Муза (Musa)

He was a punk She did ballet What more can I say Avril Lavigne

Шарлотта Плисецкая жила рядом с Сеульским университетом. Её дом утопал в огромном саду, окружённый грунтовой дорогой, ведущей к асфальту. У неё был дом с высокой остроконечной крышей, окнами размером с дверь, деревянным крыльцом и с подвешенными кашпо с цветами, которые являлись явной попыткой добавить цвета. Двери были резными, пол уложен плиткой, огромные фигурные люстры и извилистые лестницы. Весь дом словно бы пытался повторить собой форму улитки. Это было двухэтажное здание плюс чердак, который Шарлотта в свое время переделала в комнату для практики, плюс подвал, который был меньше, но служил той же цели. На втором этаже располагалось четыре спальни, полноценная ванна на коридор и одна небольшая — в комнате Шарлотты. На первом этаже были гостиная, кухня и столовая, а также небольшая библиотека, которую Шарлотта использовала под свои личные нужды и позволяла детям готовиться в ней к экзаменам. Это правда был огромный дом. Он казался слишком большим для троих, но всех всё устраивало. Они не чувствовали недостатка в пространстве, даже с учетом того, что все трое были танцорами, практикующимися повсюду. Если бы вы спросили Минхо о том, где ему нравилось танцевать, он бы назвал гостиную. Свет, проникающий сквозь окна, обрамлял её и делал волшебной. Феликс же назвал бы столовую. Комната была просторной и из-за викторианского стиля давала ему почувствовать себя героем «Игры Престолов». Этот дом, казалось, оживал задолго до того, как зажигались огни. Торопливые шаги по коридору, звуки классической музыки сквозь динамики. Нытьё о том, кто, что у кого украл. Препирания около зеркала в ванной. Окрики о том, что они слишком шумные, и, наконец, завтрак. Шаги по лестнице ритмично звучали по всему дому. Два парня, игриво гоняясь друг за другом, достигали кухни, где их ждал йогурт, фруктовый салат или мюсли на выбор. И рядом со столешницей стояла потрясающе красивая и такая же пугающая тётя Шарлотта. Её волосы были собраны на макушке в тугой хвост, который раскачивался из стороны в сторону при малейшем движении, она смотрела них своими пронзительными глазами, ожидая, когда ребята успокоятся. — Минхо, сначала коты. Она говорила немного рассеянно, но с акцентом, который всегда был заметен. С непривычки она всегда звучала странно. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, Минхо обожал дом тёти Шарлотты, потому что у неё жили кошки. Тогда это было два сиамца, и Минхо их любил просто до безумия. Конечно, со временем они выросли, состарились и умерли, и, на самом деле, это было тяжело. Тётя пыталась скрыть это, но когда Минхо, который несколько лет назад, работая волонтёром, принёс рыжего котика Суни — она не смогла устоять. Через несколько месяцев появился Дуни. Ещё один рыжий кот, который достался Минхо от школьного приятеля. Тот не смог бы о нём позаботиться также хорошо, как и Минхо. Он просто не смог отказать. А потом парень принёс ещё и Дори. Маленького серого котёнка, которого он увидел на сайте брошенных животных, и которого он без раздумий просто усыновил. Дори оказался очень игривым, и Феликс в него просто влюбился. Тётя Шарлотта просто качала головой. На её лице была та лёгкая улыбка, которую она всегда дарила им, заставляя чувствовать себя маленькими и счастливыми. Такую улыбку она дарила им, когда дети показывали ей свои достижения. Но поскольку котов принёс Минхо — то он сам должен был взять за них ответственность. — Они, наверное, ещё спят, — заметил он, расставляя три миски по полу и накладывая в них еду. — Как же я им завидую, — вздохнул Феликс, лениво наливая йогурт в свою тарелку с фруктами. — Как по мне, лучше спать, чем учиться. — Лучше спать, чем учиться по утрам, — поправил его Минхо. — У нас сегодня жалобное утро? — спросила Шарлота, артистично приподняв бровь. — Сегодня среда, — хором ответили они. Шарлотта кивнула, позволяя детям ещё немного поворчать. Она прекрасно знала, что из всех дней недели те особенно-сильно не любили именно среду. Завтрак, казалось, длился целую вечность. И Феликс, и Минхо учились в университете на танцевальном направлении. Минхо поступил на два года раньше, и его мечтой было получить степень магистра в Джульярде в следующем году. Шарлотта вела уроки танцев в том же университете и была преподавательницей Минхо, в то время как Феликса обучал профессор Пак, но всё равно, при каждом удобном случае, он отдавал предпочтение практике с братом и тем, кого он считал своим лучшим другом — Хван Хёнджином. — Сегодня у меня собрание, так что я могу задержаться, — предупредила Шарлотта, наблюдая, чтобы дети доели. — Не забудьте о тренировке. Это была константа в их жизни, и было излишним напоминать про это. В обязательном порядке каждый вечер они должны были практиковаться за два часа до сна. Если они куда-то уходили и поздно возвращались, то практика длилась всего час, но на следующий день они должны были встать раньше, чтобы попрактиковаться ещё час перед началом занятий. Потому что: «Только практикуясь, вы достигните совершенства». Ребята кивнули, заслужив удовлетворённый вздох Шарлотты, которая бросила взгляд своих ястребиных глаз на Феликса. — Милый, веснушки. Минхо посмотрел на брата, поморщившись, заметив чистую кожу, и тут же вернулся к остаткам своего завтрака. Он чуть покачал головой, когда Феликс, извинившись, потянулся к своему рюкзаку, доставая косметичку. Возможно, в том, чтобы быть идеальными, и был свой недостаток. Он заключался в том, что и внешность должна была соответствовать образу: прыщи, веснушки, угли — неприглядные пятна. По крайней мере, если верить книгам и статьям в интернете, поэтому у них не должно быть ничего, что могло бы их опорочить. Они были танцорами, у них даже были роли в небольших спектаклях, они просто не должны были себя запятнать. Когда веснушки Феликса стали слишком заметны в период полового созревания, тётя Шарлотта сочла необходимым купить ему косметику, чтобы он мог их замазывать. Особенно после того, как Феликсу отказали в трёх прослушиваниях, потому что: «У персонажа не было веснушек». Он был талантливым парнем и пигменты на лице не должны были помешать ему реализовать себя. Феликсу приходилось маскировать свои веснушки перед каждым выходом из дома. Минхо всегда морщил нос, видя сотни точек, украшавших скулы его брата, и недоумевая, откуда они вообще взялись, но втайне радуясь, что сам их он не унаследовал. Когда Феликсу становилось невыносимо от того, что приходилось их замазывать, тётя Шарлотта говорила, что такие же веснушки были и у их матери, и та научилась их прятать ради танцев. Это немного утешало. — Я уйду пораньше, — сказала она, относя пустую тарелку в раковину. — Не забудьте взять ключи, и вы поедите на машине или хотите, чтобы я вас отвезла? Феликс был занят замазыванием, когда Минхо, прикрывая рот рукой пока жевал, сказал: — Я возьму машину. Автомобиль Минхо был одним из его многочисленных поощрений. Но он занимал особенное место в сердце. Когда парень с отличием окончил среднюю школу и поступил в университет, тётя взяла его с собой, предлагая выбрать подходящий подарок. Чёрный мерседес с тонированными стёклами и кожаным салоном — его любовь с первого взгляда. И, так как Феликс не умел водить… по крайней мере, не умел водить машину, Минхо стал его как бы личным водителем. Феликс также удостоился подарка на окончание школы. Но, в отличие от машины Минхо, его транспорт Шарлотта ненавидела всем сердцем и просила использовать как можно реже, так как он был громким, безрассудным, беспорядочным и опасным. Из всего, что было в этом мире, Феликс выбрал мотоцикл. Ему разрешалось пользоваться им только по выходным и только, только! Если он куда-то опаздывал. — Тогда я поехала, — Шарлотта наклонилась, рассеянно целуя их в макушки. — Сегодня обещали дождь, так что не забудьте про пальто и зонты. И, Минхо, веди машину осторожно, не забудьте пристегнуться. Люблю вас. — И мы тебя! — хором ответили браться. Когда тётя ушла, музыка резко прекратилась. Минхо и Феликс не помнили, чтобы они слушали что-либо кроме классической музыки; от симфоний Бетховена, до «Лебединого озера» и «Щелкунчика». Они всегда слушали оркестровую классику, и, вау, самая «безрассудная» музыка, которую они когда-либо слушали — саундтрек к «Пиратам Карибского моря» в исполнении Ханса Циммера. Другая музыка казалась чужой. Тётя Шарлотта говорила им, что она грязная, громкая, беспорядочная для них. Она говорила им, что они не должны растрачивать свой талант и время на её прослушивание, поэтому ребята просто соглашались. В том, что они не слушали современную музыку, не было какого-то «упущения». Это просто формальность. — Я схожу за пальто, — пробормотал Феликс, ставя тарелку в раковину. — Я отгоню машину, — кивнул Минхо, убирая за собой. — Ты ничего не забыл? Я не хочу, чтобы ты потом носился. — Я всё взял, — закатил глаза Феликс. — Ага, конечно. Парень смирился с этой шпилькой, бегом уходя в свою комнату, чтобы забрать вещи. Если бы нужно было выбирать между ними, выбирать, кто из братьев определял за собой слово «совершенство», то это, конечно же, был бы Минхо. Из них двоих Феликс олицетворял катастрофу. Несмотря на то, что даже так его погрешность была минимальна, он всегда прыгал из стороны в сторону, громче всех смеялся, иногда делал свой низкий голос настолько высоким, что выводил Минхо из себя. Он обесцвечивал волосы, оправдываясь ролью в пьесе, и не возвращал цвет назад. Шарлотта в какой-то момент забыла, какой у Феликса был на самом деле цвет волос. Они были длиннее, чем нужно. Длиннее «презентабельности», хоть Феликс и старался поддерживать приемлемую причёску. Он постоянно что-то забывал, не ходил, а бегал. У него был отвратительный мотоцикл, который он любил также сильно, как Минхо любил свою машину. И если всего вышеперечисленного было недостаточно — у него были веснушки. Но Шарлотта никогда и ни в чём его не упрекала. Она отмечала его достижения с такой же страстью, как и достижения Минхо. Она старалась, чтобы если у одного что-то было, то и у другого появлялось что-то равное по значимости. Конечно, если они этого заслуживали. Тётя старалась, чтобы между ними не было разницы. Однако Минхо всегда находил недостатки Феликса раздражающими; для него не было ничего глупее, надоедливее и неприятней человека, который спотыкался о свои ноги. Человека, у которого не было поставленной чёткой речи, человека, который слишком громко смеялся. Человека, который никогда не проверял, всё ли он взял перед выходом из дома. Человека, который всегда опаздывал. Для него не было ничего глупее, надоедливей и неприятней человека, у которого отсутствовала дисциплина и порядок. Конечно, для каждого правила были свои исключения. И для Шарлотты, как и для Минхо, этим исключением был Феликс. Он прождал его в машине несколько минут, прежде чем тот выпорхнул за дверь, жонглируя сумкой, рюкзаком и пальто, закрывая её. Минхо лишь фыркнул, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю, пока, наконец, брат не сел на свое место. — О, оставь это лицо самой большой суки в мире и просто езжай, — прорычал Феликс, ставя сумку на пол, а рюкзак укладывая на колени. — Мне нужно увидеть Джинни прежде, чем начнутся занятия. — Если тебя так уж беспокоит моё сучье лицо, то ты мог бы добраться до универа сам? — Прости, но я предпочитаю тебя, как водителя убера. Минхо хмыкнул, на что Феликс рассмеялся, его смех был словно хрустальные колокольчики, бьющиеся друг о друга. Тот только покачал головой, заводя машину, споря по пути о том, какую симфонию следует включить по дороге. *** Хан Джисон был воплощением Катастрофы, по крайней мере, об этом постоянно говорили его близкие друзья, потому что с ним могло случиться вообще всё, что угодно. Если бы его спросили, какой день он считает своим самым позорным, то Джисон был бы точен до минуты: 23 октября 2016 года в 10:45, когда он споткнулся о собственные шнурки, пытаясь быстрее добраться до класса. Он полетел вниз, хватаясь за первое, до чего можно было дотянуться. И, конечно же, это «первое» была юбка заместительницы директора. Джисон оставил женщину стоять в одном нижнем белье прямо посреди коридора, окружённый толпой учеников. Травматический опыт для Джисона, самая уморительная история для его друзей, самое унизительное событие для его родителей. Впрочем, со временем лучше не стало. Некоторое время он жил в Малайзии, прежде чем вернуться в Корею, и с тех самых пор всем было ясно, что куда бы ни пошёл Джисон — это привело бы к катастрофе. Его родители были любящими людьми, и, так как Джисон был их единственным ребёнком — они его обожали. Они сделали парня любящим и ласковым с окружающими, почти что солнечным лучиком, хотя, зачастую, его сравнивали либо с плюшевым мишкой, либо с белкой, из-за его пухлых щёк. Он был громким, независимо от того, какое время суток стояло на улице. В его словаре не было слова «осторожность». Он постоянно опаздывал, и в половине случаев не по своей вине. Иногда он чувствовал, что вселенная сговорилась против него. Его лучший друг, Чанбин, постоянно говорил, что Джисон больше времени тратил на то, чтобы поспорить с гравитацией, нежели на прямохождение. Из-за того, что он постоянно куда-то опаздывал, это отражалось и на внешнем виде, благо, его это никогда не заботило. Короче говоря, Джисон был недисциплинированным, неряшливым и несовершенным, и его это полностью устраивало. Он был доволен своей жизнью, её течением и своими лучшими друзьями. Джисон был счастлив, громко смеясь, слушая рандомную музыку и напевая её до тех пор, пока просто не уничтожал слова песен, спотыкаясь о собственные ноги, потому что всегда куда-то опаздывал. Так что совершенно неудивительно, что в то утро он проснулся слишком поздно, так как не услышал будильник. Бойлер остыл — тут тоже никаких сюрпризов. Чистой одежды не было — это очевидно. Он просто взял первое, что нашел, нанёс на себя кучу дезодоранта и, схватив рюкзак, не удосуживаясь проверить, всё ли там на месте, убежал в сторону кампуса. Поскольку его родители жили в Пусане, и он не мог оплатить себе общежитие, Джисон жил с Чанбином и его старшим братом Бан Чаном, в квартире, расположенной недалеко от университета. У него была подработка в кофейне, и никто реально не знал, как его там всё ещё держали, несмотря на постоянные опоздания. Но Джисон не унывал, усиленно используя собственные ноги для того, чтобы добираться из точки А в точку Б. К счастью, его расписание было не сильно загруженным: у него были занятия с 10 до 15 каждый день, включая субботы, и смена в кафе шла с 16 до 21, далее он шёл домой, пытаясь сделать своё домашнее задание… ну, правда, пытаясь. Ни для кого не было неожиданностью то, как он носился по кампусу, и уж тем более никто не удивлялся, видя, как он постоянно падал. Некоторые считали это даже забавным, а другие, наученные горьким опытом, старались сторониться, видя это несущееся по коридору бедствие. Перепрыгнув цветочную клумбу в попытке сократить себе путь, Джисон снова просчитался. Запутавшись в собственных ногах, он споткнулся, летя вниз прямо рядом с небольшой группой ребят, спешащих на урок. На него смотрело сразу три пары глаз: стыд, насмешка и неудовольствие. К несчастью Джисона, именно недовольно смотрящие на него глаза заставили покраснеть. Больше всего в этот момент он мечтал, чтобы земля разверзлась и поглотила его. Он даже подумывал так и остаться на земле, притворяясь, что всё так и задумано, и нет ничего лучше, чем влажная трава под ладонями. Но лежать тут под неприязненным взглядом пары тёмных глаз было слишком тяжело, даже для его сердца. Даже для такого человека, как Джисон. Поэтому он поднялся, глубоко кланяясь и извиняясь, проклиная свою неуклюжесть и снова убегая, уже не так уверенный в том, что им двигало: успеть на пару или поскорее скрыться от того парня. — Отвратительно, — пробормотал Минхо. — Он просто споткнулся, хён, — вздохнул Феликс, проверяя свой телефон. — Дорога достаточно плоская, чтобы идти по ней прямо и не падать, — закатил глаза Минхо, и, подражая брату, достал телефон. — Может быть парень просто неуклюжий, — улыбнулся Хёнджин, укладывая голову Феликсу на колени. — Но было забавно. — Неуклюжесть других иногда, конечно, весело, но как по мне — это неприятно, — заявил Минхо. — Глупо спотыкаться о собственные ноги. Ты хозяин своего тела, и ты сам должен управлять ими. Феликс, улыбнувшись, вздохнул, а Хёнджин наоборот, казалось, на секунду даже задумался над этими словами. Хван Хёнджин был лучшим другом Феликса столько, сколько себя помнил. Они познакомились в начальной школе и больше не расставались. Иногда даже Минхо считал его своим братом. Джинни и Феликс практически всё делали вместе, «практически» — потому что у Хёнджина в жизни было меньше правил. Поэтому, да, иногда то, что он делал, по мнению братьев Ли, подходило под определение «неуместное». В идеально-упорядоченной и дисциплинированной жизни Феликса Хёнджин был драматично-преувеличенным беспорядком. Чертовски громким и смехотворно красивым. Танцором, которому, с точки зрения Шарлотты, не хватало дисциплины. Хёнджин, в отличие от Феликса и Минхо, не занимался балетом. Он учился на современном направлении, любил хип-хоп, и уже одно это было неприемлемо для кого-то вроде Шарлотты, потому что она считала, что все виды танцев, кроме классического балета — беспорядочные и неправильные. Тем не менее, перед Шарлоттой Хёнджин был безупречной паинькой, и та не видела проблем в их дружбе с Феликсом. Пока тот следовал правилам, конечно же. У Минхо было сильное подозрение в том, что именно Хёнджин убедил Феликса обесцвечивать и отращивать волосы, так как они оба теперь были длинноволосыми блондинами, больше похожими на близнецов, чем на друзей. — Ты никогда не спотыкался во время танца? — с интересом спросил Хёнджин. Феликс на это рассмеялся. Одна только мысль, что Минхо оступится, тем более во время танцев — это нелепица. — Когда начинал, — без всякого интереса продолжал тот. — Если я продолжаю сбиваться, значит, я делаю что-то не так. — Ну я, например, всё ещё сбиваюсь, — заметил Хёнджин, да ещё таким тоном, будто в этом не было ничего страшного. — Особенно при отработке новых элементов. — Тетя Шарлотта уже съела бы тебя заживо за один только лишний шаг, — заметил Феликс, хлопнув его по лбу. — Ты же не учишься на своих ошибках. — Как скучно, боже, — фыркнул Хенджин, зевая. — У нас ещё есть время до пары? Не хотите заглянуть в столовую? Оба брата тут же открыли свои телефоны, прежде чем ответить. Они зашли в приложение, в котором отмечали, что сегодня ели, и в котором был подробный план их питания, предоставленный диетологом тёти Шарлотты. Будучи танцорами, они должны были строго следить за тем, что ели. Речь шла не только о том, чтобы быть стройными и подтянутыми, в первую очередь, им нужно было оставаться выносливыми и здоровыми. От их тренировок не было бы толку, если они потеряют сознание посреди выступления или не выдержат поддержку для своего партнёра. Изучая приложение, Феликс немного надулся, вспомнив о том минимальном количестве сахара, что было ему позволено. Иногда он ел шоколад во время перерывов, а иногда, когда Минхо не было с ними — Хёнджин подкармливал его сладким. — Ммм, у нас есть несколько минут, чтобы сходить за кофе, — заметил Феликс. — Ты вообще соблюдаешь диету? — Это, скорее, пожелание, чем необходимость, — заметил Хёнджин, отмахиваясь, словно от назойливой мухи. — Кстати! Я тебе рассказывал о том, что сделал мой сосед по комнате? Он просто невыносимый, я клянусь! Троица поднялась со своих мест, вполуха слушая рассказ Хёнджина о его очаровательном и очень раздражающем соседе, сводившим парня с ума. Минхо грациозно потянулся руками к нему, расслабляясь и перекидывая рюкзак через плечо. В это самое время, в корпусе искусств, Хан Джисон споткнулся о собственные ноги, пока шёл к доске, чтобы решить упражнение в качестве наказания за опоздание.