Ненависть

      — Сначала скажи, почему ты зла на меня? — сразу начала Ева, когда они пришли и вместе сели на кровать.       — Ты стала забывать про меня, — продолжила Вилланель, обиженно смотря на женщину.       — Я тебе буквально несколько минут назад сказала, что это было не так.       — Но делала ты иначе! — первый раз за вечер Вилланель повысила голос, — ты зациклилась на поимке этого призрака, совсем забыв про меня!       Какая же она раздражающая. Вроде взрослая женщина, а ведёт себя, словно пятилетка!       — Во-первых, когда это дело только началось, я была уверена, что ты мертва. Во-вторых, как я должна была показывать тебе, что не забыла? На кладбище сходить и поискать твою могилку?       — Не груби мне, Ева.       На момент, Поластри испугалась. Временами она забывает, что за человек находится рядом с ней. Сейчас она её не боится, но зная её характер и абсолютно непредсказуемое поведение, ожидать можно было чего-угодно.       — Хотеть забыть и сделать это — не одно и то же.       — Почему ты хотела меня забыть? — спросила Вилланель, глядя Еве прямо в глаза.       — Потому что ты отняла у меня мужа, несколько работ и нескольких друзей, Вилланель. Я считала тебя монстром, зверем, я боялась тебя и была убеждена, что после «Привет, Ева» в меня полетят пули. Я убедила себя, что если ты жива, то ты обязательно вернёшься, чтобы убить меня. И мне казалось, что если я выкину тебя из своей головы, этого не случится.       — Получилось?       — Что получилось?       — Выкинуть меня из головы?       — А ты как думаешь? — задала риторический вопрос Ева, убеждаясь в том, что Вилланель не изменилась.       Продолжая сидеть на кровати, которую, как ни странно, Поластри удосужилась заправить утром, в голову пришёл абсурдный и настолько неуместный вопрос, что она не могла его не задать.       — Откуда у тебя собака?       — Какая собака? — не поняла Вилланель.       — Тот доберман, который был с тобой в поле, — Ева чувствовала себя глупой.       — А, этот. Арендовала на пару часов для того, чтобы не выглядеть подозрительно на поле для выгула собак.       — Во-первых, собак что, можно арендовать? А во-вторых, ты очень сильно выделялась своим нарядом и, в принципе, присутствием. Там все знают друг друга в лицо, и твой приход стал автоматически заметен, — излагала мысли Ева, — и вообще, ты хоть раз видела, чтобы кто-нибудь выгуливал добермана в поле, так ещё и в такой одежде?       — Ты выглядишь безумно мило прямо сейчас, — не удержалась Вилланель.       Ей невероятно нравилось смотреть, как Ева толкает монолог. Её мимика, дикция, артикуляция, движения рук, всё в этот момент было превосходным. Оксана всегда очень внимательно наблюдала за Евой, но в такие моменты, которых, к сожалению, было катастрофически мало, она буквально погружалась в неё. Совершенно необыкновенным образом ей удавалось уловить всё: смысл сказанного, скрытый подтекст, дополнительные факты и эти важные мелочи. И то, как смешно Ева удивлялась обычным вещам, никогда не оставляло Вилланель равнодушной.       Ева не может оставить Вилланель равнодушной.       — Спасибо, — засмущалась Поластри, слегка улыбнувшись, — ну… так что?       — Да, собак можно арендовать. Мне пришлось доплачивать, потому что ты пришла позднее, чем обычно, — язвительно шутила блондинка, — и я выглядело нормально. Это собачники, почему то, не считают нужным хорошо одеваться.       — Потому что собака может встать на тебя своими передними грязными лапами или плюхнуться в лужу, окатив твою дорогую одежду не хуже внедорожника, — ворчала Ева, и Вилланель не смогла сдержать улыбку.       — Я думала, что ты меня узнаешь.       — У меня плохое зрение.       — Зато отличное обоняние. Признаюсь, я была крайне удивлена, когда ты сказала, что почувствовала, цитирую, «очень знакомый парфюм», — игриво произнесла блондинка.       — Ну, считай, что я тебя узнала, — попыталась оправдать себя Поластри.       — Я рассчитывала на то, что ты сможешь узнать моё лицо и в очках. Ну, или, хотя бы мою фигуру.       — Повторюсь, у меня плохое зрение.       — Это не оправдание, — опровергла Оксана, — как тебе живётся с собакой?       — Хорошо. Она любит меня, а я люблю её. Идеальный дуэт, не находишь?       — Нахожу, — ухмыльнулась та.       — Почему именно доберман? — рубрика «глупые вопросы», кажется, не закончится никогда.       — Хотела показаться крутой. Получилось? — ребячески спрашивает Оксана.       — Смотря с какой стороны посмотреть.       — Я со всех сторон идеальна. Во многих ракурсах ты просто меня не видела. Пока что.       «Засранка!»       — Почему ты считала меня монстром? — наивно спросила Вилланель, добивая тем самым Еву.       — Я сейчас тебя стукну, — замахнулась Поластри, тем самым вызвав у женщины напротив широкую улыбку, — ты ведь знаешь ответ.       — И всё же?       Несколько секунд Ева просто молчала.       — Меня пугало это. Я впервые столкнулась с чем-то настолько жестоким и суровым. Мне казалось, что такое происходит только в фильмах, а тут появляешься ты, творящая хаос со всем, к чему прикоснешься. Я не знала тебя, — остановилась женщина, думая над вопросом, который крутится у неё на языке, — ты собираешься вернуться?       — Ты имеешь ввиду, собираюсь ли я вновь начать убивать? — перефразировала Вилланель, зная, что Еве понравится эта формулировка, но она всячески попытается это скрыть.       — Да, я имею ввиду именно это.       — Не знаю. У меня есть куратор, но его приставили только для того, чтобы я не натворила дел.       — А Константин?       — Я не знаю, где он, — расплывчато сказала Оксана.       — Мне кажется, что ты что-то не договариваешь, — сузила брови Ева.       — Тебе не кажется.       Это слегка потешило самолюбие женщины. Не только Вилланель обладает проницательностью.       — Я была уверена, что свой список жертв ты начнёшь с меня, — неожиданно проговорила Поластри.       — Почему ты думала, что я убью тебя?       — Потому что это логично.       — Нет.       — Да.       — Нет.       — Не спорь. Я пырнула тебя ножом в живот, Вилланель. И ты почти умерла. Тебе было больно. А я знаю, что ты не привыкла к этому чувству. Поэтому тебе захотелось бы отомстить мне. Я даже сейчас, честно говоря, не уверена, что когда-нибудь ещё раз выйду из дома.       Вилланель округлила глаза.       — Ева, ты думаешь, что я убью тебя?       — Я… — заметив, что Оксану обидело сказанное, она совершенно потерялась в словах, — я не знаю. Я не боюсь тебя, но мне страшно, что ты разозлишься и не сможешь сдержать гнев.       Вилланель поставила локти на колени, взяв в свои руки голову, и закрыла ладонями лицо.       — Ева…       — Прости.       — Я пришла не только для того, чтобы повидаться. Мне нужно тебе кое-что сказать.       Поластри напряглась.       — И что же?       — Я здесь, чтобы действительно убить тебя, Ева.       Мир рухнул. Всё идёт по сценарию. Неужели Ева ожидала чего-то другого?       — За что? — напугано произнесла та.       — За то, что ты четыре года назад чуть не убила меня, — Вилланель сказала это с такой ненавистью, что Поластри начала мысленно накидывать на себя петлю, — ты думала, что я забыла? Все эти годы я жила со шрамом под грудью, который напоминал мне об этом. Жаль, что у тебя не получилось закончить начатое, но я сделаю это за тебя.       — Ты не можешь, — пыталась блефовать Ева, осознавая, что получается плохо.       — О, Ева, я могу.       Вилланель встала, доставая из правого кармана пистолет. Всё ближе подходя к напуганной Еве, которая инстинктивно рванула к стене, она видела в её глазах сначала животный страх, потом сомнение, но закончилось всё это смирением.       — Давай быстрее. Я долго думала о том, как это случится, но, почему то, вариант собственной смерти в собственной спальне не рассматривала.       Оксана подошла вплотную, развязав пояс халата. Прислонив дуло к месту, на котором у неё самой располагается шрам, она прошептала:       — Тебе будет очень больно, Ева.       Но та ответила краткое «я знаю» и зажмурила глаза.       — Ты совсем не боишься? — задала вопрос Вилланель, наблюдая за реакцией женщины.       — Я знала, что когда-нибудь это случится. Поверь, вечность ждать смерти намного страшнее, чем встретится с ней лицом к лицу.       — По-твоему я — твоя смерть?       — Ты всегда ею была, — Ева посмотрела в свирепые глаза Вилланель, чуть улыбаясь.       — Какая же ты глупая, Ева… — прошептала Вилланель, протягивая свободную руку на талию Поластри.       Эта женщина действительно думала, что Вилланель способна на её убийство. На самом деле, это пища для размышлений: что Еве, что Вилланель. Оксана поняла, что выглядит в глазах Поластри настоящим монстром, без доли эмпатии, сочувствия и сострадания. Не то, что бы Вилланель была уверена, что эти качества ей присущи, но ей искренне не хотелось думать по-другому. А Ева, в свою очередь, задумается о том, что Оксана, возможно, не так смертоносна, какой хочет казаться.       Ева лишь смотрела на Оксану, не понимая, что происходит. Дуло её пистолета всё ещё было приставлено к голому животу, который подрагивал от перенасыщения эмоциями и холода металла.       — Стреляй быстрее, Оксана. Не мучай меня хотя бы сейчас.       — Я помучаю тебя немного по-другому. Потом.       — Что ты имеешь ввиду?       Кто из них вёл себя, как пятилетка?       — Я не собираюсь убивать тебя, Ева.       Эта женщина когда-нибудь будет нормальной хотя бы немного?       Конечно нет.       — Что? Но, зачем ты устраиваешь это представление?       — Чтобы посмотреть на твою реакцию. Она довольно милая.       Ева готова взорваться.       Она оттолкнула Вилланель от себя, выбивая из её рук пистолет. Подобрав его с пола, дуло теперь было нацелено на блондинку.       — Оу. И что же ты сделаешь?       — Я зла на тебя. Я и так была очень зла, но сейчас ты разозлила меня ещё больше! Неужели тебе мало? Почему ты продолжаешь проверять меня на прочность?       — Успокойся. Всё нормально.       — Всё нормально? Ты рехнулась! На что я могла рассчитывать, когда ждала тебя? Я ведь постоянно ожидала твоего прихода, но не думала о том, как он пройдёт. Мне было важно просто увидеть тебя и узнать, что ты, блять, в порядке. Теперь я в этом убедилась.       Вилланель выгнула бровь.       — Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила та, выжидающе смотря на Еву.       — Я… не знаю, — женщина опустила пистолет, — Я хочу, чтобы всё было нормально, понимаешь?       — Нет.       Ева усмехнулась.       — Я знаю.       Вилланель постепенно двигалась в сторону Поластри, протягивая той руку. В порыве эмоций человек не всегда понимает, что делает, поэтому орудие убийства меж её пальцев было опасно для обеих.       — Чего ты хочешь прямо сейчас?       — Без понятия. Я просто хочу видеть твоё лицо.       — Ты его видишь.       — Не только сегодня, не только сейчас. Я хочу видеть тебя часто, хочу проводить с тобой время, смотреть фильмы, готовить и есть эту стряпню, хочу, чтобы мы разговаривали обо всём и ты смеялась оттого, как я злюсь.       — Хочешь я посмеюсь прямо сейчас?       — Ты неисправима.       Вилланель забрала пистолет из рук Евы, откинув его в сторону двери. Да, это было непрофессионально. Да, это было опасно. Да, это было неуважительно к вещи. Но ей сейчас плевать на всё. Здесь Ева. Перед ней. Разве хоть что-то может быть важнее, чем это?       Она обняла её так, как никогда не обнимала. Пять лет назад, четыре года назад, несколько минут назад эти объятия были другими. Сейчас она прижимает к себе не её тело, а её душу, вдыхая запах волос и чувствуя не унимающееся сердцебиение.       — Я никогда не смогу убить тебя. По-настоящему, — добавляет Вилланель, зная, что сейчас Ева припомнит ей Рим.       — Я пытаюсь, но не могу в это поверить.       — Поверишь. Нужно время.       — У нас его нет.       И тут она была права. У них нет времени, возможности, места. Единственное, чем они располагают — это желание, которого, увы, недостаточно.       — Мне нужно уйти, — прошептала Оксана в ухо Евы, разрываясь от внутренней тоски.       Разве можно скучать по человеку, который прямо сейчас находится буквально в твоих руках?       Ева кивнула, но чуть сильнее сжала тело, обвитое собственными руками.       Она знала, что это случится. И как бы она не просила Вилланель не уходить, в глубине себя понимала, что она уйдёт. Понимала, но, наверное, не хотела понимать. Оттягивать момент можно долго, но не бесконечно.       Они спустились вниз. Тишина повисла между ними, словно липкая паутина. Но вместо того, чтобы навсегда склеить их, она разрывала расстояние между ними буйными потоками ветра.       Слова сейчас были не нужны. Встав у порога, они запоминали внешность друг друга. Скорее, они обновляли её в своей памяти, потому что такое невозможно забыть.       Ева рассматривала глаза напротив. Она догадывалась, что они являются хамелеонами, но сейчас окончательно в этом убедилась. Отдавая карим оттенком, они поглощали, одаривая вихрем эмоций одним взглядом. Изредка моргая, её глаза были серьёзны и печальны. Скулы были опущены, но не напряжены. Брови, наконец, успокоились, нависнув на лице. Почти полное отсутствие макияжа сейчас было благодатью: Ева запомнит её такой, какая она есть сейчас. Потому что чёрт его знает, когда они увидятся вновь.       И, конечно же, губы. Она не прикоснулась к ним сегодня, но старается избежать мыслей о том, что ей жаль. Они были чуть раскрыты и так манили к себе, но Поластри должна держать ту толику самообладания, которая у неё осталась.       Вилланель же старалась отксерокопировать изображение перед ней и навсегда сохранить в своей памяти. Она не обделила вниманием ни одну завитушку на голове Евы, стараясь уловить их запах на расстоянии. Глаза напротив были печальны и потеряны, но не менее, от того, прекрасны. Губы Евы дрожали от войны, разыгравшейся внутри неё, но Вилланель сделает вид, что не замечает это.       Но вот от собственной войны она укрыться не могла. Ей хотелось разрыдаться, остаться здесь на всю жизнь, она была готова даже встать на колени перед Евой, чтобы доказать ей серьёзность своих намерений, но всё это было ни к чему. Она лишь подошла к ней чуть ближе, поместив свою руку на её лицо.       Ощущая кожу под пальцами, она легко поглаживала её. Переместившись на волосы, Вилланель уложила выбившуюся прядь за ухо, улыбнувшись.       — Пока, Ева.       Дом опустел, как и души этих двоих.       Расставаться было невыносимо больно. Это было тяжело, нежеланно и рвано, больно, больно и ещё раз больно.       Но так было нужно. И им обеим это известно. Тем не менее, легче от этого не становилось ни одной, ни другой. И лишь пустота осталась на том месте, где пару минут назад билось сердце.       

***

      Прошла неделя. Ну, если быть точнее, то прошло 7 дней, 168 часов, 10080 минут и 604800 секунд.       Не было ни одной секунды, во время которой Ева не думала бы о Вилланель. Ни одной минуты, во время которой Ева не хотела бы вернуться в тот день. Ни одного часа, во время которого Ева не вспоминала бы о её лице.       Кажется, за это время она ещё больше возненавидела её и ещё больше полюбила.       Сколько дней она провела в раздумьях о том, что чертовски жалеет, что так и не коснулась её губ? Даже пальцем. Сколько времени прошло с того момента, как жизнь Евы превратилась в очередное, только более сильное и неконтролируемое бесконечное ожидание? Она не знает. Поластри продолжала лишь думать, думать и думать о ней, засыпая с её ароматом и просыпаясь с её лицом перед своими глазами. Она продолжала хвататься за тот роковой день, словно он был её спасательным кругом среди чёрной толщи воды. Жидкость была холодной и постепенно превращалась в лёд.       В попытках отвлечь себя, свободное от работы время Ева полностью посвятила своей любимой девочке — Вилке. Они разучили дополнительные, абсолютно бесполезные команды, которые никогда не пригодятся в быту. Но, Господи, если б кто-то только понимал, насколько забавно было смотреть на собаку, которая так смешно пытается догнать свой хвост или изо всех сил старается дотянуться до выключателя, чтобы включить свет. Но любимой командой Евы стала фраза «оближи», услышав которую, Вилка облизывала свой и без того мокрый нос ради получения похвалы и, конечно же, вкусняшки.       Эта мордашка стала отдушиной, причиной, по которой Ева всё ещё возвращается домой. Раньше её прихода не ждал никто, даже когда она носила это бесполезное кольцо на безымянном пальце. После развода об этом даже говорить не стоит, но с появлением этого чуда ситуация изменилась: её хвостик всякий раз радостно вилял, как только она почувствует приближение любимой хозяйки. Ей, честное слово, оставалось только мочиться от радости. Засыпая вместе то на диване под скучный фильм, то на кровати, Вилка грела женщину своим теплом и убаюкивала сладким сопением. Ева была безмерно благодарна своим друзьям за то, что они так вовремя преподнесли столь ожидаемый подарок.       Из распорядка дня у этих двоих никогда не выходили прогулки. Собаке это было необходимо, а Еве не помешают небольшие физические нагрузки. Вместе они обошли значимую часть города, заглядывая в те уголки, в которые нос любопытной хозяйки до этого не совался. Ей нравились эти небольшие путешествия, потому что только они были способны ненадолго отсортировать навязчивые мысли, преследовавшие повсюду. Раньше они гуляли на своём любимом поле, но, после одного инцидента, больше ни разу его не посещали. И Поластри знала, что бредово думать о том, что Оксана ежедневно ждёт её там, но считала, что лучше, на всякий случай, перестраховаться.       Но спустя некоторое время с их крайней встречи с Вилланель, Ева вдруг поняла, что она бежит от собственных желаний. Мать твою, она ведь хотела туда пойти, хотела вновь увидеть её там, хотя бы одним глазком посмотреть на её походку и то, как она общается с другими любителями собак. Осознав это, она так и сделала. В тот же день она собралась и вышла на прогулку с Вилкой, пройдя это наизусть выученное расстояние.       Вновь оказавшись в компании недавних друзей и их собак, она высматривала на горизонте ту, от которой некоторое время назад спешно уносила ноги. Но в этот раз её ощущения были совсем иными: если бы она увидела заветную фигуру, то тотчас пошла бы в её сторону, чтобы ещё раз прикоснуться к воздуху, которым она дышала. Ева бы подошла к Вилланель без капли стеснения, отбросив гордость в сторону и, наконец, призналась, что без неё ей тяжко.       И какова же была её горечь, и без того не унывающая в груди, когда она столкнулась лицом к лицу с суровой реальностью, которая была далека от её фантазий. Естественно, никакой Вилланель на поле даже близко не было. Никаких доберманов, красиво одетых людей или шлейфа знакомых духов. Только серость, только привычная масса.       От Вилланель не было ни одной весточки, что напрягало женщину. Она боялась, что с ней сделали что-то из-за того, что она навестила Еву. Но, стараясь не думать о подобных вещах, она, как всегда, загрузила себя нескончаемым потоком работы. Получалось не очень удачно, но Ева старалась.       — Доброе утро, Ева. Как твоё настроение на сегодняшний день? — подошла Елена, просовывая в руки женщине мягкий, ещё горячий круассан.       Конечно, не настолько горячий и мягкий, какой была кожа…       — Ева? Ты не проснулась ещё, что-ли? — выдернула подруга из непрекращающихся размышлений.       — А, да. Не выспалась сегодня, всю ночь снились кошмары. Спасибо за круассан.       — Наведайся, что-ли, к психологу. У тебя точно всё хорошо? Ты вся не своя ходишь уже почти неделю.       — Да.       Ева просто максимально надеялась, что Елена поняла, что женщине сейчас не нужны разговоры.       Только, конечно, если ты не русская женщина со светлыми волосами и глазами, словно…       — О, Ева! Ищу тебя вся утро, — подошла Кэролин.       У Поластри хватило сил лишь закатить глаза.       — Что? — немногословно спросила она.       — Я нашла кое-что интересное, тебе точно надо на это взглянуть.       Пройдя в кабинет начальницы, Ева плюхнулась на стул, ожидая разговора. Она никогда не замечала, как в этом помещении много света. Но сейчас, от желания зарыться в нору и сидеть там, пока кто-нибудь не спасёт тебя, ей слепило глаза. Кэролин развернула к ней свой ноутбук и подошла сзади, предварительно положив на стол какой-то отчёт.       — Вчера. Амстердам. Мужчина, всё о нём в отчёте. Колотая ножевая рана под левой грудью.       Поластри изучала фотографии, представленные на экране. Её давно не пугали такие вещи, поэтому смотреть на тело в ноутбук не составляло никакого труда. Она видела эту рану и очень сильно старалась не проводить никаких аналогий. Только работа, только дело.       Мужчина лежал на спине, на его верхней части тела не было одежды. Руки были театрально сложены около места ранения, которое, судя по всему, было глубоким.       — И ещё кое-что, Ева.       Кэролин пролистнула слайд, на котором было фото записки.       «Я всё ещё твоя смерть, но я никогда не смогу убить тебя по-настоящему х»       Глаза Евы, кажется, сейчас выпадут из орбит.       Она вернулась.