Связь

Они ехали на указанный Глафирой заброшенный склад. Нужно было сосредоточиться и успокоиться, но Николай не мог этого сделать. Неприятные чувства мучили и выматывали. Душа кипела от злости и отвращения, а гибель Колышева с Егором не вызывала ни малейшего сожаления. Отзвук боли, испытанной Глебом, теперь непрерывно зудел в сознании, действуя на и без того взвинченные нервы. Какая всё же несчастливая судьба у этого человека! Если верить словам Якова, он был подобен пёрышку, носимому ветром. И всё уже решили за него ещё до того, как он успел родиться. Николай не мог принять подобной несправедливости. А Яков как обычно… Яков! Николай так устал от собственных подозрений. Неужели у них так будет всегда? Разве у любящих людей не должны совпадать мысли? Почему то, что очевидно для него, вызывает у Якова постоянные возражения? Да, у него больше опыта, знаний, конечно, он умнее, но его циничный взгляд на жизнь… И этот чёртов Бенкендорф, с которым он продолжает вести какие-то мутные дела! Иногда Николаю хотелось встать перед Яковом и просто заорать. Может, тогда его услышат? Только слышат-то его и сейчас, но воспринимают ли? Но хуже всего было недоверие. Хуже всего была мысль о том, что его могли просто использовать. Когда они только вступили в близкие отношения, она звучала совсем слабенько, и Николай легко отмахивался от неё. Но теперь она подтачивала само основание его уверенности. Человека ведь можно удерживать не только цепями. Зачем цепи, когда чувства держат гораздо крепче? Николай искоса глянул на Якова. Сердце ёкнуло. Как же он его любит… — Кто тут меня взглядом буравит? — Яков развернулся к нему и улыбнулся. Николай вздохнул и сложил руки на коленях. Он устал. Наверно, в первую очередь, от самого себя. Они ведь и правда работают вместе. Сейчас надо охранника Трофима искать, а не грузить голову подозрениями. И отогнать от себя пугливые опасения нового предательства. Однако, он чувствовал, что между ним и Яковом стала расти стена. Тот ведь тоже им не совсем доволен, что не способствовало его откровенности. Он как был, так и оставался себе на уме. Николай знал, что у Якова есть тёмная сторона, но насколько она темна? Вот на этот самый главный вопрос Гоголь и не мог дать ответа. Да что уж говорить, он и про себя, как оказалось, знал далеко не всё. Разве он сам не обманул того, кого любит? Ради благой цели, но может ли это быть оправданием? И настолько ли благой была та цель? Может, Николай сам ошибается, и Бенкендорф вовсе не настолько плох, как ему кажется? Карета остановилась в чаще леса. Дальше нужно было идти своим ходом. Перед тем, как вылезти, Яков похлопал Николая по плечу, вызвав в нём угрызения совести. Гоголь разозлился на себя. И чего ему всё надо? Гуро так о нём заботится. Оказывает всевозможную поддержку. Не ругает творчество, если уж Николай осмеливается дать ему почитать очередную свою писанину, а всегда либо хвалит, либо очень мягко указывает на недостатки, причём никогда прямым текстом не называет их таковыми. Спокойно реагирует, если Гоголь не в духе или хочет побыть один. В конце концов, даже его слуги терпят выходки Якима. Какие к нему вообще могут быть претензии? Но, возможно, именно то, что всё так хорошо, и пугало? Когда всё настолько прекрасно, иной раз кажется, что за радостной картинкой кроется какой-то подвох. Но ему ведь только кажется, верно? — Сейчас, Ники, не время блуждать в своих мыслях, — сказал ему Яков. Оставив кучера Данилу следить за каретой, они направились в чащу. Под ногами шелестела трава. Никаких тропинок не было, и приходилось идти через довольно густые заросли. По всей округе раздавалось щебетание довольных тёплой погодой птиц. Лес казался девственно чистым и спокойным. Будто и не творили в нём всякие мерзости лишённые совести люди, используя его густую зелень как прикрытие. Через некоторое время показалось здание. При взгляде на него, Николай испытал целую гамму неприятных эмоций. Именно эту постройку он видел во сне о мёртвом Колышеве. И на фоне яркой листвы, заменившей в реальности высохшие ветви, здание выглядело ещё более мрачно. Пережившее множество капризов погоды и уже сильно нуждавшееся в ремонте, оно торчало тёмным уродливым массивом, словно отголосок гибельного увядания, невесть как затесавшийся в полную жизни цветущую картину природы. Правда, теперь его окружал забор, в видении не появившийся, но и тот представлял собой жалкое зрелище. Довольно высокий, но покосившийся, весь в грязных разводах и с видневшимися тут и там дырами, он вряд ли мог достойно выполнять свою основную функцию. Тем не менее, он всё же был определённым препятствием на пути. — Неужели опять через забор перелезать? — посетовал Николай. Высота, конечно, не такая, как в прошлый раз, но разве это успокаивало? — Нет, смотри, какой он хлипкий, — успокоил его Яков. — Сейчас и так найдём, как пробраться. Он надавил на несколько досок рядом с уже возникшими отверстиями, и, наконец обнаружив наиболее плохо державшуюся, сдвинул её в сторону. Проход получился узкий, но пролезть через него всё же удалось. За забором открылся довольно просторный двор. Когда-то, наверно, он продуктивно использовался, но сейчас был завален лишь кучами разнообразного хлама: досками, мусором, тюками, набитыми не пойми чем. Было тихо. Пригибаясь поближе к земле и стараясь укрываться за мусором, Николай и Яков добрались до высоких ворот. Похоже, те вели непосредственно на складское помещение. На воротах висел замок. Яков достал спицу и, совершив несколько манипуляций, быстро вскрыл его и снял. Путь был свободен. Внутри оказалось темно и настолько пыльно, что Николай пару раз чихнул, прикрываясь рукавом. И ни одной живой души. Пройдя через складскую зону, Николай и Яков направились дальше — к комнатам жилого и хозяйственного назначения. Они проверили несколько, но и там никого не оказалось. — Хорош сторож. Мы тут уже довольно долго ходим, а ему хоть бы хны. По-моему, он пренебрегает своими обязанностями, — прокомментировал Яков. — Вот когда ты так говоришь, всегда что-нибудь происходит, — проворчал Николай. — Сейчас он как выскочит, и начнёт орать. Или стрелять сразу. Тут Яков шикнул на него и предупреждающе поднял руку. Теперь и Николай услышал шебуршание, доносившееся из-за самой угловой двери. Она была приоткрыта. Осторожно подойдя к ней, Гоголь и Гуро заглянули внутрь, и им открылась довольно странная картина. На полу лежал молодой светловолосый мужчина, прикрывший глаза. Его руки и ноги периодически подёргивались. И это, скорее всего, было то, что увидел Яков. А вот Николаю сила дала возможность разглядеть больше, правда, нельзя было сказать, что дополнительное зрелище обрадовало его — на груди у мужчины покачивалось нечто чёрного цвета, напоминавшее склизкий комок. Ноздри уловили удушливо сладкий запах. Как мерзко… Но вот тёмная сторона Гоголя, похоже, не посчитала увиденное неприятным. Николай почувствовал, как за его спиной всколыхнулись такие знакомые, но оттого не менее противные щупальца. Зачем? Неужели… — Я не буду это есть! — в ярости закричал Гоголь. Яков от неожиданности подскочил, а после удивлённо воззрился на него. Склизкая гадость быстро сползла с груди мужчины и моментально скрылась в неизвестном направлении, к великой радости Николая. Щупальца разочарованно рассеялись. Николай отчётливо ощутил возмущённое клокотание своей тёмной стороны, но его в данный момент мало волновало её мнение. — Угомонись! — мысленно приказал он ей. — Ты чего? — спросил Яков. Николай даже не мог подобрать слов, чтобы описать произошедшее. Как бы получше рассказать о том, что его тёмная сторона только что опять чуть было не сожрала очередную потустороннюю гадость, если ему и вспоминать-то об этом не хотелось?! От необходимости объяснять его избавил мужчина, очевидно, и являвшийся разыскиваемым ими Трофимом. Проснувшись, он пару секунд непонимающе моргал, а затем, с криком: «Какого хрена вы сюда припёрлись?!», схватил лежавшее рядом с ним ружьё и начал стрелять. Николай даже не понял, как оказался за дверью — так резко Яков оттащил его, и в тот же момент дверной косяк разлетелся в щепки. А Трофим, судя про приближавшемуся топоту, уже бежал к ним. — Отходим, — бросил Яков и утянул Николая в соседнее помещение — очередную грязную комнату. Очень вовремя, потому что мимо них, не разбирая дороги и паля из ружья во все стороны, с грохотом пронёсся Трофим. — Так, — сказал Яков и аккуратно двинулся за буйным охранником. — Не надо! — прошептал Николай, хватая его за плечо. — Да у него сейчас все патроны закончатся. Он, похоже, совершенно не задумывается о том, что делает. Так и произошло. Когда ружье опустело, Трофим еще несколько раз щелкнул курком, пытаясь выстрелить, а затем отбросил его в сторону. — С-суки, — прошипел он. В это время подкравшийся Яков ударил его ребром ладони по шее, после чего тот свалился на пол и больше не шевелился. — Что с ним? Вообще, что здесь происходит? — Николай был слишком взвинчен, чтобы делать выводы. Впрочем, даже в спокойном состоянии он бы вряд ли разобрался. — Ты бы знал, насколько мне самому это интересно, — Яков пинком отбросил ружьё и принялся осматривать охранника. Николай вспомнил мерзкое создание, до этого сидевшее у того на груди, и его передёрнуло. А ведь Яков даже не знает! Можно ли вообще прикасаться к этому Трофиму? — Яша, на нём до этого какая-то нечисть сидела! — Николай схватил Якова за руку, пытаясь удержать. — Ага, так вот кого ты не хотел есть, — рассмеялся Гуро в ответ и, как ни в чём не бывало, продолжил осмотр. — Так что в итоге? Вы с тёмной стороной договорились? — Нет! Оно уползло. А я вообще не собираюсь это делать! — Когда-нибудь придётся, Ники. Тут Яков извлёк из-за пазухи Трофима маленькую полупустую бутылочку, и их разговор разом сошёл на нет. На дне оставалось немного жидкости алого цвета. А Николай понял, откуда шёл сладкий запах — именно от неё. — Знакомый запах… Почти целую выпил. Во даёт… — задумчиво сказал Гуро. — Что это за гадость? — Это действительно гадость. И мне очень странно, почему она оказалась именно здесь, и почему её вообще принимает охранник, которому было поручено такое важное дело, как охрана Глеба. — Он вёл себя неадекватно… Но Глафира говорила, что он никогда не помрачался рассудком. — Дело тут даже не в рассудке. Чувствуешь, как пахнет? Кажется, что сладко, но на самом деле это запах гниения. Он привлекателен для тёмных сущностей — тех самых, которыми так хочет закусить твоя не менее тёмная сторона, — Яков усмехнулся. Николай почувствовал, что ему не помешало бы сделать паузу, прежде, чем он услышит продолжение рассказа. Почему всё, связанное с его тёмной стороной, такое противное?! А Гуро продолжал: — Напиток этот создали шаманы очень малочисленного племени дэпхов, проживающих в глубине Сибири. Собственно говоря, это магическое зелье. Основной компонент — растение, которое они сами называют «кувшин забытья». Считается, что растёт оно на местах рождения злых духов. — А для чего шаманам нужно зелье из него? — Тут всё просто. Шаманы дэпхов — тёмные, и силу свою черпают из Нижнего мира. Они призывают на службу сущностей, а тех кормить надо. Для этой цели выбираются жертвы. Как правило — дети, украденные у других племен — себя дэпхи, конечно, берегут. Те воспитываются как представители племени, и даже ничего не подозревают о том, что чужие. Но остальные об этом прекрасно знают, только виду не подают. А когда они взрослеют до определённого возраста, то принимают участие в обряде, где их объявляют избранными высшими силами и дают выпить зелье. После этого те становятся добычей сущности. От неё они получают возможность увидеть потустороннее, чувство подъема сил, какие-нибудь удивительные сны. Несчастные и правда начинают считать себя избранными. А сущность в это время ими кормится. Зелье привлекает её именно к ним и не даёт перекинуться на других представителей племени. Своих жертв, в особенности, если это несколько человек, она выпивает далеко не сразу — могут пройти и годы. Всё зависит от силы конкретной сущности и целей, для которых её использует шаман. Но жертвы всё равно не могут рассчитывать на долгую жизнь. Зелье, кстати, вызывает сильнейшее привыкание. Ах, да, ещё, конечно, есть побочные эффекты от самого зелья, которые могут лишить рассудка, или даже жизни гораздо раньше — тут всё индивидуально. Вот как раз то, что сейчас вытворял Трофим — один из них. Может, будет хуже, не знаю. — Но как же тогда те, кто видел, что стало с предыдущими избранными, соглашаются на эту роль? — Ну как обычно бывает? Красивые истории о будущем могуществе уже давно придуманы и эффективно используются, главное — правильно их рассказать. Знаешь, меня больше интересует другое. То, что было в бутылке — очень опасное зелье, которое используется только для серьёзных целей, людьми, понимающими, для чего они это делают. Так вот, вопрос — что за мелкое недоразумение сидело на Трофиме? — Откуда ты знаешь, что оно было мелкое? — Сильную сущность ты пока съесть не способен. Значит, это нечто не особо внушительное. Кроме того, принимать зелье Трофим начал недавно, раз Глафира не замечала до этого особых странностей. А вот сейчас как раз они уже и начали проявляться. Но зачем вообще давать ему его? Неужели не могли найти другую жертву? И для каких целей? Тут Трофим дернулся, но затем снова замер. — Ладно, забираем его с собой, — Яков указал на охранника. — Как придёт в себя, допросим. Может, он-то нам всё и объяснит. Николай сильно сомневался в последнем, но воздержался от комментариев.

***

Трофим всё никак не мог прийти в себя. Может, из-за зелья, а возможно и потому, что Яков приложил его слишком сильно, хотя тот и утверждал обратное. Бывшего охранника поместили в арестантскую камеру, где устроили на постели. Дожидаясь, пока Трофим очнётся, Яков изучал остатки вещества из найденной бутылки. Николай, совершенно не разбиравшийся в химии, вызвался последить за Трофимом и, когда он проснётся, допросить, но Гуро запретил ему соваться в камеру к неадекватному арестанту в одиночестве, поэтому теперь ему оставалось лишь сидеть и наблюдать за лабораторными манипуляциями. — Оно сильно разбавлено, — вынес вердикт Яков. Николаю это ни о чём не говорило. — Знаю, что тебе пока ничего не понятно. Попробую объяснить. Само зелье, как я уже и говорил, создали шаманы, но с его непосредственным применением я столкнулся в совсем другом месте, а именно — в той самой оккультной секте, о которой я уже упоминал. Её руководитель, по прозвищу Наставник, как и шаманы, использовал его при совершении обрядов, преследуя самые честолюбивые цели. И зелье это разбавлять нельзя — оно обязательно должно иметь правильную концентрацию, иначе обряд может пойти совсем не так, как надо тому, кто его затеял. И естественно, оно никогда не выдавалось кому-то в руки для самовольного употребления — только во время собраний. Исходя из этого, у меня возникает вопрос: какого чёрта вообще происходит? — Это стоит спросить у Трофима. Если он очнётся когда-нибудь, — уныло ответил Николай. Если уж Якову непонятно происходящее, то ему тем более. — Пойдём, — позвал тот. То, что Трофим пришёл в себя, они поняли, находясь ещё в самом начале коридора. Взбешённый задержанный колотил в дверь, а от издаваемых им громких требований выпустить его, казалось, дрожали стены. Следивший за порядком жандарм выглядел уже порядочно уставшим от происходящего, и только закатил глаза, когда в открытом им зарешеченном окошке на двери появилась перекошенная от злости физиономия арестанта. — С пробуждением, — поприветствовал Трофима Яков и сделал жандарму знак пока удалиться. Того не пришлось просить дважды. — Вы кто такие, уроды? — прорычал заключённый. — Ты бы на себя поглядел сначала. И да, добро пожаловать в Третье отделение. Скоро ты убедишься в том, что многочисленные рассказы о нашем гостеприимстве — правда. Николая неприятно кольнуло от этих слов. Нет, сейчас, безусловно, арестованный заслужил своё нахождение здесь. Но ведь когда-то в подобном месте побывал и сам Николай, а разве была реальной его вина? Только домыслы цензора, однако стал бы кто-либо в этом разбираться, если бы не вмешательство Якова? А сам Яков так неравнодушен ко всем несправедливо обвинённым, или только к избранным? «Яков не может делать абсолютно всё, — одёрнул себя Николай. — В конце концов, он просто человек, и не может отвечать за всех, кто здесь работает». — Ой, напугал ежа голой жопой! — вклинился в его размышления вопль Трофима. — На х** я вертел всё ваше Третье отделение и тебя с ним заодно! От таких слов даже Яков немного удивился. Похоже, Трофим так и не опомнился до конца от действия зелья. — Смотри, как бы х** твой не отвалился, — усмехнулся Гуро, вернув прежнюю невозмутимость. — Ты в таком дерьме, что скоро в нём захлебнёшься. — Сам его нахлебаешься, индюк напыщенный! Чего тебе надо от меня?! — О, вот мы и перешли к самому главному. Ты и твой начальник человека удерживали против воли. Но даже не это интересует меня в первую очередь. Гораздо больше мне любопытно, откуда ты достал пойло из своей бутылочки? Трофим оскалился: — Что, захотел такое же? А ни хрена не получишь. Где брал, там уже нет. — От него сдохнуть можно, ты в курсе? — Так ты сдохнуть хочешь? Ну так заходи сюда, я помогу, — Трофим яростно сжал прутья решётки. — Если я зайду, от тебя месиво останется, потом камеру мыть придётся. Что, украл бутылёк у начальника? Ну и крыса же ты паскудная. — Никакая я не крыса! Ну попробовал разок, а потом мне Валерий Емельянович и сам дал немного! Как поощрение за хорошую работу! Яков присвистнул и повернулся к Николаю: — Вот чем теперь за службу некоторые поощряют. Николаю больше всего хотелось выйти, умыться и подышать свежим воздухом. Только бы оказаться подальше от Трофима и его брани. А тот снова воодушевился: — Что ты там вякаешь про моего начальника?! Он для своих людей ничего не жалеет! — Конечно, для такого как ты никакой отравы не жалко. — Не отрава это! А очень ценный товар. Ну, я и не удержался — попробовал… Тут он снова вцепился в прутья клетки и прорычал: — Мне нужно ещё! С ним стало происходить что-то странное. Его тело свело судорогой, глаза закатились так, что стало видно лишь белки, из горла раздались булькающие звуки, а затем пошл пена изо рта. И всё это время он продолжал стоять, схватившись одеревеневшими пальцами за решётку. — А вот и новые побочные эффекты, — совершенно спокойно сказал Яков. — Он сейчас умрёт?! — воскликнул Николай. — Может оклемается, а может и нет. От нас ничего не зависит. Мы узнали от него достаточно много, — Гуро внимательно смотрел на Трофима, даже не пытаясь предпринять хоть что-то для помощи ему. — Его предыдущее поведение тоже, кстати, было вызвано приёмом зелья. Конечно, целая бутылка этой дряни, пусть даже разбавленной — вещь убойная. — Но разве мы можем так просто стоять? — Николай в этот момент даже забыл, насколько плохим человеком был Трофим. Как можно вообще ничего не сделать, если тот при смерти?! — Открой камеру! — И что ты сделаешь? Он, к тому же, может снова впасть в буйное состояние. — Какое буйное состояние? Ему плохо! — Он сам к этому пришёл. И я повторяю — нет методов, способных бороться с побочными эффектами от зелья. Зайдём — просто постоим рядом, вот и всё. Николай еле сдерживался, чтобы не заметаться по коридору. Собственное бессилие заставляло страдать. Он хотел было схватиться за ручку двери, но Яков оттащил его оттуда. — Выйди, — приказным тоном сказал он. — Никуда я не пойду! — Тогда не наводи панику. В этот момент Трофим, издав хрип, просел вниз, так и не отпустив решетку, и затих за дверью. Николай молча уставился на Якова. Тот, выждав некоторое время, наконец открыл дверь, и Трофим упал им прямо под ноги. Гуро опустился и прощупал пульс у него на шее. — Живой. Николай выдохнул. Яков оттащил Трофима обратно на постель в камере, закрыл дверь и сказал: — Сейчас к нему врача вызовем, пусть понаблюдает, хотя ему тут делать особо нечего. Выжил — значит, сегодня повезло. А у нас с тобой предстоит новая работёнка. — Какая? — спросил Николай, с трудом отходя от увиденного ранее. — Трофим сказал, что дрянь из бутылки — товар. И еще, Колышев с ним поделился, в качестве поощрения. Есть у меня предположение, что Валерий просто не знал о реальных свойствах и целях применения этого зелья, и решил заработать деньжат на продаже его тем, кто гонится за острыми ощущениями. Ну а Трофима он своей «щедростью» только ещё больше привязал к себе, что было ему выгодно. Похоже, о возможных побочных эффектах он тоже был не в курсе… Надо проверить эту версию. Завтра как раз должна отплыть торговая шхуна Колышева — несмотря на его смерть, Швецов продолжает вести дела. Мы должны проникнуть на это судно и всё там осмотреть. Если найдём такие же бутылки — значит, версия годная. Но Колышев не мог всё делать один. Очевидно, кто-то его снабжал. И этот кто-то — наша самая главная цель. — А тайное общество, о котором тебе пыталась сообщить Ида? — Вот как раз «тайное общество» начинает представляться мне в новом, очень интересном свете. Если это то, о чём я думаю, то их наглость просто не имеет границ. Хотя, может, я ошибаюсь, и это наглость именно одного Колышева… В любом случае, происходящее представляет собой большую проблему. — Ладно, а как и когда мы полезем на шхуну? — У нас есть сегодняшняя ночь, а уж о том, как залезть, не беспокойся. Легко ему говорить — «Не беспокойся». Да Николай в последнее время и не вылезает из этого самого беспокойства. Впрочем, исследовать торговые шхуны, равно как и другие плавательные средства под покровом ночи ему пока не приходилось. Это, наверно, может оказаться даже занятным…