Шоколад с истёкшим сроком годности

Трясло. Да так сильно, что пришлось стиснуть зубы и сжать руки под столом. Не верится, что все едят как ни в чем не бывало. Будто они просто о погоде поговорили. А озвученная новость — так, мелочь. Всего лишь лезут в чужую жизнь. Нетронутый завтрак на соседней тарелке привлёк внимание брюнета. Прохладная рука соскользнула вниз, обхватив пылающий кулак. Саске оторвал взгляд от перечницы, полоснув чистой яростью по лицу брата. «Это же твоя судьба! Почему ты так спокоен?! Тебе совсем плевать на происходящее?», — кричали глаза подростка. — Ты должен поесть. — Вкрадчиво прошептали губы старшего брата. Легкое сжатие на руке. Не привлекая внимания родителей, Итачи произнёс волшебное слово, — пожалуйста. Сглотнув в глотке сжатый комок невысказанного негодования, младший Учиха взялся за столовые приборы. Он никогда не откажет брату в просьбе. Но его тошнит от радостной атмосферы здесь, от неизбежной встречи, от горечи потери Итачи в своей жизни. С альфой ему нет смысла тягаться или что-то предъявлять. Чужак просто заберёт нии-сана. Пометит его и сделает своей игрушкой. Хотя… Тот ещё пожалеет, что связался с ним. — Не…могу… Хотелось кричать, плакать и разнести всё, к чертям собачьим, одновременно. Как родители слепы и не понимают! Закостенелые взгляды, традиции, что нужно чтить и соблюдать. Это всё бред в прогрессивном мире, где омега сам себе хозяин. Свободен в выборе как партнёра, так и решения продолжать ему род или нет. А если брат женится, то следующим пунктиком у родственников будут внуки. Твою ж мать. — Сможешь. Иначе не будет сил выдержать всё то, что я для тебя приготовил. Новая эмоция на лице брата заставила Итачи улыбнуться. Его легко переключить на нужную волну. — О чем вы там шепчетесь? Прекращайте. Это некрасиво. — Фугаку был в прекрасном расположении духа. Обычно суровые нотки в голосе сейчас прозвучали как-то комично. Хмыкнув, младший Учиха всё же растерзал яичницу, пережевывая кусок и совершенно не чувствуя вкуса. Слова брата вытеснили весь неприятный осадок. Саске же правильно всё понял? Он намекал на то самое? И когда? Вопросы зрели, а время всё спешило. Отец с матерью уехали, решив подбросить и Итачи до университета. Хотя тот всегда предпочитал ездить на общественном транспорте. Так есть дополнительное время что-то почитать или подготовиться. Но сегодня с родителями было не поспорить. Бросив на Саске прощальный взгляд, он вышел вслед за матерью. Поездка до его остановки длилась ровно тридцать три минуты. И каждую минуту Итачи боролся с соблазном не выпрыгнуть вон из салона на полной скорости. Душный разговор отца нервировал и раздражал. Тот опять настроил несбыточных мечтаний, привлекая к этой иллюзии и впечатлительную мать. Дежурная улыбка сына и слишком короткие ответы его не смущали. Мужчина был окрылён мыслью стать частью семьи Главы клана. Еле высидев маршрут, студент попрощался с родными, аккуратно закрыв за собой дверь авто. Пожелав им прекрасного дня, он двинулся к воротам университета, на каждый третий шаг делая глубокий вдох. В ушах грохотало, а похолодевшие руки до боли сжали лямку на плече, травмируя нежную кожу ладоней. Отторжение мощной волной ударило по разуму. Картинка, где машина попадает в аварию и спасатели, огородив место происшествия оранжевыми конусами, осторожно достают разбитые тела под охи очевидцев, слишком ярко нарисовалась в сознании идеального старшего сына. Было бы проще отказаться от ненужного внимания, сославшись на траур. Да, он захочет произнести речь в день похорон, как он любил и уважал родителей. И с каким трудом ему сейчас даются эти слова. В конце произнесёт до банального простое: Они были идеальными. Саске будет рыдать. Но Итачи поможет ему пережить эту потерю. Ведь он никуда не уйдет, не бросит и не оставит. С самого начала он пообещал быть рядом и защищать отото. Нет… Это слишком жестоко — лишать подростка почти всей семьи разом. Его чувства к ним сильны. Особенно глупое уважение к отцу и попытки оправдать его ожидания. Признание Фугаку пока значимо для Саске. Тот выстроил несколько ступенек личных успехов. Быть лучшим в классе — выполнено. Добраться до уровня Итачи — в процессе. Услышать от отца: «я тобой горжусь, сын!» — заблокировано. Пока жив Итачи, Саске для отца невидим. Сколько бы тот не старался, как бы не пересиливал себя и свои возможности. Фугаку по-детски вцепился в первенца, не замечая таланта во втором сыне. А хотелось бы удалить эту ступень. Она Саске не нужна. Он не выиграет и не проиграет. Вскоре Итачи свяжет его с собой ещё сильней. Нужно тщательно подготовиться. Всё предусмотреть. — Доброе утро, Итачи-сан. — оклик позади заставил парня обернуться. На вежливое приветствие Кисаме Учиха ответил тем же. — Вижу, сегодня вы не в духе. Сигарету? Акулий друг неплохо читает микро-эмоции. Это его особенность, с которой Итачи смирился. Кивнув на предложение, парни свернули с главной дороги, уйдя в сторону курилки. Итачи позволяет себе ровно одну сигарету из целого блока. Курит Учиха очень редко, лишь в дни, когда он не в настроении. Дома он такое добро не держит. Саске часто роется в его вещах. — Неудачный день? Не успели подготовить доклад? Выдыхая плотный дым, мужчина краем глаза наблюдает, как филигранно парень прикуривает от протянутой им же зажигалки. Учиха прикрывает глаза, делая первую затяжку. — Я не стану расстраиваться из-за такого, Кисаме. Это личное. — Понимаю. Тяжело быть послушным мальчиком. Не в обиду вам, но мне кажется, что пора показать себя настоящего. У вас огромный потенциал и есть все шансы обрубить мешающие связи. Начните с переезда. Это отрезвит и даст время подумать. — Почему хирургия? — потушив сигарету, Итачи развернулся к другу. — Твоим направлением должна быть психиатрия. — Там скучно. В психушке, — пожав плечами, Кисаме затушил и свою. — С вами гораздо веселее. Так умело скрывать свою ненормальность могут лишь отпетые психи. — Ты считаешь меня психом? И о какой ненормальности ты говоришь? Они вышли к главному зданию. Спешащие студенты на ходу надевали халаты, поправляли колпаки, не обращали внимания на разговор этих двоих. В меде, что забавно, можно во весь голос обсуждать препарирование или правила мумификации тела. Никто и слова против не скажет, и не подумает о чем-то аморальном. — Вы когда-нибудь фантазировали об убийстве человека? Уточняю, мимо этого списка идут классный руководитель, бесящий одноклассник, сосед сверху, что мешает спать. — Допустим. — Странно, но Итачи нравился разговор-допрос. Этакая мини-игра. Они зашли в нужный корпус, продвигались через плотный поток. — Детально? — Возможно. — Кто-то из вашего близкого окружения? Тот, кто связан с вами прочными узами? — Ты намекаешь на родителей? — Или братьев. Я знаю, существует ваша маленькая версия. Итачи промолчал. Брат. Он никогда и мысли не допустит причинить Саске невыносимую боль. У них бывали и ссоры, и драки. Младший братишка мог, если старался, вывести Итачи из себя. Тогда он получал пару поставленных ударов, но дальше Итачи не заходил. У них особые отношения, построенные в первую очередь на доверии. Язык насилия или запугивания — крайний метод привязать к себе. На вопрос Кисаме Итачи так и не ответил. Началась пара, где студенты позорились перед дотошным преподавателем, зачитывая свои доклады. «Годзилла» разносил все аргументы и доводы молодежи, тыча носом в «элементарные вещи». Учиха готовился выступать следующим, послушав о всех недочётах предшественников, как возглас старика пригвоздил его к месту. — Запах! Кто посмел прийти на мой семинар в течку? Кто эта бесстыжая омега? Если решили, что таким образом получите зачёт — закатайте губу! Полное неуважение к своему преподавателю! Не на шутку распаляясь, мужчина взмахнул рукой, громко проголосив. — Всем омегам быстро встать и выйти вон! Я не собираюсь тратить ни свое время, ни время остальных студентов, чтобы выяснить, кто из вас воняет! Бесстыдники! Именно поэтому я без устали твержу руководству: разделить вас с остальными учащимися! Ещё и в медицину идёте! Позор! Сказать, что люди были в шоке, это ничего не сказать. В группе Итачи было десять омег, включая его. И все как один были глубоко оскорблены высказываниями лектора. Тот и не думал останавливаться. Молодые альфы-студенты не все, но большинство, подхватили настроение старика. Гаденько улыбаясь, пытались вычислить запах той самой «провинившейся». Красные от стыда омеги поднимались со своих мест и под свист начинали быстро собираться, вылетая из аудитории. Итачи тоже встал под несколько ошарашенных взглядов. Многие думали, что он альфа. С ним встал и Кисаме, чем вызвал переполох на верхних рядах. — Хошигаки! А ну сядьте на место! Вас никто не отпускал! — Посмею признать очевидный для себя факт: мне глубоко плевать на вас и ваш предмет. Что касается оскорблений и явного расизма в сторону омег, господин… Как странно, я даже имени вашего не помню, хотя на память не жалуюсь. Насколько вы неинтересны и поверхностны. — Собрав сумку, Кисаме спустился с трибун вместе с Итачи. Оскалившись, он замедлил шаг рядом с застывшим мужчиной, прошептав. — От таких гнилых людей, как вы, нужно избавляться, как от кариеса. Иначе они посеют заразу и в остальных. Лысый подстрекатель и омега-ненавистник. Уже вижу завтрашние заголовки университетской газеты. Возвышаясь над стариком, Кисаме вселял ужас. Преподаватель, сжавшись, спрятал глаза под очками, поздно осознав, что перешёл черту. Когда дверь закрылась, зал погрузился в тишину.