Ежедневник. Поезд. Цитрус.

Теодора, в попытке уйти от очередной прошлой жизни, решила уехать на поезде. Удовольствия было не особо много, но хотелось увидеть природу за окном, быстро перебегающую, показывающую поля не тронутые человеком, леса. Теодора работала до всего этого в очередной газете, писала про то, что хотела – жизни людей. Ей надоел еë начальник, который каждые ошибки видел даже там, где их нет. А работы мужского коллеги он возвышал до небес, хотя все тексты были пресными, мало кто интересовался именно его страницами. Но начальника не волновало. И как ожидалось по прогнозам Теодоры, эта вся "контора" быстро загнулась. Газеты умирали, приходили журналы, но пока ещë не слишком ощутимо. Теодора сидела у окна, сжавшись в уголок, желая побыть в полном одиночестве, а не слышать светские беседы около неë. В вагоне стоял запах цитрусов, такой знакомый, но память начинает отдаляться – мало ли кто или что пахнет цитрусом, не только Джон такой. Джон. Это имя вновь ударило по голове, загоняя сердце с чувствами всë дальше вглубь Теодоры. Больно. Прошло уже около двадцати лет, хотя может и десять лет, может и больше, Теодора потеряла счет времени, после смерти Лоуренса, ещë больше после ухода Йоке, Фридриха, Джона. Теодора забыла их голоса, лишь небольшие пятна всплывали в памяти, всë стало когда-то счастливым сном, закончившийся суровой реальностью. Даже тембр, сам тон Робертса она стала не узнавать. Услышав много похожих голосов и метаясь к ним, Теодора не смогла больше так жить. Она оставила поиски Джона. Глаза медленно закрывались, стук колëс немного напрягал, но со временем успокоил. Беседы стали тише, Теодора окунулась в сон. Никакого наслаждения, ей не снилось ничего. Просто темнота и лишь далеко-далеко, там, где нет ни души. Это липкая, при этом скользкая тьма притупляла дыхание, будто заливалась в горло и мешала дышать. Руки не слушались, ноги шли сами по себе. Теодора видела лишь черноту, поедающую еë взглядом. Но почему-то взгляд напомнил... Джона. Сердце тут же стало биться сильнее. Теодора во сне споткнулась, медленно посмотрела вниз – лежал дневник. Девушка, уже проснувшись, чуть ли не подпрыгнула на сидении. Глаза забегали по вагону и только сейчас она увидела, что на соседнем месте появился небольшой ежедневник, пропахший от корки до корки проклятым цитрусом. Теодора огляделась – никого почти нет, остальные, похоже, вышли. Поезд стоял на остановке. Она взяла ежедневник, бережно и медленно открыла его. На глаза навернулись слëзы. « Меня зовут Джон Робертс, но таких как я миллионы, правда? Это не моë настоящее имя, но ты, дорогая Теодора, поймешь какой Джон тебе пишет. Этот ежедневник я вëл с самого начала, можешь читать в свое удовольствие. Мне пришлось тебя оставить совсем без ответов, оставить рану, прости. У меня не было выбора, они рядом и мне надо скрыться. Поэтому, когда встретимся в подходящее время, в спокойное, мы обязательно поговорим. Я тебя найду везде, пусть и звучит это пугающее. Я люблю тебя, Теодора. » Все страницы были заполнены почерком Джона, везде были различные детали. Куча имëн, таких же поддельных, как и Джон Робертс. Теодора вытерла слëзы и глянула в окно, смотря на станцию. Людей куча, но постепенно все заходили в поезд. Среди толпы она увидела знакомые скулы, глаза, губы. Сердце загорелось злостью и при этом надеждой. По догадкам Теодоры, Джон стоял, помахал ей и, увидев, что девушка его заметила, улыбнулся. Глаза закрывала небольшая шляпа, но было видно, как печальная улыбка, обещающая всë рано или поздно объяснить, содрагалась. Теодора побежала к выходу, но прям перед ней закрыли дверь. В голове забегали мысли, грызшие совесть и душу. Если бы не уснула, если бы вышла, то увидела бы Джона. Или нет? Теодора встряхнула головой, извинилась перед работницей поезда и вернулась на своë место. Руки противно обмякли, с трудом перелистывая страницу. « Теодора, для тебя я всë ещë твой Джон. В жизни бывает, что не сразу даются ответы, иногда даже столетиями нет результата. Но знай, мы с тобой обязательно встретимся. Полноценно. Сегодня на дворе бушует декабрь, в ***** стране это не шибко страшно, но слякоть нервирует. Пациентов слишком много, больница под номером *** не справляется. Не хватает Йоке, она быстро всë выполняла. Очередные журналисты пытаются взять у меня интервью, делают смазливые лица и комплименты. Я никому больше не давал ни слова, кроме тебе, Теодора. » Кулаки сами сжались, зубы стиснулись друг с другом. Хотелось что-то сломать, при этом обнять Джона. Она злилась на него, но и любила. Даже спустя столько лет чувства никуда не делись, лишь немного спрятались, чтобы не доставлять боли. В голове стали всплывать вопросы: почему он ничего не объяснит, почему не встретиться со мной, не поговорит, почему не скажет свое настоящее имя?... А есть ли в нëм хоть что-то настоящее? Теодора вытерла слëзы и продолжила читать. « В **** довольно прохладно. В больнице пахнет, даже воняет какой-то новой болезнью. Не знаю, может моя неуязвимость и спасет меня от смерти, а может и нет. » Теодора захлопала глазами. Именно тогда зародилась идея, мысль – Джон бессмертен. « ... и нет. Я не знаю о судьбах Фридриха или Йоке, но про Лоуренса знаю. Газеты все взлетели, даже у меня в ****. Надеюсь, они в лучшем мире. Не хватает тех людей, что были со мной давным давно. Не хватает Йоке, этого немецкого солдата Фридриха, сияющего Лоуренса Баркли и уверенную в себе девушку, которая сделает всë, чтобы получить то, что хочет. Теодоры не хватает больше всего. Я, можно сказать, проклят. Из-за этого мне пришлось оставить всех этих людей. Как же мне жаль, что у меня не было выбора.» — Джон, мне тебя тоже не хватает. И всех их, — Теодора опечаленно перелистнула страницу. « Хочется прийти в знакомый бар, поиграть на пианино, но увы. Здесь в **** одна выпивка, проституция и наркотики. Не знаю, как я сюда попал, но проведя здесь всего неделю уже хочу уехать. Надо будет уехать в Ит****. » — В... Италию? — Теодора начала думать. Сейчас она едет в Ватикан. Сама не знает зачем, так надо, почему-то все мысли рвались туда. И вот ответ почему. Похоже сама душа рвалась ближе к Джону. Чудо, в которое хотелось верить Теодоре, даже если она циник. « Долг неизвестеного одинокого врача довольно... Неприятен. Но заводить новые любовные отношения я себе не позволю. Я обрек тебя, Теодора, я и исправлю это. Если захочешь конечно. Со мной остался Т**а*, злит меня иногда, но в основном всë спокойно. Прости, что поддался чувствам и сделал с тобой... Это. » — Бессмертие что ли? — Теодора согласна кивнула. Много вопросов всплывало наружу. « Теодора, ты сможешь прочитать всë. Но ответов ты не найдëшь, мне слишком опасно пока что разглашать. Придëт время спокойное и я всë объясню, отвечу на любой твой вопрос. Ты же любишь засыпать вопросами людей? Не знаю сколько пройдёт лет, но я знаю, что когда-то станет безопаснее и я хотя бы так смогу передать тебе частичку себя. Я всегда с тобой, моя Теодора. » На этом страница заканчивается, а на остальных похожие тексты. Джон давал намëки где он находится, но будто нарочно именно в том месте была испорчена бумага. Джон бы не стал так делать, а вот... — Томас, чëрт его дери! — Теодора громко выругалась на весь вагон, на нее стали недоверчиво глядеть, перешëптываясь. Томас, возможно, испортил все названия стран, городов да даже даты. Теодора обессиленно уткнулась лбом в стекло окна. Ежедневник она спрятала в свою сумку и вновь стала засыпать. Теперь в еë сне, в самом конце появился небольшой лучик света. Ежедневник – одна деталька из сотни таких же, но без даже мелких зацепок ничего бы не вышло. Это начало долгого пути, с которым наша Теодора Анна Эйвери справится лучше любого. В неë верит не только Джон, но и Лоуренс, Йоке, Фридрих. Даже её семья, давно умершая, как и друзья Эйвери, верила в неë. Все знали — она найдет ответы на вопросы, начнет жить счастливо, не боясь заводить новых, любящих друзей. Все наблюдают за ней, переживают за нее, радуются за все ее достижения. Все ушедшие из наших жизней, любившие всем сердцем, будут болеть за нас, поддерживать, помнить. Главное их не забывайте, не забывайте кем они были для вас. Они всё также любят вас, но людям это увидеть ещë не дано.