Сегунат.Инк

Напарники рванули в направлении звука. Лиза может построить только возможную карту местности, но никак не точную. Эти переулки практически невидимы для камер, потому детективам приходится действовать по плану «СКП». Залетев в проулок, Хэйдзо услышал, как Альберих пробежал дальше — они зажмут преступника в тиски. Или хотя бы постараются. Проходы полны мусора и не всегда путь достаточно чист, чтобы пробежать. Сиканоин старается издавать как можно меньше звуков, пробегая и перепрыгивая металлические баки. Одни коридоры сменяются другими, а глаза все больше привыкают к темноте. Ноги уже ноют от непродолжительного, но трудного забега, а впереди забор — натуральный тупик. Хэйдзо просчитывает, сможет ли пробраться через небольшую расщелину. Теоретически — может. Кое-как, боком, осторожно, но пролезает. Мышцы, будто бы осознали весь проделанный путь, уже не хотели двигаться. Необходимо заново набирать скорость, снова уводить мысли от усталости, снова думать, что не странно. За очередным поворотом Хэйдзо слепит вывеска, что светит слишком ярко. Но даже так он различает бездыханное тело девушки рядом с мусорным баком. Из этого места есть три пути, из первого он пришел, второй сквозной и еще один — практически не освещенный. Взгляд цепляется за фигуру в темном переулке. Лица не видно, но этого и не требуется. Хэйдзо знает его. Юношу охватывает страх, весь, который он пытался подавить, весь, что хранился еще с самого детства. Страх, что о нем узнают, что придут. Дыхание сбивается, становясь неподконтрольным. Двинуться не получается даже на миллиметр. Сиканоин так и застыл, уперевшись взглядом в синие сапфиры, прикрываемые красной маской. Мужчина улыбался, даже в тени это было видно. Он протягивает руку, усмехнувшись резким вздрагиваниям человека напротив, и машет. Просто машет… Сдержанно, но будто они давние друзья. У Хэйдзо чуть ли не останавливается сердце: его узнали. Он его узнал. Этот. Гребанный. Тарталья. Узнал. Его. Руки трясутся, и не только они, весь он трясется. Тарталья не мог его не узнать, они слишком много времени проводили вместе. Это именно Тарталья научил его драться, именно он приходил в приют с кучей сладостей и игрушек для детей, играл с ними, с Куки… Послышалось, как Кэйа приближается из второго светлого проулка. Мужчина подмигивает на прощание и спешно удаляется в темноту. Сиканоин нервно переводит взгляд на тело. Не хочется верить, что это сделал именно Тарталья, об этом парне остались слишком хорошие воспоминания. Под девушкой уже растеклась красная лужа, взявшая начало из головы. Прямо из дыры в черепе. По земле раскиданы остатки мозгов, что были выпотрошены почти полностью. Глаза были блаженно закрыты… — Хэйдзо! — Альберих добрался до него, — Ты как? — К-Кэй… — осипший голос выдает его. Сиканоин задыхается, паника охватывает его в полной мере. Мозги практически закипают. Ноги уже неспособны удержать тело, и вновь колени терпят удар о землю. Глаза устремлены на раскроенную черепушку, как бы юноша ни хотел, увести взгляд не получается. Кэйа видя, что у напарника началась паническая атака, мигом подбегает к нему. — Хэйдзо, все хорошо. Тебе нужно успокоиться, слышишь? Кое-как, но получается смотреть прямо в глаз напротив, и юноша кратно кивает. Он уже на все согласен, лишь бы это прекратилось. — Так, дыши со мной, хорошо. Вдох. Выдох. Медленно, по чуть-чуть дыхание начало восстанавливаться. Ком в горле прошел, но на замену подступила рвота. — С-Спасибо… — молвил Хэйдзо, когда его все же отпустило. Альберих делает краткий звонок — оповещает о нахождении тела. — В участке тебе надо будет воды попить. Впервые труп видишь? — Нет, но такой — да. — Хэйдзо, ты ведь никого не видел? — Н-нет. — Значит, преступник уже скрылся. Нет смысла продолжать погоню. Скоро прибудет команда для осмотра тела, а им, по сути, надо осмотреть тело, не более. Кэйа кидает взгляд на Сиканоина, парень еще молод для такого задания. После панической атаки, которую было непросто подавить, вызывать новую не хотелось. Потому мужчина приступил с осмотру в одиночку. Картина вызывает только неприязнь, а мысли, что девушку подвергли таким издевательствам, заставляют злиться. Со стороны может казаться, что голова была раздавлена чем-то тяжелым, но рядом стоящий мусорный бак явно не обладает достаточными габаритами. Поза выглядит неестественной, будто девушку кинули на землю, словно мешок с картошкой. Она была просто без сознания? Или зачем тогда издеваться над трупом… Картинка не складывается, данных явно недостаточно. Необходимо дождаться выводов Эулы и лаборатории.

***

Еще никогда он не возвращался в квартиру с таким опустошением и истощением. Хочется лечь в кровать и не просыпаться. Как будто получится заснуть… На кухне он встречает Кадзуху, который пьет чай. Сосед выглядит сонным, почему это кажется для Хэйдзо милым? Видимо, только проснулся. Кадзуха подходит и неряшливо обнимает вошедшего. Создается ощущение, что он так в объятиях и уснет. — Устал, да… Сделать чай? — Ты чего так поздно не спишь? — На вопрос вопросами не отвечают, глупый-глупый Хэйдзо. — На вопросы увиливаниями тоже не отвечают. Сиканоин все же решается уместить руки на спине блондина в крепких объятиях. В ответ звучит тихий, едва слышимый смех, у Каэдехары он такой мелодичный, что поселяется в сердце навсегда без оплаты арендной платы. — Давай за чаем отвечу на твой вопрос. Кадзуха выпутывается из крепкой хватки, заливает заварку чаем и ставит чашку перед соседом. — Спасибо, — Хэйдзо смотрит на свое отражение в чашке, понимает — его руки все еще дрожат, и сосед заметит это рано или поздно. — Просто по работе надо было отправить файлы, ничего особенного. — Понятно. Они спокойно пьют чай, тишина убаюкивает, а уютная атмосфера успокаивает раскаленные нервы. — Я, наверное, дальше спать пойду, — Кадзуха встает из-за стола и убирает кружку в раковину, — Тебе бы тоже не мешало. На последок, он кратко целует брюнета в макушку и уходит. В груди что-то екнуло, впервые в жизни Хэйдзо ощущает, что дома. Что квартира стала чем-то бо́льшим, чем наследство от родителей. Собравшись последовать примеру соседа, Сиканоин промывает чашки и идет в свою комнату. Но на пороге останавливается. Что-то изменилось. На столе лежит белый конверт, которого точно там не должно быть.