Связь

Николай сладко потянулся, с блаженством вытягивая расслабленные после сна конечности. Шёлковое постельное бельё из ткани самого лучшего качества приятно скользнуло по коже. Приоткрыв глаза, он перевернулся на бок и увидел, что Яков уже успел куда-то отойти. Интересно, сколько сейчас часов? Шторы были неплотно задёрнуты и сквозь них пробивался рассеянный свет. Николай понадеялся, что ещё только раннее утро, и ему удастся подольше понежиться в постели. Такая возможность в последнее время выпадала ему крайне редко, превратившись в своего рода запретное удовольствие — Яков вставал рано и не мог понять всей прелести долгих разлёживаний. С его точки зрения, вместо занятий подобной ерундой можно было сделать что-нибудь действительно полезное. Он, конечно, не требовал от Николая подниматься одновременно с ним, но получалось как-то стыдно оставаться в кровати, в то время как хозяин дома уже был на ногах. Гоголю не хотелось, чтобы его сравнивали с праздным лентяем. Правда, он не оставлял надежды донести до Якова мысль о том, что лежать в обнимку — это тоже очень полезно. Для настроения уж точно. — Кто это у нас уже проснулся? — оказалось, Яков тоже был в комнате, но находился около стола, и Николай, ещё не до конца разлепивший веки, его не заметил. Рядом с ним стояло блюдо, накрытое крышкой. Он тут завтракать что-ли собрался? Николай одарил его полусонной улыбкой и потянул к нему руки. Гуро тут же подошёл, и он, подтянувшись, обнял его за пояс. — Сейчас буду вставать, — с некоторым сожалением сказал Гоголь. — Какой ты молодец! — похвалил Яков. — И у нас ещё много времени до открытия выставочных павильонов. Думаю, мы сможем уделить часик твоему физическому воспитанию. — Не-е-ет! — Николай тут же с головой зарылся под одеяло. Только не с утра! Когда угодно, но только не сразу после пробуждения! Да и вообще, вчера он был на балу, сегодня идёт на выставку — неужели нельзя отдохнуть?! — У меня ноги болят после бала, — добавил он особенно утвердительный, с его точки зрения, аргумент. — С чего бы им болеть у того, кто не танцевал? И это не говоря уже о том, что ты — Тёмный. Ники, в занятиях нужно постоянство, а ты всё равно уже сам сказал, что собираешься вставать. Ну-ка быстро вылезай! — Гуро стащил с него одеяло, заставляя крепко зажмурить глаза и свернуться в клубок. — Яков, ну дай отдохнуть хотя бы один день! А не то я домой вернусь, и у тебя не буду оставаться на ночь! — Какими жуткими вещами ты грозишься, — Гуро задохнулся в деланном ужасе. — Ники — вредный мальчик? Добавив последнее, он начал щекотать Николая. — Ай! — вскрикнул Гоголь, тут же принявшись отбиваться. Щекотки он боялся невероятно. Яков прекратил, а Николай недовольно уставился на него, стремясь вновь завернуться в одеяло. — Я знал, что так просто ты не согласишься, поэтому принес нечто интересное. Смотри, что у меня для тебя есть, — Отойдя к столу, Яков взял блюдо, поднял с него крышку, и поднёс к Николаю. Посмотрев на то, что на нём оказалось, Гоголь сглотнул слюну. Мармелад. Очень вкусный, судя по виду и запаху. Конечно, дома у Якова недостатка в сладостях и прочих приятностях не было, и есть их он мог сколько угодно, хоть и не злоупотреблял этой возможностью, но мармелад, приготовленный таким образом ему раньше не встречался. Маленькие кусочки оранжевого цвета по форме напоминали розы и были аккуратно присыпаны сахарной пудрой. Не дожидаясь, пока Яков уберет блюдо, Николай схватил один из них и сунул в рот целиком. Вкус показался ему незнакомым, но очень приятным. — Из чего его приготовили? — поинтересовался он у Якова, с сожалением глядя на крышку, опять спрятавшую от него замечательные творения чьего-то поварского мастерства. — Из персиков. Ах, вот оно что. Этот экзотический фрукт, свободно растущий где-то под южным солнцем, а здесь же с большим трудом выводимый в теплицах отдельных энтузиастов, Николаю доселе пробовать не приходилось. Про какие-либо изделия из него он тем более не слышал. Конечно, одного кусочка настолько вкусного лакомства оказалось очень мало. — Что, понравилось? — Яков поставил блюдо в наиболее дальний угол стола и хитро прищурился. — Ники хочет ещё сладкого? — Прекрати разговаривать со мной как с дитём малым! — возмутился Гоголь. Этого только ещё не хватало. — А как мне с тобой прикажешь разговаривать, если ты капризничаешь? Но это так мило, что я попытаюсь с тобой договориться. Вылезешь — получишь мармелад. — Я его себе потом сам куплю. — Где же ты такой купишь? Его приготовила моя кухарка, с моими же, кстати, поправками к рецепту. — Тогда ты мне потом всё равно его дашь. — Нет, я его съем и ничего тебе не оставлю. Как раз в то время, пока ты будешь дальше продолжать валяться в постели. Вот такое будет наказание за твою лень. Николай сердито запустил в Якова подушкой, но тот, конечно, увернулся. Вид у него был довольнее некуда. — Вот, ты уже остался без подушки, так что вылезай, радость моя. Николай обречённо опустил ноги на пол. Хорошо хоть, сейчас лето и тепло. Осенью и, тем более, зимой, всё станет гораздо противнее. — Молодец! — воодушевлённо похвалил его Яков. — Умывайся и я жду тебя в твоей любимой комнате. Любимой! Да Николай ненавидел эту комнату, с дурацкими постеленными на пол матрасами, куда его постоянно опрокидывали, и не менее дурацким набитым подвешенным мешком, который, как оказалось, весьма болезненно отзывался на попытки себя ударить, а ещё умел давать сдачи, раскачиваясь, словно маятник. Ему пришлось смириться с ними, равно как и со всякими мерзкими деревянными конструкциями, на которых Яков заставлял его подтягиваться — чего не сделаешь ради того, чтобы иметь возможность защитить столь дорогого для себя человека. Он бы пошёл сюда и без соблазна в виде мармелада. Но то, что ему пришлось это делать прямо с утра, после такого прекрасного сна, было сродни внезапному подлейшему нападению вероломных врагов, и вызвало желание обороняться. Последнее лишь ненадолго оттянуло момент капитуляции. Горько вздохнув, Николай поплёлся умываться. Следующий час был наполнен страданиями. Заниматься с утра оказалось действительно труднее, нежели днём или вечером. Кроме того, сделав вывод, что на физическую силу Николаю особо делать ставку не стоит (что уже само по себе было очень оскорбительно!), Яков решил развивать в нём скорость реакции и гибкость, и теперь заставлял его выполнять просто немыслимые по своей извращённости вещи. У Гоголя сложилось впечатление, что из него готовят циркового гимнаста. Особенно странными ему казались удары ногами, которым Яков начал его обучать. Ну кто вообще так дерётся? Николай видел подобное впервые. От таких действий, по его мнению, могли порваться любые брюки, но для занятий у него была особая одежда — просторные рубаха и штаны, а ещё забавные матерчатые тапочки, похожие на балетные туфельки дам. Всё синего цвета, а на рукавах красовалась вышивка шёлковыми нитями в виде каких-то орнаментов и длинных ящериц. Яков сказал, что это драконы. Сам Гуро облачался аналогично, и как-то обмолвился, что, если бы не светские приличия, ходил бы так постоянно — удобно же. Странные боевые приёмы были одной из тех вещей, которых Яков понабрался на Востоке, и теперь щедро делился знаниями с Николаем. Ещё он хвастался тем, что знает китайский и готов посвятить его в тайны этого замечательного языка. К счастью, пока что он не перешёл от слов к делу, но Гоголь уже понял, что китайского ему точно не избежать. Равно как не избежать и тёмной латыни, и огромных книжных фолиантов с совершенно разнообразной информацией, коими оказалась богата личная библиотека Якова. Тот уже составил для Николая расписание, после гордой демонстрации которого стало как-то грустно, ведь, похоже, по мнению Гуро, свободное время ему совсем не требовалось. Причем, многие вещи он должен был осваивать самостоятельно — Яков же человек занятой. Но полученные знания обязательно будет проверять. О том, что Николаю вообще-то нужно заниматься писательством, Гуро конечно тоже не забыл, впихнув в своё детище и время для него. На вопрос, что делать, если вдохновение придёт не в указанный в графике промежуток, Яков радостно ответил, что в этом случае можно всё сдвинуть, и вообще, расписание — вещь гибкая и редактируемая. В общем, знания готовились настигнуть Николая. Сейчас же его настиг Яков, поймав за щиколотку во время очередного неуклюжего взмаха ногой, и резко дёрнул, отчего Николай конечно же упал. После этого Гуро устроился на нём сверху, с каким-то особым садистским удовольствием удерживая его вывернутую за спину руку. — Пусти! — взмолился Николай. — Больно же! — Раз больно, значит, ты не должен давать противнику возможности провести этот приём. — Да как это сделать в твоём случае! Ты же гораздо опытнее! — Нужно постараться, Ники. Усердие, и ещё раз усердие, — Яков, наконец, выпустил его. Гоголь со стоном вытянул ноющую конечность. Боль сейчас пройдёт, но как же неприятно! — Ладно, Ники, не хнычь. На самом деле, сегодня ты держался значительно лучше. Прогресс налицо. Хвалю! Весь мармелад твой, а на завтрак я сказал приготовить твои любимые сырники. Яков поцеловал его в макушку. Николаю захотелось его стукнуть, но сил на это уже не было.

***

Выставка открывалась в девять часов утра, а в десять организаторы собирались торжественно провести первую демонстрацию часов Снегирева, расхваливаемых ими настолько, будто это какое-то невероятное чудо. Вход сегодня осуществлялся по билетам, доступным только для знати — чтобы не возникло массового столпотворения, ведь в ином случае желающие увидеть диковину заполонили бы всё так, что невозможно было бы шевельнуться. Устроители мероприятия очень боялись давки, а ещё больше их страшила порча экспонатов — некоторые стоили очень и очень недёшево, а ответственность за сохранность несли именно они. Часы же, после сегодняшней демонстрации, должны были остаться в павильоне до конца выставки, поэтому и люди простых сословий тоже имели возможность на них поглазеть. Несмотря на усилия организаторов, народу всё равно набралось немало, правда, люди не скапливались в одном месте, а плавными потоками растекались по разным залам. Как уже понял Николай, главной целью их с Яковом появления здесь было не праздное блуждание, сопровождаемое изучением результатов чужого труда, а совершенно другое действие. Гуро зачем-то понадобился этот самый пресловутый Снегирёв. Пообщаться с ним можно было только после презентации его изобретения. До этого подходить к нему не имело никакого смысла — станет учёный отвлекаться от проверки созданного с таким трудом механизма ради разговоров непонятно о чём? Со слов одного из управляющих, Игнатий приехал сюда чуть ли не ночью накануне и скрылся в огромном корпусе, где и находился этот самый механизм, и с того момента так и не выходил. Увлечённый человек! А вот о чём же всё-таки Яков хотел пообщаться с изобретателем, Николай вчера так и не понял, поэтому решил уточнить это ещё раз. — Мне царапнула одна мысль, — задумчиво ответил Яков. — Помимо того, что было в твоём видении, мне не даёт покоя Варвара. Столько лет считаться утратившей здоровье, и внезапно, как ни в чём не бывало, появиться на балу. Я не заметил у неё вообще никаких проблем, ты тоже. Не находишь это странным? — Бывают чудесные исцеления, — отозвался Николай. — Бывают, но не без посторонней помощи. — На что ты намекаешь? — Можно ли заменить непоправимо пострадавшие части человеческого тела на искусственные? В современной практике такие случаи не встречались и считаются невозможными. Но я слышал про парочку людей, которые вполне успешно пользовались подобными протезами. С одним из них и ты успел свести знакомство. Ну конечно, Хома Брут… Только спросить, как именно ему удалось обзавестись деревянной рукой уже не получится. — Думаю, там была замешана какая-то магия, — ответил Николай после некоторых размышлений. — Более, чем вероятно. Но факт остаётся фактом — живое соединилось с неживым. И здесь интересное совпадение получается — Снегирёв возвращается в Россию, а через некоторое время безнадёжно больная девушка выздоравливает. Конечно, связь еле заметна, но твоё видение, как мне кажется, имеет отношение именно к судьбе Варвары. — И теперь ты хочешь узнать у Снегирёва, не он ли случайно ей помог? Думаешь, признается? Я бы, на его месте, не стал. — Так кто же в лоб будет спрашивать? — засмеялся Гуро. — Надо в доверие втереться, а там, глядишь, что-то и выйдет. Ну да, это Яков умеет. Но выйдет ли толк? И, судя по всему, к их основному расследованию этот случай вряд ли мог иметь отношение. Зато явно совпадал с целями общества Бенкендорфа. Впрочем, Николаю уже было всё равно — разве он может иметь что-то против поиска Яковом секрета бессмертия? Да он сам поможет вытянуть любую нужную информацию, если придётся. Где-то в глубине сознания появилась настолько отвратительная мысль, что Гоголь поспешил загнать её ещё глубже, но понять её суть он уже успел. А что, если всё это время его просто используют? Если их отношения — хорошо разыгранный Яковом спектакль ради получения желаемого? А чего именно желаемого он узнает только в конце? Подумав ещё немного, Николай решил просто махнуть рукой на эти переживания — ему уже не выпутаться из происходящего. Пусть Гуро делает, что хочет. Но, в случае повторного предательства, Яков разобьет ему сердце, и обратно собраться оно уже никогда не сумеет. — Ты чего насупился? — Гуро легонько толкнул его в плечо. — У нас пока есть время, можно побродить тут и осмотреться. Они как раз проходили мимо жутко грохотавших и гудевших станков и каких-то ещё устройств, совершенно непонятного Николаю назначения. Эти устройства не вызвали у него ни малейшего интереса. Заметив его унылый вид, Яков сказал: — Ах, да, ты же у нас человек искусства, негоже тебе смотреть на такие низменные вещи, как эти механизмы. Пойдём дальше, там найдутся вещицы поизящнее. Миновав отделы со всевозможными инструментами и орудиями труда, тканями, мебелью и оружием (около последнего Яков не прочь был задержаться, но Николай утянул его оттуда), они дошли до более интересных экспонатов — изделий из фарфора и цветного стекла. Поглазев немного, они двинулись дальше и, наконец, увидели то, что, по мнению Николая, оказалось лучшим на этой выставке — декоративные изделия из металлов. У Гоголя разбежались глаза от изобилия совершенно разнообразных, но таких привлекательных для него вещиц. Самыми занимательными являлись, конечно же, механические диковинки. Были здесь и деревья с перелетающими с ветки на ветку пестрыми чирикающими птицами, и самостоятельно едущие кареты, и разнообразные фигурки. Снегирёв, например, представил композицию из балерин, плавно движущихся под классический музыкальный мотив. Николая заинтересовал брелок с откидной крышкой, под которой обнаружилась миниатюрная картинка с пастухом, окружённым овцами, на фоне умиротворённого пейзажа. Ну картинка и картинка, что в ней такого? Оказалось, при нажатии специальной кнопки сбоку, пейзаж менялся — набегали клубящиеся тучи, косые линии дождя расчерчивали небо, а пастух вместе со своими подопечными пускался в бегство. Дальше владелец брелока мог уже сам определиться, продолжить ли ему издеваться над пастухом, или дать тому возможность вернуться к мирному времяпрепровождению, вновь нажав на кнопку. И стоила эта безделушка не так уж и дорого! Но с деньгами у Николая было всё, как обычно… Гоголь с досадой скрипнул зубами. Совсем недавно он потратил немаленькую часть из своих запасов на очередную ерунду. Кто мог ответить на вопрос, зачем ему понадобились парфюм, несколько атласных галстуков разных цветов, брошь в виде полумесяца со стеклянной вставкой-звездой и фарфоровая статуэтка летящей крылатой женщины? Уж точно не сам Николай. Парфюм разонравился ему практически сразу после покупки, не без участия Якима, ехидно заявившего, что пахнет он похлеще любого самогона. После такого утверждения Николай решил, что пользоваться им точно не будет. Вполне возможно, Яким уже добрался до заброшенного в глубину ящика флакона, и перепродал его кому-нибудь — в отличие от бестолкового барина, слуга знал, где найти выгоду. За сохранность крылатой женщины Гоголь серьёзно опасался, ведь оставленному без присмотра Якиму ничего не мешало отбить ей голову или крылья, а потом сказать, что так даже лучше — напоминает античную находку. Подобной выходкой он вполне мог попытаться донести до Николая своё недовольство его неумеренными тратами, равно как и его постоянным отсутствием. С галстуками всё вышло лучше — они очень понравились Якову, и тот забрал их себе. Собственно говоря, один из них — бледно-лиловый, завязанный затейливым узлом — сейчас как раз был на нём. Николай ничего не имел против, так как сам носить их он стеснялся. Вот миниатюрная брошь — другое дело. Сегодня она украшала лацкан гоголевского сюртука. Хоть что-то оказалось полезным. А в глаза бросались всё новые и новые экспонаты… Вот шкатулка с секретом — из её крышки выезжал небольшой фонтан. Вода, которую изображали тонкие вращающиеся завитушки, выполненные из какого-то прозрачного бесцветного минерала, была совсем как настоящая. А вот… Николай застыл от восторга. В специальной круглой нише в столе ползала маленькая заводная ящерка, издали совершенно не отличимая от живой. Подойдя поближе, Гоголь смог в полной мере оценить мастерство того, кто её изготовил. Автор, не жалея сил, проработал каждую чешуйку на металле, дополнив это ещё и инкрустациями из жёлтых и зелёных самоцветов. Изумрудным блеском сверкали и глаза ящерицы. Особенно филигранно были выполнены её тоненькие лапки и хвост. Николаю очень захотелось взять её в руки. Его взгляд упал на ценник. Увиденное тут же породило в нём чувство невероятной досады, перемешанной с почти что детской обидой. Куда уж ему приобретать такие вещи! — Какая забавная вещица! — голос Якова вывел его из созерцательного ступора. — Я, пожалуй, хотел бы её приобрести. Это он обратился к одному из смотрителей павильона. Николай так засмотрелся, что даже потерял Гуро из виду, поэтому не знал, какое изделие его привлекло. С удивлением он обнаружил, что тот указывал на ящерицу. — Прекрасный выбор, сударь! — похвалил смотритель. — Но, как вы знаете, по правилам выставки, предмет остаётся здесь до её окончания. Потом сразу же сумеете забрать то, что приобрели. — Да не вопрос, — отозвался Яков, многозначительно глянув на Николая. Табличка с пугающей ценой исчезла, сменившись надписью «Куплено». Гуро заполнил какие-то бумаги, одну из них, с подписью смотрителя, он забрал себе, и вернулся к Николаю. — Хочешь тут ещё что-нибудь посмотреть? — Н-нет, — только и смог выдавить Гоголь. Позднее, уже при выходе из павильона, он сердито прошипел Якову: — Я не просил тебя её покупать! — Чего ты не просил? — явно деланно удивился тот. — А, так тебе тоже понравилась эта милая безделица? Ну так замечательно! Теперь ты сможешь любоваться ею сколько душа пожелает. «Так я тебе и поверил!», — подумал Николай, прожигая Якова взглядом. Тот не выдержал и расхохотался: — Ты бы видел своё лицо, когда на неё смотрел! Я давно не наблюдал у тебя выражения столь чистого восторга. И вообще, Ники, сделать подарок близкому человеку очень приятно, в первую очередь, для самого дарителя. Почему ты постоянно пытаешься лишить меня этой радости? Николай замялся. Об этой стороне вопроса он никогда не думал, беспокоясь лишь о том, как не стать бесполезным иждивенцем. К тому же, подобный ответный подарок он сделать не в состоянии. — Это же так дорого! — Не ерундись! — отмахнулся Яков. — Это такие мелочи. Странные противоречивые чувства переполнили Николая. С одной стороны, конечно, это было возмутительно — принимать от кого-то настолько дорогостоящие «сувениры». С другой — мысль о том, что Гуро решил потратиться на очевидно бесполезную вещь, просто, чтобы сделать ему приятное, невероятно грела душу. Словно в сказку попал! Якова нужно будет обязательно отблагодарить. Раз денег у него на подарок нет, значит нужно придумать что-то поистине оригинальное. А вот что? Об этом Николай подумает отдельно. — Спасибо, — смущенно сказал он Якову. — Не за что, золотце, — улыбнулся тот. Побродив ещё немного, они дошли до зала, где должно было развернуться главное действо. Там уже собралась пребывавшая в нетерпеливом ожидании публика. По словам Якова, сюда собирался пожаловать даже сам император, но, видимо, передумал — его нигде не было. Зато присутствовало немало высокопоставленных лиц. Часы пока что были полностью закрыты тканью, и судить можно было лишь об их размере — огромном. Высотой они превышали любой из шкафов дома у Якова, ширина также была немалой. Судя по силуэту, сооружение венчал тонкий шпиль. Гоголь начал всматриваться, пытаясь угадать, какими могут оказаться часы. Можно, конечно, спросить об этом у Гуро, но его догадка, скорее всего, окажется верна, и испортит сюрприз. Николай подумал, что, учитывая форму и шпиль, часы могли быть выполнены в виде какого-то здания. Вглядевшись сильнее, он заметил на ткани небольшое алое пятнышко. Странно, его же только что тут не было… Через пару мгновений оно увеличилось в размерах, и продолжило расти. Всё оживлённое настроение Николая моментально улетучилось, сменяясь таким привычным страхом. Он часто заморгал, надеясь, что ему просто показалось, но ткань продолжала менять цвет. — Что это за красное пятно? — спросил Николай у Якова. — Где? — удивился тот. — Я не вижу. — Да вот же, — испуганно пробормотал Гоголь, указывая подрагивающим пальцем на медленно расползающуюся красноту. Сделав шумный вдох, он вцепился Якову в руку, надеясь не потерять его, когда видение окончательно вытеснит реальность. В уши резко ворвался торжественный голос распорядителя выставки: — Вашему вниманию представляется новое творение Игнатия Олеговича Снегирёва! Ткань медленно съехала. Николаю захотелось зажмуриться — он ожидал, что под ней окажется кошмарное зрелище, но этого не произошло. Глазам стало больно от засверкавшей позолоты, полностью покрывавшей изделие. Раздался грохот аплодисментов и восторженные возгласы — часы выглядели феноменально. Основой композиции оказалось изящное сооружение, увенчанное необычной многоярусной крышей с изогнутыми заострёнными изгибами, расходившимися от центра. Располагалось оно на постаменте, выполненном в виде лестницы с широкими ступенями, усыпанными экзотическими цветами. На ступенях, по бокам от основной части, расположились две позолоченные фигуры мужчин в причудливой одежде — странных высоких шапках и шароварах. Их обнажённые торсы частично закрывали тяжелые украшения, на руках были широкие браслеты. Мужчины держали опахала. Нижнюю ступень занял павлин с пока-что сложенным хвостом. Все фигуры были сделаны настолько детально и реалистично, что, если бы не позолота, их можно было вполне перепутать с живыми. Но самой интересной частью, несомненно, было «здание». Под его крышей расположился круглый циферблат с изогнутыми цифрами. Всю постройку покрывали затейливый декор и резьба. Самое интересное, судя по всему, скрывалось внутри, за панелью с нанесенными на неё цветами и птицами. Зрелище было потрясающим. Публика ахала, и даже у Якова на лице читалось восхищение работой Снегирёва. Похоже, одному только Николаю, у которого с каждым мгновением всё больше холодело в груди, было плохо среди всеобщего восторга. Часы показывали без одной минуты десять. Гоголь понял, что сейчас случится что-то очень плохое. Медленное передвижение длинной стрелки приближало неизбежное. Посетители притихли, и на фоне этой тишины особенно чётко раздавались щелчки. Тик-так… Тик-так… Тик-так… Ровно десять. Раздался звук, напоминающий удар в гонг. Павлин шевельнулся, покрутил головой, затем начал медленно разворачиваться в сторону зрителей, распуская свой шикарный хвост. Тонкие металлические планки постепенно раскрывались словно веер, являя собой еще один пример тончайшей работы. Птица захлопала крыльями и гортанно закричала. Звук её голоса показался Николаю настолько жутким, что он сжался и, в своём страхе, даже не заметил новый шквал аплодисментов. Он вздрогнул, услышав второй удар часов. После него двое стоящих по бокам слуг начали плавно поднимать и опускать опахала. Павлин прокричал ещё раз. Третий удар — заиграла звонкая мелодия своеобразного мотива, и резная панель медленно поехала вверх. Среди рассматривавших необычайное зрелище нашлось мало тех, кто сразу понял, что за алые потёки заструились вниз по ступеням. Тем больше ужаса вызвала у них представшая картина, когда панель окончательно скрылась. Перед зрителями будто развернулась сцена из какого-то пугающего мифа далёкой страны, жуткого в своём появлении здесь, где его никто не ожидал. В центре сооружения находилась женщина с шестью руками, такая же позолоченная, как и всё остальное. Только позолоту практически скрыли красные пятна, заляпавшие её тело с ног до головы. Не обращая на это никакого внимания она танцевала, изящно перебирая пальцами с неимоверной длинны заострёнными ногтями, с которых падали вниз рубиновые капли. Она напоминала торжествующее кровожадное языческое божество, а у её ног, словно жертва, ничком лежал человек. — Какого чёрта тут происходит? — мрачно спросил Яков. — Очень-очень плохо, — задыхаясь, словно в бреду, прошептал Николай. Женщина, в очередной раз взмахнув рукой, сделала шаг и двинулась вперед, покидая сооружение и выходя на ступени. Раздались испуганные крики, после чего началась суматоха — некоторые посетители ринулись прочь. Яков прижал к себе Николая, стараясь отойти от бежавших во все стороны людей. Сам же Гоголь не мог отвести взгляда от страшной картины и всё смотрел и смотрел на женщину. Вскоре ему показалось, что она повернула голову в его сторону. В ужасе рванувшись из рук Якова, Николай упал на пол, а подняв голову, увидел, что уже находится в другом месте. «Нет, нет, нет!» — с отчаянием воскликнул про себя Гоголь. Только бы не встретиться здесь один на один с жутким творением Снегирёва. Он с трудом поднялся, превозмогая желание забиться куда-нибудь в угол. Вокруг было неизвестное ему, плохо освещённое помещение. Не успел Николай осмотреться, как на него кто-то налетел, едва не сбив с ног. Закричав от страха, он собрался было атаковать, но увидел, что это оказался невысокий мужчина средних лет. У него были практически поседевшие волосы и окладистая бородка. Судя по безумному виду и тому, что он тут же вцепился в Николая, ему было не менее страшно. — Он! Он делает ужасные вещи! Я всё видел! Я должен рассказать! — на одном дыхании выкрикнул незнакомец. — Кто делает? Какие именно вещи? И кто вы вообще?! — не менее громко спросил Гоголь, чувствуя, что остатки самообладания готовы вот-вот покинуть его. — Снегирёв я! Игнатий Олегович! — мужчина явно хотел сказать что-то ещё, но, посмотрев куда-то в глубину, где лично Николай ничего не разглядел, с ужасом вскрикнул и кинулся убегать. — Постойте! — попытался задержать его Гоголь и побежал следом, но мужчина с каждым шагом оказывался всё дальше и дальше. — Не подходи ко мне! — заорал мужчина. Николай сначала решил, что возглас был адресован ему, но тут Снегирёв издал уж совсем отчаянный вопль, после чего послышался звук стали, пронзающей плоть. Мужчина был далеко и в темноте плохо различим, но Гоголю удалось разглядеть, как от него отошёл чей-то силуэт. Снегирёв упал на пол, а таинственная фигура скрылась так же быстро, как и появилась. Безо всякого желания подойдя к пострадавшему, Николай увидел тёмное пятно, растёкшееся у того на груди. Да, не удастся уже ему ответить на их с Яковом вопросы…