Муза (Musa)

Если бы Минхо спросили, какой день он считал наиболее значимым, то он, наверняка, ответил бы не задумываясь: 14 июля 2003 года. День, когда его родители ушли из дома и не вернулись. Ему было почти пять лет, а его младшему брату совсем скоро исполнялось три года. К тому времени они уже познали все «прелести» его аллергии на всё цветущее вокруг. Только поэтому родители не могли взять их с собой в поездку, тем более, Феликс был ещё такой крохой. Решение оставить их обоих с тётей Шарлоттой — казалось лучшим из всех. Его мать была танцовщицей, а отец — музыкантом. Они всегда выступали вместе по всему миру. Отец всегда садился за пианино, начиная играть, в то время как мать, словно кукла из музыкальной шкатулки, танцевала в такт заданному ритму. Они много путешествовали, и это одна из немногих вещей, что Минхо сохранил в памяти. Он помнил, как иногда ездил с родителями по всей Корее или Европе. Это было замечательное время. Бродвей. Это слово, которое даже в его голове звучало по-особенному. Всё потому, что так произносила его мама. То, куда в тот день они должны были направиться. Дать пару концертов в Америке и вернуться до конца лета, чтобы вместе пойти в парк аттракционов и в зоопарк. Так, как они планировали. Бродвей. Казалось, это было просто слово. Но если вы спросите об этом Минхо, то станет понятно, что это было тем, что разделило его жизнь на «до» и «после». — Мы скоро вернёмся, — он помнил, как мама целовала Феликса, а папа держал Минхо на руках. — Будьте умницами, берегите себя и слушайтесь тётю Шарлотту. Видеть, как они уходят — это не больно. Минхо привык к этому. Он помнил, что они уходили за дверь, и это было нормально. Поэтому он не плакал. Феликс скулил, потому что он ещё ничего не понимал, а только обнимал тётю за шею. Но Минхо думал, что это всё дело времени. Что после брат привыкнет. Да, смотреть на то, как родители уходили — это ерунда. Проблемы начались позже. Когда они не вернулись. Тётя Шарлотта просто отвела их в парк аттракционов. Потом в зоопарк. Она разрешала им дурачиться, купила им всё то, что они хотели. Накормила их конфетами до отвала. Но перед тем, как вернуться домой, прогулялась с ними в Олимпийский парк и, усадив их на свои колени, объяснила, что произошло. — У самолёта, на котором летели ваши родители, отказал двигатель. Они были посреди Атлантики, просто ничего нельзя было сделать. Дети мои… мне правда жаль. Минхо был слишком маленьким: он помнил, что ему было трудно понять, о чём говорила тётя Шарлотта, пока Феликс внезапно не начал плакать. Словно он всё понял и так. Будто бы в его ещё совсем детской голове окончательно укрепилась мысль о том, что мама с папой больше не вернутся. После того разговора он мало что помнил, и это, на самом деле, было даже хорошо. Он не хотел вспоминать то жгучее чувство утраты, которое испытывал из-за потери родителей. Он не хотел вспоминать плач Феликса. Не хотел ощущать пустоту, которая, как оказалось, имела слишком тяжёлый для четырёхлетнего ребёнка вес. Тот этап его жизни был очень размытым, и это было даже к лучшему. Постепенно углы сглаживались, и если бы Минхо спросили про второе по значимости воспоминание, он бы назвал тётю Шарлотту. Шарлотта Плисецкая родилась в России и танцевала с тех самых пор, как научилась стоять на ногах. Она была тренером матери Минхо, и, когда той исполнилось пятнадцать, взяла над ней опеку, как над младшей сестрой. Минхо вспоминал, что женщине было около сорока лет, когда та забрала их к себе. Они всегда называли её тётей, та сама об этом просила. Хотя, признаться честно, большую часть времени Минхо и Феликс её просто боялись. Тётя Шарлотта была высокой статной женщиной, худой, словно щепка. В отличие от всех, кого Минхо когда-либо встречал в Сеуле, глаза тёти сияли льдисто-синим цветом. Такие голубые, что по коже каждый раз бежали мурашки от её взгляда. Чёрные волосы, как воронье крыло, лишь недавно серебрились сединой. У неё была осанка, достойная танцовщицы. Минхо не помнил, чтобы хотя бы раз видел её согнутой, словно бы на ней был вес всех бед мира. Даже несмотря на то, что на её попечении осталось два малолетних ребёнка, он просто не помнил, чтобы лицо тёти выражало хоть какие-то эмоции. Дисциплина. Порядок. Совершенство. Это были слова, характеризующие жизнь Минхо и Феликса сразу после того, как тётя Шарлотта забрала их к себе. Особенно после того, как у Минхо появился интерес к танцам, а Феликс, не задумываясь, последовал за ним. Шарлотта обучала их сама, решив, что посещение сторонних репетиторов — пустая трата времени. Она не знала, как те учили бы их, и хотела, пока может, со всем справляться сама. А когда Минхо и Феликс решили, что хотят заниматься музыкой, она наняла им частного репетитора. Минхо учился играть на виолончели, а Феликс — на фортепиано. Любой, кто бы посмотрел на них, сказал бы, что они часть привилегированного общества. Минхо и Феликс никогда себя к таким не относили. Ведь тётя Шарлотта всегда заставляла их усердней, если не больше всех, работать. Если они хотели что-то получить, то должны были это заслужить. Они обязаны были стать лучшими в классе, не используя при этом бонусы от занятий танцами. Она поставила перед ними цель — стать лучшими танцорами в Сеуле. И если им всё ещё нравится играть на виолончели и фортепиано — придётся стать лучшими и там. Тётя Шарлотта не принимала второе место. Она не принимала простаков, которые поступали «правильно» и «честно». Феликс и Минхо всегда должны были быть лучшими. Им нужно было стараться вдвое усердней, нужно было делать всё, чтобы оставаться идеальными, а не просто «лучшими», и только тогда они заслужат награду. «О, вы не ошиблись на показательных? Что же, выбирайте, куда поедем летом» «Лучшие ученики школы? Блестяще! Выбирайте телефон или компьютер, который вам нравится» «Идеальная гармония с вашими инструментами? Здорово, вы же хотели сделать ремонт в своих комнатах?» Это было тревожно? Вовсе нет. По крайней мере, Минхо так думал. Тётя Шарлотта всегда следила за их графиком, чтобы они не чувствовали себя перенапряжёнными. Они ходили в школу по утрам, делали уроки по возвращении. Если им нужно было с кем-то встретиться — они шли на встречу, если нет — у них было свободное время до семи вечера, а после они поднимались на чердак, где танцевали два полных часа без перерыва. Минхо не чувствовал, что жизнь, которая у него была, требовала от него каких-либо жертв. Да, его родители умерли. Да, он и Феликс сделали всё возможное, чтобы родители ими гордились, чтобы они, где бы сейчас ни были, знали, что тётя Шарлотта заботится о них. Они выросли хорошими мальчиками. Дисциплинированными мальчиками. Мальчиками, чьи лица иллюстрировали слово «совершенство» в словарях. «Учитесь на своих ошибках», — говорила им Шарлотта, когда кто-то из них делал что-то не так. Минхо и Феликс следовали этому совету. Учились на своих ошибках, больше никогда их не совершали, и это всё дошло до того, что вероятность того, что они оступятся — стремилась к нулю. Это даже нельзя было назвать статистической погрешностью. Дисциплина. Порядок. Совершенство. Это были слова, управляющие жизнью Минхо, пока он не столкнулся с олицетворением катастрофы.