Still Waters Run Deep

      Бункер оказался больше, чем могло показаться на первый раз. Двое легко могли жить в нём, никогда не пересекаясь, если бы один из них этого захотел.       Очевидно, Дин этого хотел.       В течение трёх дней Дин избегал Кастиэля. Дин не покидал бункер, — не то чтобы у него был выбор, учитывая непрекращающийся дождь, — оставляя после себя маленькие доказательства присутствия. В кухонной раковине стояли три грязные кружки, в пещере Дина повис стойкий запах залежалого попкорна, а на полу рядом с корзиной для белья в ванной росла куча грязной одежды.       Кастиэль уважал потребность Дина в некотором пространстве. И всё же каждую ночь Кастиэль ложился спать в комнате Дина, оставляя для него свет. Но каждое утро Кастиэль просыпался один.       В промежутках между одним и тем же сном и беспокойными мыслями, крутящимися в голове, Кастиэль плохо и мало спал. В попытке подавить охватившее его смятение, Кастиэль позаимствовал чистый блокнот из комнаты Сэма, сел у изголовья кровати Дина и начал писать, пока руки не онемели.       В итоге это превратилось в письмо Дину. Слова лились на бумагу, наполняя блокнот всем, что он хотел сказать. Он написал о том, как была заключена и разорвана его сделка с Пустотой. Он написал о том, что слышал молитвы Дина в ковчеге Ма’лака, что именно они помогли ему окончательно не потерять себя, и о том, что он надеялся сделать то же самое для Джека. Он написал слова «Я люблю тебя», смелые и наглые, в верхней части чистой страницы.       Кастиэль никогда раньше не произносил этих слов вслух, — ни без оговорок, ни без «всех вас», — и никогда не писал их. Они смотрели на него со страницы, их правдивость отражалась во влажных синих чернилах. Кастиэль провёл по ним рукой, и на кончиках пальцев остались пятна.       Было приятно смотреть на эти слова, произносить их, пусть и так, написанными на странице.       Кастиэль вырвал её из блокнота. Он встал с кровати и подошёл к куртке, висящей на крючке у двери. Это была одна из парусиновых курток Дина, тяжёлая, с подкладкой, синего цвета. После того, как Дин заявил, что порванный плащ не спасти, он отдал её Кастиэлю.       Это был подарок. Кастиэль их хранил.       Кассета, которую подарил ему Дин, лежала во внутреннем кармане куртки. Прежде чем принять Метку, Кастиэль спрятал её в одной из многочисленных кладовых бункера, чтобы сохранить в безопасности. Через несколько дней после того, как Дин обработал раны Кастиэля, напевая одну из песен, Кастиэль не сдержался и снова забрал её себе. Ему было тепло от мысли, что когда он наденет куртку, кассета будет прижата к его сердцу.       Он вытащил кассету из кармана, завернул её в бумагу и убрал обратно.       Вот так. Это было правильно. Они принадлежали друг другу.       В ту ночь Кастиэль лёг спать с такой лёгкостью на сердце, какой не чувствовал уже много лет.              Следующим утром Кастиэль сидел за библиотечным столом в тщетном поиске ответов в древнем тексте, когда блокнот приземлился перед ним. Это звучало как пощёчина. И ощущалось также.       Кастиэль поднял взгляд. Дин, стоявший напротив него по другую сторону стола, хлопнул одной рукой по блокноту, а другой так сильно вцепился в край столешницы, что костяшки его пальцев побелели. Он пристально смотрел на Кастиэля, сжав губы в тонкую линию, нависая над ним.       — Что это? — спросил Дин.       Кастиэль прищурился. Был ли в этом вопросе подвох? Он считал совершенно очевидным тот факт, что это блокнот.       — Ты оставил его на моей тумбочке, так что я… — морщинки в уголках рта Дина стали глубже. — Я прочитал.       Кастиэль наклонил голову. Его не беспокоило то, что Дин прочитал. Кастиэль оставил его на тумбочке специально для этого. Что его беспокоило, так это озадачивающая реакция Дина.       Гнев не был неожиданностью. Дин всегда был немного зол. Но морщинки у его глаз, хмурый взгляд и дрожь в голосе сказали Кастиэлю, что ему было больно. Кастиэль не знал почему.       — Ты слышал мои молитвы, — сказал Дин. — Я принял тот факт, что ты их не слышал, и всё было нормально. Всё было нормально, — Дин выпрямился и ущипнул себя за переносицу. — Но, если ты слышал меня, тогда что это? Зачем тебе…       Кастиэль помахал рукой, пытаясь привлечь внимание Дина, чтобы спросить, что он имел в виду, но Дин отказался смотреть на него. Дин бросился прочь из библиотеки. Кастиэль последовал за ним, добравшись до штаба как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дин быстро поднимается по лестнице к выходу.       Желание закричать ему вслед, спросить, что он творит, — спросить, о чём, чёрт возьми, он говорит, — обрушилось на него, но Кастиэль не мог говорить.       Единственный звук, который ему удалось издать, — сдавленный хрип. Дин ни за что не смог бы его услышать из-за скрежета открывающейся двери и потока воды, хлынувшей в бункер, побежавшей по лестнице.       Кастиэль любил Дина всем своим сердцем и каждой частичкой своего существа, но иногда Дин вёл себя как самый раздражающий, упрямый, замкнутый человек, которого Кастиэль когда-либо встречал.       Сорвав халат со своих плеч и с размаху бросив его на стол, Кастиэль закатил глаза и погнался за этим невозможным человеком, которого он решил полюбить. В футболке, спортивных штанах и тапочках Кастиэль поднялся по скользкой лестнице и вышел наружу.       Дождь лил. Он лил, и лил, и лил.       Капли дождя обрушились на Кастиэля, холодные и жёсткие на его коже. Тёмные грозовые тучи не давали большей части солнечного света достигнуть Земли, погружая мир в вечные унылые серые сумерки. Кастиэль не мог видеть дальше фута перед собой, но продолжал идти вперёд, не обращая внимания на слишком близкие вспышки молнии и раскаты грома.       Кастиэль потерял оба тапочка в липкой вязкой грязи, которая когда-то была землёй и сухой травой у входа в бункер. Он продолжил идти в носках. Завывающий ветер отбрасывал его назад. Воздух, насыщенный влагой, не давал лёгким наполняться кислородом.       Конечно, Кастиэль был гораздо упрямее любой стихии. Он собирался найти Дина, но не знал, что сделает, когда это случится, не знал, схватит ли он Дина за плечи, чтобы хорошенько встряхнуть или поцеловать.       Возможно, Кастиэлю стоило сделать и то, и другое. Это была неплохая идея. Эффективный способ шокировать Дина настолько, чтобы затащить его обратно в бункер.       Дождь окружал его со всех сторон. Из-за солёной воды щипало глаза. Кастиэль стёр её, решительно игнорируя промокшую одежду и воду, пропитывающую кожу. Он был в порядке. Он не был под водой. Он мог дышать, дышать, дышать.       Дин стоял на коленях посреди чёрной лужи, все его джинсы были покрыты грязью, голова запрокинута назад, чтобы видеть небо. Его покрасневшие глаза были широко раскрыты, такие яркие. Рот был открыт. На лице Дина было то выражение, которое Кас видел много раз: смесь благоговения и ужаса, которые испытываешь, становясь свидетелем Божьего промысла.       Кастиэль упал на колени перед Дином, боль от приземления на камень пронзила его ноги. Колени скользили в вязкой грязи, и Кастиэль глубоко погрузил в неё руки, чтобы удержаться от падения. Дин не обращал на него внимания, не отрывая глаз от неба, по его лицу стекала вода.       Кастиэль схватил Дина за плечи, — руки протестовали против сильной хватки, — встряхнул его. Это правда было приятно.       Вода, прилипшая к ресницам Дина, скатилась по его щекам, когда он моргнул. Он моргал снова и снова, уставившись на Кастиэля так же, как только что на небо.       Оставляя длинные тёмные полосы грязи на фланелевой рубашке Дина, Кастиэль провёл рукой по его груди, прижав ладонь к сердцу. Из-за ветра и дождя, бушующих вокруг них, и слоями одежды между ними сердцебиение Дина было трудно уловить. Но Кастиэль почувствовал его, сердце билось ровно и быстро под его рукой. Кастиэль всегда находил Дина, в Раю, в Аду, где угодно.       Дин наклонил голову набок. Его глаза прояснились, когда он сосредоточил взгляд на другой руке Кастиэля, лежащей на его левом плече. На губах Дина появилась лёгкая улыбка, но исчезла в одно мгновение.       — Я сказал, что люблю тебя, — прошептал Дин, его голос почти затерялся в раскатах грома, — а ты даже не упомянул об этом.       Это было не так. Должно было быть не так. Кастиэль запомнил бы что-то подобное. Запомнил бы. Это было единственным, чего он хотел; единственным, чего он никогда не мог иметь.       — То есть, всё в порядке, — Дин казался таким маленьким, звучал так тихо. — Ты не обязан отвечать. Но что тогда со всей этой… — Дин поднял руку и медленно провёл ей между ними, — хренью.       Хренью? Хренью. Всё, что произошло между ними за последнюю неделю, за последнее десятилетие, Дин назвал… хренью?       Оставив после себя грязный отпечаток ладони, Кастиэль отпустил плечо Дина, обхватил его подбородок и приподнял голову, заставляя встретиться с собой взглядом.       Кастиэль хотел сказать Дину, что он был самым заботливым человеком на Земле. Кастиэль хотел сказать Дину, что он был самым самоотверженным, любящим человеком, которого он когда-либо знал. Кастиэль хотел сказать Дину, что заботился обо всём мире из-за него, изменился из-за него, полюбил его.       Но Кастиэль не мог говорить.       Поэтому Кастиэль схватил в охапку промокшую рубашку Дина, крепко сжав пальцами ткань, и поцеловал его.       Угол был странным. Они стукнулись зубами. Привкус солёной воды ощущался странно на губах Дина. Застигнутый врасплох, Дин замер, его руки бесполезно повисли вдоль тела. На мгновение Кастиэль подумал, что совершил ошибку, но затем Дин всхлипнул и потянулся ему навстречу.       Дин запустил пальцы в волосы Кастиэля и нежно вовлёк его в глубокий, отчаянный, божественный поцелуй.       Вся мощь Бога окружала Кастиэля, воплощённая в виде разгневанной погоды. По определению, это должно было считаться божественным. Но именно Дина — Дина с его человеческим руками, человеческим сердцем и человеческим языком — Кастиэль боготворил. Дин был истинным божеством, и Кастиэль превозносил его своими губами, прикосновениями, телом, позволяя им передать слова, которых он не мог произнести.       Они оторвались друг от друга, сталкивая свои лбы. Тяжело дыша, Дин с недоумением смотрел на Кастиэля.       — Ох, — выдохнул Дин. — Ого.       Дин снова поцеловал Кастиэля, страстно и настойчиво, толкая его в грязь. Кастиэль охотно подчинился и дёрнул Дина, отчаянно нуждаясь в том, чтобы почувствовать вес его тела на себе.       Когда пальцы Кастиэля коснулись обнажённой полоски кожи на пояснице Дина, тот ахнул. Кастиэлю было нужно больше этого, — всё это, — поэтому он задрал прилипшую к телу рубашку Дина так высоко, как только мог, и провёл ногтями по гладкой, скользкой от дождя коже.       Противная грязь покрыла Кастиэля. Она липла к его волосам, пачкала одежду. Но не помешала Дину прикоснуться к каждому доступному кусочку кожи Кастиэля, и Кастиэлю отплатить ему тем же. Библейская буря вокруг них не имела абсолютно никакого значения. Всё, что было важно, — это получить больше друг друга.       И Кастиэль жаждал. Он сорвал плод познания с губ Дина, вкусил его и проглотил. Кастиэль нуждался в большем. Ему нужно было познать Дина во всех возможных смыслах.       Упираясь ногами в землю и глубоко зарываясь пятками в грязь, чтобы не поскользнуться, Кастиэль приподнял бёдра и прижался к Дину. Он провёл своей растущей твёрдостью вверх по бедру Дина и снова вниз, чтобы Дин мог почувствовать его нужду, его желание, его голод.       Вибрация нуждающегося стона Дина отдалась во всём теле Кастиэля. Дин схватил его за бёдра и дёрнул на себя. Дин тоже был голоден. Кастиэль не был уверен, что желание Дина было сопоставимо его собственной жажде, потребности, но он хотел бы узнать наверняка. Чтобы проверить, Кастиэль прижался бёдрами к бёдрам Дина.       Дин прервал поцелуй, и из глубины его горла вырвался какой-то глубокий, отчаянный звук.       — Блядь. Нам нужно… нам нужно… — выдохнул Дин, когда Кастиэль повторил это движение. — Внутрь. Внутрь, сейчас же.       Борясь со своим желанием касаться друг друга и с бурей, Кастиэлю и Дину удалось вернуться в бункер. Оставляя за собой грязные следы на полу, Дин потащил Кастиэля за руку по коридорам в ванную.       Медленно, дюйм за дюймом, Дин начал стягивать с Кастиэля футболку. Кастиэль только мешал ему, поскольку, к своему великому удовольствию, обнаружил, что, целуя шею Дина, он мог чувствовать его учащённое сердцебиение на своём языке.       Желание касаться и чувствовать прикосновения победило. Кастиэль остановился, чтобы поднять руки над головой и позволить Дину стянуть с себя футболку. Дин отбросил её в сторону, и она приземлилась где-то за их спинами с влажным шлепком.       Кастиэль нуждался в большем. Он стянул фланелевую рубашку Дина с его плеч. Из-за грязи она прилипла к футболке. Кастиэль закатил глаза. Почему Дин всегда носил так много слоёв одежды?       Прекрасная улыбка расплылась по лицу Дина. Обняв Кастиэля, Дин фыркнул. Он уткнулся лицом в шею Кастиэля, крепко прижал его к себе и рассмеялся. Звук был подобен музыке. Тело Дина дрожало, расслабленное и свободное в руках Кастиэля.       Дин был счастлив в этот момент, мокрый и покрытый грязью. Дин был счастлив в этот момент, в разгар очередного апокалипсиса. Дин был счастлив в этот момент, так, как Кастиэль никогда раньше не видел.       Дин был счастлив в этот момент, с Кастиэлем.       — Я люблю тебя, — сказал Дин, и это было правдой, искренней, счастливой. — Я люблю тебя так чертовски сильно.       Слова, — слова, которые Кастиэль так долго хотел услышать, — открыли что-то в нём. Поток эмоций хлынул из прорвавшейся плотины. Тепло, разлившееся внутри, поразило его. Прошло так много времени с тех пор, как он испытывал это, и даже тогда это было совсем не так.       Счастье.       Часть Кастиэля ожидала, что всё закончится прямо здесь и сейчас, что Пустота заберёт его, темнота окружит его и утащит прочь. Он посмотрел через плечо Дина, оглянулся назад, проверил, не скрывается ли что-то в тени.       Но там ничего не было. Ничего, кроме стен ванной и мужчины, которого он любил, в его объятиях.       Кастиэль схватил Дина за руку и повёл его к ближайшей душевой кабине прямо в одежде и ботинках. Не отпуская Дина, Кастиэль протянул руку и включил воду. Они оба вздрогнули от первых холодных брызг, но быстро нашли тепло друг в друге. Вода не пугала Кастиэля. С Дином он был в безопасности.       Земля и грязь соскальзывали с их тел и стекали в канализацию. Рубашка Дина прилегала к его телу, как вторая кожа. И Кастиэль знал, что больше никогда, никогда не позволит своим носками так намокнуть. Он опустился на колени, чтобы снять их, вздрагивая от странного ощущения. Когда он посмотрел на Дина снизу вверх, Дин ухмыльнулся. Кастиэлю нравился такой ракурс. Он мог наблюдать, как губы Дина складываются в идеальную «о», как он откидывает голову назад, прижимаясь к стене кабинки, когда Кастиэль прижал губы к шву его джинсов.       Снять остальную одежду с Дина оказалось труднее всех битв, в которых Кастиэль участвовал. Дин так сильно смеялся над его попытками развязать шнурки, что ему пришлось упереться обеими руками в спину Кастиэля, чтобы удержаться на ногах. Тяжесть мокрых джинсов Дина, отброшенных за их спины, а затем борьба в попытке стянуть вниз его боксеры, только убедили Кастиэля в том, что нет ничего лучше спортивных штанов на голое тело.       Кастиэль одержал верх. Его наградой стала кожа Дина под его руками, губы Дина на его губах, твёрдость Дина у его бедра.       Они стояли под горячей водой, позволяя ей омывать их тела, и целовались, пока вокруг них поднимался пар. Самых лёгких прикосновений и небольшого давления было достаточно, чтобы выбить из Дина стоны. Кастиэль наслаждался, прослеживая очертания Дина, обнаруживая, насколько чувствительна его кожа. Дин застонал, когда Кастиэль схватил его за бёдра и вплотную столкнул их тела.       — Кас, — захныкал Дин. — Ну же, приятель. Ты мне нужен.       Кастиэль не был уверен, что слово «приятель» было уместно в этой конкретной ситуации, но отчаяние, с которым оно было произнесено — произнесено Дином, — подстегнуло желание Кастиэля. Он прижал Дина к стене, чтобы выйти из-под потока воды. Она не способствовала тому типу трения, в котором они нуждались. Дин ухмыльнулся, дерзко и самоуверенно. Всё, что нужно было сделать, чтобы превратить эту ухмылку в нуждающийся вздох, — протолкнуть бедро между ног Дина.       Дин дёрнул бёдрами, — его возбуждение усилилось, — и схватил Кастиэля за задницу обеими руками, довольно хмыкнув и сжав.       — Блядь, да. У тебя отличная задница, — усмехнулся Дин, довольный собой. — Годами об этом мечтал.       Комплимент был оценён. Однако, по мнению Кастиэля, Дин говорил слишком много, нужно было это исправить.       Кастиэль просунул руку между их телами и обхватил эрекцию Дина. Одного прикосновения было достаточно, чтобы прервать его следующую фразу. Когда Кастиэль начал двигать рукой, единственными звуками, которые произносил Дин, стали стоны удовольствия и безуспешные попытки прошептать имя Кастиэля. Это было блаженством, но Кастиэль не мог обхватить Дина так крепко, как хотел. Его руки болели, и ему пришлось притормозить.       Дин потянулся к Кастиэлю, призывая его остановиться. Он стёр капли воды, собравшиеся на ресницах Кастиэля, а потом поцеловал его.       — Я держу тебя, — прошептал Дин.       Дин дразнил нижнюю губу Кастиэля, покусывая её, пока Кастиэль не начал дрожать, а потом они поменялись местами. Кастиэль едва заметил холодную стену за спиной, прежде чем Дин положил на него свои руки — умелые, сильные, замечательные руки.       Его руки никогда не колебались. Дин несколько раз провёл по линиям защитной тату Кастиэля, прикрыв глаза, веки потяжелели от желания. Не торопясь, Дин обвёл большими пальцами его тазовые косточки. Дыхание Кастиэля учащалось с каждым вздохом, становясь всё более прерывистым, когда Дин провёл рукой по внутренней стороне его бедра. Водя кончиками пальцев по его плоти, Дин ждал, пока дыхание Кастиэля не превратится в жадные вдохи, прежде чем обхватить ноющее возбуждение.       Кастиэль вцепился в плечи Дина и толкнулся навстречу его руке. Уткнувшись лицом в шею Дина, Кастиэль задрожал от удовольствия. Его мышцы напряглись, кожу покалывало, а по телу пробежал жар.       Сохраняя ровный ритм, Дин поцелуями проложил путь вверх по подбородку Кастиэля, щетиной царапая кожу. Он успокоил жжение языком, но разжёг огонь своей рукой. Когда Кастиэль ахнул и притянул Дина ближе, тот улыбнулся в его кожу.       Вздохи Кастиэля превратились во всхлипы. Он мог получить это. Он мог получить всё, что хотел.       Его тело двигалось само по себе. Дин нашёптывал ему на ухо слова о том, как это было хорошо, как прекрасно и невероятно ощущалось. Дин тёрся о бедро Кастиэля, и слова растворялись в его стонах. Единственное, что он мог произнести внятно, это сокращенное имя Кастиэля. Он повторял его снова и снова в неистовой молитве.       В тот момент Кастиэль почувствовал себя священным. Он думал, что знает, каково это. В конце концов он был ангелом, воином небес. Из всех обитателей Земли Кастиэль должен был понимать святость.       Но не понимал. Он не понимал её, пока не оказался в душевой кабинке, обнимая дрожащего Дина, мышцы напряглись, когда удовольствие разлилось по телу. Он не понимал, пока Дин не последовал за ним, произнеся имя Кастиэля в последний раз, освящая его.       Дин поцеловал Кастиэля, мягко и нежно, когда они замерли в объятиях друг друга. Объятия были единственным, что удерживало Кастиэля в вертикальном положении, пока душ омывал их. Кастиэль чувствовал себя по-настоящему священным, чистым, заново рождённым под прикосновениями Дина и тёплым потоком воды над головой.       Дин довольно вздохнул.       — Секс в душе. Всегда чутка сложно, но, — Дин толкнул их обратно под воду, — легко всё смыть.       Они не торопились, моя друг друга. Дин провёл непомерное количество времени, втирая гель для душа в бёдра Кастиэля; Кастиэль же убедился, чтобы задница Дина была идеально чистой. К тому времени, когда они домылись, горячая вода закончилась. Что впечатляло, учитывая то, каким большим был водонагреватель в бункере.       Выйдя из ванной, они направились прямиком в спальню Дина. И не покидали её до конца дня… или ночи.