Из огня

Без огня Вельзевул определённо стала чувствовать себя лучше. Пожар в её груди прекратился, и она больше не пыталась вылезти из собственного тела, но до конца дня Гавриилу ещё не раз пришлось сменить повязку и часто прикладывать ко лбу смоченную в воде тряпицу. Он старался её не трогать без особой надобности, подумав о том, что прикосновения, вероятно, тоже будили дракона, как запах крови поднимал зверей на охоту. Теперь становилось понятно, почему она отпрыгнула от него с таким испугом, когда они пошли смотреть на каменные ножки. До вечера Гавриил не отлучался далеко от Дьяволицы, и все его мысли занимали тяжкие размышления о том пути, что он выбрал сейчас. Он пытался отвлечься на обдумывание дальнейших действий, вспоминал укромные места на острове, где он смог бы найти в обломках что-то полезное, починить лодку… Рассматривал убежище Дьяволицы, гадая, как выжила она здесь в одиночку, чем занимала себя столько времени, но это всё равно возвращало его к дракону. И кроме множества вопросов, более всего Гавриила волновал один: почему она так не хотела превратиться в дракона, почему заботилась о его жизни, если ей самой ничего не угрожало? В чём был её коварный план и был ли он вообще? Сейчас она казалась слишком уязвимой, но Гавриил не должен был дать обмануть себя. И всё же, когда в пещеру задул прохладный ветер и Вельзевул со стоном повернулась на бок и поджала ноги, Гавриил укрыл её. А потом, прислонившись к скале, задремал сам и проснулся уже глубокой ночью от холода. Дьяволица мирно спала, но укутавшись плотнее и придвинувшись к стене — значит, она просыпалась… Бегло осмотревшись сквозь сон и не найдя ничего странного, Гавриил сам закутался в простыню и лёг, слишком уставший за последний день, чтобы ещё о чём-то размышлять. Он бродил во тьме, краем глаза замечая огненные всполохи — но когда оборачивался, не видел ничего. Была ли это ночь, или грязь, или небытие до того мгновения, как появился Свет? Пустота разверзлась под его ногами, и Гавриил резко втянул воздух, упираясь ладонями — в камень. Он выдохнул, смаргивая сон, и сел. Простыня опутала его ноги, тряпьё под телом свалялось, болела спина — а рядом сидела Дьяволица и неотрывно смотрела, обняв себя за прижатые к груди колени. Она не вздрогнула, не повела бровью, не вздохнула глубже и не отвела взгляда, когда Гавриила посмотрел ей в глаза в ответ. Они не горели, и голубой в них был тяжёлым, как предгрозовое небо. Гавриил должен был вскочить и прикончить её — только и всего, но вместо этого он сказал: — Я вижу, что силы и рассудок вернулись к тебе. Он мог бы её убить голыми руками, задушить или преломить хребет, он успеет до того, как она обернётся драконом, у него хватит сил. — Я не дам себя убить, — проговорила Дьяволица, словно прочитав его мысли, но не шевельнулась — словно заглянув в такие глубины его сердца, до которых он и сам дотянуться не мог. Гавриил поднялся рывком — и встала она, пошатнувшись, опёрлась рукой о стену и посмотрела обозлённо. Если бы Гавриил её послушал, ничего бы не было — и вряд ли бы он узнал, что Дьяволица и есть дракон. Настоящая Дьяволица, Адское отродье, Боже… Он должен был прекратить это всё, но руки не поднимались, ноги не шли. — Почему ты не убила меня? Она поджала губы и ответила спустя долгие мгновения тихим голосом, едва различимым за шумом воды: — Не хотела. Я никого не хочу убивать, — она повела плечом, глянула ещё раз исподлобья — загнанно, не так, как смотрят выжидающие охотники, предупреждая, как смотрят распутницы, обманывая, как смотрят дети, вымаливая. И села обратно, прикрыв ступни простынёй. Гавриил выдохнул, с трудом осознавая происходящее. Наводящий ужас дракон, чудовище из сказок и Преисподней оказалось женщиной — хрупкой и боящейся… саму себя? Неисповедимы пути Господни, но это — от Дьявола. Гавриил помедлил, дёргано оглядываясь на ткани и подушки под ногами, миску с растёртыми листьями, на торчащие пучки растений, на виднеющиеся обломки корабля, и не было в этом ничего, за что бы она смог зацепиться, спасаясь от разрозненных мыслей. — Есть хочешь? Вельзевул качнула головой, не поднимая на него взгляд. Он сел тоже, решив, что поест позже, когда разберётся во всём до конца. — Значит… — начал он почти сурово, вспоминая её рассказы, но голос стих сам собой. — Драконом был твой отец?.. И ты не пыталась никого убить? Дьяволица снова кивнула, а потом дёрнулась. Она заговорила, но всё так же тихо, смотря в пустоту перед собой — в собственное прошлое. Гавриил попытался представить, но в голове с трудом укладывалось уже одно то, что всё это время Вельзевул прожила здесь в полном одиночестве. — Когда отец погиб, мне было трудно. Я не знала, что делать, я не могла стать драконом — я не умела. Тогда я решила прыгнуть со скалы, чтобы пойти за отцом и быть с нашими предками в Муспелльхейме, но дракон хотел жить — и я полетела. Но больше… я не выпускала его. А потом вы его позвали! Её глаза опасливо блеснули, и Гавриил напрягся, сжав кулаки. Впрочем, огонь погас так же быстро, как и загорелся, и Вельзевул только крепче обняла себя. — Что значит «позвали»? — Драконьей песней, — буркнула она. — Её поют суженные, когда приходит время обручиться с драконом, воззвать к огню. Эта песня… о прощании и приветствии, о новой жизни. Гавриил понял: та песня, которую завела бабка Хельга, проклятая вёльва, дракон прилетел сразу после… Эта же песня звучала на свадьбе у брата — и тогда дракон похитил невесту. Гавриил качнул головой. Лучше уж быть разодранным на части, чем породниться с нечистью. Но он не успел ничего сказать, как Вельзевул продолжила: — Отец рассказывал, что пока люди были едины с богами и природой, они почитали за честь, если дракон выбирал их, чтобы забрать в свой мир. А потом с юга пришёл твой бог и извратил их умы, заставив забыть, из чьего лона они все вышли… — Замолчи! — оборвал её Гавриил. Слушать это богохульство было выше его сил. Теперь он нисколько не сомневался, что драконы были посланы самим Дьяволом — и не просто нести смерть и разрушения, но похищать невинные души, обманывая и пятная их грехом. — Ты сам спросил, — угрюмо возразила Дьяволица. — Почему ты перехотел убивать меня? Гавриил задохнулся её вопросом и почувствовал, как жар прилил к щекам. Господи Иисусе, дай сил и мудрости… Он хотел убить дракона, но наконец должен был признать, что не хотел убивать Вельзевул. Это было бы просто нечестно — недостойно его как христианина и как элдермена, как мужа… Он не знал, что ей ответить, а Вельзевул смотрела на него испытующе. Хотелось уйти и больше никогда её не видеть — и он так и поступил, подорвавшись с места и широким шагов спускаясь той же дорогой, которой пришёл сюда. Так трусливо. Один лишь Господь мог уличить его в слабости, и Гавриил, упав под скалой на колени, изливал ему душу, ничего более не тая. Говорил о том, как устал терпеть искушения — когда он даже не мог понять, было ли это правдой или почудилось ему от тревоги. Говорил о том, как соскучился по дому, как ослабло его тело и разум, как истина ускользала от него, точно вода сквозь пальцы. Гавриил вздохнул глубоко, не надеясь услышать ответа. Солнце поблескивало на коротких волнах, в отдалении шумел водопад и кричали птицы. Где-то далеко, словно в другом мире, священник Эльфрик начинал богослужение, плакала матушка и милая Эдита, чью улыбку Гавриил не мог вспомнить. Казалось, жизнь его рассыпалась, и не было ни единого шанса собрать её во едино. Он просто не мог в это поверить, не мог довериться этому страху — но и всё меньше у него оставалось слов и дел, которые он мог бы противопоставить, кроме истинной веры да твёрдости характера. Гавриил почувствовал пристальный взгляд Вельзевул, хотя не слышал, как она спустилась, и вздохнул. Он не мог спрятаться от неё на острове — её острове. Драконьем. Здесь царила Дьявольская сила — слышал ли Господь Гавриила вообще? Он сжал пальцы в кулаки и разжал, пытаясь отпустить тяжесть, упавшую на его сердце. — Как доказать твоим богам, что я не обещан дракону? — Ты должен принести клятву своей невесте, и она тебе перед лицами богов. Гавриил горько усмехнулся. Он надеялся, что сможет убедить Вельзевул помочь ему уплыть с острова — раз уж она не хотела его убивать и, похоже, в дракона обращаться тоже не желала… — Почему ты не можешь просто вернуть меня? Она тяжело вздохнула, садясь рядом и устремляя взгляд на горизонт. Наверное, улететь отсюда она тоже не мечтала — о чём она могла мечтать, Адское создание? — Дракон сильнее меня, — прошептала она, видимо, совсем обессилев. Ей стоило остаться наверху и поесть. — Ему не нужны доказательства, он не будет ждать, он делает что хочет. В её голосе сквозила усталость и плохо скрытое отчаяние. Она, точно так же как и он, сжала и разжала пальцы, сила пробежала по мышцам её руки вверх. Гавриил подумал, что она могла бы хотеть отпустить чудовище внутри себя. — Но ты же и есть дракон. — Мы лишь части единого. Она умыла лицо, спрятав его в ладонях на доли мгновения. Гавриил не нашёлся с ответом. Её точно нужно было убить — из милосердия, освободить от этой ноши, отмолить её душу, если такое ещё было возможно. — Извини, — шепнула Вельзевул одними губами, хмуря брови, и Гавриил смутился. Он неотрывно наблюдал за ней, но наверняка глаза подводили его. — Что? — Извини меня, — повторила она громче, но голос сорвался на хрип, и она сглотнула. — Что я не могу помочь. Её ресницы дрогнули — дрогнула она вся, и так и не посмотрела на Гавриила в ответ, а он заметил блеск в её глазах, какой не видел ещё ни у кого. Вельзевул, отвернувшись, поднялась и ушла. Наверное, сбежала, так же, как Гавриил сбежал от неё. Его не должно было это волновать — но он почувствовал себя виноватым, ведь ему нечего было ей прощать. Он посмотрел на восток, но не увидел там ничего и ничего не ощутил более, чем странную тоску — и не по этой пустоте, где раньше всегда была молитва.