запрет на секс, ибо хватило его примерно на неделю, после чего он стал сам приставать к своему новоиспеченному мужу, обижаясь, что первой брачной ночи у них так и не было, а спустя еще неделю мягких отказов и напоминаний об уходе за здоровьем, после которых следовали лишь поцелуи, попытался взять его уже силой. Но и тут провал. Тэхен настоятельно рекомендовал мужу выйти в декрет, потому что еще и стресс на работе отрицательно сказывался на его ставшем шатким состоянии, но за это получил по шее и очередную истерику о том, что омега только ее нашел, чтобы бросать, и уж как-нибудь переживет. Переживал же Тэхен, что с каждым днем ему получалось угодить своей вредной мандаринке все меньше, но оба папы успокаивали по телефону, что через это проходят все омеги и совсем скоро все наладится. К третьему месяцу стало правда полегче. Огромнейшими усилиями Кима Юнги стал менее нервным и раздражительным (тот факт, что Тэхен по дому стал передвигаться исключительно на цыпочках, особенно в ночное время, и прилежно собирать свои носки в одном месте, следует опустить), на работе к омеге относились тоже с пониманием, вежливо улыбаясь каждый день приходившему его забирать Тэхену, и утренние свидания с унитазом тоже постепенно стали сходить на нет. Правда, на их место теперь пришли еще более шальные гормоны, из-за которых Юнги мог разрыдаться из-за любой мелочи, да даже из-за рекламы о том, что каждый десятый стоматолог, не порекомендовавший зубную пасту, наверняка лишился работы. Тяга к странным запахам сменилась какой-то больной зависимостью феромоном мужа, что омега теперь обязательно включал в свой каждодневный лук какую-нибудь вещь Тэхена, чаще всего его шарф, спал уткнувшись исключительно тому в шею и долго сидел в ванной на полу, перебирая и с жадностью нюхая каждую его поношенную кофту или футболку, прежде чем отправить в машинку, за что пару раз получал нагоняй, потому что ему нельзя было сидеть на холодном. Единственной нерешенной оставалась проблема с запретом на любовные утехи, которая, подобно снежному кому, все нарастала с каждым днем, но, после получасовой лекции Тэхена о важности следования указаниям врача (о том, что он ее прогуглил следует умолчать тоже) Юнги начал стараться держать себя в руках. Выходило откровенно плохо. Теперь растягивающиеся бывало даже на часы поцелуи никак не удовлетворяли обоих, как и постоянное ощущение желанного тела под боком, но, раз уж зареклись делать все как следует, то выполнять нужно до конца. Под четким надзором мужа Юнги пил БАДы и витаминки, всегда держал ноги в тепле, потому что первый триместр пришелся как раз на осень, ел ежедневно приносимые им фрукты вперемешку с молочкой, и считал дни, помечая их в настенном календарике крестиками, когда же уже ему можно будет отведать главной клубнички. На очередном осмотре, уставший от постоянных «Когда?» доктор Чон Хосок, многострадально вздохнув и сняв очки, чтобы не видеть красного от нетерпения пациента, все же разрешил примерно со следующей недели, чему Юнги сначала обрадовался, но уже этим же вечером снова расстроился, обидевшись на всю жизнь как минимум. Молодого талантливого специалиста Ким Тэхена за показанный прогресс и усердную работу поздравляют с повышением и отправляют в главный филиал, находящийся в столице, на месячную стажировку. Юнги плакался и просился с ним, но альфа был непреклонен, потому что знал, что в чужом городе за его беременным омегой никто следить и ухаживать не будет, а ему самому, очевидно, не будет хватать времени, из-за чего он тоже будет переживать и лишний раз нервировать любимого. Он даже подумывал отказаться, продолжив путь медленного продвижения по карьерной лестнице дома, но тут уже Юнги назвал его идиотом и, сказав, что такой шанс больше не выпадет, пообещал, что как-нибудь потерпит еще месяц. — Опять питаться нормально не будешь, знаю я тебя. — утыкаясь носом в округлившийся животик, бурчал Тэхен, обнимая лежащего на кровати мужа, что перебирал его волосы меж пальцев и изредка шмыгал носом. — И лекарства вовремя принимать, дырявая твоя память. И спать нормально тоже не будешь. Юнги лишь улыбался, расплакавшись от осознания того, какой чудесный альфа ему достался и как он не хочет его терять, что Тэхену пришлось его полночи успокаивать и баюкать. Тогда и решили, что проведет этот месяц омега в доме у родителей Кима, что точно будут следить за ним, и уже на следующее утро Тэхен с тяжелым сердцем и легкой грустью вез полусонного мужа и чемодан с его одеждой к своей семье, откуда направился в аэропорт, еле оторвав себя от зацеловавшего его на прощание омеги, обещая всегда быть на связи. Не обманул. Звонил он дважды в день, как положено, рассказывал о своих делах на работе и новых штуках, которым обучился, но по большей мере слушал нелепые истории и казусы, происходящие с омегой теперь постоянно. — Меня теперь везде без очереди пропускают, стоит мне сказать, что я беременный. — смеялся Юнги, разговаривая с мужем по видеочату, пока валялся на постели в бывшей комнате Тэхена. — И скидки делают. Быть пузатым не так уж и плохо. Тэхен улыбался, сидя в темноте на съемной руководством квартире, заряжаясь растраченной за тяжелый день энергией от наевшего щечки мужа, постоянно переспрашивал, не забыл ли тот выпить витамины и не нагружают ли его на работе. — Через два-три месяца сказали в декрет отправят. Внезапные роды им в офисе не нужны. — отмахивался Юнги, с набитым мандариновыми дольками ртом смешно дуя губы. — Твой сын начинает показывать характер. Я слышал, что, начиная с пятого месяца, дети принимаются двигаться внутри и пинаться. Доктор Чон сказал не переживать по этому поводу. — Правильно. Вообще ни по какому не переживай. — кивает альфа, параллельно сортируя распечатки с отчетами за минувшую неделю, пока телефон стоял прислоненный о кружку с недопитым кофе, знать о теперь неизменном наличии которого Юнги вовсе не обязательно. — Ты меня гиперопекаешь. — запихивая очередную дольку, бесстрастно бубнит омега. — Психолог сказал, что это может привести к послеродовой депрессии, когда все твое внимание переключится на ребенка. — Не бывать этому. — отрицательно мотает головой Ким, из-за чего его отросшие темные кудри смешно прыгнули в стороны, рассмешив мужа. — Я люблю и буду любить Вас одинаково. Даже находясь на чертовом расстоянии. Его командировка затянулась из-за нехватки кадров в чертовом головном офисе и второй месяц Тэхен находился в столице, не имея возможности даже на день вырваться домой. Сезон продаж как раз пришелся на декабрь, работы впереди было даже больше, чем он перелопатил, и альфа безумно злился на начальство, что таким бессовестно обманным путем заманило его на эту авантюру. Но зато и выручка шла нехилая, зарплата повысилась, и в конце года его явно ждала премия, целиком и полностью планировавшаяся пойти как раз на подарок мужу. — Покажи мне его, — опуская глаза вниз, тихо просит Тэхен, пока прикрывает ладонью рот, пряча немного смущенное лицо, — давно не видел. Юнги кашляет на том конце, бубнит что-то про то, что папа зовет ужинать и спешно прощается, чмокнув воздух прямо перед камерой, прежде чем отключиться. За последний месяц Ким ни разу не видел его, добровольно показывающим себя в полный рост, хотя на первых порах их раздельной жизни Юнги охотно крутил перед камерой на тот момент еще небольшим животиком, показывая его со всех ракурсов, пока трогательно придерживал в районе груди подол какой-нибудь тэхеновой футболки обеими руками и хлопал глазками. Сейчас же омега специально помещал в камеру только лицо, а на все просьбы покрасоваться как раньше находил глупые отмазки и сбегал. Только из уверений папы и отца, что с его муженьком и малышом все хорошо, Тэхен не переживал и терпеливо ждал, когда же наконец вернется домой. Он страшно соскучился по своей мандаринке. Даже общими стараниями команды, достичь поставленной цели в срок никак не удавалось, что жутко нервировало альфу, не бывшего дома почти два месяца, что он срывался чуть ли не на весь отдел и торопил всех, угрожая, что, если не будет со своим омегой до нового года, разорвет всех к чертям и подаст в суд за причинение морального вреда. Поэтому, как только был подписан приказ о возврате на прежнее место работы, Тэхен сразу же купил билет и, собрав все свои манатки, рванул в аэропорт несмотря на поздний час. Ближе к трем ночи, небритый, неспавший, но до усрачки счастливый альфа уже во всю долбился в дверь родительского дома, угрожая уронить повешенный на нее рождественский венок, надеясь как можно скорее увидеть свою мандаринку и увезти к ним в квартиру. Открывший дверь папа после того, как чуть не задушил в объятиях, его пожурил, заставив улечься спать в гостиной, и сказал, что лучше женатикам встретиться утром, когда Тэхен приведет себя в порядок, аргументировав это тем, что в таком виде он напугает даже бабайку, не то что беременного омегу. Альфа послушался и завалился спать на диван, надеясь с утра проснуться от визгов, воплей, таких же удушающих объятий и слез как минимум. В комнату к Юнги папа его все равно не пустил, но, проворочавшись часа полтора без сна от переизбытка эмоций, Тэхен не выдержал и на цыпочках пошел в свою бывшую спальню, где обнаружил омегу в ворохе давно утратившей запах его одежды. Юнги спал на боку, так что у Кима была прекрасная возможность подкрасться и лечь рядом, обнимая со спины, чем он и воспользовался. — Любимка моя. Как же ты потрясающе пахнешь. — блаженно выдохнул альфа, сразу же припадая носом к шее омеги, пока забирался под одеяло. — Как же я скучал по тебе. Юнги морщит во сне нос и ерзает, шумно принюхиваясь к окружившему его любимому аромату. Тэхен на это улыбается, устраиваясь поудобнее, целует его в шею и руку незамедлительно устраивает на ставшим кругленьким животике, еле сдерживаясь, чтобы не включить свет и не начать разглядывать его со всех сторон. Времени впереди у него еще много, учитывая еще и недельный отдых на праздники, успокаивает себя альфа, не переставая осторожно поглаживать живот, до сих пор не веря, что там зарождается целая жизнь, целый человечек, их с Юнги общее продолжение, наверное, также вкусно пахнущий, как его папа, и, скорее всего, такой же раздолбай, как отец. Улыбаясь своим мыслям, Тэхен, впервые за последние два месяца спокойно засыпает, ощущая себя по максимуму счастливым. Вопреки всем ожиданиям, утро начинается с почти неминуемого падения с кровати напугавшегося омеги, что точно поцеловал бы носом пол, если бы Тэхен не среагировал и не поймал бы его, за что еще и получил пяткой в бок. — Ты что здесь делаешь? — будто видя призрака, все отпирался от тянущего его на себя мужа взъерошенный и напуганный Юнги. — Ты когда это пришел? — Вчера. — довольно улыбаясь, садится на кровати альфа, все-таки сгребая свою мандаринку в объятия. — А чего не предупредил? Я бы хоть в порядок себя привел. — Ты выглядишь прекрасно. — целуя в лоб, обрывает все попытки бегства Тэхен. — Как видишь, я тоже помятый после сна. Не говори, что не рад меня видеть из-за этого. Брюнет лезет целоваться, улыбаясь и искрясь от счастья, к себе вплотную прижимает и даже кусается легонько в ответ на внезапные протесты Юнги. Тому кажется, что он все еще спит, потому что внезапно увидеть спящего Тэхена рядом спустя два месяца долгой разлуки чуть не обернулось для бедного омеги обмороком, вживую ощущать горячие поцелуи оказалось куда головокружительнее, чем вспоминать их, ощущения мягких губ и горячего языка вкупе с тихими довольными полувздохами-полустонами мужа — невероятным блаженством, но вот только его руки, жадно исследующие тело, вели ко все нарастающей панике и чуть ли не к истерике. — Нет, не надо! — он мотает головой в стороны, разрывая голодный поцелуй, и обнимает себя за бока, пряча живот от пытавшегося его оголить или хотя бы забраться под одежду альфы. — Не смотри. Тэхен прихерел знатно, но попытку повторил, на что получил уже более четкий отворот-поворот и, взяв лицо омеги в руки, наконец додумался спросить: — Почему? Что-то не так? Юнги шмыгнул носом, смотря куда-то вниз, надул губы и как партизан замолчал, не решаясь ничего сказать. Он даже снова сбежать попробовал, но появившаяся неуклюжесть и сильные руки мужа не дали этого сделать. — Он некрасивый. — спустя минуты три пытливого молчания буркнул наконец омега, чем вызвал еще больший ахер и непонимание. — Мое тело меняется и сейчас оно… не в лучшей форме. Ты можешь разочароваться. Да, не этого ожидал Тэхен по приезде, далеко не насупившейся мордочки и невесть откуда взявшихся, совсем ни к месту пришедшихся комплексов. Он с минуту пытался вообще переварить услышанное, не зная, как реагировать, но, слишком чувствительный омега, видимо, воспринял его молчание по-своему и начал ронять слезы, тихо всхлипывая. Впрочем, этого было достаточно, чтобы все данные прогрузились, и альфа моментально вернулся в реальность. — Ты сейчас серьезно? — он хватает мужа за плечи, заглядывая в блестящие от слезинок глаза. — Нет, погоди, ты серьезно считаешь, что меня волнует, как выглядит твой живот. Нет, меня, конечно, волнует, — поправляет он себя же, — но в том плане, все ли с тобой и нашим малышом в порядке. Неужели есть что-то, что ты так усердно хочешь от меня скрыть? С тобой точно все хорошо? — Я набрал вес. — тихо бубнит омега, опустив голову. — Становлюсь похожим на пельмень и уже не смогу привлекать тебя как раньше, поэтому, лучше не смотри. Юнги правда стал слишком загоняться по поводу своего внешнего вида в последнее время. Он потерял прежний относительно красивый цвет лица, наел щеки и его живот несло в ширь, из-за чего появились бока, пока ноги из-за этого постепенно становились колесом. Папа пророчил, что внутри него растет омега, забирающая его красоту на себя, доктор Чон, исходя из анализов, прогнозировал то же самое, и, Юнги, правда, радовался этому, но огорчений все же было больше. Да, ему всегда было фиолетово на красивых и некрасивых, все были одинаковы в его глазах, но, когда дело коснулось его самого, а собственное отражение воспринималось всегда критичнее всего, настроение шло совсем в минус, потому что было банально стыдно даже представить себя рядом с мужественным эталоном красоты Ким Тэхеном. — Ким, мать твою, Юнги. — омега вздрагивает, услышав свою фамилию, которую только что прокрутил в мыслях, и поднимает глаза на нахмуренного мужа. — И что, ты собирался прятать от меня свой живот до самых родов? Ты нормальный? — Юнги отрицательно мотает головой, вновь ее опустив, поникнув. — Или ты собираешься винить малыша из-за того, что ему нужно где-то расти. Знаешь, природа так задумала, что во время беременности живот растет, потому что ты даришь жизнь целому человеку. — омега пожимает плечами. — Или ты думаешь, что я люблю тебя за твой внешний вид? Думаешь мне есть дело, какого размера твой живот или сколько ты ешь, потому что нуждаются в еде целых два моих самых близких человека? Тэхен натурально злится, пуская в воздух горьковатые нотки ветивера. Кто же мог подумать, что его всегда равнодушный и рассудительный Юнги так мог себя накрутить, что любая гимнастка с обручем позавидует. — Я боюсь, что больше не буду возбуждать тебя, как раньше. Я пузатый, некрасивый и похожий на выжатый лимон. — Во-первых, ты пахнешь мандаринами, моими любимыми мандаринами. — прижимает его к своей груди Тэхен, глубоко вздохнув, чтобы не рассмеяться от очевидно бредовых само угнетений мужа. — Во-вторых, в моих глазах ты всегда будешь самым красивым и самым невероятным. Да и потом, я люблю и хочу тебя не потому что ты прекрасен внешне, а потому что я проникся в твой внутренний мир, мне всегда будет тебя мало и я всегда буду искать любой повод, чтобы быть вместе. Честное слово, я чуть не умер, пока был в той чертовой пробной версии ада. Я даже билет взял ближайший и рванул вечером домой, потому что знал, что до утра не дотерплю. Я на столько скучал по тебе, что буквально не мог спать, по приезду думая, что моя маленькая мандаринка встретит меня наилучшим образом. А тут такое. — он щелкает Юнги по носу, тут же чмокая в лоб, на что омега жмурится, потому что щетина на подбородке щекотно колется. — Или это ты не рад меня видеть и ищешь повод сбежать? На столько понравилась свободная жизнь без моего вечного контроля? Тэхен смеется, потому что вместо слов Юнги издает отрицательный мявк, похожий на кошачий, и только жмется ближе, шумно вдыхая его феромон. Он цепляется за футболку на груди, пока носом водит по ключицам и шее, пуская по телу альфы мурашки от воскрешения забытых ощущений, что все стремительно оседают в без того налитый тяжестью пах, похлеще хозяина ощущающий в непосредственной близости свою пару. — И как ты мог подумать, что я не хочу тебя? — хрипит альфа, и, не выдерживая, перехватывает руку омеги, резко опуская ее себе между ног, заставляя накрыть вставший член, пока губами склоняется к раскрасневшемуся ушку. — Я думал, с ума сойду без тебя. Честное слово, еще чуть-чуть, и сперма у меня из ушей польется, на столько я хочу трахнуть свою глупую мандаринку прямо здесь и сейчас. Юнги взвизгивает, когда его положение насильно меняют на горизонтальное, а горячий муж оказывается сверху, вновь припав к любимым губам. Тэхен целует жадно, голодно, будто собираясь в эту же секунду наверстать все упущенные поцелуи и касания, он язык бесцеремонно в чужой рот проталкивает и вылизывает его основательно, громко чавкая в поцелуй. Он руки омеги, что все это время крепко сжимали подол футболки, натягивая ее на живот, над его головой задирает, припечатывая к кровати, из-за чего Юнги прогибается в пояснице, мыча в поцелуй, и свободной рукой задирает несчастную тряпку до самой груди, наконец обнажая живот. Юнги стонет в голос, когда дорожка из мокрых поцелуев стремительно идет вниз, покрывая чувствительную шею, ключицы, и, минуя солнечное сплетение, останавливается на подрагивающем от сбитого дыхания животе. — Малыш, ты такой красивый. — шепчет Тэхен, зачарованно разглядывая начинающий приобретать форму шарика животик, осторожно гладит его пальцами и трепетно целует, затем еще раз, и еще, покрывая поцелуями всю его поверхность, попутно шумно принюхиваясь к сгустившемуся феромону цитрусовых. — Самый лучший, самый удивительный, самый-самый. В то утро абсолютно все вело к долгожданному сексу: атмосфера воссоединения, отличный настрой утолить наконец почти полугодовой голодняк и повышенная влажность в белье. Вот только кто же знал, что своими стонами радости омега привлечет папу Тэхена, что, испугавшись за детей (сразу троих), вломился в незапертую комнату как раз на подходе к основному моменту и огрел непутевого альфу полотенцем, буквально стаскивая его с красного как рак Юнги, ругаясь, что нельзя так. Ну что ж, сами виноваты, что забыли, что не у себя дома находятся. Папа еще долго журил Тэхена, все намереваясь оставить Юнги у них дома до конца беременности, иначе сынок его, животное полное, точно сожрет зятька, что может навредить ребеночку. Тэхен тогда еле отвязался, сразу же после завтрака забирая мужа в их гнездышко, полдороги еще и успокаивая разволновавшегося от стыда омегу. Дом их встретил настоящим пыльным царством, ибо никого там не наблюдалось последние два месяца, поэтому альфа был вынужден увезти Юнги гулять, пока вызвал на дом клининг. Как не сложно догадаться, разморенный и уставший после прогулки омега придя в сверкающий чистотой и свежестью дом, тут же завалился баиньки, довольный, что наконец-то снова имеет возможность засыпать с любимым. Тэхен же не мог уснуть довольно долго, мучаясь с проблемой в штанах. После утреннего палева, у Юнги, видимо, выработалась травма, потому что в дневное время он теперь категорически отказывался заходить дальше поцелуев и касаний (примечательно, что теперь омега уже не стеснялся своего животика и даже позволял его гладить и целовать, когда Тэхен ловил мужа в течение дня, притягивая к себе). С вечерами как-то не складывалось тоже, потому что, то Чимин с Чонгуком в гости нагрянут поздравить с Рождеством, то младший братишка Юнги у них в доме остановится проездом, то сам Юнги слишком вымотанный за день (ему же отгулы на работе не давали, вынуждая прилежно дорабатывать декабрь) без сил валился спать. Так Тэхен и страдал, ощущая себя теперь тоже беременным, потому что настроение без любимого портилось, а трахаться хотелось будто гон наступил. Тогда-то, после смущающего разговора с явно уставшим от них Доктором Чоном и получения разрешения от него, он и принялся осуществлять план по обольщению своей мандаринки, если то можно было так назвать. Доза многообещающих поцелуев удвоилась, как и хитрые переглядки и демонстративно закусанные губы за едой. Наблюдать за краснеющим и буквально сжирающим его взглядом Юнги оказалось весело, особенно выходя по утрам из душа в одном маленьком полотенчике на бедрах, которое по плану должно было использоваться для головы. За двухмесячную командировку Тэхен нарастил мышц, питаясь быстрыми углеводами (хотя и ругался на мужа, когда тот позволял себе комбо раз в недельку) и каждую ночь отжимаясь, потому что устал дрочить на фотки своей дражайшей половины, и, чтобы не сойти с ума, пытался снять напряжение через спорт. Юнги давился слюной три дня подряд, по утрам без стыда и совести разглядывая своего персонального аполлона, потом любуясь им в машине по дороге на работу, потом разглядывая украдкой сделанные случайные фотки, когда выдавалась свободная минутка, потом во время обеда, потому что скучающий без дела Тэхен приходил и забирал его в ближайшие кафешки, чтобы часок провести вдвоем, хотя омега и ворчал, что ему слишком сложно (читать как лень)одеваться. На это Тэхен вызвался застегивать ему пуховик самостоятельно, даже выпросив разрешение у охраны пропустить его в офис, на что те каким-то чудеснейшим образом согласились, и, подобно курице-наседке, кутал свою мандаринку в свой шарф, вызывая умиленные возгласы со стороны коллег Юнги, что с самым довольным видом стоял и гордился своим альфой. Сам же омега в долгу тоже не оставался. В его голове упорно зрел план, как обольстить мужа, заставив поплатиться за все свои выходки и причиненный ущерб в виде повышенного слюновыделения и мокроты в штанах. Дня за два до нового года, и за день до дня рождения Тэхена соответственно, план пришел в действие, и какая-то извращенная версия в кошки-мышки вступила в свою полную силу. — Ты целый день дома, а продуктов не можешь купить? — бурчит Юнги, ткнув ложкой, обляпанной в соусе, в сторону сидящего за столом в ожидании ужина мужа. — Чем мы гостей кормить будем? Меня на стол положим? Или тебя? — и демонстративно облизывает ложку, глядя прямо в глаза напрягшегося Тэхена. — Тебя на столе готов разложить я. Мне этого блюда будет вполне достаточно. — хрипит он и, поднявшись, топает к мужу, со спины обняв его и руки расположив прямиком на животе, носом уткнувшись в изгиб шеи, затем подбородок переместив на плечо. — Тэхен, у тебя завтра день рождения. — продолжает ворчать омега, игнорируя поползновения в свою сторону, для чего отправляет сначала себе в рот кусочек готового мяса, а затем, немного извернувшись, кормит вторым кусочком мужа, чмокнув того в уголок рта, измазавшийся в соусе, потому что альфа недостаточно раскрыл рот для лопатки и запачкался. — А у нас в холодильнике мышь повесилась. Пошли за продуктами. — Давай просто закажем доставку. — не удовлетворившись коротким чмоком, вновь лезет целоваться тот. — Или скажем, что мы уехали. Я не обижусь, если единственными гостями на моей тусе будут мой омега и ребенок. — фыркает, из-за того, что Юнги отворачивается, занятый снятием с плиты сковородки. — И потом, давай наконец проводить время только втроем. У тебя закончилась работа, у меня отдых, малышу уже ничего не угрожает. Не лучше ли нам провести время с пользой? Он многозначно заигрывает бровями и разворачивает омегу к себе лицом, приподнимая за подбородок и смачно целуя. Юнги охотно повинуется, даже обнимает мужа за шею, высовывая язык, который тот тут же завлекает себе в рот, сладко посасывая. Омега скулит и хнычет в поцелуй, оседает в крепких объятиях, потому что ноги не держат от дрожи, но, как только Тэхен делает попытки утащить его в спальню, насильно отстраняется, строго подгоняя садиться за стол и есть, пока не остыло. После обеда многострадального Тэхена все же вытаскивают на прогулку до ближайшего супермаркета, наверняка набитого людьми, рождественскими украшениями и всякой пестрой всячиной на прилавках. Альфа сначала корчил недовольные рожицы, обиженно сопя, пока ел мясо с овощами, на мужа даже не глядел, надувая на сколько мог щеки, пока на пороге привычно не уселся перед ним на корточки, чтобы зашнуровать ботинки и застегнуть молнию на пуховике, тут же простив все выходки и вновь приняв свою жизнерадостную форму. Тем более, он не смог бы дуться долго, под руку шагая со смешно ковыляющим по скрипящему снегу омегой. В супермаркете они затарились по самый не балуй, полностью набив тележку продуктами, застревая у каждого стеллажа на минут десять, потому что Юнги долго сравнивал баночки и упаковки, не в силах выбрать что-то между вкусами или ценами, а на очередное «Да какая вообще разница» Тэхена, только отмахивался и брал обе, аргументируя это тем, что приготовит ему самый лучший ужин на день рождения. На следующий день накашеварил он правда много, целый пир, миленько улыбаясь на похвалу, что сыпалась от пришедшей толпы друзей весь вечер. Гуляли у них на квартире до самого утра, смеялись и веселились, вспоминая молодость, а потом штабелями улеглись в гостиной спать. Тэхену от мужа опять ничего не перепало, кроме подаренного Юнги еще ночью комплекта часов с ремнем. Новый год решили отмечать тем же составом, чему альфа тоже особо не возрадовался, хотя, честно, потом повеселился от души. А, когда в первый день января все кое-как покинули их квартиру, оставив женатиков наедине, наконец спокойно выдохнул, предвкушая отлично проведенные оставшиеся выходные. Тогда-то коварный план Юнги и подошел к своему главному, завершающему, пункту. — Опять мышь повесилась? — заглядывая через плечо стоящего у открытого холодильника омеги констатирует факт Тэхен, прекрасно понимая, куда его сейчас пошлют. — И как мы умудрились сожрать все, что накупили. В следующий раз у Чонгука отмечать будем, он больше всех лопал. Ворчит, лениво топая в комнату, чтобы переодеться после растянувшегося до обеда сна. Как бы лень не было, и как бы не мучило легкое похмелье, кормить свое семейство он должен и обязан, поэтому без лишних слов и упреков, нацепив серые спортивные штаны, сейчас пойдет тариться на ближайшую неделю, а-ля примерный домохозяин. Юнги на это лишь смеется подозрительно счастливо и, собрав муженька в поход до продуктового, выпровождает его, довольно улыбаясь и чмокнув в губы на дорожку. Зная Тэхена, зайдет он в ближайший магазинчик, накупит продукты первой необходимости и через полчасика явится обратно. За эти тридцать минуток Юнги должен успеть. Омега, на сколько это возможно, несется быстрым шагом в ванную приводить себя в порядок, спешно принимает теплый душ и намыливает себя гелем Тэхена, предсказуемо цитрусово-мандариновым, чтобы еще ярче пахнуть, хотя, природные железы справлялись с этим делом весьма сносно. Он всеми силами пытался контролировать свое возбуждение из-за предвкушения, чтобы изголодавшийся альфа не понял, но, как выяснилось, провалился, потому что, потянувшись, чтобы растянуть себя немного, обнаружил скопившуюся влагу. Решив, что с этим делом и Тэхен справится сам, учитывая его любовь к касаниям, почти крякая от счастья, Юнги ковыляет в одном махровом халате в спальню, шоркая домашними тапочками. Там из комода омега выуживает свой новогодний подарок от Чимина, точнее заказ, который друг с радостью преподнес в красивой красной обертке, соврав Тэхену, что там одежда для беременных. И в правду для беременных, для тех, кто точно планирует таковыми стать. Юнги задерживает дыхание, когда, разорвав упаковку, высыпает на кровать пару тряпочек, как ему показалось на первый взгляд, и шелковый красный халатик, очень тоненький, легкий и короткий. Омега увидел этот комплект еще давно, даже до беременности, но все не решался купить, гадая и страшась, как же Тэхен на него отреагирует, потом и вовсе потерял надежду, как только живот начал стремительно расти. И только сейчас, на середине своего срока, чувствуя желание и любовь мужа ежедневно, он все же собрал всю свою волю в кулак и сейчас пытается влезть в черные кружевные трусики-стринги, осторожно поправляя резинку под животом. Кружево мягкое, приятно щекочет кожу полувозбужденного члена, резинка нигде не давит и не натирает. Идеально, одним словом. В комплект еще входили чулки, тканевый ошейник и такой же кружевной лифчик, на котором и остановился засмущавшийся омега, поняв, что в чулках он выйти встречать мужа никак не сможет, а вот в легком халатике, потому что дома душно, еще как. С этими мыслями омега и накидывает последний элемент своего туалета для обольщения альфы, завязывает над животом поясок, чтобы немного скрыть его выпуклость, и, причесавшись, быстренько шоркает тапками на кухню, решив занять себя пока что нарезкой овощей, начав готовить обед. Тэхен приходит с четырьмя пакетами спустя минут десять, раздевается в прихожей и несет их сразу на кухню, чтобы разобрать. Тут-то Юнги и застигает его врасплох, максимально миловидно улыбнувшись, даже не глядя на мужа, грациозно проходит к столу, покачивая бедрами, и принимается рыться в целлофане в поисках нужных ему именно сейчас продуктов. — Все по списку взял, да? — интересуется он, наконец подняв глаза на застывшего Тэхена, что шумно сглатывает слюну, пристально разглядывая очертания белья, прорисовывающегося под тканью халатика, скользит голодным взглядом вниз, надолго зациклившись на обнаженных ножках и утробно рыкает, стиснув зубы. — Молодец. Мой руки и садись. Сейчас обедать будем. Альфа позволяет вытолкать себя из кухни в ванную, где все еще не сошел конденсат и яркий запах мандаринов, ухмыляется и, вымыв ладони, возвращается, послушно усевшись на свое место с просто отличным видом на кухонный гарнитур, где за стойкой принимается орудовать у плиты Юнги. Он отваривает спагетти, жарит принесенные мужем морепродукты, нарочито выпячивая зад или касаясь себя руками, пока готовит пасту. Тэхен замечает его округлившиеся бедра, из-за которых талия, несмотря на живот, сзади кажется еще уже, чем была до этого, жадно следит за каждым движением, беззвучно шевеля губами, но действовать себе не разрешает, позволяя манипулировать собой в этой игре. Юнги над ним откровенно издевается, потому что, то в сливках пальцы испачкает, демонстративно облизывая их перед мужем, то лямку подправит, запустив пальцы под халатик, из-за чего обнажаются ключицы, то простонет блаженно, пробуя на вкус свой очередной шедевр, прежде чем выложить его на тарелки. На нем халатик совсем короткий, задирается каждый раз, стоит приподнять руку, а делает он это постоянно, потому что рукава мешают, из-за чего взору открывается вид на округлые половинки. Это Тэхена еще больше заводит и вынуждает сжать налившийся свинцом член сквозь штаны, шумно выдохнув через сжатые губы, когда Юнги к столу с двумя тарелками в руках подходит и вызывающе кидает на него ехидный взгляд. Сквозь серые штаны пульсирующий орган видно прекрасно, особенно когда альфа его немного поправляет, укладывая в бок, чтобы сильно не упирался в ткань, и продолжает гладить, тяжело дыша и неотрывно следя за соблазняющим его омегой. Юнги сервирует стол довольно быстро, сноруя между ним и холодильником, на последнем заходе, когда доставал оттуда гранатовый сок, то ли случайно, то ли нарочно развязав пояс халатика, из-за чего тот раскрывается, демонстрируя Тэхену начинку давно провоцирующей его сладости. Тот выдыхает шумно, сжав у основания член и, наконец не выдержав, манит мужа к себе. — Ты специально, да? — он забирает из его рук картонную упаковку, ставит ее на стол и притягивает омегу ближе, накрыв ладонями его бедра. Юнги отрицательно мотает головой, довольно улыбаясь, и крякает, когда оказывается сидящим на крепких бедрах. — Ким Юнги, бери ответственность. Ты соблазнил меня, заставляешь страдать и еще ничего с этим делать даже не собираешься. Где твоя совесть? — Давай поедим сначала. — омега нарочно ерзает на его бедрах, улыбаясь в ответ на болезненное шипение, и устраивает руки на шее мужа, большими пальцами поглаживая линию роста волос за ушами. — Единственное блюдо, которое я готов сожрать прямо сейчас, — Тэхен игриво гладит шелковую лямку лифчика и осторожно поддевает пальцем, немного оттягивая, — находится прямо передо мной. — отпускает лямку, из-за чего она с тихим хлопком шлепается о светлую кожу. — А паста, как бы ни манила своим видом, увы, тебе уступает. Я готов даже помыть потом всю запачкавшуюся посуду, но позволь уже взять тебя. — припадает к плечу, осторожно приспустив халат, и со смаком целует, вызвав задушенный вздох. — А что, если хочу есть я? Или наш малыш? — продолжает издеваться Юнги, ощущая, как его ягодицы накрывают, а затем сжимают сильные руки. — Что, если он сейчас хочет есть? — Если это мой сын, то ему должно быть похуй. — повторяет когда-то сказанные омегой слова Тэхен и покрепче перехватывает мужа под бедрами. — Держись, я поднимаюсь. Юнги только успевает ухватиться за его плечи покрепче и радостно взвизгнуть, когда оказывается подвешенным в воздухе. Он, если честно, не надеялся, что так легко и так быстро сломает мужа, поэтому, довольный блестящим осуществлением плана, на радостях целует альфу в шею, пискнув в ответ на грозный рык того. Тэхен начинал злиться от нетерпения. Он спешно преодолевает путь от кухни до спальни, на всем его протяжении шумно дыша омеге на ухо, и, как только оказывается на поле своих дальнейших действий, бережно укладывает свою самую ценную ношу на постель и нависает сверху, кайфуя даже от ощущения продавленного матраца под своими руками. Юнги под ним лежит совсем открытый, в чертовом кружевном белье и облаке своего вкуснейшего аромата, весь такой одновременно непорочный и чистый с миленьким животиком и адски горячий и сексуальный с раскрытыми из-за тяжелого дыхания губами. Член пульсирует и горит только от одного вида своей персональной прелести и Тэхен опасается, как бы ему не сойти с ума сегодня и не вытрахать из мужа душу. Часы показывали пятнадцать минут четвертого, времени впереди еще уйма, но кажется, будто и его не хватит, чтобы вдоволь насладиться своим омегой. — О чем ты там задумался? — Юнги тянет его на себя за шею и дует губы, глядя при этом на тэхеновы, хочет еще поцелуев. — О котиках. — шутит альфа и склоняется, мягко целуя мужа, завлекая себе в рот верхнюю губу, пока пальцами осторожно ведет вдоль его тела, нежно оглаживая живот. — Иначе, кажется, сорвусь. — Думай только обо мне сейчас. — хрипит омега и, выгибаясь навстречу пальцам, призывно хнычет, чувствительнее реагируя на уже позабытые ласки. — Поверь, малыш, ты и так прочно поселился в моих мыслях. Тэхен вновь целует его, трепетно, нежно, стараясь не позволять себе резких движений. Юнги теперь нужен особый уход, он ответственен сразу за две жизни, как и сам Тэхен за них, поэтому он не разрешает себе забыться, контролирует каждое движение, пытаясь не вызывать дискомфорта, хотя, честно, с каждой секундой держать себя в руках становится все сложнее. Набранный омегой вес слишком красиво распределился по его телу, сочно округлив бедра и налив ранее плоскую грудь, всегда костлявые ноги стали плотнее, щечки вкусные появились и очаровательный животик, служащий самым главным напоминанием о том, что с его обладателем нужно быть очень нежным и осторожным. Тэхен стонет, когда Юнги пальчиками перебирает по его шее, оглаживает линию челюсти и мочки ушей, к себе ближе припасть заставляет и требовательно целует в ответ, высказывая, что ему мало, что он хочет горячее, безумнее, хочет, чтобы быстро и пошло, как и сам Тэхен, но тот не поддается, осторожно выпутывая чужие плечи из гладких оков шелка. — Любимка моя. — выдыхает альфа, припадая к сахарным для него ключицам, ведет шумно по ним и шее носом, вдыхая сгустившийся феромон, и ладони под омегу просовывает, чтобы, накрыв лопатки, немного его приподнять и позволить уже снять ненужный халатик. — Как же ты пахнешь, с ума сойти можно. Никто, абсолютно никто на свете даже на миллиметр не такой чудесный, как ты. Самый лучший, самый неповторимый, самый удивительный. Как же я скучал по тебе, как же я хочу тебя. Хочу оттрахать, как делал это всегда. — Так… трахай… — зажмурив один глаз, Юнги позволяет себя раздеть и вновь уложить на прохладные простыни. — Нельзя. — целомудренно целует в лоб. — Я планирую тебя любить. Трепетно и долго. — А с ним что планируешь делать? — скептически кивает на топорщащийся внушительный бугорок омега, тут же руку сунув под резинку штанов, вытаскивая наружу покрасневший от возбуждения член, улыбаясь в ответ на вымученный стон мужа. — У-у, какой он огромный. Кажется, даже больше моего пуза. Он обхватывает член и второй ладошкой, принимаясь усиленно дрочить альфе, что с вымученным стоном повалился на локти, потеряв силу в руках и уткнувшись носом Юнги в плечо, из-за чего тому приходилось работать на ощупь. Это, собственно, проблемой не было, учитывая бархатистые постанывания над ухом, терпкий аромат ветивера и сладкое хлюпанье, от которого сам Юнги тек как ненормальный, как можно скорее стараясь довести мужа до разрядки. — Ну давай же, большой мальчик, дай папочке свою сперму. — ехидно хрипит он, усиленно водя одной рукой по крепкому стволу, пока ладонь второй беспощадно прижимает к самой головке, тоже потирая, доводя тем самым Тэхена до сумасшествия. Лежа на спине, дрочить кому-то было весьма неудобно, учитывая еще и собственный живот, тем более, когда угроза быть раздавленным огромной стонущей махиной приближалась с каждой секундой, но Юнги это тоже отчасти доставляло удовольствие, особенно когда он целовал Тэхена в шею и шептал всякий бред, ощущая свою власть над ним. Хватило альфы, честно, не на долго, так что он, спустя пару минут изощрённой пытки, позорно и обильно кончил, громко простонав имя свой мандаринки ему прямо на ухо. — Господи. — Тэхен всеми силами пытается подняться после одного из самых крышесносных оргазмом в жизни, попутно еще и избавиться от звездочек перед глазами, для чего жмурится, лбом уткнувшись в солнечное сплетение затихшего омеги, и тяжело дышит. — Ты невероятный, Юнги-я, самый ахуенный. — он улыбается как сумасшедший и наконец выпрямляется, относительно придя в себя. — Но грязные разговорчики — это не твое. Ты совсем не думаешь о том, что бормочешь. Юнги? — альфа успевает словить секундную панику, переведя взгляд на разбитого мужа, что лежал, устремив взор в стену и так же тяжело дышал, но, увидев причину всего этого беспорядка, заулыбался еще шире. — Ты что, кончил, пока дрочил мне? Он запускает пальцы под резинку трусиков, немного оттягивая ее, гладит кончиками мокрый маленький член, вырывая стоны теперь уже из омеги, и, собрав немного семени, вынимает руку, чтобы тут же прислонить ее к губам, слизав все до последней капельки. — Так даже лучше. — еле сдерживаясь, чтобы не простонать от вкуса, хрипит Тэхен. — Раз уж основные потребности мы утолили, теперь можно и основательно повеселиться. Учти, я тебя никуда не отпущу. Беременным здесь скидки нет. — Да закрой ты уже свое зубохранилище и займись делом. — раздражается Юнги и тянет мужа на себя, скуля от нетерпения. — Этим? — продолжает издеваться Тэхен, длинным пальцем деловито поддевая тканевую чашечку лифчика. — Или этим? — гладит бедро. — Всем. У тебя накопилось слишком много задолженностей. — фыркает омега, ерзая от нетерпения. — Разбирайся… сверхурочно. Тэхен улыбается и кивает, снова осторожно приподнимая мужа только для того, чтобы расстегнуть застежки с тихим «Это нам сейчас не нужно» и снять лифчик. Он завороженно оглядывает припухшую грудь, облизывается и, будто голодный, припадает к одному из очаровательно торчащих в стороны розовых сосков. Юнги взвизгивает, потому что они у него стали в разы чувствительнее, выгибается и хнычет, пока Тэхен осторожно вбирает в рот круглую бусинку, смыкая вокруг нее губы, сосет и лижет. Альфа всегда уделял особое внимание его груди, подолгу лаская ее как одну из основных эрогенных зон, сейчас же больше даже издеваясь, чем пытаясь разогреть. Он ко второму соску припадет, языком его обводит и самым кончиком теребит, обильно смачивая слюной, облизывает и давит, вжимая в ореол. Тэхен играется с горошинками, поочередно всасывая их с усердием, крутит меж пальцев и оттягивает, в какой-то момент даже два одновременно, губами припав к впадинке между грудей, шумно ее выцеловывая. Юнги под ним хнычет и дергается, пытаясь убежать от касаний, просит смилостивиться и не мучить, но альфа остается непреклонным, в какой-то момент начав даже по-разному массировать соски: один пощипывая, оттягивая и отпуская, а второй крутя и вжимая в ореолы. Наигравшись, он большими ладонями обводит вспотевшие груди, оглаживает ребра и, накрыв живот, ведет и по нему, пока дорожкой нежных поцелуев спускается вниз, не пропуская ни сантиметра. — Какой же ты красивый. — выдыхает он, поддевая резинку трусиков и осторожно тяня ее вниз. — Тебе не нужны все эти выкрутасы, чтобы заставить меня хотеть себя. Для этого достаточно просто быть рядом. — Тебе не понравилось? — прижимает кулачок ко рту Юнги, искрящимися от слез глазами глядя на расположившегося у него между ног мужа. — Шутишь? Я думал, что наброшусь на тебя сразу же, как только увидел. Одному Богу известно, как мне все еще удается держать себя в руках. Но эти трусики, — он сглатывает, произнося вслух смущающее слово, — тебе сейчас не нужны. Будь моя воля, я бы вообще никакие на тебя не надевал, заставляя сутки на пролет ходить голышом, но мы ведь оба понимаем, что я тогда скончаюсь в буквальном смысле. Альфа посмеивается и осторожно разводит стройные ножки в стороны, сняв с них белье. Он ведет горячими ладонями по бедрам, гладит их и сжимает несильно, но ощутимо, говоря тем самым, что не торопится, будет делать все аккуратно и последовательно. Юнги хнычет от предвкушения, тазом дергает, потому что дразнящих касаний ему ой как мало, Тэхен его слишком искусно мучает, кружа шершавыми ладонями по внутренней стороне бедер, подвздошным мышцам и низу живота, все никак не касаясь вновь стоящего и начинающего сочиться органа. — Эти малышки сегодня не соединятся, понимаешь, да? — Тэхен гладит коленки круговыми движениями и, склонившись, легонько целует одно. — Я хочу подготовить тебя и морально, потому что, даже если ты будешь умолять меня, я навряд ли остановлюсь. Мы итак полгода не занимались этим, боюсь будет также как и в первый раз. — Да ну? Так же хреново? — не выдерживает и ерничает омега, ехидно улыбнувшись. — Помнится мне, ты тогда обещал быть нежным, но чуть насквозь меня не проткнул. В этот раз будет также? — Я изо всех сил постараюсь быть как можно осторожнее. — не обращая внимания на явные подколы, идет дорожкой коротких поцелуев вдоль внутренней стороны Тэхен и осторожно обхватывает ладонью дергающийся член. — Только посмотрите на это. Малыш заскучал? Он мучительно медленно ведет сжатым кулаком вниз, оттягивая крайнюю плоть, на что Юнги взвизгивает, потеряв дыхание, и дергается на постели, уже понимая, что будет не в силах вытерпеть начавшуюся пытку. Спустившись к основанию, альфа вновь возвращается к красной головке, своими блядки длинными пальцами принимаясь перебирать по ней, теребить и гладить, вырывая из омеги буквально крики, пока тот мечется во все стороны, хнычет и скулит, цепляясь за руки мужа, силясь их от себя оторвать. Тэхен только ухмыляется и, потерев головку большим пальцем, вновь спускает кулак на основание, сам припадая к блестящему от предэякулята члену губами. Он обхватывает его, обильно смачивая своей слюной, губы плотно смыкает и насаживается, работая челюстью и постепенно заглатывая, пока не утыкается носом в гладкий лобок. Кто-кто, а Тэхен всегда был лучший в минете. Не то, чтобы Юнги доводилось сравнивать с кем-то, но он правда так считал, всегда умирая от жара и узости чужой глотки, что умело впускала и выпускала его, доводя до исступления. Альфа член не просто сосет, он ласкает его языком, быстрыми мазками дразняще проводя по стволу, когда выпускает наружу, лижет и целует чувствительную головку, а, временами, на несколько мучительно долгих секунд заглатывает и напрягает горло, сжимая орган со всех сторон. И сам при этом выглядит на столько горячо, сводя густые брови к переносице и прикрывая глаза, обрамленные длинными, густыми ресницами, что сдохнуть от переизбытка эстетичности можно. Тэхен прекрасен даже когда грязно сосет чужой член, даже когда стонет от этого, пуская вибрации из глотки по стволу, даже когда улыбается, высовывая язык и слизывая брызнувшее тугой струйкой ему на лицо сладкое для него семя. Тэхен адски горячий, Тэхен чертовски умелый, Тэхен жутко голодный. Не насытившись, он вновь склоняется к омеге, целует его поджавшиеся яички и, не медля, переходит к сочашейся дырочке, с деланным сюрпаньем и громкими чмоками припадая к ней. Юнги визжит и стонет, дергается, из-за чего альфе приходится крепко удерживать его за бедра, и пальцы в его густую шевелюру запускает, сжимая темные кудри. Юнги плохо и хорошо одновременно, тело слишком ярко реагирует на альфу, мечется все в агонии и горит, источая во все стороны концентрированный феромон. Он бы сравнил свое состояние с течкой, но в отличие от нее, сознание его почти ясно, а возбуждение даже сильнее, потому что муж, слишком хорошо зная свою любимку, умело стимулирует все чувствительные точки, растягивая его юрким языком. — Господи… Господи, Тэхен… — в полуобморочном состоянии мечется омега, подрагивая всем телом. — Остановись, Тэхен-а-а. Х-хватит из… издевваться-а-а. Тэхен на его мольбы лишь усерднее работает, с наслаждением выпивая своего омегу до последней капельки, массирует его бедра пальцами и языком внутри тщательно работает, вылизывая нежные стеночки, пока пухлыми губами вплотную прижимается к краям дырочки и острым подбородком меж разведенных половинок тычется. Он с удовольствием мешает свою слюну со смазкой омеги, запах свой оставляет и с жадностью вдыхает омежий, буквально закатывая глаза от наслаждения. Юнги для него вкусный, сладкий, самый любимый. Он никогда и не думал, что сможет полюбить кого-то на столько сильно, что готов будет обречь себя чуть ли не на вековые мучения, лишь бы уберечь и защитить свою пару, свою семью, свою мандаринку. Юнги вредный, они оба это признают и обоих это, честно, не колышет, потому что характеры идеально дополняют друг друга. Тэхен понимает, что является тем еще идиотом, кому без серьезных отношений со своей серьезной половинкой точно светило бы будущее либо спившегося овоща, либо эскортника, на большее его ума явно не хватило бы, не встреть он Мина и не поставив себе цель стать в его глазах самым достойным кандидатом в мужья. Альфа не помнит, как и когда умудрился влюбиться, не помнит, почему именно Юнги зацепил его так прочно, что выкинуть из головы очаровательные круглые глазки и вечно недовльную мордочку с довольно острым язычком никак не получалось. Но зато он помнит, как страдал во время осознания своих чувств, потому что привыкший ко всеобщей легкодоступности и падкости на смазливое личико он не понимал, как подступиться к казавшимся безразличным абсолютно ко всему омеге. Его по началу даже чертовски злила собственная беспомощность, подкошенная самооценка и сам Мин Юнги, точнее его подозрительно хорошие отношения с другими альфами. Он с ними смеялся и позволял хлопать себя по плечам, в то время как на Тэхена даже не смотрел или же игнорировал, будто стенку перед собой видел. Альфу жутко это вымораживало, что кровь кипела, а мозг коркой противного льда покрывался, отказываясь соображать. Он долго давил в себе это мерзкое ощущение ребенка, у которого отобрали любимую конфетку, и желание бить морды именно тем, кто непозволительно близко общался со светловолосым омегой и дышал его ахуенным ароматом, таким отличным ото всех, что голова кружилась, пока не сообразил наконец, что банально ревнует, и решил идти на таран. План был рискованный, глупый и ненадежный, но каким-то чудом сработал и Юнги оказался в его коварных лапах. Возможно, в такие, как сейчас, моменты он специально мучает своего муженька, желая отыграться за все страдания, что тот принес ему, но в то же время понимая, что приносит ему невероятное наслаждение своими долгими ласками. Ему и самому нравилось видеть разбитость омеги, она приносила эстетическое удовольствие и особенно сильно тешила его собственное ревнивое эго, потому что никто на свете больше не видел такого Юнги. Только Тэхен его может довести до состояния нестояния, только Тэхен может касаться его, целовать, быть внутри. Тэхен честно завоевал свою мандаринку, ее доверие и любовь, Тэхен посвятил всего себя ей, Тэхен повязал ее на всю жизнь, создав вместе с ней новую. Тэхен ни за что ее не потеряет. Когда Юнги уже входит в состояние, когда правда не может терпеть пытку длинным языком и просто начинает задушенно хныкать, обессиленно распластавшись по кровати, Тэхен решает, что пора, и выпрямляется, приспуская свои штаны еще ниже, высвобождая и тянущие его к земле яйца. Он и сам уже готов скулить от нетерпения и желания кончить, но главный момент все равно старается оттянуть. Альфа для порядка проводит по продолговатому стволу ладонью, размазывая смазку, вновь мягкие ляжки оглаживает и только потом приставляет гладкую головку к судорожно сжимающемуся колечку мышц. — Я так хочу войти в тебя, — шепчет он на ухо омеге, — целиком и полностью. — Ну так… добро пожаловать. Для вас всегда открыто, блять. Юнги давится на последнем слове, потому что внезапно чувствует позабытую всераспирающую заполненность, что глаза его округляются и воздух весь выходит из легких, оставив после себя легкое головокружение. Он теряется на секунду в пространстве, не может понять, где находится и что чувствует, замирает и судорожно хватает ртом воздух, будто утопленник, силясь привыкнуть к члену внутри. Тэхен хрипит, мокрым лбом уткнувшись ему в плечо, напрягает вздувшиеся мышцы и всеми силами пытается себя контролировать, чтобы позорно не кончить от узости и жара любимого омеги. Котики, пытается отвлечь себя альфа, осторожно совершая первые поступательные толчки, пушистые, белые котики с большими трогательными глазами и писклявым мяуканьем, котики с бантиками и ошейниками с колокольчиками. Ошейники… Ошейник на Юнги смотрелся бы замечательно, на Юнги все смотрелось бы замечательно. Как бы он не пытался отвлечь себя, омега все равно занимает все мысли, провоцируя возбуждение еще больше. Тэхен слышит его сбитое дыхание, видит, как вздымается грудь с торчащими в стороны напряженными сосками, каким-то краем сознания понимает, что муж впился ногтями ему в плечи, но боли не чувствует. Зато чувствует всепоглощающее удовольствие от засасывающей член дырочки. Ему плохо от этого и хорошо чертовски, что он не замечает, как начинает наращивать темп. — Тэ… Тэхен… Тэхен-а-а… — беспорядочно стонет Юнги, закатывая глаза, пока судорожно цепляется за его дельтовидные мышцы. — Я люблю тебя. Люблю. — И я тебя, малыш. — он улыбается и, убрав взмокшую челку со лба омеги, целомудренно целует его меж бровей. — Безумно люблю тебя. Больше жизни люблю. — Поцелуй, Тэхен-а. — хнычет омега, дуя губы. — Поцелуй еще. Альфа не может ослушаться этих сладеньких капризов, лыбится как ненормальный и вновь впивается в раскрытый ротик, заглушая временами даже немного болезненные всхлипы. Тэхен всегда был довольно пластичным, отлично мог управлять своим телом, в частности тазобедренным отделом, чем довольно гордился, с легкостью совершая волнообразные, плавные толчки, благодаря которым отчетливо проезжался по всем чувствительным точкам внутри омеги, упиваясь звонкими шлепками яиц о покрасневшую кожу и сладким хлюпаньем смазки. Наверное, Юнги еще никогда так не тек под ним, как сейчас. Тэхен рычит в поцелуй и кусается, присмиряя распустившегося под ним омегу, что руки тянет к подолу его футболки и пытается потянуть. Альфе не нравится, что его самка своевольничает, но, стоит услышать жалобный скулеж, повинуется капризам и, отстранившись, срывает с себя прилипшую ко спине футболку, кинув ее куда-то на пол. Оставаясь в вертикальном положении, он решает не возвращаться к поцелуям, а, перехватив покрепче мужа за бедра, принимается долбиться сильнее, буквально нанизывая его на себя. Тэхена нельзя было назвать типичным качком со стиральной доской вместо пресса, скорее, подтянутым, в меру мускулистым и анатомически-отлично сложенным парнем. Его грудь не выделялась на несколько ярусов вперед, как у того же Чонгука, и руки не напоминали стальные банки, но красивый рельеф все же отчетливо прорисовывался под медовой кожей, темные соски притягательно торчали в стороны и сила в довольно четко выраженных бицепсах имелась такая, что Юнги по-просту не мог ей сопротивляться, оказавшись взятым в плен играющего им как хочет альфы. Тэхен его тазобедренные косточки большими пальцами гладит и щекочет, подушечками пальцев в мягкие бедра впивается, наслаждаясь наросшим на них мясцом и ощущением неглубоких впадинок в месте соприкосновения, упиваясь видом своего омеги. Его густая челка взмокла и упала на лоб, колыхаясь при каждом толчке, но он видимо не обращал на нее внимания, невольно поджимая губы и напрягая челюсть, пока пристально разглядывал желанное тело, немного грубо в него вколачиваясь. — Прости, малыш, — хрипит он, оглаживая вздрагивающий живот омеги, — родители, наверное, не дают тебе спать. Отец особенно. — он улыбается, услышав, как прыснул от смеха Юнги, отвернув голову в бок, воспользовавшись минуткой замедления, чтобы передохнуть. — Но, как только ты увидишь своего папочку вживую, тут же меня поймешь и простишь, потому что невозможно сдерживаться. Ну, или поймешь, когда у тебя появится свой омега. — Чему ты учишь даже неродившегося ребенка? — ворчит Юнги, ерзая, пытаясь сменить положение, потому что в этом поясница скоро, кажется, отвалится. — Он весит полкило, как два яблока, и тебя даже не слышит. Тэхен на это лишь обиженно цокает и помогает мужу немного приподняться, чтобы подложить под него подушку, тут же себя ругая за то, что не сделал этого раньше. — И с чего ты взял, что у нас альфа? — Чувствую. — он вновь оглаживает живот, цепляя причудливо торчащий пупок. — Будет помогать мне охранять папочку. Тэхен снова толкается, рвано и резко, сминая и массируя мягкие ляжки, будто слайм, согнув ноги мужа в коленях, для чего разведя их еще шире. Из-за приподнятой поясницы угол, под которым входит член, изменился, так что головка каждый раз упиралась в самый чувствительный комочек нервов, из-за чего Юнги судорожно хватал ртом воздух и плотно сжимался, буквально засасывая орган в себя. — Как будто… папочка… куда-то денется… от вас… — еле связывая слова, выдыхает он, закатывая глаза и запрокидывая назад голову, в следующую секунду громко простонав. — Потому что мы его не отпустим, да, котенок? Тэхен улыбается широко, обнажая и нижний ряд зубов в свойственной ему квадратной улыбке, довольный, что нашел прозвище сынульке. «Малыш», конечно, тоже просто замечательно, но так он будет путаться между своими самыми любимыми людьми на планете, так что претендента номер два на звание главной ценности, сразу после Юнги, он будет называть именно котенком, ассоциируя с пушистым, белым комочком. Тем более, он где-то читал, что дети все слышат и понимают чуть ли не с первых недель жизни, так что со своим котенком он будет разговаривать теперь чаще, давая привыкнуть к своему голосу. Юнги кончает снова, содрогаясь всем телом, на этот раз совсем неожиданно, буквально взорвавшись тугой струйкой, и замирает, плотно сжав мужа в себе, на что тот, ничего не ожидавший, со стоном сгибается пополам и, уткнувшись омеге в солнечное сплетение, хрипло стонет. Омегу всего трясет и он теряется в собственном оргазме, забывая, кажется, даже дышать. Единственное, на что хватает сил, так это перехватив руку мужа, приложить ее к лицу, носом уткнувшись меж пальцем, и, блаженно простонать, постепенно отходя от прошибающего тело мелкими волнами удовольствия. — Тэхен-а-а… — хрипло тянет он, — прости, я… кажется, все… — и отключается, израсходовав батарейки на сегодня. А что Тэхен? А Тэхен только мучительно простонал в ответ и был вынужден покинуть мягкое тело, как только мышцы расслабились и больше не сжимали член так сильно, буквально высасывая из него себя. Подобное он ощущал, когда впервые повязал Юнги, плотно сцепившись с ним и на протяжении часа обильно кончая в него, беспорядочно стоня и не помня себя от удовольствия. Неужели тело омеги хотело повторить сцепку? Удивительно. Альфа посмеялся, а потом почти заплакал, выпрямляясь и оглядывая лежащего без сознания омегу с уставшей, но довольной мордочкой. Кто же знал, что его не хватит даже на один раунд. Раздосадованному Тэхену ничего больше не оставалось, кроме как остервенело дрочить на спящего омегу, поливая всего себя матами, потому что грешит страшно, глумясь над обессиленным, но ничего поделать с собой не мог. Тем более, что даже после разрядки, дружок падать не хотел никак и альфе пришлось прибираться со стоящим смирнее любого солдата членом, а потом топать в душ, где уже без зазрения совести привычно рукоблудил на образ своей мандаринки. Ну ничего, успокаивал себя он, впереди времени много, они еще успеют заняться этим. И оказался прав. С течением беременности тело Юнги все больше преображалось, грудь стала стремительно набухать, как и бедра, а живот расти, из-за чего от многих поз пришлось отказаться. Впрочем, Тэхену даже приносило извращенное удовольствие брать мужа со спины, сминая и массируя в руках его груди, крутя и оттягивая ставшие донельзя чувствительными соски. Сосать тоже нравилось, хоть Юнги визжал и отбивался, потому что практически кончал, стоило горячему языку альфы коснуться его холмиков, а занятия любовью он хотел расстянуть на как можно дольше, искренне извиняясь за то, что отключался, не дотянув до конца. Тэхен не обижался, став наоборот, в разы мягче и осторожнее. Теперь каждый вечер обязательно сопровождался долгими разговорами с котенком, поглаживаниями и расцеловыванием животика, а потом еще и долгими сладкими поцелуями с папочкой. Такие умиротворенные моменты стали приносить куда больше удовльствия, чем долгий секс, оба это осознавали и наслаждались моментами. — Смотри, Тэхен-а, он снова пинается. — тормошит Юнги засыпающего рядом мужа, что тут же подрывается с подушки и, включив прикроватную лампу, со счастливой улыбкой и каким-то детским любопытством вплотную пододвигает лицо к напоминающему желе животу. — Это ножка, видишь? Тэхен видит неестественно торчащий бугорок чуть выше и левее пупка, улыбается и, накрыв его ладонью, легонько гладит, припадая губами к животу. — Котенок, ты хочешь поиграть? — ласково шепчет он, не отрываясь от чужого тела, щекоча кожу губами. — Ты же понимаешь, что папочке нужно спать. Так почему бунтуем? Юнги посмеивается, завороженно наблюдая за собственным животом, что принимается ходуном ходить, потому что малыш внутри переворачивается. Ощущения не из самых приятных, необычные скорее, которых он по началу жутко пугался, плакаясь Тэхену, но постепенно привык, мысленно успокаивая сынульку. Тот у него послушный, почти сразу же прекращает ерзать, но, Юнги честно не понимает, его мысленные послания на это влияют или глубокий голос альфы, что мычит какую-то придуманную на ходу мелодию, укладывась на постель на уровне живота, чтобы быть как можно ближе к своему котенку и гладить его. — Набор генов, конечно, у тебя ядерный. — продолжает сонно бормотать Тэхен, наощупь поправляя пижаму на омеге и укрывая его одеялом, из-за чего сам оказывается с головой под ним. — Чувствую, житья ты нам не дашь спокойного. Тебе нужно как можно скорее омежку родить, чтобы вместе росли и он тебя успокаивал. — Он же еще даже не родился, а ты уже второго планируешь? — смеется Юнги, съезжая немного вниз по кровати, чтобы было удобнее. — Наш план: как минимум трое. — улыбается тот. — Срок… хм… Пять лет. Укладываемся — прекрасно, нет — работаем сверхурочно, чтобы погасить просрочку. — А с главным партнером ты обговорил? Он согласен? — явно указывает на себя, пока зарывается пальцами в пушистые темные кучеряшки на макушке мужа. — Куда ж он денется. Моя мандаринка обязана быть со мной как минимум до конца этой жизни. Я не для того тебя искал среди всех односортных людишек, чтобы не сделать самым счастливым. — он перекидывает руку через омежий живот и жмется ближе, обнимая. — В ближайших планах нарожать большую семью, прикупить домик где-нибудь в тихом месте, и завести собаку. А если будут возражения, прошу выслать мне их в письменной форме на почту. Я не прочту, но приму все меры, чтобы сделать Вашу жизнь в тысячу раз лучше. Не обманул. Спустя уже пару месяцев Тэхен выписывал любимого мужа из роддома с крупным, здоровеньким альфой в белом свертке с темно-синей лентой (о том, что Юнги материл его на все отделение, пока рожал и грозился кастрировать, ему знать не обязательно), какое-то время помогал двадцать четыре на семь с уходом за ребенком, взяв на работе отпуск, и всеми силами поддерживал. Гону рос на удивление быстро, почти не капризничал вопреки прогнозам отца, счастливо визжал и активно агукал, играясь с Тэхеном. Засыпал он, кстати, лучше всего под ту самую придуманную Кимом мелодию, на что Юнги, посмеиваясь, предложил записать ее на студии, пророча определенное становление хитом среди молодых папочек. С рождением ребенка сам Юнги стал чуть спокойнее, если опустить вынужденную нервозность из-за недосыпа. Гону перенял от него ту самую цитрусовую кислинку, чем омега стал гордиться, видимо, позабыв обо всех своих принципах и обидах на судьбу. Роль примерного домохозяина неожиданно пришлась ему по вкусу, собирать милые бенто Тэхену на работу чертовски нравилось, как и проводить время с сынулькой, да и дом превращать в уютное гнездышко он хотел (и стабильно воплощал свои хотелки) постоянно. Все шло просто отлично, Гону рос крепким малышом, развивался даже быстрее своих ровесников, в пять месяцев уже зная пару слов, болтая перемешивая их со знакомым только младенцам языком, активничал и звонко смеялся, когда отец целовал ему животик или цапал за пяточки. К полугоду его жизни молодые родители уже не боялись за самостоятельность сына и на денек без зазрения совести оставляли либо бабушке с дедушкой, либо для практики Чонгуку с Чимином, ожидавшим своего малыша. Осуществить свой план по созданию крепкой, большой семьи, Кимы решили как можно скорее, так что, не теряя времени, пошли за вторым котенком. Счастья много не бывает же, нужно лишь уметь за него ухватиться. — Как же ты ахуенно пахнешь. — блаженно выдыхает Тэхен, зарываясь носом в помеченную им шею. — Как же я люблю тебя. — А я тебя… Так их история, пропитанная чувствами, любовью и запахом мандаринов, подошла к концу. Или же это только ее начало?