1.1
— А Тим говорит, что ты умираешь! Звонкий детский голос и звук открывающейся двери заставили меня сесть в кровати. Головная боль, преследовавшая меня последние месяцы, моментально дала о себе знать, но спустя секунду её заглушил резкий удар в живот, вернувший меня в лежачее положение. Я дёрнулся всем телом, прогибаясь под упавшим на живот предметом, сон как рукой сняло. На меня смотрели ярко-зелёные глаза шестилетней леди Виолы, младшей дочери человека, на которого я работал. Не расчёсанные, не заплетённые в косы рыжие кудри падали ей на лицо, делая девочку схожей с дикой кошкой. — Я этого не говорил! — раздался второй голос, и девятилетний Тимоти, с ногами забравшись на кровать, принялся пытаться стащить с меня свою младшую сестру. — Говорил! — не желающая покидать своё место Виола вцепилась мне в плечи. — Он сказал, что ты как мама, больше не проснёшься! В затылке закололо, и я устало прикрыл глаза, пытаясь собрать ускользающие мысли. Продолжающаяся борьба и крики мне в этом не помогали. Нужно было срочно принять таблетки. — Хватит! — рявкнул я, и дети мгновенно притихли. Вспышка гнева отозвалась в голове болезненным набатом, но, как ни странно, стало легче. На секунду пришло желание прикрикнуть ещё раз, но я вовремя одумался, вспомнив, что срываться на детях — далеко не лучшая идея. Я снова сел и, аккуратно отцепив от себя Виолу, принялся осмысливать произошедшее. Так. Я снова посмотрел на девочку. На ней было вчерашнее фиолетовое платье, нестиранное и неглаженное, на груди красовалось пятно от пролитого в ужин соуса, а рядом с ним ещё одно новое, не до конца высохшее. Тимоти был в свежей одежде, но с точно такими же нечёсаными волосами. Ладно, начнём с начала. — Итак, я умираю? — Да! — полным восторга голосом подтвердила Виола. — Нет! — одновременно с ней сказал Тимоти. Таблетки, прописанные мне хозяином, лежали на шкафу, шкаф стоял у стены в двух шагах от кровати, но туда ещё надо было добраться. Тимоти одарил сестру гневным взглядом. — Брат сказал тебя не будить, потому что ты болеешь, а эта ду… — он прикусил язык. — А она решила, что ты умираешь! — Мама тоже болела и умерла! — не сдавалась Виола. Я мотнул головой. Говорил же хозяину, что его шутки про смерть до добра не доведут. — Я не болею, — сказал я. Оба ребёнка посмотрели недоверчиво. — Но ты проспал! — Тимоти звучал так, будто поймал меня на лжи. Ещё один приступ боли заглушил его слова, и только когда тот утих, до меня начал доходить их смысл. — Проспал… А почему вы не спите? Дети переглянулись. Виола торжествующе посмотрела на брата: кажется, она окончательно укрепилась в мысли, что я всё-таки умираю. — Меня Кир разбудил, — сказала она, болтая ногами. — Сказал, что ты умираешь. А потом сказал, что нам надо разбудить папу. Я несколько секунд взирал на неё, а потом до меня наконец дошло. Одной из моих обязанностей было будить моего хозяина — Майлхайрера Пастерли, отца Виолы, Тимоти и ещё пятерых детей, обитающих в доме, и делать это следовало никак не раньше полудня. А значит, если детей послали его разбудить, то сейчас… — О древние боги! — поняв, что и правда проспал, я выскочил из постели. — Который час? Леди Виола, вовремя спрыгнувшая на кровать, принялась загибать пальцы. Глупо упрекать в незнании шестилетнего ребёнка, но из всех семерых детей Майлхайрера она пока что показывала себя самой несмышлёной, другие в этом же возрасте уже прекрасно ориентировались во времени. Вот и сейчас, пока сестра старательно загибала пальцы, Тимоти ответил: — Без двадцати двенадцать! От его возгласа Виола сбилась со счёта и выдала: — Скоро обед! — Ага, через полтора часа, — усмехнулся Тимоти, Виола показала ему язык, и я понял, что скоро снова начнётся драка. Без двадцати двенадцать… Я впервые за пятнадцать лет работы в этом доме проспал. Какой ужас. — Вы завтракали? Дети отвлеклись друг от друга. — Да! — Блинчиками! — счастливо протянула Виола, облизывая губы. Так вот откуда взялось второе пятно на платье — от варенья. Я успокоился, детей без моего надзора догадались накормить, но не догадались причесать. Что ж, растрёпанный ребёнок лучше голодного. Тимоти неожиданно зашипел на сестру. — Тише ты… Я нахмурился: так, сегодня, должно быть, среда, а блинчики на завтрак у нас по воскресеньям. Я посмотрел на детей, те синхронно потупились. — Знаешь, раз тебя не было, Стеф и Кас решили, что можно попросить на завтрак что-нибудь другое, — сказал Тимоти. — Мы им говорили, что ты будешь ругаться! — заверила меня Виола. Я прикрыл глаза. Диета тоже нарушена. До обеда всего ничего, и на него тоже скорее всего будет не овощной суп и пюре с отбивными. Кажется, к головной боли грозила добавиться ещё и мигрень, надо было срочно выпить таблетки. И я всё ещё был в пижаме. А дети всё ещё были в комнате. — Так, ладно, найдите расчёску, банты, и встретимся через десять минут в гостиной. Обрадованные тем, что избежали выговора, дети выскочили из комнаты, даже забыв закрыть за собой дверь. Я взял стул и придвинул его к шкафу, достав с него белый пузырёк, проглотил сразу три таблетки. Затем, налив в стакан из стоящего у кровати графина воду, сел на край кровати и принялся пить мелкими глотками, чувствуя, как боль унимается. Взгляд зацепился за замок в двери, которым я не пользовался уже несколько лет. Когда-то я мог себе позволить закрыть дверь на ночь и не бояться утренних вторжений, но пять лет назад всё изменилось, и дверь моей комнаты перестала запираться. В голове снова кольнуло, но уже слабее. Таблетки начали действовать.1.2
Через пять минут я покинул комнату, полностью готовый приступить к своим прямым обязанностям. Пятнадцать лет назад сэр Майлхайрер и леди Маргарита Пастерли наняли меня на должность секретаря, и первые годы работы у них я и правда выполнял только надлежащие этой должности дела, но с годами и появлением у четы Пастерли всё большего количества детей, мои обязанности всё меньше напоминали секретарские. Я присматривал за младшими детьми, старшим преподавал академические науки, определял, какие блюда подавать на завтрак, обед и ужин, был ответственен за то, чтобы все вовремя встали и легли, смотрел, чтобы в шкафах у всех была выстиранная и выглаженная одежда, чтобы все ели в строго отведённое время, по первому же требованию наливалась ванна, в погребе всегда были продукты, газон был подстрижен, петли ворот не скрипели, и никто из прислуги и хозяев не пренебрегал своими обязанностями. На данный момент, если бы меня спросили, какова моя должность, я бы ответил, что работаю кем-то средним между надзирателем, нянькой и старшим дворецким. Пять лет назад из моей жизни исчезло и такое понятие как отдых: после смерти матери дети нуждались в круглосуточном присмотре и поддержке, которые поглощённый собственным горем хозяин не мог им обеспечить. Тогда я и перестал закрывать дверь в комнату. И тем не менее, несмотря на ворох разнообразных обязанностей, я всегда выполнял их настолько хорошо, насколько было возможно. Однако, год назад всё изменилось — в моей жизни появились головные боли. Началось всё с лёгкого покалывания в висках после особенно загруженных дней, но через пару месяцев к боли добавилась непрекращающаяся мигрень, и каждый день непрестанно болящая голова стала обыденностью. Полгода спустя из-за приступа боли, настигшего меня посреди коридора, я мог начисто забыть куда шёл или посреди разговора перестать слышать голос собеседника. Полмесяца назад моё плохое самочувствие достигло апогея, и я потерял сознание прямо во время разговора с Анитой, третьей дочерью моего хозяина. Та своим истошным визгом оповестила об этом весь дом, и, несмотря на то, что в сознание я вернулся всего через пару минут, следующие три дня меня заставили провести в постели. Хозяин, по профессии являющийся врачом, прописал мне таблетки, и теперь после их принятия боль отступала, но началась бессонница. Я не мог уснуть раньше пяти утра при том, что вставать мне нужно было в семь, и вот, сегодня позорно проспал. И эта была не та бессонница, когда всю ночь можно заниматься дневными делами. В десять вечера меня пригвождало к постели абсолютное бессилие, простая попытка повернуться на бок казалась немыслимо тяжёлой задачей, я лежал часами, как в бреду, и лишь в пять утра проваливался в сон, а проснувшись, не мог ответить сам себе на вопрос, спал ли я вообще. И всё равно я как-то справлялся, проспав лишь сегодня. Размышляя об этом, я понимал, что бессонница была побочным эффектом от принятия таблеток, но, если выбирать между ними и болью, из-за которой теряешь сознание и пугаешь всех вокруг, для меня выбор был очевиден. — Виола! Тим! Вы пойдёте с нами в город?! — раздалось из коридора. Пятнадцатилетние близнецы Кассандра и Стефани вынырнули из-за угла, за ними на буксире семенила тринадцатилетняя Анита. Увидев меня, все трое застыли. — О. Ты проснулся, — в голосе Кассандры не было ни толики радости, она расправила плечи и сделала шаг вперёд, готовая к бою. — Доброе утро, Габриэль, — пробормотала Стефани. Она, ссутулившись, отступила за спину сестры. Я оглядел троицу с ног до головы — все трое были одеты в зимние пальто, сапоги на меху, и если на Аните были шерстяные колготки и вязанная юбка, то близнецы щеголяли штанами, которых, я точно помню, не должно было быть в их гардеробе. — Доброго дня, юные леди, — кивнул я. — Позвольте спросить, куда вы собираетесь? До обеда всего час, не лучшее время для прогулки. — Габриэль, мы просто подумали… — пробормотала Стефани. — Мы поедем в город, — отрезала Кассандра — Пообедаем там. Я подавил в себе желание закатить глаза. Ближайший город располагался в пяти милях от нашего дома, и городом его назвали только из-за населения, перевалившего за пять тысяч жителей, но никак не за качество жизни там. Это было опасное, полное сомнительных личностей место у самой границы, беглые преступники стекались в него со всей Империи. — Ваш отец дал разрешение? — вопрос был риторическим, Майлхайрер ещё даже не проснулся и об отлучке дочерей, очевидно, не имел никакого понятия. Щёки Кассандры покраснели, в ней из всех Пастерли было больше всего бунтарского духа, скорее всего она сотни раз прокручивала подобный разговор у себя в голове и заготовила множество аргументов, настолько много, что сейчас никак не могла выбрать, какой задействовать первым. Её близнец была немного лучше в дипломатии: — Понимаешь, в последний раз мы были в городе ещё с мамой, — тихо сказала Стефани. — И раз ты заболел, решили воспользоваться шансом. — Зачем нам нужна конюшня, если лошади там просто стоят без дела?! — возмущённо спросила Кассандра, собравшись с мыслями. — Затем, что вы просили их у отца, — спокойно ответил я. Это была правда — по первому требованию дочери Майлхайрер купил ей троих лошадей и построил недалеко от дома конюшню. — Я хотела на них ездить. — Для этой цели есть крытый загон, ездите сколько угодно. Видя, что её возмущения не находят во мне никакого эмоционального отклика, Кассандра раздражённо топнула ногой. — Ты не можешь нам указывать! — При всём уважении, я исполняю волю вашего отца и лишь транслирую его слова. — Ага, именно поэтому сам уже десять лет за воротами не был. Отец боится каждого шороха, думает, что как только мы выйдем за ворота, то сразу умрём, как мама. Вот только неувязочка — ты за ворота не выходил, а всё равно заболел. И даже это для него не аргумент. — Если хотите, можете обсудить это с хозяином за обедом. Пока же вы остаётесь дома. Кассандра оскалилась и, развернувшись, вышла из комнаты. Стефани побежала за ней, мы с Анитой остались одни в коридоре. Она смотрела вслед сёстрам полными печали глазами. Я протянул ей руку. — Леди, давайте найдём Ангелину, она поможет вам переодеться. Она кивнула и подошла, беря меня за руку. — Знаешь, — произнесла она тихо, — Лучше бы ты поболел ещё дня два.1.3
Ангелину мы нашли в гостиной: старшая горничная заплетала пышные кудри Виолы в две толстые косички, сама девочка, уже переодетая в свежее платье, дулась, скрестив руки на груди. Тимоти нигде не было. Увидев меня, Ангелина нервно улыбнулась, слишком сильно дёрнув Виолу за волосы, отчего девочка зашипела. Ясно, дети не нашли расчёску сами и пошли к прислуге, а та, спохватившись, что за разгильдяйство я её по головке не поглажу, поспешила выполнять свои прямые обязанности. Ладно, этот неприятный разговор можно будет отложить на несколько часов. — Сэр Габриэль, — Ангелина склонилась в поклоне, — Леди Анита. Я махнул рукой в сторону двери. — Можешь идти, — я подтолкнул к ней Аниту. — Помоги леди подготовиться к обеду и передай конюху, чтобы стреножил всех лошадей. Через полчаса приду проверю. Ангелина если и удивилась просьбе, то ничего не сказала, снова присела в поклоне, передала мне щётку для волос и повела Аниту в сторону конюшен. Одна коса уже была готова, и с заплетением второй я справился довольно быстро. Девочка неустанно болтала ногами и о чём-то думала. — Готово, — сказал я, закончив завязывать голубую ленту в бант. Теперь оставалось разбудить хозяина. Я глянул на часы, пятнадцать минут первого. — Я тоже хочу в город, — неожиданно сказала Виола. Я вздохнул. — Вы там даже никогда не были, — заметил я. — Да, но Касс говорит, там весело. — Там опасно. Ваш отец не просто так запретил выходить за ворота. — Но Касс говорит, там есть трактиры! И куклы! — А ещё преступники и бандиты. Девочка надулась, но промолчала. — Виола? Тим? Вы здесь? — в гостиную вошёл старший сын Майлхайрера Кирриан, видимо сегодня судьба уготовила мне столкнуться со всеми детьми семьи Пастерли. — Вы встали, дядя. В отличии от остальных детей семьи Пастерли, обращавшихся ко мне по имени, Кирриан всегда называл меня только «дядя». Не знаю, с чем конкретно это связано, но у меня есть предположение, что это последствия очередной неудачной шутки хозяина. Майлхайрера всегда жутко забавляло, что и у его жены, и у меня ярко-рыжие волосы. Только у Маргариты они были кудрявые, а у меня прямые. Я много раз объяснял Кирриану, что не являюсь его родственником, тот понятливо соглашался, но упорно продолжал называть меня дядей. Что ж, два месяца назад ему исполнилось шестнадцать, и свой подростковый возраст он переживал, не причиняя обитателям дома никакого беспокойства. Возможно, такое обращение ко мне было его способом высказать протест окружающему миру. Пусть так, это куда лучше, чем желание при первой же возможности сбежать из дома. — Сэр Кирриан, добрый день, — я наклонил голову в знак уважения. — Прошу прощения за невыполнение своих обязанностей. Кирриан окинул меня скептическим взглядом. Он был первым ребёнком из встреченных мной сегодня, чей внешний вид не вызывал у меня нареканий. Рыжие волосы уложены, домашний костюм чист и выглажен, даже туфли блестят. — Я искал Виолу, — сказал он, разглядывая сидящую на стуле девочку. — Ты разбудила отца? — Нет, это сделает Габи, — девочка посмотрела на старшего брата, как на идиота. — Я просил тебя, — он посмотрел на меня виноватым взглядом. — Я не пойду к трупам, — заспорила Виола. — Да нет там никаких трупов! — А Касс говорит, что есть! И оторванные руки на потолке! Кирриан поморщился, поскольку не смог скрыть своего недовольства. — Юной леди не стоит спускаться в лабораторию вашего отца, — заметил я. — Это моя прямая обязанность, она всё сделала правильно. — Да она просто боится. — Не боюсь! — Виола подскочила со стула, явно готовая бежать к железной двери, ведущей в лабораторию, и доказывать слова делом. — Так или иначе, вам туда нельзя, — сказал я. — Сэр Кирриан, не могли бы вы присмотреть за сестрой? — У вас замученный вид, дядя, — сказал Кир. — Я знаю — у вас бессонница. Отец говорит, что, когда лекарства, которые он вам дал, закончатся, всё придёт в норму. Я думаю, вам стоит взять отпуск, я могу присмотреть за домом, пока вы отдыхаете. Отец не против. Две недели мы без вас справимся. Я решил не говорить ему о попытке побега его сестёр и не комментировать, насколько хорошо они справлялись до этого момента. Нет, если я буду отсутствовать хотя бы неделю, дети будут есть только жирное и жаренное, и я вернусь в разрушенный дом с неподстриженными лужайками, скрипящими воротами и мучащимися с животом обитателями, а учитывая стремление Кассандры к свободе, пары жильцов ещё и не досчитаюсь. — Я подумаю над вашим предложением, сэр Кирриан, — сказал я. — Позвольте откланяться. Я склонился в поклоне. — Нет, не… — Кир осёкся. — Дядя, мы едва пережили одну потерю, пережить ещё одну будет не легко. — Я подумаю над вашим предложением, — прохладно повторил я. — Встретимся на обеде. И я вышел из комнаты, направляясь в сторону металлической двери, ведущей в подвал.1.4
Лаборатория была местом, которое не посещал никто, кроме хозяина дома и меня. Дети, несмотря на неисчислимое количество попыток, так и не смогли проникнуть внутрь, за исключением разве что Кассандры, которая благодаря удаче и упрямству смогла дойти до середины лестницы, ведущей вниз, прежде чем была поймана отцом. Кое-что из не предназначенного для её глаз она всё же увидеть смогла, но это исправить уже было нельзя. Дойдя до звуконепроницаемой металлической двери, я вытащил свой комплект ключей и, с трудом открыв её, проскользнул внутрь. Сразу за дверью начиналась погружённая во мрак лестница, с каждой пройдённой по ней ступенькой становилось всё холоднее. У подножья лестницы начинался коридор, широкий, но такой же тёмный. Глядя на него, можно было без труда понять, почему Виола говорила про оторванные руки. Они и правда свисали с потолка связками по две штуки, и в темноте выглядели достаточно жутко, чуть дальше на балках висели ноги, а совсем близко к двери в лабораторию, уравновешивая друг друга, через балку были перекинуты два туловища. Свет, просачивающийся сквозь щели двери, играл на них металлическим блеском. Я наощупь нашёл ещё один ключ и открыл дверь. В отличии от верхнего дома, где всегда царил безукоризненный порядок, здесь преобладал хаос. Вдоль стен, чередуясь, стояли шкафы и столы, поровну забитые мусором, на полу валялись бумаги, исписанные и скомканные. В воздухе висел удушающий запах пыли, из-за которого было невозможно дышать. Переступая через мусор, я подошёл к стоящему в углу выцветшему дивану, завалившемуся на бок из-за отсутствия одной ножки. На нём спал хозяин дома, уже в который раз не нашедший в себе силы добраться до спальни. Подойдя ближе, я встал так, чтобы закрыть собой свет — Майлхайрер поморщился, но глаз не открыл. Золотые волосы, собранные в хвост, разметались по продавленной перьевой подушке, лицо, во сне кажущееся совсем юным, нахмурилось. — Сэр, — я склонился в поклоне. Тот никак не отреагировал, и тогда мне ничего не оставалось, кроме как протянуть руку, чтобы тронуть его за плечо… Мою руку перехватили за запястье. Голубые глаза открылись и посмотрели настороженно. Иллюзия юного возраста развеялась, в уголках глаз проступили едва заметные морщины. Спустя секунду замешательства хозяин узнал меня, но руку отпускать не спешил. Хватка на запястье изменилась. Большой палец переместился на просвечивающую из-под кожи вену. — Вы считаете мой пульс? — я пересилил желание выдернуть руку. Хозяин молчал следующую минуту, кивая в такт биению моего сердца. Наконец его взгляд вернулся ко мне. — Страшен как смерть, — резюмировал он. — Но пульс в норме. Стал лучше спать? Он зевнул, элегантно прикрывая рот рукой. Я удивился: ему я никогда не рассказывал о проблемах со сном. За последние недели мы толком не разговаривали. Но тут вспомнил, что Кирриан просил у отца для меня отпуск и наверняка упомянул бессонницу. Я собирался было ответить, но меня опередили. — Значит проспал, — не дождавшись ответа резюмировал он. Мне внезапно стало стыдно, будто я был мальчишкой, который попытался обмануть взрослого, но был пойман на лжи, хотя я даже не собирался врать. — Это хорошо. На обед будет что-то кроме переваренных овощей. Думаешь, мне оставили блинчики с завтрака? Сколько лет работаю у него, а всё никак не могу привыкнуть. Но всё же хозяин и правда слишком хорошо знает собственных детей. — Рацион… — Должен быть разнообразен и сбалансирован, — сказал он, садясь и закидывая ногу на ногу, потянулся. Забрызганная чем-то лоснящимся футболка поднялась, обнажая болезненно белую кожу, передавшуюся по наследству всем его детям. Заметив мой взгляд, хозяин усмехнулся и подмигнул мне, я отступил на шаг, прикусив губу и отведя взгляд. Хозяин встал и подошёл к заваленному бумагами столу, выудил свой блокнот и принялся записывать. — Так, день пятнадцатый, истощение взяло вверх над упрямством, пациент… — он задумался. — Сколько часов ты проспал? — Семь, — покорно ответил я. — Хм, — он задумчиво покусал кончик пера, что-то прикидывая в голове, — не сходится. Восемь как минимум и ещё истощение, это выйдет… Тебя разбудили. — Да. Хозяин цыкнул. — Мало мне твоего упрямства, ещё и побочные факторы лезут, — он взял со стола стакан с неизвестной жидкостью и отпил, поморщился и поставил обратно. — Знаю, сам виноват, надо было идти в спальню, но… Хозяин поморщился. Очевидно, решив не делиться со мной причинами, по которым не пошёл спать в дом. — Ладно, — он вернулся к дневнику. — Голова заболела сразу? — Да. — Стресс. Мигрень? — Через пару минут. — Физическая активность после стресса. Усталость? — Нет. — Сон. Так, ладно, с этим закончили, — он подошёл ко мне. — Физическая боль? Ломота? Он подошёл ко мне и встал сзади, холодными пальцами касаясь шеи. — Жжёт? Я мотнул головой, жжение было, но не от прикосновений, а от его дыхания, щекочущего кожу. Некоторое время он не двигался. Потом раздался не несущий ничего хорошего смешок, и шеи коснулись губы. Я замер как вкопанный, боясь сдвинуться. Губы отстранились. — Температура в норме, — в голосе послышались мурлыкающие нотки и едва сдерживаемый смех. — Прекратите. — просипел я. — Хм? Просто мерю температуру. — Хватит прикрываться благими намерениями. Майлхайрер только хмыкнул. — В прошлый раз я приглашал тебя со мной выпить — ты отказался. — У меня много работы. Возможно, вы забыли, но у вас семь детей. Он закатил глаза. — Не забыл, у меня есть дурная привычка иногда их пересчитывать. И это так себе аргумент. — У меня полно обязанностей. Майлхайрер беззаботно пожал плечами. — Ну, хочешь, чтобы работа была выполнена — поручи её по-настоящему занятому человеку. К тому же… я могу начать доплачивать… за дополнительную работу. Я подавился воздухом и закашлялся. Майлхайрер скрыл совсем уж неприличную ухмылку в невесть откуда взявшейся кружке. — Да как вам… — я запнулся. Он вздохнул и поставил кружку на стол, закатил глаза и без тени улыбки сказал: — Таблетки, которые я тебе дал — экспериментальные. И раз уж твоё упрямство лишило меня даже самой малой чистоты эксперимента, я хочу хотя бы знать все побочные действия препарата. От замедления пульса до… — он выразительно окинул меня взглядом. — Возможных половых дисфункций. Сам ты мне даже про бессонницу не рассказал, так что не обессудь, что я стремлюсь проверить опытным путём. Я хотел было сказать, что не вызывался в добровольцы, не просил о лечении и много чего ещё, но прикусил язык и уверенно направился к выходу. Хозяин проводил меня флегматичным взглядом. У самого подножья лестницы я встал и, не оборачиваясь, спросил: — Если я буду записывать в тетрадь всё, что со мной происходит, вас это устроит? — Вполне, — ответил он. — Обед через полчаса, вы идёте? — сказав это, я шагнул в темный туннель. — Я догоню. Я шагнул в темноту, и тут до меня донёсся истеричный вопль и грохот с другого конца коридора. Не думая, я бросился туда. На полу, у подножья лестницы лежала Ангелина, нога её была неестественно вывернута. Горничная полными ужаса глазами смотрела на свисающие с балок руки. — Так, к бессоннице допишем ещё и невнимательность, — произнёс холодный голос за моей спиной. — Или всё-таки забывчивость? Я обалдело уставился на приближающегося Майлхайрера. Что он имеет в виду? Я забыл запереть дверь? При виде хозяина Ангелина истерично взвизгнула и зашлась рыданиями. Я присел на корточки, пытаясь понять, что случилось с её ногой, но сделать это в темноте было непросто. — И что вы здесь забыли, дорогая? — спросил Майлхайрер. Та затрясла головой и просипела: — Кассандра… — Что Касандра? — спросил я. Майлхайрер на секунду застыл, хмурясь, затем его кожа, и без того бледная, стала пепельной. — Её нет. Нигде. Я в ужасе посмотрел на Ангелину. — Я же сказал стреножить лошадей! — Я… Я… — она всхлипывала — Простите! Я вскочил на ноги. — Я могу пойти за ней! И остальные тоже. — Нет, — сухо оборвал хозяин — Больше из дома никто не выйдет. — Но как же… Майлхайрер выкинул руку в сторону, вокруг неё начали образовываться алые нити, они потянулись к висящим частям металлических тел, и те принялись падать на пол. Ангелина протяжно взвизгнула и потеряла сознание, обмякнув на полу. Сползаясь в одно место, детали собирались в существ, отдалённо напоминающих человеческие фигуры. И через минуту перед нами стояли три существа, источающие алое свечение. Майлхайрер ещё раз взмахнул рукой, на этот раз в сторону второго выхода из лаборатории, и фигуры кинулись к нему, через секунду скрывшись из виду. Наступило молчание. — Что мне делать с ней? — спросил я хозяина, указывая на бессознательную Ангелину. Майлхайрер повёл плечами. — Нам понадобится новая горничная.