***
Мидории Изуку всего четыре года, когда весь его взгляд на мир переворачивается с ног на голову. Или, может быть, ему следует сказать, что он попадает в кромешную тьму.***
За два месяца до этого Каччан получил свою причуду. Изуку повернулся, когда услышал голос своего лучшего друга, пронзительный смех чистой радости, достигающий высоко в небе. Щеки красные от возбуждения, светлые волосы песочного цвета подпрыгивают вверх и вниз в такт его прыжкам, Каччан держит руки вытянутыми ладонями вверх, когда из них вылетают золотые искры. Они напоминают Изуку маленькие блестящие свечи, которые его мама предпочитает зажигать в канун Нового года вместо настоящего фейерверка. Изуку смеется вместе с ним, прыгает вместе с ним, так же взволнованный, как и Каччан, по поводу проявления причуды. «Каччан! Это потрясающе! Это лучшая причуда!» — кричит Изуку, бегая вокруг него. «Я буду героем!» Каччан отвечает с улыбкой на лице, поворачиваясь, чтобы продолжать смотреть на взволнованного Изуку. «ТЫ СТАНЕШЬ ГЕРОЕМ!!!» — кричит Изуку, подпрыгивая с вытянутой к небу рукой.***
Изменения происходят так быстро, что Изуку кажется, что он только что скатился с американских горок, но все время. Каччан изменился. За пару недель его лучший друг, ребенок, с которым он вырос, которого он так любил, превратился в совершенно другого человека. Взрослые хвалят это, болтая между собой о том, что проявление причуды — это всегда время больших перемен, и Изуку это не нравится. Этот новый Каччан дерзок, говорит слишком громко и слишком много придирается к Изуку. Но все же он продолжает следить за ним, потому что Каччан — его лучший друг, и Изуку любит его.***
«Ты в порядке?» — спрашивает Изуку, протягивая руку. Каччан смотрит на него, улыбка застыла на долгие секунды, прежде чем выражение его лица превращается в ярость, и он брызгает на Изуку. «— Мне не нужна твоя помощь» — Каччан рычит, выходя из маленьких ручейков, когда Изуку смотрит ему в спину, растерянный и обиженный, капли воды падают с его вечно неухоженной копны кудрявых волос.***
Мидории Изуку всего четыре года, когда он просыпается, а в его комнате темно. Он уверен, что еще не ночь, потому что он слышал, как вдалеке звонит мамин будильник, и он слышал, как она шла в ванную, чтобы почистить зубы, и он до сих пор слышит, как она внизу готовит завтрак, как она делает это каждый день. Изуку медленно садится на кровать, у него кружится голова. Он проводит ладонями по простыням, затем поднимает лицо. Его глаза открыты, верно? Его вопрос получает ответ, когда он случайно тыкает себя в глаз. Шипя, он зажмуривает глаза, прежде чем медленно открыть их. Все еще кромешная тьма. Изуку моргает. Он чувствует, что моргает. Мама осторожно стучит в дверь, прежде чем войти. «— Изуку… О, ты проснулся» – Сказала она. Изуку слышит улыбку в ее голосе «— Завтрак почти готов, милый. Изуку?» Изуку чувствует, как его мама закрывает короткую щель между его кроватью и дверью, чувствует ее вес на кровати, ее нежные тонкие пальцы на его маленьком запястье. «— Дорогой, все в порядке?» — спрашивает она, и Изуку прекрасно представляет маленькую морщинку между ее глазами. «— Мам…» — шепчет Изуку, его голос застревает в горле.«— Я… я не вижу...»***
Какое-то время Изуку не ходит в школу. Он проводит большую часть своих дней в машине, пока его возит молчаливая мама, между приемом у врача, осмотром, еще одним приемом у врача. Никто не может объяснить его внезапную потерю зрения. Как здоровый четырехлетний мальчик может заснуть с прекрасно работающими глазами и проснуться слепым? Он молча слушает мамины разговоры с врачами, медсестрами, специалистами. Его спрашивают, видит ли он свет, направленный прямо ему в глаза, видит ли он доску с символами. Изуку помнит табличку по прошлым осмотрам, но все еще не может ее увидеть. Он слышит, как мама пытается подавить всхлип, когда доктор направляет луч света прямо ему в лицо — он чувствует слабое тепло света на своей коже, — но его глаза ничего не видят. Врачи с особыми целительскими причудами приходят навестить Изуку в их дом, но тем не менее его мир темен как смоль. Мама нежно проводит рукой по его волосам после каждой встречи. «— Все будет хорошо, милый.» Сказала она. — «Мы найдем способ вернуть тебе зрение». С каждым разом она кажется все менее и менее убежденной.***
Он должен вернуться в школу. Он слышал, как мама разговаривает по телефону о договоренностях и учителях, и Изуку молча сидит на лестнице, когда мама вешает трубку, и из ее рта вырываются небольшие всхлипы.***
«— Привет, Изуку» — говорит нежный женский голос. Теплая рука смыкается вокруг его руки. «Я Кёко, с этого момента я буду твоим учителем» — говорит она. Кёко приходит каждое утро, забирает его из дома. «Попрощайся с мамой!» Изуку оборачивается, не уверенный, что указывает в правильном направлении, и машет рукой. «— Хорошего дня, дорогой» — отвечает мама , ее голос стал звучать как-то водянисто. Кёко многому его учит. Как ориентироваться и ходить с тростью, как говорить знаками, как обозначать предметы, чтобы знать, что ему нужно, не спрашивая никого. Во время перерыва он может пойти в сад с другими детьми. Его одноклассники. Каччан. Большинство других детей обходят его стороной, перешептываясь между собой за его спиной. Но не Каччан. «— Деку, лови!» Мяч попадает ему прямо в лицо, и он оказывается на заднице, но не плачет. Пока что. «— Фу, ты такой бесполезный.» Голос Каччана теперь ближе. Наступает долгая пауза. «— У тебя такие странные глаза.» «Что ты имеешь в виду?» — спрашивает Изуку, его почти неиспользованный голос немного хрипит в горле. «Они как… Все размытые и бледные». — говорит Каччан, и Изуку чувствует, как воздух движется перед его лицом, и он знает, что Каччан машет рукой прямо перед ним. «— Ты действительно не видишь, да?» Изуку не отвечает, встает и стряхивает пыль со своих штанов. «— Давай, лови на этот раз!» — кричит Каччан, отбегая и пиная ему мяч. Изуку не ловит.***
«Мама» Инко в изумлении оборачивается. Изуку сидит за кухонным столом, его маленькие ножки ничего не пинают, его пальцы все еще на книге Брайля, которую он медленно читал. Изуку больше не говорит так много. «— У меня странные глаза?» Инко чувствует, как что-то застряло у нее в горле. Необходимость становиться на колени и рыдать. Вместо этого она натягивает улыбку, которую сын больше не может видеть на ее лице. «— Они прекрасны, как всегда, дорогой»***
Две недели спустя Изуку отказывается стричься, как обычно. «Но дорогой…» — Инко пытается рассуждать логично. «Твои волосы на лице…» «Ничего страшного.» — шепчет Изуку. «—Они закрывают мне глаза, да?» Она не думала, что это возможно, но ее сердце снова разбилось.***
«Интересно, какую причуду я получу». — говорит Изуку, слушая, как Каччан пинает свой футбольный мяч на ходу, размахивая тростью, как его учила Кёко. «— Надеюсь, она сильная, как твоя» Он всегда следует за Каччаном. «А-» Каччан смеется. «Ничто никогда не будет так сильно, как моя причуда. И даже если ты получишь сильную, ты все равно будешь бесполезен с твоими глазами. Изуку всегда следует за Каччаном, даже если Каччан дерзкий и громкий и слишком придирается к Изуку. По крайней мере, Каччан не обращается с ним, как с разбитым стеклом, склеенным скотчем.***
Мидории Изуку всего четыре года, почти пять, когда они с мамой приходят с последнего приема у врача. Изуку молча сидит в машине. Он прислушивается к нежным звукам мотора, нервно ковыряя бархатистую обивку сиденья. Изуку так много мечтал. О его причуде, о том, как он научился ею пользоваться, о том, как он стал сильным и стал героем, даже если его мир полностью черный. Все, пока доктор не сказал это слово. Беспричудный***
Каччан некоторое время не переставал смеяться. «Я не могу поверить в это…» сказал он, как только наконец успокоился. «Ты, типа, самое бесполезное существо на этой планете. Ты ничего не видишь, и у тебя даже нет причуды!» Изуку продолжает следовать за ним. Надеющийся, что его друг все еще там, где-то.***
Наступили летние каникулы, и Изуку долго искал своего друга. Каччана не было на обычном месте. Он продолжает искать, пока не понимает, что больше не знает, где находится. Страх сжимает его горло, а слезы застилают его невидящие глаза. Изуку ищет, врезается прямо в дерево — кора под его рукой прохладная и слегка влажная — и садится под ним, прижав колени к груди, и рыдания сотрясают его. Он потерялся, он потерялся, он никогда не найдет дорогу домой, мама будет грустить, он потерялся- «—Деку?» Изуку поднимает голову, по его щекам катятся слезы. «— К-каччан?» Многострадальный вздох «Почему ты сейчас плачешь?» «— Я…» — икота. «Я потерял-» Каччан снова вздыхает. Его грубая рука сжимает запястье Изуку, рывком поднимая его на ноги. Изуку спотыкается, но Каччан не останавливается, утаскивая его прочь. «Честно говоря, ты ничего не можешь сделать в одиночку». Каччан ворчит. — Например, почему ты вообще существуешь. Изуку не отвечает, опустив голову. Некоторое время они идут молча, пока Каччан снова не дергает его. Изуку ударяется плечом о что-то похожее на цемент. «— Вот, теперь ты дома» — раздраженно говорит Каччан. «Хватит теряться. Прекрати меня преследовать. Ты постоянно даешь мне работу. Ты такой мертвый груз. Как я должен стать героем, если ты постоянно сдерживаешь меня?» Изуку не отвечает, опираясь на знакомые стены, окружающие его дом. Он чувствует, как у него перехватывает горло, холодный пот выступает на лбу под спутанными волосами, закрывающими глаза. «Найди кого-нибудь вроде тебя, чтобы приставать, я с тобой покончил». — говорит Каччан, и его голос не кажется холодным или жестоким. Просто… незаинтересованно. Как будто Изуку ничто. Камешек на обочине дороги. Изуку кивает и возвращается в свой дом. Мама приветствует его, как всегда, как будто с ним все в порядке. Изуку перестает следовать за Каччаном.***
«— Изуку… Что ты делаешь?» Голос мамы звучит странно из-за двери. Изуку останавливается, сжимая мизинцами пластиковую фигурку. Он чувствует ее изгибы под пальцами, неясно заостренный пучок пластиковых волос. Он мало что делал в своей комнате с тех пор, как потерял зрение, кроме навешивания ярлыков. Он помнил все свои плакаты, все игрушки Всемогущего на полках, и даже если он больше не мог их видеть, ему было утешительно знать, что они там. Как будто он мог слышать голос Всемогущего, гулкий и счастливый, говорящий ему быть сильным и что он может это сделать. Он мог бы ответить маме, он мог бы попытаться сформулировать, как это чувство комфорта медленно изменилось, как он больше не слышит голос Всемогущего. Как он слышит только шепот жалости к бедному, слепому, беспричудному мальчику. Его сверстники ноют, что не хотят видеть его в своей команде, потому что это означает, что они проиграют, Каччан… Каччан. Вместо этого он пожимает плечами и продолжает складывать все игрушки и плакаты в картонную коробку. Мама продолжает молча наблюдать за ним, пока его комната не опустеет, а коробка не окажется в глубине шкафа, собирая пыль.***
Средняя школа совсем другая, но все та же. У него больше нет специального учителя. Кёко-сан научила его всему, что могла. Мама купила ему телефон, и они вместе перебрали все необходимые варианты инвалидности. Изуку нравится его телефон. Он любит носить наушники по дороге в школу, слушая закадровый голос и читая статьи о последних новостях о героях. Его по-прежнему интересовали герои, ну и что. Хоть убей его. Школа не очень. Ожидается, что он будет не отставать от своих сверстников, не получит никакого особого отношения. Это тяжело, но, честно говоря, Изуку предпочитает, чтобы с ним обращались в лайковых перчатках. И ему нравится учиться, так что это не так уж важно. Его мама сияет, когда он приносит домой свои оценки. Он слышит это в ее голосе. «Мой красавец, молодой человек». — говорит она, взъерошивая его волосы. «Так блестяще». «Ммммммм…» Он скулит. Он продолжает учиться. Он продолжает писать свои заметки о героях и причудах. Даже если он больше не пишет - на будущее - в заголовке.***
У него нет друзей, но Изуку это устраивает. По какой-то жестокой шутке судьбы он оказался в одном классе с Каччаном. Но Каччан в основном его игнорирует. Изуку время от времени пытался заговорить с ним, но Каччан только хмыкал в ответ. Изуку не может видеть язык тела, но ему это и не нужно, чтобы понять намек. Вскоре он прекращает попытки заговорить с ним. Сначала другие подростки спрашивают Каччана о нем. Разве вы не друзья детства слепого мальчика? Какой он на самом деле? Почему он такой странный ? Каччан реагирует в лучшем случае насмешкой и молчанием, а в худшем — взрывной — буквально — яростью. Вопросы вскоре прекращаются. У Изуку нет друзей. Он говорит себе, что с ним все в порядке. Его сверстники игнорируют его, по большей части. Некоторые из них жестоки и подшучивают над ним. Они прячут его телефон и говорят ему достать его, он тут же, перед его глазами , смеясь. Они натыкаются на него, а затем насмехаются: «Извини, не видел тебя там». Сначала кто-то пытается слабо протестовать, но никто не хочет быть рядом, так что и это вскоре прекращается. Каччан ничего не говорит. Изуку уверен, что слышал его смех над некоторыми из так называемых шуток. У Изуку нет друзей. Он не нуждается в них. Ему не нужны хулиганы, которые издеваются над слепым мальчиком без причуд , и трусы, которые отказываются встать на защиту слепого мальчика без причуд . Он никому не нужен, на самом деле.***
Он ничего не говорит маме об этом, но прекрасно представляет, что она знает. Она всегда знает.***
«— Как ты видишь?» Изуку останавливается, рис из бенто уже на полпути ко рту. Он на крыше, один, как обычно. Пока он не слышит шаги, а затем женский голос задает этот вопрос. «— У тебя, типа, волосы на глазах.» —Она уточняет его молчание. «—А у тебя много волос.» — Она добавляет для акцента. «Я не вижу». Изуку невозмутим. Девушка подходит ближе, и Изуку чувствует, как пальцы убирают его волосы с лица. Следует тихий вздох. Изуку не знает, как выглядят его глаза. Когда-то они были сверкающего изумруда, но теперь, по словам Каччана, они больше походили на бледно-зеленые. Как фальшивая инопланетная рвота. Его мама сказала, что его глаза были похожи на морскую воду на берегу, ясную и блестящую, когда в небе появляется первый утренний свет. Удивительно, как два человека могут так по-разному описывать одно и то же, не так ли? Наступает тишина, и Изуку ожидает обычного раунда « Мне очень жаль, я не знала, я не хотела обидеть» . «— Но ты милый» — Вместо этого говорит женский голос. «— Ты не должен так прятать свое лицо» Изуку моргает.***
В первый раз, когда Мики приехала, мама буквально визжала от восторга, когда ее сын привел домой друга, обожая их обоих до почти постыдной степени, и Изуку думал, что Мики больше никогда не придет. «— Твоя мама крутая.» Вместо этого сказала Мики. После этого она приезжала очень часто. Она и мама подошли друг другу идеально, как дом в огне. Жизнь Изуку стала больше, чем просто дом-школа-дом. Они пошли в зоопарк, и Мики с удовольствием описывала ему животных. — Мики, я помню , как выглядит слон. Изуку протестовал. «Онинефиолетовые!» Мики начала смеяться, и Изуку последовал за ней. Остаток дня они провели, описывая животных настолько возмутительно и неточно, насколько это было возможно. Мама смеялась до слез, когда они не могли остановиться с летающими обезьянами, извергающими огонь и отрастающими радужными чешуйками. Они ходили в кино, и Мики рассказывал ему, что происходит. Поначалу она была ужасной, но со временем становилась лучше как в описательности, так и в том, насколько быстро ей удавалось рассказывать. Иногда люди пытались их заткнуть или окликнуть. Изуку притворялся, что всхлипывает, а Мики очень громко отвечала: «Мой друг слеп, ты засранец!», а затем шепотом описать ему выражение ужаса и смущения на лице несчастного кинозрителя, который оказался в том же месте, что и они, заставив Изуку хихикать-фыркать газировку изо рта. В первый раз, когда он посетил дом Мики, он нашел его поразительно похожим на его собственную семейную ситуацию. Отец вне картины, трудолюбивая мать. Разница была в том, что Изуку унаследовал робкий и кроткий характер своей мамы, а Мики унаследовала ее маму, громкую, дерзкую и честную, которая никогда не боялась громко смеяться. Кобаякава Ичико с самого начала приветствовала его как старого друга своей дочери, делясь с ним смущающими историями из детства Мики, никогда не уклоняясь от него и не обращаясь с ним как с нежным цветком. Ей очень нравилось невозмутимое чувство юмора Изуку, она смеялась от своего живота и била его по плечу. «Я хотела быть героем, когда была в твоем возрасте». — сказала однажды Ичико, когда заметила, что он внимательно слушает новости, видя его насквозь. «В конце концов, повзрослев, я поняла, что предпочитаю преподавать, поэтому я здесь». Изуку молча кивнул, понимающе говоря. «— Ты хочешь быть героем, молодой человек?» Изуку долго ничего не говорил. Он больше не мог слышать скрип ручки Мики по ее домашнему заданию по математике и знал, что они оба смотрят на него. Пару раз открыл и закрыл рот, но из него ничего не вышло. «Это всегда было моей мечтой, с самого детства». Он признался тихим голосом, в конце концов, не в силах дать громкое «да». Ни Мики, ни Итико не смеялись, не говорили, что это невозможно, и не предлагали ему альтернативных карьерных путей. «— Что ж, тогда тебе придется потрудиться для этого.» — сказала Ичико в конце. — И научись наносить удар. — добавила Мики, легонько пиная его под столом***
Изуку ожидает, что его мама скажет «нет». Это слишком опасно. Вы можете пораниться. Вам не нужно знать, как драться. «Да» — говорит мама сильным и непоколебимым голосом. — Я буду счастлива приехать на эти выходные и поговорить об этом с твоей мамой, Мики-тян. Большое спасибо за предложение». Мама знает. Мама всегда знает.***
Изуку и Мики сидели в гостиной дома Мики, делая вид, что не слышат, как их матери ходят туда-сюда всего в одной комнате от них. «— Я настаиваю…» — сказала Инко. «— Ичико-сан, я помогала вам на уроках, вы потрясающий учитель, я ни за что не позволю вам учить Изуку бесплатно…» «Бред какой-то» — ответила Ичико. «— Изуку теперь мне как сын. Я никогда не смогу принять деньги, я буду счастлива учить его всему, что ему нужно, до тех пор, пока его нужно учить». Инко снова начала отвечать, и Мики недовольным голосом спросила: «Как ты думаешь, они будут продолжать в том же духе весь день?» Изуку застонал, проводя руками по лицу.***
В конце первой недели режима тренировок Ичико Изуку был полностью уничтожен. Все болело, даже незнакомые ему места могли болеть. Он позволил горячей воде омыть себя, расслабив ноющие мышцы. «— Изукуууу-!» — Позвала мама, её голос был далеко и приглушен шумом душа. «Ужин почти готов!» Изуку закрыл воду с тихим вздохом, взялся за столик, чтобы найти приготовленное им чистое полотенце, и вытерся, прежде чем надеть пижаму. С каждым шагом, который он делал, чтобы спуститься вниз, он не мог сдержать стон боли. Мама усмехнулась. «Очень забавно.» — ответил он, когда, наконец, оказался на кухне, опустился на сиденье и показал маме язык. «Знаете, я уже вижу некоторые результаты» — сказала мама, ставя перед ним миску. Изуку усмехнулся. «Да, конечно.» »— Нет, правда!» — настаивала она с улыбкой в голосе. «Может быть, я присоединюсь к вам. Мне нужно немного похудеть…» «Мама, ты умрешь ». Инко рассмеялась, взъерошив себе волосы. «Как драматично». Все болело. Изуку был уверен, что даже его волосы болят. Он ухмыльнулся. Он никогда не был так счастлив за всю свою жизнь.***
Дни пролетали быстро, месяцы шли. Конец его первого года в средней школе становился все ближе и ближе, и Изуку погрузился в рутину.***
Он вставал рано, совершал пробежку вокруг квартала, по знакомой тропе, где точно знал каждый шаг, который мог сделать без трости, потом душ и школа. Вторая половина дня была посвящена домашней работе, а затем, в зависимости от дня, либо кардиотренировке, либо тренировке с Ичико. Три раза в неделю он тренировался: суббота была свободна для него и Мики, чтобы просто расслабиться и наслаждаться как подростки, а воскресенье было полностью посвящено тренировкам. Воскресенье было его любимым днем, безусловно. Тренировки ему понравились. Ичико не только помогала ему стать сильнее физически, но и с бесконечным терпением обучала его всем боевым приемам, которые, по ее мнению, ему могли понадобиться, а затем и другим. Иногда к ним присоединялась Мики, иногда просто наблюдала и подбадривала его со стороны. Изуку вложил в это все, что у него было, и долгие воскресенья, когда в спортзале Ичико было только четверо из них, были лучшей частью его недели, несмотря ни на что. На самом деле мама присоединилась к нему, хотя и с легким кардио. Ичико-сан была рада помочь им обоим, изучить с ними правильную диету, и она постоянно хвалила маму за ее тяжелую работу, возможно, даже больше, чем она хвалила Изуку. Не то чтобы он возражал, мама заслужила все комплименты в мире.***
Подходил к концу его первый год в средней школе, и Изуку чувствовал себя таким непохожим на человека, которым он был всего несколько месяцев назад. Мики держала для него боксерский мешок, пока он выполнял упражнение. Она начала делать это некоторое время назад, когда удары Изуку стали настолько сильными, что мешок раскачивался слишком сильно, чтобы он мог выполнять упражнения в одиночку. Мики назвала ему смену темпа. Правый хук, левый хук, апперкот, быстрее, медленнее… Пот обильно катился по его лицу, рубашка торчала на спине, дыхание быстрое, но контролируемое, как учила его Ичико-сан. «Ааааа… Стоп!» — позвала Мики, и Изуку немного ссутулился, упершись руками в колени, переводя дыхание. «Вы прошли всю рутину, не останавливаясь ни разу». — сказала Мики с удовлетворением в голосе. Он слышал, как она записывала результаты на его доске для упражнений. — Хорошая работа, Изуку. Изуку усмехнулся, выпрямившись и потянувшись. Он мог слышать, как Ичико-сан и мама разговаривают из-за угла с тапи-рулантом. «Мики». «Мм?» «Почему бы нам не поспарринговать?» Мики ничего не ответила. — Да ладно… — настаивал он, слегка подпрыгивая на ногах. «Я знаю, что ты намного лучше меня в этом, но если я не начну немного расправлять крылья в настоящей битве, как я должен учиться?» — Не знаю, Изуку. Мики ответила странно размеренным голосом. — Я думаю, лучше сначала обсудить это с мамой… — Ой, да ладно тебе, тусовщик. — настаивал Изуку, смеясь. «Это не обязательно должно быть очень серьезно. Кроме того, моя мама и твоя сейчас там довольно заняты. "Я не." — коротко сказала Мики. Изуку прекратил свои легкие прыжки. Тишина повисла над ними. — Это потому, что я слеп? Негодование клокотало у него в горле, слова срывались с его губ, что даже удивляло его. Мики вздохнула. — Ты же знаешь, что меня это не волнует. — Тогда почему бы и нет? — Я просто не хочу, хорошо? Он чувствовал, что Мики повернулась к нему спиной. Что-то схватило Изуку за живот. Изуку, слепой мальчик без причуд, всегда такой кроткий, робкий и бесполезный. Всегда в тени, на самом деле ничего важного. Не на кого уделить хоть один взгляд. Он мог принять это от незнакомцев. Он принял это от Каччана. Но Мики была его лучшим другом. Его единственный друг. Он не мог этого принять. Не от нее. Он знал, что Мики хороша в бою. Он знал, что не ударит ее. Не о чем было беспокоиться. Если она не хотела драться, если настаивала на недооценке его, то он заставит ее смотреть на него, считаться с ним. Изуку зарядился. У него в голове была хорошая оценка того, как далеко должна быть Мики сейчас. Он почувствовал движение воздуха, когда Мики повернулась к нему лицом с испуганным вздохом. Ее рука сомкнулась на запястье Изуку. Его мир стал болью. Все было болью, каждый нерв его тела горел, горяч и обжигал, он ломался, обращался в пепел, кто-то вдалеке истошно кричал. Ой. Это был он.***
Когда Изуку проснулся, он почувствовал, как будто все его тело проехало поездом около тысячи раз. Влажное рыдание рядом с ним. — Изуку? - Мама, - попытался сказать он, но вместо этого закашлялся, горло пересохло и пересохло. Дыхание зачесалось в легких, когда мама подтолкнула его сбоку, помогая ему сесть чуть прямее и поднося стакан к губам. «Все в порядке, милый, все в порядке, дыши… Вот, выпей это, медленно…» — прошептала она в отчаянии. Изуку дрожал так сильно, что часть воды выплеснулась вниз, когда мама помогла ему напиться. Он начал потеть, его тело громко протестовало при каждом движении. Секунды тянулись долго, пока он допивал стакан воды, и мама помогла ему снова лечь на подушку. Изуку потерял дар речи, его разум был в беспорядке, он не мог ничего понять. — Я вызову врача, хорошо? – сказала мама дрожащим голосом. — Я скоро вернусь, дорогой, не волнуйся. Он не осмелился шевельнуть пальцем, боль, словно стервятник, задержалась на его плечах. Мама вернулась спустя то, что казалось вечностью, и мужской голос представился доктором что-то-что-то. Он едва мог понять, на самом деле. Этот человек навещал его, по крайней мере, он так думал. Было трудно что-либо разглядеть в тумане постоянной боли, пронзающей его мозг при каждом малейшем движении. — …Боль будет сохраняться как минимум пару дней… Постельный режим… Это было все, что мог услышать Изуку, прежде чем он снова погрузился в сладкие, спасительные объятия сна.***
Когда он снова проснулся, он знал, что он был дома. Что-то было в его комнате, в этой атмосфере — это мое место — что всегда пронизывало ее, что облегчало ему узнавание, даже если весь его мир всегда был темным. Он неторопливо сел. Боль все еще была, но уже не такая сильная, как в первый раз, когда он проснулся. Он отстраненно задавался вопросом, как долго он спал. Медленно он встал с кровати, прошаркал из своей комнаты по коридору. Когда он задержался в дверях, он услышал, как мама тихо вздохнула, а затем сонно спросила: «Изуку?» "Мама." Он сказал. Его голос был хриплым. Он задавался вопросом, как сильно и как долго он кричал, чтобы его горло так распухло и заболело. "Что случилось?"***
Мама поставила перед ним чашку горячего чая, и Изуку сжал дрожащие пальцы вокруг тепла, благодарный. Он слышал, как она сидит перед ним, чувствовал, как ее глаза впиваются в него. — Я даже не знаю, с чего начать. — наконец произнесла она, каким-то образом одновременно мягким и стальным голосом. — Изуку я… я очень разочарована. Изуку вздрогнул, его пальцы крепче сжали чашку. — Ты не должен был делать то… что ты сделал. — добавила она шёпотом. — Ты знал о причуде Мики-тян? Он покачал головой. — Я… однажды спросил ее. — сказал он тихим голосом после того, как тишина затянулась. — Она с-сказала мне, что не хочет об этом говорить, п-поэтому я никогда не настаивал. — Ты причинил ей боль. — сказала мама, и Изуку больше не мог сдерживать слезы из-за грустного тона ее голоса. — Ты так сильно ее обидел, Изуку.***
— Я не хочу с тобой сейчас разговаривать. Я слишком зла. Безличный, роботизированный голос за кадром прочитал ему текст. « Хорошо ». Он ответил.***
Ичико-сан глубоко вздохнула, поклонившись ей после своих извинений. — Будет лучше, если мы остановимся на некоторое время. Сказала она, и разочарование в ее голосе, так похожем на голос мамы, ранило сильнее, чем любой удар. — Ты умный молодой человек, Изуку. Подумайте о том, что произошло и почему, о том, почему вы так поступили. Когда вы примете свои действия и почувствуете, что готовы начать все сначала, я буду рада принять вас еще раз». Изуку кивнул. «Спасибо.» Он добавил, его голос был таким, таким слабым.***
«— Привет, Деку. Привет. ПРИВЕТ!» Рука Каччана сомкнулась на его плече, как зажим, поворачивая его. Однажды он сравнил Мики с Каччаном. Но он не мог ошибиться больше. Они не могли быть более разными. «— Не игнорируй меня, ублюдок» Каччан зарычал. «— Какого черта ты ходишь с таким вытянутым лицом? Ты выглядишь так, будто смерть подогрета. Взбодрись немного, ты делаешь всех вокруг несчастными». Изуку стиснул зубы так сильно, что почувствовал, как они скрипят у него в челюсти. «— Это все, чем я являюсь?» — спросил он низким голосом. «Вещь, которая не имеет права быть? То, что я заставляю других людей чувствовать, все, что я есть?» «Хм?!» Каччан громко ответил. «— О чем ты говоришь, придурок?» «Отпусти меня.» — сказал Изуку со сталью в голосе. «Или что?» Каччан усмехнулся.***
«— О, Изуку» — мама вздохнула, когда он вошел в главный кабинет. Она посмотрела на Кацуки. Мальчик, который привык приходить к ним домой почти каждый день. Это было целую жизнь назад, поняла Инко, и Кацуки больше не был тем крошечным мальчиком, который благодарил ее за напитки или сладости, которые она приносила им на улицу, крошечным мальчиком, который прощался с широкой улыбкой на лице в любое время, под конец каждого дня. Этого мальчика больше не существовало. Вместо этого перед ней был молодой человек, полный нервной энергии и сдерживаемой ярости. Она всегда задавалась вопросом, что пошло не так между ним и Изуку. Кацуки едва сидел, визуально дрожа, пытаясь не вскочить и не атаковать. На его губах и подбородке было обильное количество крови, пачкающее переднюю часть его рубашки, а синяк быстро распухал все больше и больше, закрывая его правый глаз. Нос Кацуки был кривым, явно сломанным. На стуле напротив Изуку сидел совершенно неподвижно, от него не было и следа, если не считать единственного ожога на плече. На его костяшках была кровь. «Мидория, спасибо, что пришли так быстро» — сказал директор, вставая со своего места. «— Кацуки…» — сказала она, не в силах сопротивляться использованию имени, которое когда-то было таким знакомым на ее губах. «Ты-» «У меня все нормально.» Кацуки чуть ли не кричал. «Мы уже вызвали скорую». Директор ответил на ее незаданный вопрос. — «Они должны быть здесь с минуты на минуту. А пока я хотел бы обсудить то, что произошло…» «Нечего обсуждать!» — Кацуки прервал его слегка гнусавым голосом. — Давай я просто выведу этого говнюка на улицу, и тогда у нас будет честная схватка, без всякой чепухи, ты, дерьмовый маленький трус…» "Замолчи." Изуку прервал его, его голос был ядовитым и стальным. Инко вздрогнула, глядя на своего сына, на своего милого, умного, нежного сына. То, что она нашла в этих невидящих глазах, едва различимых под взлохмаченными кудрями, испугало ее. Кацуки вскочил со своего места, как и она с директором, схватив его прежде, чем его рука успела дотянуться до Изуку. «Отпусти меня!!!» — закричал Кацуки, метаясь вокруг. Он был достаточно силен, чтобы, несмотря на то, что двое взрослых держали его, он потащил их вперед, его лицо медленно приблизилось к Изуку. «– Я преподам ему урок!...» Изуку плюнул Кацуки в лицо. «ИЗУКУ!» — возмутилась Инко. Изуку встал, стул, на котором он сидел, с грохотом упал на пол, и выбежал за дверь.***
Звук машины скорой помощи был далеко, он больше не мог его слышать. Изуку не двигался, свернувшись калачиком на крыше, в своем обычном укромном месте. Он не хотел двигаться, не хотел думать. Небольшая часть его задавалась вопросом, должен ли он просто встать, перелезть через забор и прыгнуть … «— Я слышала, ты сегодня ударил суку» Все его тело вздрогнуло, когда он инстинктивно повернул голову над источником звука. «Молодец.» Мики села рядом с ним. «— Ты выглядишь голодным» — сказала она, возясь с чем-то, и запах карри достиг его ноздрей. «Я разделю бенто. На этот раз" Изуку тупо зевал, как рыба, и он знал это. «— Значит, ты действительно ударил Бакуго?» Изуку закрыл рот и кивнул. «— Придурок сам это придумал.» Фыркнула она. «— Я не должен был…» — Изуку наконец обрел голос, низкий и грубый. «— Ты не должен был позволить себя поймать» — сказала Мики с набитым ртом. «Но удар? Черт возьми. Как я уже сказала: «Придурок получил это». «Удары». Изуку поправил ее. «Хм?» «Я сломал ему нос правым хуком, а левым попал ему в глаз». Мики рассмеялась, но это было безрадостно. «— Ты выглядишь как дерьмо» — сказала она «— Да, Каччан тоже так сказал.» «— Почему ты называешь его Каччан?» Изуку пожал плечами — «Привычка, наверное» «Ну, встряхнись. Он не заслуживает ласкового прозвища, не от тебя» «— Он…» — Мой друг, — хотел сказать Изуку. Он покачал головой. «— Когда-то мы были друзьями.» «— А теперь нет, и он обращается с тобой как с дерьмом. Перестать чувствовать себя плохо. Играй в сучьи игры, выигрывай сукинские призы и все такое». Это заставило Изуку рассмеяться. «Ты невозмутима. Это не так уж плохо» «Кроме того, это так». Она прервала его, холодно. «— У меня есть глаза, Мидория, и мои работают, в отличие от твоих» Это заставило его снова рассмеяться, но Мики продолжила напряжённым голосом. «Я вижу, как он к тебе относится. Как они все относятся. И это сводит меня с ума. Это неправильно, а ты хороший человек, и они все изо всех сил стараются выбить из тебя хорошее, а это неправильно» Изуку никогда так сильно не хотел видеть, читать выражение лица своего друга, понимать, что это за нотки в ее голосе. «Это заставляет меня хотеть использовать его против них всех». — шепчет Мики. «Кем это меня делает?» У Изуку нет ответа, он немного потерялся в разговоре. «Ты гораздо лучший человек, чем я». Она продолжила. «— И я ненавижу то, что они делают с тобой.» «— Я не… Мики» — шепчет Изуку с настойчивостью в голосе, он становится на колени, неуверенно протягивая руку. «— Я… Ты единственный человек в этом мире, который когда-либо относился ко мне как к равному. И я напал на тебя. Я не... я плохой человек...» «— Думаешь, я не знаю, почему ты это сделал? Поначалу было больно». — ответила она, нежно взяв его за запястье тремя пальцами. «— Думать, что ты повернешься против меня. Я так много думала об этом, Изуку. И до сих пор больно от мысли, что ты позволил всему этому негативу взять верх над тобой…» Изуку стыдливо опускает голову. «— Н-но… я была пренебрежительной. Я выудила из тебя эти чувства. Я должна была объяснить, почему я не хотела спарринговать. Я должна была рассказать тебе о своей причуде, о том, почему люди избегают меня…» «Боль.» Он шепчет. «Боль.» Она кивает. «Это просто, не так ли? Прикоснись к кому-нибудь, причини чистую, настоящую боль. Так просто, но так эффективно. Когда мой причудливый кулак представился, я держала папу за руку. Он ушел вскоре после этого». «Мики…» «Я знаю, каково это — быть отвергнутым. Чтобы избежать, быть осмеянным, быть оскорбленным. Я знаю, как это больно, и я так восхищалась тобой за то, как ты продолжал бороться, несмотря ни на что. Я все еще так думаю.» Изуку почувствовал, как у него пересохло в горле, глаза стали влажными. «И я ненавижу, что мир, кажется, всегда делает все возможное, чтобы взять то хорошее, что есть в людях, и исказить его до тех пор, пока оно не перестанет быть хорошим, а ты не заслужил ничего из этого». — добавила Мики дрожащим голосом, слегка принюхиваясь. «Изуку. Я больше не хочу злиться, мы можем снова стать друзьями?» И Изуку всхлипывает, сердито вытирая глаза рукавами, и полная нелепость всего этого пронзает его. Говорить о тьме мира в таких терминах, а потом понять, что в конце концов они всего лишь дети, заблудившиеся в месте, которое всегда кажется таким нежеланным и пугающим. «Я не хотел плакать». Он рыдает, сердится. «— Я не хотел плакать перед тобой и з-заставлять тебя больше волноваться.» «— О, пожалуйста, ты, плакса.» — говорит она, но Изуку тоже слышит слезы в ее голосе. «— Прости, Мики» — говорит он, шевеля нижней губой, поворачиваясь к ней. «— Мне жаль, что я напал на тебя. Я… я бы хотел снова стать друзьями» Нежные руки обнимают его, лицо Мики прижимается к его волосам. «Ты прощен.» Она бормочет. Изуку снова всхлипнул, прижавшись лицом к ее плечу. Они продолжали висеть друг на друге в течение долгих минут в тишине, и Изуку, наконец, впервые за несколько дней почувствовал, как этот узел в его груди ослаб. «— Хочешь кое-что узнать?» — говорит Изуку низким, но уже не водянистым голосом. «— Я не должен этим гордиться… Но…» «Что?» — говорит Мики, немного ослабляя хватку, чтобы посмотреть на него сверху вниз «Я плюнул Каччану в лицо». Мики сплюнула, прежде чем от души рассмеяться. Так же, как ее мама.***