Пани

Она гнала лошадь изо всех сил, не смея остановиться. Пыль взлетала столбом, а грохот копыт слышался за версту, но Стефанию это не волновало абсолютно. Будто в трансе, смотрела только вперёд, и вела в голове мысленный отсчёт. Сколько она уже так скачет, насколько может не успеть. Сердце сжималось от мысли, что это конец, и Варшава снова и снова подхлестывала кобылу в надежде забыться на большой скорости. Как она только не догадалась? Почему не заметила? Не уследила? Она же фактически столица! Она обязана все продумывать! Вот только в этот раз все было серьезнее. Противник оказался сильнее, а они… были не готовы. Стыдно признаваться, но это так. Но почему за ее ошибки должны расплачиваться другие? Почему Миколай и его земляки должны страдать? От упоминания его имени в груди закололо, а глаза почему-то стали влажными. «Пыль в глаза попала» — сразу же отмахнулась Стефания. Она неофициальная столица Речи Посполитой, черт ее побери, она не имеет права плакать. Но даже это не смогло заставить ее успокоиться. Она волновалась за Минск, бес бы его попутал. Вдалеке появляются строения и Варшава готова взвыть. Выжженное поле, разрушенные улицы и закрытые лавки не были ее Минском. Это наверное чья-то шутка, злобная насмешка. — Москва, курва ты зловонная, — шипит под нос, догадываясь кто это сделал. Грудь разрывает желание развернуться и никогда больше сюда не возвращаться, не видеть весь этот ужас. С другой стороны хочется мчаться ещё быстрее, ведь там Миколай и ему намного хуже. Стефания никогда не отступает и доводит дела до конца. Идёт вперёд самой первой, задрав нос и смотря на струсивших свысока — это ее принципы. И она обещала никогда не отступаться от них. Решение принимает за долю секунды. Бьет ногами бока лошади. Она должна увидеть Миколая. Въезда в город, кажется, больше не существует. Только остатки фундамента, бывшие когда-то чьим-то домом. У Варшавы перехватывает дух. Она видела многое, участвовала во многих ужасах, но плакать ей хочется именно сейчас. Ведь Минск защищал ее. Многие города ее защищали. И что с ними сейчас? Лежат полумертвые в руинах, воя от боли. Пока она, вполне себе живая и здоровая, носится тут на лошади и никак помочь не может. Но и даже это не вечно. Когда-нибудь ее будет некому защищать. Враги подберутся к самым стенам, начнут стрелять, подпалят город… — Пани Висла! Стефания вздрагивает, слыша благозвучный голос. Его голос. От неожиданности она тянет на себя поводья и лошадь оглушительно ржёт. Тормозит слишком резко, встаёт на дыбы. Варшава в панике хватается за седло, но все равно соскальзывает. Руки бьет крупной дрожью. Рядом появляется знакомая белокурая макушка. — Стоять! Тихо! Тр-р-р! Его голос кажется мягким даже когда Минск кричит. Стефания слегка расслабляется, облегченно прикрывает глаза. Все хорошо. Она добралась. Он жив. Он ей помогает. От последних мыслей уголки губ поползли вверх по причине, которую Варшава предпочитает не находить. Лучше просто немного отдохнуть. Лошадь удаётся успокоить далеко не сразу, но Стефания даже не замечает, что опасность уже миновала. Все так же сидит, вцепившись в седло, глаза жмуря. В себя приходит только когда сильные руки снимают с кобылы, ставят на землю. Колени подкашиваются и выгибаются, и она мертвой хваткой вцепляется в рукав его одежды. Смотрит так, будто видит впервые, щурится, выхватывая взглядом многочисленные травмы, и неодобрительно хмурится. Хочет опять проклясть Москву, облить тонной помоев и закопать поглубже — поближе к Аду, где ему самое и место. Она уже хотела было открыть рот, но Миколай слегка сжимает ее предплечья: — Не надо. Ничего не говори. И поднимает голову, смотрит в небо. Варшава тоже смотрит, не в силах сдержать накатившие любопытство. Открывшееся зрелище дух перехватывает мгновенно. Большая белая птица величественно плывет по светлому небосклону. Зорким глазом высматривает добычу, но Стефании кажется, что смотрит прямо на них и пытается что-то донести. Что-то очень важное. Священная птица, дух-покровитель дома, символ верности, преданности и семейного счастья, а ещё национальной чистоты и возрождения. Варшаве правда хочется верить, что это добрый знак. — Бусел, — прошепчет Миколай. — Bocian, — поправит Стефания