***
Спина буквально отваливалась, и, выкрав редкую возможность поваляться на кровати, Петра тут же улеглась. Какое облегчение! Повернула голову набок: парни уже успели притащить койку для Рэйлы по распоряжению капитана. Петра и рада, и привыкла уже за короткое время к соседке, прижились и, как оказалось, вдвоем куда веселее, чем одной заваливаться в спальню. Что не день, так Рэйла возмущалась, а Петра, совсем не сдерживалась: громко смеялась, пока та бурчала и строила всевозможные гримасы. Конечно, иногда Рэй перегибала, и укоризненный взгляд Петры тут же приводил ее в чувство — остывала. Хомячили яблоки после отбоя, болтали и шутили, шушукались о ребятах. Петра довольно улыбнулась и сладко потянулась. Бамс! Ужаленной подскочила на кровати — в комнату влетела взбешенная Рэй, громко хлопнув дверью. — Не капитан, а тиран доебистый, помешанный на мыле! Рэйла едко скривилась, бросила сумку у кровати и зашагала по комнате туда-сюда, туда-сюда. — Чтоб тебя швабра по башке треснула, карлик ты гребаный! Заебал! И какого, блять, меня засунули именно в его отряд?! Я должна была быть у Ханджи, но нет же, сука, жизнь решила подшутить надо мной этой злой… малоразмерностью! Ублюдок подземный! Выдохлась и рухнула на кровать. Схватила подушку, накрыла ею лицо и как заверещала, задрыгала ногами! Затихла… ослабла: рука слетела с подушки вниз. Петра всё это время сидела с открытым ртом и наблюдала, застыв на месте. Опять склоки. Конечно, Петра сразу заметила, что Рэй далеко не в восторге от зачисления в Элитный отряд, и первое время искренне не понимала такого негатива. Пресекала каждый раз за грубое слово о капитане. Но позже, когда Рэй стала пропадать каждый день, драить очередной угол старого штаба, Петра осознала — это личное. Да и слух о драке с капитаном случайно до неё дошёл, когда Ханджи пошутила однажды, а Петра неудачно прошла мимо. Первый вопрос к Рэйле тогда был — зачем? — Да он козел охеревший! Позже Рэй все рассказала, на что Петра лишь посетовала и посоветовала быть более сдержанной, ведь она солдат и теперь состоит в Элитном отряде. Как никак, а пример для подражания. Петра встала, удрученно вздохнула, подошла к Рэй и убрала подушку с ее лица. — Что на этот раз? Рэй приподнялась на локтях и подползла спиной к стенке. Вымученно уставилась на Петру: — Задолбал. — Это я поняла. Уборкой? — Да если бы, — Рэй запустила пятерню в волосы и зачесала длинные кудри назад. — Придирается ко всему. Вчера и так в мозгах поковырялся, а сегодня увидел меня теперь с Гюнтером. — Теперь?.. — неуверенно начала Петра, но быстро осеклась. — Кстати! Она крутанулась на месте, залезла рукой под подушку и вытащила флягу. Рэй заинтересованно нахмурилась, но тут же обрадовалась, как только Петра вручила потрепанную жестянку. — Просил передать. Тайно, чтобы капитан не заметил, — Петра снова встала над душой. — Что твоя фляга делала у Гюнтера? — Если бы капитан заметил, то я тогда тут бы не сидела, — Рэй заулыбалась. — После того, как мы разобрались на складе, я вышла во двор вещи забрать. Ну и не удержалась — глотнула прямо возле конюшни. Тут пришёл Гюнтер и меня увидел. Я запаниковала, но он пообещал не рассказывать, а потом я споткнулась о свои же монатки. Упала на него почти, но удержалась за ремень. Короче… не знаю, как это выглядело со стороны, но явно как-то пошло, раз капитан так взвился. Вот, блять, что за хрень со мной? — Понятия не имею, но советую тебе прекратить так полоскать капитана, — Петра сложила руки на груди по подобию Леви, а Рэй, приметив, лишь злобно повела челюстью. — Уши вянут от твоих грубостей. Хоть какое-то уважение надо иметь. Он ведь твой начальник и лучший боец Разведки, сильнейший во… — Воин человечества. Да-да, знаю… Но это не мешает бурчать на него! Тем более по делу! Видите ли у него проблемы со зрением, а я кажусь ему главной шлюхой Разведки! Что сегодня не то понял, что вчера с Оруо хрень случилась, а мне потом объясняться надо. Но ему же что горох о стенку! И слушать меня не хочет, урод мелкий. Рэй зашипела, набычилась, сложила яростно руки на груди, вся сжалась. Только и буркнула под нос: «Лучше бы помогла». А прибитая к месту Петра открыла рот, глаза расширились до размера чайных блюдец. Оруо? Главная шлю… Так-так, стойте, погодите! Что это значит?.. Кольнуло. Как иголкой кожу, только в груди, и боль еще такая резкая, пробивающая молнией всё тело, дыхание сперло. Жар подступил к лицу, свело челюсть и в голове закрутился странный вихрь. Горло перехватило, как при простуде. Быть такого не может, чтобы Оруо и она… Да они ведь собачатся чуть ли не каждый день, не реже, чем с капитаном! Нет. Чушь. Но вот скользкие, острые подозрения толкнули спросить: — Оруо? — вышло неожиданно глухо, сдавленно. — Что с Оруо? Рэй бросила на Петру быстрый взгляд и, осклабившись, отмахнулась. — Да чепуха! Просто в ванне столкнулись, и он меня голую выгнал вон, а там этот… капитан-швабра. — То есть, — неуверенно протянула, — ничего не было с Оруо? — Да конечно не было, Петра! Я тебя умоляю! Стало легче. Ей — Петре. Тиски пропали и пришла нега, словно и не было всего напряжения. Показалось? Опустила голову, тихо вздохнула с расслабленной улыбкой на лице, развернулась к своей кровати, но голос Рэй заставил её остановиться: — Постой, — с подозрением та зашуршала покрывалом. — А почему тебя это так волнует? Тоже тебе нравится? — Что?! — вспыхнула вдруг Петра, крутанулась к Рэйле. — Меня это не волнует! И в смысле «тоже»? Тебе нравится Оруо? Глаза Петры расширились от накрывшего её удивления, нет, шока!.. И внезапного беспокойства. Рэй зачарованная такой реакцией лишь по-дурацки расплылась в улыбке, захлопала ресницами. Вдруг как схватилась за живот, упала на бок и залилась звонким смехом! Петра отпрянула, замолкнув. А щеки-то уже давно защипал румянец, и смущение подкралось незаметно, она отвернулась к окну. — Оруо почти второй Леви! — заливисто засмеялась Рэй. — А капитан мне не то что не нравится: я его иной раз удавить хочу. Опять скрипы и шуршание — это Рэй на локтях приподнялась. Взглянула на Петру с доброй ухмылкой, а та косо глянула на соседку, поджала губы. — Тебе, дурочка, он нравится, а ты ему. Если бы не нравился, то ты бы сейчас не на Оруо зациклилась, а поругала бы за «капитана-швабру». Нет, Рэй неправа. Ругаться из-за очередного обзывательства в сторону капитана — неблагодарное дело, а что до Оруо, то ей нет дела до его личной жизни и надуманных чувств. Он друг. Просто они давно знали друг друга, вместе служили не первый год. Петра глухо фыркнула и с еле удерживаемым волнением убрала навязчивую прядку обратно за ухо. Оруо еще стал постоянно копировать манеру капитана: Петра одна из первых заметила перемену в речи и в одежде. Первая. Закусила губу, брови нахмурила: нет, не нравится он ей. Друзья. Просто друзья и пусть спит с кем хочет. С кем он хочет! — Мне не нравится Оруо, — покачала головой, села на край кровати. — Он всего лишь друг и боевой товарищ. Городишь всякие глупости… — Ага, конечно! А я заядлая трезвенница. — Рэйла! Перестань! — вспыхнула Петра, хлопнув по подушке. — Займись делом, а не в сваху играй! И то, что я нравлюсь Оруо, ещё не значит, что он нравится мне! — Значит, я могу с ним переспать? — Нет! Выпалила. Так значит… ей важно? Раз «нет». Или же ошибка? Да точно, осеклась на эмоциях! Но если в груди царапнуло от мысли, что все глупые шутки Оруо про «жену» прекратятся, что он не будет назойливым хвостиком виться вокруг, да даже пыжиться от важности, неуклюже повторяя капитана, значит важно? Неужели ей, Петре Рал, важно, о ком думает Оруо Бозард? В кого влюблен Оруо и кого хочет? Получается, что и он ей… Петра застыла камнем, потупила взгляд, а Рэй лыбилась и пялилась на неё с усмешкой. Стало вдруг тяжело дышать, голова закружилась от осознания: получается, что и он ей… нравится. Стук в дверь. Девушки метнули взгляды к ручке: дернулась. В проеме показалась женская голова: — Рэйла Келлер? Петра Рал? — Да, — неуверенным унисоном отозвались они. — Капитан Леви ждет вас в своем кабинете. Сейчас. С шумом упавшая вновь на кровать Рэй мучительно взвыла в потолок. Петра оттаяла: глянула на удивленную в дверях, кивнула со вздохом. — Да. Мы идем.***
Теплая чашка в руках, рассеянный пар поднимался ввысь, а диван, хоть и не новый, но вполне комфортный, мягкий. Ханджи заерзала и решила сесть поудобней, а то нога затекла. Весело глянула на Леви: сидел, откинувшись в рабочем кресле, пил чай, а в другой руке держал лист. Вчитывался. Точнее делал вид, что вчитывается: глаза застыли на листке, зато челюсть еле заметно ходила — Леви переваривал их разговор. Прищурилась, внимательно всмотрелась в его сосредоточенное лицо, и Леви, словно почувствовав, перевел на нее угрюмый взгляд. — Чего высматриваешь, четырехглазая? Ханджи не смогла подавить смешок, встала осторожно, держа в одной руке блюдце, в другой — хрупкую чашку. Прошла к столу, поставила. — Интересно за тобой наблюдать, — подошла к шкафу, по-хозяйски открыла дверцу. — Чего ты там нового в письме Эрвина найти хочешь? Не понимаю… Леви, у тебя вообще что ли пожевать нечего? Ты же живешь в этом кабинете! А не, во! Сухари какие-то… сколько им? Достала пузатую банку с тремя ломтями то ли печенья, то ли и вправду сухарей — не столь важно. Главное, что с чаем будет как раз самое то! — Ты вообще жрать перестаешь, как в своем сарае запираешься. Леви отложил письмо в сторону: долю здравого смысла в этих писюльках как не старался обнаружить, так и не смог. Впрочем, по его каменному лицу понять мало что можно, но Ханджи в силу давней дружбы в чем-то разбиралась. Не так сильно, как Эрвин, но уж совсем профаном не была. — Исходя из слов Эрвина, — она уселась обратно на диван, — доверие сейчас ценно как никогда. К тому же, у мальчика не было как такового выпускного, вот поэтому Эрена и надо привезти сегодня. Подытожила она с хитрой усмешкой, но вот голос был скорее прикрыт фальшивым весельем. Леви вся эта ситуация совсем не забавляла: выдавали слегка напряженные плечи, сдвинутые ближе к переносице брови, неестественные движения, словно нитками стянули. — Получается, — негромко, но с явным холодом заговорил он, — лет пять среди нас могла быть крыса? — Это вполне вероятно, — хрумкнула сухарем Ханджи и тут же запила чаем. То, что сейчас проходил Леви, она пережила у себя в лаборатории, как только Моблит вручил письмо. Леви прикрыл глаза ладонью, выдохнул. Ханджи глянула на друга, не переставая звучно хрустесть, а крошки-то посыпались! Но нет дела до крошек, когда в семье предатель. — Пиздец. Узнаю кто и лично прикончу сволочь. Стук в дверь. Леви поднял голову. — Войдите. Двое. Точнее две: Петра Рал и Рэйла Келлер. Отдали честь: Петра по всем правилам и с чувством, Рэй на отъебись. Только заметив майора, она словно застыдилась, глаза распахнула, забегала взглядом. Взяла себя в руки: выпрямилась и громко поприветствовала. Ханджи хрустнула сухарем и с улыбкой отмахнулась, сразу стрельнула взглядом в Леви — камень камнем. — Петра, — она подошла ближе, — сгоняй в архив и принеси мне дела этих ребят. Вот тут имена, чтобы не забыла. — Капитан, — Петра взяла бумажку, всмотрелась и тут же поменялась в лице, а голос показался неуверенным, — а это… — Там всё написано. Не болтай лишнего. — Есть, сэр! Так она выскочила вон. — А ты, — Леви перевел взгляд на молчаливую, хмурую Рэй, — тряпку в зубы и шагай драить камины штаба. Свободна. Ханджи затаила дыхание: взгляд заметался от Рэйлы к Леви и обратно. Он вот взял чашку и перевел все внимание на бумаги, а Рэй же раздулась, как кузнечные мехи, и, кажется, сейчас как выдаст возмущение, но… — Есть… сэр. Развернулась на пятках и пошла исполнять приказ. Леви вынырнул из бумаг, как только закрылась дверь. Глотнул терпкого чая и откинулся на спинку кресла. Ханджи громко хрустнула сухарем. Слухи в разведке не так уж быстро разлетались, но за то время, что она прожила вместе с ними в старом штабе, майор лично разглядела странное общение между этими двумя. Собственно, на то ей и четыре «глаза», чтобы лучше видеть. А сегодняшняя истерика Рэйлы во дворе и вовсе не осталась без свидетелей. К вечеру, если верить пророчеству Абеля, вся разведка примется шушукаться по углам, а его догадки имели свойство удивительным образом сбываться. Хруст. — Четырехглазая, — Леви с недовольной ленцой повернулся к ней, — прекращай крошить. Только убрался. — Вот когда ты успеваешь только, — засунула последний кусочек в рот и, прожевав, с бурчанием продолжила: — Мы же вернулись не так давно, да ещё и полиция нагрянула. Про бумаги на твоём столе я вообще молчу! Леви, я поражаюсь твоей любви к чистоте. Такими темпами твой кабинет превратится во второй лазарет. Ханджи встала насколько могла аккуратно и стряхнула все крошки на чистый пол. Леви скривился, но поделать ничего не мог. Она закрыла сухари в баночке, вернула на полку в шкаф и уселась обратно на диван. Чай почти закончился. — Хрен вам. Тебе бы тоже не помешало прибраться в своём хлеву: ступить некуда. — То-то ты у меня не появляешься! — майор взмахнула руками да так неудачно, что чашка накренилась. — Да блять! — Что такое? — Да так… пролила. Не мой день, — забормотала она, разглядывая, куда попал чай, поставила чашку на пол. — Знаешь, Леви, с самого утра все наперекосяк. Ещё полицейские… Вот же! Хотя не особо видно. И так сойдет… — Поменяй. Не позорься. — Сменю, если постираешь, — усмехнулась, глянув из-под очков. — Хорошо. — Брось, Леви, это шутка, — отмахнулась, вставая с места. Схватила кружку с пола и прошла к столу. — Переоденусь, не боись. Надеюсь, на этом все дерьмо дня закончится. — Затяни потуже ремни, четырехглазая, ещё на плацу свидимся с защитниками закона. Леви тяжело выдохнул, поставил блюдце с чашкой в сторону. Глядя на Ханджи, кивнул на чайник, а она отрицательно мотнула головой: скоро пойдет, а то засиделась. И настроение упало: Ханджи словно ощущала незримое напряжение. Причин могло быть множество, но не сегодня и у всех она была одинаковой. — Тоже нервы потрепала? — Заебала. — О да! — прыснула Ханджи, схватившись за голову. — Карин не упустит момент поиграть с чужим авторитетом. Вот как ее Эрвин терпит? — Понятия не имею.***
Сквозь узкую щель тяжелых штор просачивался свет закатного солнца, образуя длинную дорожку до самых дверей. В кабинете душно, несмотря на блуждающий простор, и кружащиеся пылинки на свету создавали хоть какой-то намёк на реальность. Дело в другом. Движение бедер вперед — толчок. Уверенный, сильный, точный. Нет, становилось совсем невыносимо: Эрвин оторвал одну руку от женских бедер, грубо взялся за бляшку и ослабил кулон на шее, стянул ниже; подцепил несколько пуговиц у воротника, расстегнул. С хриплым облегчением глубоко вздохнул, а она услышала, пуще заерзала под ним на столе, подманивания и заставляя ни на секунду не забывать о ней. Толчок. Тряхнула черным хвостом, приложилась щекой к холодному дереву, и будто специально прошлась когтями по столу. Толчок, и Карин вновь замычала от удовольствия. Он знал её систему, стратегия до невозможности простая: толчок — Карин закатила глаза, позвала. Ухмыльнулся ли он? Конечно. Приятно знать, что можешь довести до постыдных слов, утопленных в бреду. Приятно… Однако, это Карин. Это всего лишь Карин. Возможно, иной был бы польщен, но точно не он: Эрвин знал какая она, кто она и её прошлое с чуть ли не всей подноготной. Но и Карин всё, что сумела, выяснила про него в силу своей профессии и устоев. — Блять, Эрвин… Т-ты… невозможен! Еще! Нет, он не халтурил: грубо положил ладонь ей между лопаток и вдавил в стол, а другой в порыве вцепился в оголенное бедро. Карин прогнулась сильнее, завиляла задницей, пальцы сжала в кулак и стонала, стонала, стонала! Но тихо, еле уловимо, с глухим шипением. — Карин… Она сразу всё поняла: ловко развернулась, соскользнула вниз и взяла в рот. Эрвин только и успел сделать шаг, прежде чем Карин взялась за дело. Язык скользил, обволакивал, дразнил. Эрвин с глухим хрипом выдохнул, напрягся, ухватился с силой за край стола. В её рту жарко, что голову сносило, и он готов был упасть. Прямо здесь. Навзничь. Но как же хороша! Зажмурился, стиснул зубы, сжал пальцы, а ноги одеревенели. Нет, они будто больше не его и сейчас подкосятся. Невыносимо. Эрвин шумно выдохнул, капельки пота соскользнули вниз с виска к самым губам. Провел языком — соленое. Тяжело открыл глаза, посмотрел вниз: Карин Карвен на коленях перед ним. Губы приоткрыты, щеки порозовели, вспотела, глаза пьяные. Облизнулась? Не стал терять ни секунды и тут же заправился, безотрывно глядя на неё с довольной улыбкой. Карин провела тонкими пальцами по подбородку и засунула их в рот. Эрвин застыл, все так же нависая над ней: соблазнительное зрелище. Но. — Ты была прекрасна, Карин, — подал галатно руку, она осторожно вложила свою ладонь и не совсем уверенно встала. — Благодарю. — Это взаимно, Эрвин. Подняла голову, взглянула ему в глаза с интересом, возвращая повседневную невозмутимость лицу. Но с чего-то вдруг коснулась ладонью его щеки — не ожидал, но виду не подал. Эрвин склонил голову, а она пальцами погладила кожу: нежно, ласково, заботливо. Но недолго — тут же принялась приводить себя в порядок. — Трахаешься ты чуть ли не лучше всех. Бросила так, незвначай. Эрвин усмехнулся — привык к таким выходкам. — Сочту за комплимент. — Это он и есть, — обернулась уже с застегнутым воротником и затянутым галстуком. — Перейдем теперь к делам? — Непременно. Присядешь? Эрвин жестом пригласил занять место по другую сторону стола, но она мотнула головой. Подняла юбку, оголила бедро, взяла весомый револьвер, громко протащив по столу, и закрепила в кобуре. Ловко юркнув цепкими пальцами в широкий карман своего плаща, она выудила излюбленную бриаровую трубку и тугой мешочек с табаком. — Карин, — ласково позвал, она оглянулась, — прошу тебя: не закуривай у меня в кабинете. Будь добра. Улыбнулся. Карин застыла на несколько секунд, вглядываясь в его голубые глаза, как будто он упустил важный момент и она ищет необходимую развязку. Оттаяла: вскинула покорно брови, убрала обратно мешочек, но трубку засунула в рот, обошла стол и с грациозной ленцой боком уселась на стул. Уставилась на шкаф: Эрвин, конечно, её совсем не интересовал — книги в тугом переплете куда заманчивей. — Можешь ли ты представить, — пальцами скользнула по крепкому столу, — что мне так и не разрешили увидеться с мальчишкой, а жаль — люблю юных ребят. В них, знаешь ли, страсти больше, чем в вас, уже помятых военной жизнью. — Эффективная стратегия переговоров у тебя, — сдержанно отозвался Эрвин, оставаясь серьезным, — решать всё через постель. В дополнение скажу, что сейчас лишний раз беспокоить Эрена не стоит. Ему нужно как можно скорее освоиться и принять новую реальность. Эрвин украдкой поглядывал на неё: документы, что она принесла, он все равно просмотрел, прежде чем размашисто расписаться и поставить печать. Теперь-то от Найла отстанут, да и сам он успокоится. Впрочем, ему семью кормить. — Эрвин, — с нажимом поддела она, — это был твой приказ: не подпускать меня к Эрену. Ведь так? Эрвин отдавал себе отчёт: задел. По тонкому льду ходил, а пристрастие к азарту ещё с кадетских времен закрепилось в его принципах. Будь то поле с титанами или же кабинет с обычными людьми, но с необычными полномочиями, Эрвин словно чувствовал грани и виртуозно маневрировал вдоль них. Его обольстительная улыбка всего лишь еще одно оружие: нежное, точное, эффективное. И сейчас, здесь, с Карин, Эрвин не пренебрег им воспользоваться. Однако на честный вопрос обязан быть честный ответ. По крайней мере, он не обязан быть полным. — Так. Цокнули каблуки по деревянному полу. Эрвин подвинул к ней готовые документы, но та даже не шелохнулась. Только когда он убрал руку, Карин склонила голову и изможденно улыбнулась, прищурив темные глаза. Эрвин повторил за ней, словно ненарочно, самому будто так комфортней: сидеть и улыбки натягивать одну за другой. Чушь. Очередная торговля лицом. — На твоем столе нет ни одного листка, а ты всё равно смотришь в оба за моими пальцами. Взмахнула кистью, перебрала пальцами воздух, зачарованно смотря на свою руку. Он опустил голову: подловила. Оторвалась, и он тут же с заученной учтивостью взглянул на неё. Конечно, она догадливая — у всего есть границы, у доверия в том числе. — Проницательность всегда была твоей лучшей чертой. — Поэтому в шахматы я с тобой не играю: не люблю проигрывать. Ты куда умней меня, а ломать свою веру нет смысла. Понимаешь, меня возбуждают умные мужчины. Умные и сильные. Положила руку на край стола, заговорила с придыханием, будто вот-вот потеряет сознание. Акцент на слове и стук зубов о трубку, взгляд пробежался по его лицу. Эрвин давно заметил за Карин странную манеру рассматривать его, словно каждый раз впервые. — Знаешь, дело оказалось странным. Я про ваших драгоценных титанов. Разве их поимка не подавалась как огромный шаг для человечества? Или у вас уже выработался рефлекс, а полицию, как всегда, дернули по привычке. Меня дернули из столицы в убитый Трост. — Вижу, ты огорчена, — понимающий тон, Эрвин поставил локти на стол, сцепил пальцы. — Трост сейчас в удручающем положении. Необходимость в дополнительном укреплении стены Роза возросла после произошедшего. Однако суть не только в защите изнутри, как распорядилось правительство, но и в выявлении истинной сущности врага. Карин почувствовала взгляд, но единственное, что удосужилась сделать, так это косо взглянуть на него. Эрвин любил полное внимание: глаза в глаза, стойкость и непоколебимая уверенность. Контакт. Но с ней всегда приходилось терпеть еле живые переглядки. — Как тебе известно, — уверенно продолжил он, игнорируя раздражение, — Разведкорпус не просто так отлавливает титанов, а для того, чтобы стереть их с лица земли, обезопасить и спасти человечество от их гнета. — В перспективе. — Верно, — кивнул. — Для это Исследовательский отряд и собран — изучить врага и выявить его природу. — А достойно ли это прогнившее человечество спасения? — наконец повернулась к нему лицом. — Как по мне, им самая дорога к святым. Ей будто всё равно, но за долгие годы Эрвин не раз обжегся и зарубил на носу, что мысли и внешность — совершенно разные, порой несовместимые стороны. Не все, что нас гложет, должно отпечатываться снаружи. Так и тут Эрвин не изменял своим принципам, продолжая держать на губах мягкую улыбку и прямой взгляд. — Ты категорична, Карин. Уверен, и у тебя есть люди, чья жизнь для тебя ценна, если уж будущее всех тебе безразлично. — А у тебя есть такие люди? Дорогие люди? Замолчала, прямо в глаза посмотрела. Ждала ответа. Эрвин — идеальный пример стойкости и дипломатичности: ни намека на задетую рану. — Естественно. — Незаменимый капитан Леви? — сузила глаза. — Два майора, одна из которых крайне умна? Старый друг с его женой? Как её звать? Ма-ма… — Мари, — улыбнулся он. — У меня достаточно людей, чьи жизни мне важны, как и жизни других, живущих в пределах Стен. Однако и они зависят от вероятного будущего человечества. Поэтому необходимо просчитать очередной шаг настоящего врага и обогнать на три. Знать о нём всё. От начала и до конца. Настороженность промелькнула на её лице, как скользящий ветер в полях. Разные слухи ходили, но единственные, кто знал правду, были они сами. Истина оказывалась до смешного проста, хоть и страшна для Карин, когтями оберегающей свои тайны и близких. Эрвин не брезговал использовать информацию, удерживающую ее на коротком, но колючем для хозяина поводке. — Про рефлексы и разведку я пошутила. Подрывать собственные опыты, привлекая еще больше внимания и затормаживая процесс исследования, невыгодно для Разведкорпуса, верно? — Абсолютно, — кивнул. — У тебя замечательное чувство юмора. Кроткая улыбка мелькнула на её губах и также быстро пропала. Разговор прервался: Карин задумалась, пальцем лениво вырисовывала круги на столе. Остановилась, подняла голову. — Значит ли, что доверие среди каждого корпуса также можно рассматривать как нечто незыблемое и стабильное? — поставила трубку на стол, не отпуская из пальцев. — Здесь и кроется вопрос, уходящий в года. Все ли вы такие дружные ребята и крепкая семья? Готовы ли принять новую кровь в свои ряды и доверить им свои жизни так, как они вверяют свои в ваши? — Не поделишься своими домыслами? — О чем ты? Все мои слова — лишь полет мысли, не более. — Не припомню за тобой пустословия без подспорья и неопровержимых доказательств. — Их нет. Прямой взгляд Карин вернулся, тон голоса стал жестче. Практически незаметная перемена, но Эрвин следил за ней так, словно в любую секунду ожидал подвоха. Впрочем, юлить она любила и между строк всегда смотрела. В этом и крылся подвох. Как для него, так и для всей Разведки. — Доказательств? Тогда что тебя зацепило? Дернул за нужную ниточку, строя заинтересованного, но не посвященного в детали юнца. Играть он умел и удачно, но, честное слово, порой так сильно уставал, что только спрятанный внизу виски смывал своей горечью всю мыслительную свистопляску. Тогда он мог выдохнуть, а перед сном, если оставались силы, прочесть главу или две интересной книги. Но тяжелые мысли все равно настырно лезли в голову. — Собственная предвзятость. — Прошу, расскажи подробней, мы же договорились. — Железное алиби у четверых, — бессильно пошевелила она пальцами по количеству человек. — Их имена ты получишь при необходимости. Впрочем, только один человек вызывает у меня колющее чувство и откровенный азарт. — Ты не азартна: скорее охоча до выверенных схем и тотального контроля. Усмешка пролетела искрой, но очаровать Карин успела. Откинулась довольно, с желанием посмотрела и замурлыкала себе под нос. — Всегда говорю, что ум — это самое сексуальное, что может быть в мужчине. Мускулатура лишь фантик от вкусной конфетки. — Могу я предположить, что этот человек — женщина? Все удовольствие медленно скатилось вниз с бледного лица, и оно вновь стало пустым. Карин вернула трубку в зубы, отмахнулась от вопроса и опять уперлась взглядом в шкаф. Снова не интересен… — Предполагай сколько хочешь, но я точно ничего больше не скажу, пока сама не удостоверюсь. Свет тускнел, и за окном опускались сумерки. Кабинет медленно проваливался в темноту, но Эрвин не спешил зажигать свечи — времени достаточно. — Повесить на несчастную душу тяжкое преступление для меня ничего не стоит, но здесь завязано твоё любимое человечество, а я тебя, Эрвин, обожаю и уважаю. Она так свободно говорила про поломанные судьбы и насколько просто может их ломать. Обесценивала человеческую жизнь, приравнивая беспредел к рутине. Кого-то это могло очаровать: власть, сила. Никак не его, особенно после всех погубленных по его приказу жизней. Нет красоты и чести в том, чтобы иметь возможность кого-то искалечить и избежать за это наказания. — Ты не во всем со мной откровенна, — заметил он и улыбнулся, будто желая выудить харизмой больше информации. Но Карин остановила игру — он галантно поддался. Коварство вспыхнуло в её глазах, немного придавая краски скучающему лицу. — Пусть так. Но я правда тебя уважаю, а в постели ну просто обожаю.***
День, который кадеты ждали с неприкрытым трепетом, облегчением, жаждой и отчаянием наступил. Во дворе военного штаба собрались все: подростки с перекрещенными мечами на груди, добродушные простаки Гарнизона, за сцену тихо проходили незаметные разведчики и горстка вычурных полицейских встала позади строя. Все из себя с расправленными плечами и высокомерными взглядами. Элита элит. Во главе чванных столичных офицеров стояла она и отрешенно курила. Совсем мелкой казалась среди рослых мужчин, а каблуки вовсе не спасали. Позади шло бурное перешептывание: косточки разведческие перемывали. «Мужики, а языками треплют не хуже баб». Стоило вяло махнуть рукой, как все заткнулись. А кто сразу не понял, того в плечо ударили — среди группы оказались новенькие лица, не успевшие заучить правила Карин. — Как всё прошло? К самому уху склонился приближенный офицер: произнес четко, но очень тихо. Шатен с короткими блестящими волосами: высокий, статный, волевой и глаза темные, практические синие до ночной черноты. Финниан всегда был рядом, даже если его не видно, все равно крутился неподалеку. Имя ему совершенно не подходило: с такой внешностью и непреклонным характером куда лучше звучали такие имена как Ричард, Риман или Патрик. Так его бабка назвала на пороге смерти: говорила, что удачу принесет, но в имени ли дело или же во влиянии Карин и благосклонности коварной судьбы? Карин слушала короткую речь Шадиса и остальных чинов, ждала выступление Смита и приезд Найла. Док обещал её отпустить по приезде. — Как обычно, — промычала сквозь сомкнутые на трубке зубы. — В горизонтальном положении. Опять принялись судачить. Да что такое? Раньше такого не было: если тишина, то гробовая. Что за мышь в группе завелась? Оглянулась через плечо — все сложилось. Всё с ним ясно. Новенький. — Не, — новобранец еще громче заговорил, и Карин волей-неволей всё-таки прислушалась: — Смит, может, и нормальный мужик, но вот коротышка тот еще ублюдок. Если верить слухам, то он грязная крыса из подземелья, а Эрвин его отмазал. — Арнольд, — шикнул на него кто-то прокуренным басом, — завали хавальник, иначе евнухом станешь к утру. — Не понял. Ты че? Нарываешься? Тут Карин закатила глаза, и, словно по немому приказу, Финниан вновь прильнул, практически касаясь губами скулы. В услужении Карин он не первый год и сразу понял по тягучему выдоху — злится. Однажды, когда нервы в её чаше терпения перелились за край, она просто прострелила башку одному торговцу, который не унимался и гнал на неё про счета, убытки, кражу и безалаберность полиции. Его предупреждали. Позже всё переписали в красивую историю с суицидом, но история оказалась поучительной для всех, кто прямо или косвенно имел дело с майором Карин Карвен: не зуди и наберись терпения, иначе в теле окажется лишняя дырка. — Уведи. Арнольд не успел схватить за грудки своего обидчика, как крепкая хватка Финиана перехватила его руку. Заткнулись, наконец-то тишина. Гробовая. Зашагали стремительно вон: больше Арнольда среди них не будет. Быть при Карин считалось почетом, однако, когда тебя вычеркивали из него без суда, следствия и второго шанса, лучше уж и вовсе идти другой дорогой к вершинам карьеры. Карин вновь погрузилась в свои мысли. Когда-то и она была среди таких же детей, но это было так давно и словно неправда. Кто мог предположить, что она окажется в армии? Если бы не Феликс тогда, вдруг спустившийся в злачный кабак, то они никогда бы не встретились. В Эрвине она видела его. Каждый раз. Внешне — ни единого сходства. Но манера, вежливость, это скользящая услужливость, ласка, лживое понимание и острый ум по-садистски напоминали Феликса, и Карин терялась в нем. Зачарованно всматривалась в Эрвина, вслушивалась в каждое его слово из-за полуживого отчаяния и разрушалась, расстилалась перед ним на крепком столе. Снова и снова. Ничего не могла с собой поделать — ей это нужно. Околдовал, очаровал, как тех зазнавшихся богачей, убалтывая их так, что на следующий день те считали Эрвина хорошим приятелем, нормальным мужиком или даже другом. Не обделял он вниманием и глупых дам, что верещали каждый раз, насколько Эрвин Смит обворожителен, превосходно умен, а как же он любезен! Душка! Затем все они дружно отсыпали на нужды разведки необходимые деньги. Но порой на Карин наваливался страх: ей казалось, что Эрвин знает или, как минимум, догадывается о её слабостях. Как правило, Карин никогда не казалось. Незаметно выпустила пышное кольцо дыма, и очнулась от мысли только случайно заметив мелькнувшего Леви. Значит, уже пришли. Притаились и, конечно, домашнего титана приволокли. А, может, Леви воспротивился: оставил титаненка в штабе, на цепь посадил, точно собаку, и наказал будку сторожить? Нет, Леви Эрвину никогда не перечит. Скорее всего, на Эрена Йегера нацепили капюшон и поставили в самую глубь. Скоро речь Смита. План она знала — рассказал — кивнула в знак сотрудничества и пообещала стоять позади и выцеплять взглядом предателей, пока будет ждать Найла. Впрочем, в последнее время его принялись разрывать на куски все, кто только может, и главнокомандующий порядком успел устать. Он даже думал скинуть на неё обязанность приема новобранцев, хотя какой там набор, если и так всё ясно? Холодало. Ветерок всколыхнул зажженные огни и пролетел мимо, мазнув по щекам. Вышел Эрвин — все затихли. Карин смотрела на него с гремучей тоской на сердце. Невозможно. Его так не хватало… Но Карин вновь игнорировала жгучую боль и уходила в работу: искала, вычисляла, подозревала. В конце всегда находила. В сторонке от их группы собралась кучка гарнизонцев и… надо же! Бастарда увидела! Мелкая блондинка и наверняка также глупа, как её шлюха-мать. Боится? Жмется к темной каланче. Карин прикусила язык, стараясь прислушаться к опасной мысли: пусть девчонка одна болтается, ни к чему ей друзья, а то надоумят на глупость и будет Карин подарок — сверхурочные и лишняя встреча с Кенни. Отвернулась и уткнулась в другую знакомую светлую голову. Якоб. Давно его не видела, хоть и занесло в Трост, но, увы, не пересеклись. Даже Пиксиса встретить успела, а его вот только сейчас. И, конечно, этот амбал Барт — вот бы сбрить его бакенбарды — косится на еще мальчишку… совсем еще милосердный ребенок их Якоб, жизнью не попорчен. Вернула взгляд на Эрвина, а на сцену уже вышли с картой рыжеволосая девка и скаловидный Майк. Гадкий рыжий. Сальные рыжие пакли и жирное рыло — вот, что она видела каждый раз. Прикрыла глаза — устала. Хотелось домой, Траут увидеть и в кровать улечься, иначе с режимом без сна скоро синяки замазываться под глазами перестанут и вся побелка посыпится с лица. Благо накуренного придурка тут нет: в Митре сидит, с жухлыми толстопузыми стариками в сенате или со своими любимыми надушенными проститутками. Тут Карин скривилась: надушенные проститутки. Вспомнила про предстоящую поездку в подземный город и типичную возню с товаром. Кроме всего, зловонье подземелья всегда перемешивалось с приторным запахом дешевых духов, и весь этот едкий аромат звучал резче, чем кошачья моча, заставляя всплывать самые грязные, омерзительные отрывки… Карвен на всю силу легких глубоко затянулась, лишь бы не морщиться — она всегда выглядела беспристрастно. Сама пустота. Финниан вернулся — заучила его походку, каждый звук и жест. Подошел сбоку. Карин подняла на него утомленный взгляд и поняла: важная новость. Финниан всегда слегка округлял глаза, когда случалось что-то серьезное, и даже при плохом освещении Карин заметила мелкую, но значительную перемену. Больше выступление Эрвина её не интересовало. — Не хочу тебя беспокоить, но ты должна знать.