***
— Получается, — протянул Эрвин, стараясь не реагировать на раздражающий треск веток под подошвой, — ты уже больше года пробираешься на территорию. — Это не сложно. Рэйла то плелась, шумно размахивая палкой в высокой траве, то забиралась на ближайшее дерево и с хлопком спрыгивала на землю. Кто бы Эрвину сказал, что он будет вести малолетнюю майорскую дочку домой, вместо того, чтобы просиживать штаны на совещании, в жизни бы не поверил. Эта Рэй всё не унималась и скакала белкой то в одну сторону, то в другую. Вроде бы дала всего лишь на минуточку подержать свою обувку, мол, дай пробегу до ручья и ноги помою, а он уже полчаса идет с детскими ботинками в руках. Докатились. — И вообще, они сами виноваты! — Рэй злобно хлестнула палкой по траве. — Если бы слово держали, то я бы и не лазала. Врут и не краснеют. Оглянулась на него сурово: — Так дедушка Дот говорит, когда ему кажется, что от него вино прячут. — Никогда подобного за командором Пиксисом не замечал. Следовал за ней тенью, а она и вправду скакала по деревьям как белка. «Бельчонок» — так ее назвал майор, Эрвин уловил. Не краем уха, а непосредственно стоял рядом, когда разгневанная капитан Джиа Келлер буквально приволокла брыкающуюся и кусающуюся Рэйлу к отцу. Пихнула прямо на майора Келлера и стремглав унеслась обратно на тренировки, лишь рукой напоследок махнула. Эрвин раньше никогда не видел настолько растерянного майора: вся серьезность Зигрида Келлера слетела на пол, кажется, он даже крикнул вдогонку жене что-то вроде: «Ч-что?.. Д-джиа! Что это значит?!» Так майор стрелой умчался на собрание, скинув на него ребенка… Лучше бы его на совещание отправил, а дочь свою до дома довел. «Она тебе покажет дорогу» — хорошо, предположим, но предпочтительней иной расклад. Дети… Эрвин шел, отмахиваясь свободной рукой от мошкары, и разбирался в непривычных ему мыслях. Хорошим бы он был отцом? Вряд ли: у него уже есть цель, и он следует за ней. Семья… лишняя ноша и сплошные переживания? Непозволительная и недоступная роскошь? Эрвин привык к дихотомии своей жизни, и она не позволяла ему отвлекаться, сбиваться с заложенного много лет назад курса. Но если бы жизнь сложилась иначе? У него… какая бы была у них с Мари семья? Обычная, скорее всего, она давно замужняя женщина. Он сделал выбор. Зачем прошлое ворошить? У Мари уже были дети, и она замечательная для них мать. Но то жизнь гражданских, а каково разведчикам и их семьям? Эрвин болезненно взглянул на Рэй. Кажется, он ее немного понимал… Со стороны он рассматривал, как она прыгала, шоркала ногой, вскакивала на бревно и аккуратно старалась удержать баланс. Выглядело немного забавно. Как она смеялась, руками махала, как злилась и ёрничала на родителей, на взрослых, на свою детскую жизнь. Сердце непроизвольно сжималось: былое раздражение отмерло, толком не накрыв. Сочувствие, понимание и желание приободрить, заверить, что всё будет хорошо, то поднималось, но затухало где-то в районе кадыка. Врать-то он ей не станет. Рэй и так считает, что все лгут. Отчасти она права. Такого себе он позволить не мог: иллюзия счастья и семейной жизни – безответственная, жестокая шутка по отношению к любимым. Сегодня или завтра он вернется завернутым в плащ трупом. А, может, его и вовсе сожрут со всеми потрохами. Нет уж… В его жизни и без того достаточно бездушия и зверства. Хорошо, что Мод его понимала… Минуточку, при чем тут она? Растревоженные мысли заставили распахнуть глаза и повести челюстью: прошло столько времени…. Как она? Рана… нормально зажила? Он столько времени останавливал руку от письма — дал себе слово — но перед экспедицией страхи брали вверх. И в такие неподходящие моменты Эрвин не мог приказывать своим мыслям, а они обнажали сердце и возвращались к ее измученному лицу. Зашуршала листва, Эрвин поднял голову, и с ветки свесилась Рэй. Платье закрыло лицо, и ее совсем не смущало, что панталоны оказались видны всему миру. Эрвин отвернулся, обронив смешок, и сразу поджал губы. — Эй, Эрвин, вот зачем ты туда пошел? — Чтобы узнать, каков мир за стенами. — Эх, — Рэй подтянулась к ногам, уселась на толстой ветке, — все вы так говорите... Вас учат, что ли? Придумал бы новое. — Большинство идет в Разведкорпус именно ради исследования и… — Мести! Спрыгнула ловко на землю. Взглянула на него с горящими глазами и пугающей широкой улыбкой, будто они на уроке. По густой траве прошелся ветерок. Эрвин сжал до скрипа детские ботинки, плечи сами по себе напряглись и брови сдвинулись к переносице. Понимает ли она, о чем говорит? — Верно. Рэй дернула носом и отмахнулась от предложенных Эрвином ботинок. «Вся в мать». Что взять с ребенка? Если только это не тот маленький лазутчик, который уже, оказывается, больше года проникает в штаб. Плохо ловили или поддавались? — Почему тебя только сейчас поймали? — Ну-у-у… Я выучила, где меньше ходят. А еще всегда можно сбежать и спрятаться. Или тихо выведут за ворота, а через неделю я тут как тут. — Но тебя должны были запомнить. — Вы же после экспедиций постоянно меняетесь, — Эрвин немного напрягся. — Кто-то уходит, кто-то приходит. Каждый раз натыкалась на новых. — Ясно. Даже ребенок заметил: люди постоянно меняются. В лучшем случае чуть больше половины разведчиков возвращаются из экспедиций, а новые лица не сильно к ним рвутся — оно и понятно. Эрвин уверенно выпрямил спину, мазнул взглядом по высоким веткам клена: необходимо менять стратегию. Майор уже дал добро на новый строй в завтрашней экспедиции. — Вон, — голос Рэй вырвал Эрвина из раздумий, — мой тот, что крайний. Впереди расстелилась небольшая деревня — самая близкая до штаба. Деревянные дома рассыпались до самого холма, дым поднимался из труб и потихоньку вытягивался к самому небу. Еще немного и покажется каменный мост через узкую речку, где по берегам женщины уже вовсю занимались стиркой. Дети шныряли туда-сюда, кричали, матерей от белья отвлекали. На краю лужайки паслись бараны. Люди жили обычную, размеренную жизнь. В ноздри умудрился пробраться аромат свежеиспеченного хлеба. Ох, каково было бы сейчас стянуть сапоги, скинуть куртку и ремни, понестись по полю к родному дому… Туда, где тебя любят. Ждут. Помнил ли он еще… Эрвин болезненно усмехнулся, качая головой. Где остался стойкий запах книг и отцовские рассказы? — Пошли, Рэйла. Осталось немного.***
Крышка кастрюли резво подскакивала, билась о края и звенела — бульон кипел. На кухне душно, жарковато, а растопленный очаг под боком лишь сильнее кружил голову. Или всё дело в том, что стоило ей перешагнуть порог дома, как на нее с полотенцем набросилась ба, а позже присоединился брюзжащий дед? — Уму непостижимо! Как тебе только в голову взбрело! Ты хоть понимаешь, как родителей позоришь? Ба носилась по комнате, хватала миски, разливала суп — очередная порция пролетела мимо носа Рэй — деду. Рэйла в бессилии улеглась на стол. Ни пирожков, ни супа — ничего. Хорошо, что тот Эрвин завел её и быстро ушел, а то бы совсем замутило, если бы его рядом усадили и принялись ругать. — Какая полиция тебе? — всё не унималась ба. — Ты вон что творишь! Чем ты вообще думала?! — Задницей, — вставил своё дед. Рэй едва не взорвалась от унижения. Разве они не понимают? Вот ни чуточки?.. — Тебе стыдно? Вот хотя бы немного? Ба развернулась, руки в боки уперла и грозовой тучей нависла над ней. Рэй вся сжалась, но глаза загорелись злостью. Кулаки стиснула, подняла голову. — А им стыдно? — За что им стыдно должно быть, а? — зачавкал дед. — За то, что ты дурная? Стыдно, наверное, еще как стыдно. — За то, — обиженно насупилась Рэй, — что они плохие родители. — Они в первую очередь уважаемые офицеры Разведкорпуса, а потом уже родители. — Это неправда! Не надо было меня тогда рожать! — А ну-ка села! — вспыхнула ба. — Бессовестная… Уймись, иначе еды не получишь! — Нет! Они… они врут! Постоянно врут! Обещают прийти, и не приходят! У всех нормальные родители, а у меня их будто и нет! В глазах запекло, стул под дедом скрипнул, а сам он перестал скрести ложкой по дну, ба возмущенно схватилась пухлой рукой за стол. Вся кухня зашаталась, смазалась в одно пятно, и Рэй почувствовала, как шею точно обожгло. Руки задрожали, в груди вспыхнул пожар. — Они завтра уйдут и могут не вернуться, — задушено просипела, сжимая пальцы на ногах. — Понимаете? — Всегда возвращались и завтра вернутся. Рэй повернула голову: деду будто все равно, и он все знал наперед — ни даже толики беспокойства в глазах. Старый, с поседевшими курчавыми волосами и глубокими морщинками на лице, он просто сидел и ел. Бульон позади высоко поднялся, пугающе закипел и нагло перелился за края кастрюли. Ба резво развернулась, сдернула с передника дырявую тряпку, руку обмотала наспех и сняла кастрюлю с огня. — Пошла отсюда, — грозный голос ба выдернул Рэй из мыслей. — Иди в свою комнату и сиди там до завтрашнего утра. Она всегда так делала, когда нечего сказать — выгоняла. Рэй кожей чувствовала давление, хотя ба молчала и протирала тряпкой взмокший лоб. Вдруг оглянулась: её большая грудь высоко поднималась и опускалась — бабушка очень злилась. Аж покраснела, или это из-за жара? Рэй стиснула зубы, крепко зажмурилась и как отскочила от стола: — Ну и пожалуйста! Ну и не надо! Схватила булку из миски и ринулась по лестнице вверх. Не успела она толком сбежать, как ей вслед пустили всевозможные ругательства, но какая разница, если она права? Какие же они все бессердечные! Влетела в свою комнату, юркнула под покрывало и в комочек свернулась на кровати. Не понимают! Никто её не понимает, никому она не нужна! Ни родителям, ни деду с ба! Злобно зажевала булку, захлебываясь слезами. А в комнате холодно, темновато и очень одиноко… Сквозь пелену до Рэй донеслись беспокойные разговоры по ту сторону двери. Кажется, она уснула? Комната погрузилась в темноту, и стало боязно, но Рэй прислушалась. Кинула быстрый взгляд на прикроватную тумбочку, но спичек не оказалось, только огарок свечи в крошечном подсвечнике. Собравшись с духом, Рэй спустила босые ноги, прошла на носочках поближе к заветной двери и… — Если она спит, то мы её разбудим, ты же это понимаешь, умная ты голова… «Мама!» Точно она! Её голос! Рэй прикрыла ладонями рот. Они пришли! А если… Если увидят, что она не спит, то опять примутся ругать. Потому Рэй быстро на цыпочках пробежала до кровати и вернулась под теплое одеяло. Притворилась спящей. Дверь тяжело отворилась, и родители осторожно прошли в комнату. Перед глазами Рэй стояла изрисованная стенка, а позади просел матрас — это мама опустилась. Ласковая ладонь с любовью погладила плечо, и Рэй не смогла, сдалась и оглянулась. Улыбающийся отец стоял в ногах, а рядом с ней сидела мама и тоже улыбалась, но по-другому. Не весело, а нежно, мягко. — Привет, — прошептала она. — Решили заглянуть к тебе перед отправкой. С их приходом обида ускользнула под половицу. Рэй поднялась, потянулась к матери и обняла, обвила шею. Та сладко просипела, прижала к себе и поцеловала в макушку. Мамины руки всегда шерашвые из-за натертых мозолей, покрытые рубцами — говорит, лезвиями порезалась на тренировке. Острые... Вспыхнула спичка — отец зажег свечу. За окном пели зарянки, а в комнате на одну узенькую кровать улеглись трое: отец, мать и дочь. Рэй посередине что-то важно рассказывала, а Джия наигранно хмурила брови. Зигрид, на удивление, говорил мало, только слушал. Необычное поведение отца насторожило. Рэй прижалась поближе к матери, улеглась на подставленную руку. Закусила щеку и сдвинула задумчиво брови: сердце чувствовало подвох, но если они тут, с ней, то разве не все хорошо? — Тебе не нравится? — вдруг выдала Рэйла. Джиа замолчала, взглянула на Рэй, а та на отца. Зигрид напрягся, подтянулся поближе к изголовью и задорно ухмыльнулся: — О чем ты, бельчонок? — Слишком много думаешь. Вон, — ткнула между бровей, — даже складка появилась. Ты так в старика превратишься. С морщи-и-инами… Скривилась, а Джиа прыснула в подушку. Зигрид прикрыл глаза ладонью и довольно вздохнул. — Нет, я просто думаю про завтрашний день. — Я приду! — Мы знаем, — мурлыкнула Джия. — А вы? — вдруг Рэй поднялась, уселась и посмотрела на них сверху вниз. — Вы же будете осторожны? Вернетесь? — Конечно вернемся! — фыркнула Джия. — Это даже не обсуждается! Рэй замолчала. Привычное беспокойство, но каждый раз по новой, будто они уже не отходили множество экспедиций за стену. Лежат себе вроде бы спокойно, смотрят на нее, и хоть говорят одно, на лицах совсем другое: серьезные, непроницаемые. Рэй знала: разведчики не любят говорить о будущем перед вылазками. Может, примета плохая? — Рэй, — Зигрид взял ее за руку и потянул обратно, но та не поддалась, — ладно… Слушай, мы очень постараемся. Договорились? Всегда получалось, а значит, что и вы этот раз повезет. Тем более мы опробуем новую стратегию. — Так он согласился?! — вслед за Рэй подскочила Джиа. Зигрид закатил глаза: — Ну не сейчас, хорошо? Поговорим в штабе. — Вы не останетесь на ночь? В ответ Рэй получила лишь извиняющиеся взгляды. Не останутся…. Понятно… — Ложись, — теперь Джиа ее потянула. Пригладила кудрявые волосы, провела ладонью по щекам, поцеловала в лоб и вдруг запела старую колыбельную.В волшебной стране, Что видишь во сне, Сидит на луне Небесная дева.
Рэй прикрыла глаза, поудобней улеглась на подушке. Отец подтянул одеяло повыше, огладил руки, а мама, которая почти никогда не пела на ночь, старалась как можно мелодичней протягивать слова:Твой охраняет покой, И все кошмары долой, Она незримый герой, В ночи королева.
Рэй уснула быстро. За весь день выбилась из сил: и беготня, и крики, и нравоучения вымотали. Они вышли из комнаты тихо, чтобы не разбудить, глянули еще раз перед уходом и спустились. Взяли приготовленной для них еды в дорогу и вышли в ночь. — Она скучает. — Я знаю… — Мы опять её подвели, слышишь? — голос Джии вновь преобразился, и вся материнская мягкость прошла, остались лишь командирские нотки. — Нехорошо это… — Я знаю. Мне надо подумать. — Есть… Зигрид, — он приобнял жену за плечи и глаза на неё опустил, — душно как-то на улице. Тебе не кажется? — Да… немного, — потянулся к шее и развязал черную ленту под воротником, дотронулся до первых пуговиц. — Растягну-ка, а то задохнуться можно.***
— Эрвин… Протянула Джия, сильнее сжимая повод, нервно накручивая ремешок на руку. Впереди — ворота. Зигрид и Джия верхом среди готового к выезду строя. — Ты её отец. — Опять ты заладила… — Да! Заладила! Ты не выполняешь родительские обязанности! — Да что ты говоришь! — зашипел тот в ответ. — А кто притащил ко мне Рэй? Старались держаться прямо, не кривить лица и не привлекать внимания. Шипели друг на друга как змеи, кидали ядовитые взгляды. — У меня были тренировки! Я не могла их бросить, чтобы потом ребят по кускам собирать в поле, умник хренов. — Успокойся. — В смысле, блять, успокойся?! — Всё должно пройти хорошо, — Зигрид склонил голову набок и мягко улыбнулся. — Не бойся. Джиа нахмурилась, дернула плечом и отвернулась. Впереди солдаты Гарнизона шныряли, ожидали приказа, чтобы ворота поднять. Все ждали. — С чего ты взял, что я боюсь?! — Ты всегда распаляешься, когда тебе страшно. Поэтому… Он вдруг осекся. Опустил голову на грудь, и Джиа кинула обеспокоенный взгляд на него. Последние недели Зигрид сам не свой: задумчивый, молчаливый, угрюмый. Редко ухмылялся, свойственная ему ленца пропала, он чаще стал закрываться в кабинете, а вчера и сегодня… совсем отстранился. — Джиа, я тут подумал, что пора нам оставить… — Оставить?.. — Разведку. — Что?! Зигрид! — крикнула и тут же зажмурилась, понизила голос: — Как же так? А неизведанные просторы, мир за стенами? — Мечта мечтой… у нас есть дочь, — кинул взгляд за спину, именно туда, где обычно всегда стояла Рэй. — Ее нужно растить. Если мы не остановимся… Джиа, ты знаешь, что если мы продолжим, то однажды… не вернемся. Позади Зигрида, на том же месте, что и всегда, стояла маленькая Рэй. Растрепанные волосы, простое голубое платьице. Смотрела на них не отрываясь и крутилась, когда кто-то загораживал ей вид. Сердце непроизвольно заболело — Джиа поджала губы. Перевела взгляд на абсолютно уверенного Зигрида. — Давай метнёмся в Гарнизон, твой отец только рад будет. Скучновато там, да… — наконец-то усмехнулся Зигрид. — Зато будем с Рэй здесь и сейчас. — Но ты же второй человек в разведке! Все знают, что следующим на посту главнокомандующего будешь ты. — Плевать, — отмахнулся он. — И без меня разберутся. Замолчали. Объявили время на готовность: вот-вот откроют ворота. — Когда ты решил? — вдруг спросила она. — Давно… давно думал. Пришёл к выводу, что выбор мой оказался крайне эгоистичен. Ты же здесь из-за меня. Опять повернулся к ней с наглой миной восемнадцатилетнего мальчишки. Джиа фыркнула, еле сдерживая улыбку, но смотреть на него, конечно же, не стала. Обойдется. — Ну и вовремя же ты разродился… Получается, Гарнизон…. Папа очень обрадуется, — обронила смешок, ладони быстро о штаны вытерла — вспотели: — Напьется навеселе до беспамятства. Раздался тяжелый шум поднимающих ворота механизмов. Главнокомандующий взметнул руку к небу и дал команду двигаться вперед. Сливаясь в один стройный ряд, кони помчались в темный тоннель, оставляя за собой облако земляной пыли. Бежали навстречу полям и лесам — безграничным просторам и безжалостной судьбе.Её верный конь.
Духота привела за собой под руку грозу. Всё смешалось, и непроглядная пелена ливня застилала обзор. Гроза повалила не одно дерево, часть разведчиков попала в смертельную западню.Унесёт от погонь.
Лошади падали, спотыкались, их случайно сшибали огромные ветви. Не многие разведчики остались целы: кто-то ударился головой и потерял сознание, кому-то лошади сломали ноги своим тяжелым боком.Глаза как огонь.
Оказавшись в ловушке, отряд Зигрида выпустил черный сигнал в небо, но увидят ли его другие сквозь нависшие серые облака? Громыхало небо и гремела земля: злой рок — не иначе — привел их в лапы титанов.И грива как пена.
Джиа стремглав пустилась в бой вместе с командой прикрытия, быстро расквитались с гигантами. Туши полетели в грязь, громко рухнули — разрубленные шеи задымились. Вонь смешалась с запахом сырости. Ситуацию взяли под контроль: титаны повержены, отряд Зигрида разделился и нашел путь отхода, связного пустили к командору. Но в одно мгновенье с дерева спрыгнул аномальный...Один длинный рог.
На лету сожрал Камиллу Кирли из группы Джии, раздавил лошадь огромной стопой, кинулся на остальных бойцов. Хруст хребтов, истошные крики солдат и топот огромных ног — всё казалось беспросветным хаосом. Уши резало, кровь стучала в висках Зигрида: вдруг он потянул поводья на себя и развернул лошадь назад.И шесть его ног.
Зигрид вертел головой, смахивал ладонью воду с лица, приглядывался, стараясь выцепить среди деревьев притаившуюся Джию. Где она? Положил пальцы на рукояти, вынул ноги из стремян. Как ей помочь? Встал на седло, пустил гарпуны. Не обращал внимание на оклики… Ветер бил по лицу, капли мешали и раздражали глаза, вымокшая одежда потяжелела, никуда нормально не приземлиться — всё вокруг скользкое.Не нужно дорог
— Джия! — взревел Зигрид. — Сзади! Свист справа! Он ее нашел, но и титан учуял… Джиа успела сманеврировать и проскользнула по руке чудовища. Хоть ей и удалось увернуться, одного из оставшихся членов ее отряда гигант умудрился схватить и сжать в кулаке, как сгнивший помидор. Тот не успел даже крикнуть. Кровь полилась бурыми ручьями по огромному костлявому предплечью. Джиа рассвирепела: все силы бросила на важное и одновременно пустое — месть. Почти весь отряд прикрытия разбили. Остальные умчались вперед, но он… Джиа залетела почти к самой шее титана, но аномальный повернул голову, и его острые огромные зубы схлопнулись на животе Джии. Залетела в его рот, как случайно попавшая мошка…Чтоб дойти до неба.
Истошный женский вопль порвал воздух в клочья. Зигрид онемел, только и мог, что наблюдать, как тварь пережевывает его жену. Кажется, он слышал, как хрустят ее позвонки, как капают на сырую землю красные капли, и видел, как она морщилась, глотая ртом воздух. Джиа всё еще билась между огромных губ в агонии. Кровь хлестала, глухой треск двигающиеся челюсти казался нереальным. Зигрид стрельнул гарпуны прямо титану в лоб: намертво вцепился в лезвия, в глазах нещадно запекло, зубы стиснул до скрипа в ушах, и все тело точно заколотило. Это он виноват. Он. Слышал свое дыхание — в голове барабаном отдавался каждый вздох. Сердце сковало в тиски, и чем ближе, тем непосильней и ужасней казался момент. С размаху разрезал челюстные мышцы и тело Джии безвольно вывалилось прямо на подставленные руки. Гигант махнул ладонью и сшиб Зигрида в сторону. Он полетел тряпичной куклой, позабыв про привод. Накрепко прижал Джию к себе, рухнул на промозглую землю, и нестерпимая боль пулей пробила голову. Нечем… дышать…И злой чёрный волк.
Зигрид скользнул взглядом по мертвенному белому лицу Джии. Это не она… Не ее глаза, не ее нос, не ее губы… эта страшная морщинка между бровей — всё чужое. Ненастоящее, окаменевшее. Зигрид задыхался, пытался заглотить побольше воздуха, но каждое движение причиняло нестерпимую боль. Агония заживо накрыла камнем, и приближающиеся шаги гиганта больше не пугали. Все в голове спуталось, капля дождя рассекла окровавленную губу, вырвался последний хрип. Отряд вернулся не скоро, и к их прибытию ветер успел улечься, ливень перешел в мелкий дождь. Еще немного и совсем сошел бы на нет. Главнокомандующий Кис Шадис спешился не сразу: застыл, вперив взгляд в безвольно лежащее тело майора Келлера. На груди Зигрида лежал разорванный труп Джии. Он спрыгнул в самую грязь: хлюпающую, мерзкую, перемешанную с разлившейся кровью. Подошел ближе. Глаза у Зигрида были открыты, но смотрел он не в небо — на жену. Кто-то потянулся к мертвому лицу опустить веки. Взгляд Шадиса переметнулся на Джию: зубы гиганта растерзали, разорвали кишки, буквально наполовину выпотрошили, а до чего не дошли — само вывалилось. Ног нет. Сожрал по пояс. Стало нехорошо: Шадис отвернулся. Не от подступивший рвоты — давно ее не чувствовал, а от чего-то другого, колючего, словно дробленое стекло заставили сожрать. Осмотрелся: вокруг куски тел, брызги крови и огромные следы гиганта. Надо убираться. Быстро распорядился, и офицеров аккуратно подняли, уложили в повозку. Он не мог видеть мертвых — никогда не смотрел. Вина снова зацарапала горло, хоть к бурдюку прикладывайся. Это же он их повел… Неожиданно подошел Эрвин: он крепко сжимал кулак, но Шадис заметил выглядывающий сквозь пальцы черный язычок — ленту Зигрида.Вдруг сразу умолк.
***
Под рукой королевы.
Рэйла ждала возвращения бесстрашных разведчиков: выглядывала из-за голов, перескакивала с места на место, и вот ворота открылись! Они вернулись! Спрыгнула с ящика, помчалась со всех ног, расталкивая зевак, к самой дороге. Уперла взгляд в поредевший строй и… Родители всегда шли в первых рядах. Вот уже середина строя, но их нет! Рэй искусала губы до крови, расчесала локти до красных полос, колени судорожно сдвинула и часто задышала, вглядываясь в каждое лицо. Может, проглядела? — Рэйла?.. Вздернула голову. Эрвин… Тот самый, который вчера проводил до дома. Как она его не заметила? Зачем он подошел? Растерялась, заморгала, не переставая поглядывать на понуро плетущихся вояк. А Эрвин стоял с опущенной головой, мрачный, как недавно налетевшие на город тучи. Присел на одно колено. — Дай руку. Зачем? Протянул руку, и Рэй осторожно вложила свой маленький кулак в его большую и шершавую ладонь. Разжала пальцы, и Эрвин положил папину черную ленту… Ему мама подарила. В стороне раздался плач. Это ба свалилась на колени перед повозкой… Рэй замерла — поняла. Губы затряслись, дыхание сбилось. Ей вдруг показалось, что все понарошку… это же все сон, они же обещали. Да, они врали, задерживались, праздники иногда пропускали, но всегда возвращались. Они не могли умереть.***
На влажной траве ровным рядом выложили всех павших в вылазке солдат, которых смогли забрать. Прямо внутри двора главного штаба. Грязные, побитые, вымученные солдаты прихрамывали: их ожидали больничные койки. Раненых аккуратно проносили на носилках. Некоторые кричали от боли. Среди всех проходивших стоял главнокомандующий Кис Шадис, потерявший зыбкую самоуверенность. Осматривался, стискивал до хруста кулак, хмурился показательно, отдавал приказы. На погибших искоса поглядывал. Зеленые плащи с перекрещенными крыльями укрыли трупы. Это оказалась одна из худших экспедиций за стены, в которых ему доводилось участвовать. Сердце грел портсигар: хотелось уйти куда подальше, скрыться от осуждающих глаз, расплакаться навзрыд, но он же командир. Стой и терпи. Смотри. Твоих рук дело. Не было туч, но тяжелая, липкая духота стояла с самой ночи. Нужно было догадаться сменить маршрут или вернуться назад, а он… Мелкая девчонка прошла мимо, будто это нормально, когда по корпусу малолетки от горшка два вершка разгуливают. Кис вздрогнул: показалось? Дернул головой в сторону, а она подошла к первому лежащему и нагло стянула плащ с лица, потом и ко второму, к третьему, к четвертому… Почему он стоит? Какого? — Эй! Здесь тебе не место! — двинулся к девчонке, а та в землю вросла, сжимая край плаща. — Я кому сказал. Подошел, вцепился в плечо и резко развернул. Девчонка пошатнулась и чудом не упала, а по щекам ее текли слезы. Рот рыбой раскрыла и смотрела ему под ноги, прерывисто задышала, но негромко, с хрипами. Шадис кинул взгляд на погибших: майор Келлер лежал бледный как мел с окровавленным ртом и руками, а рядом с ним лежало разорванное тело его жены. Шадис облизал губы и услышал приближающиеся шаги. Поднял голову — Эрвин шел к ним. — Сэр, это дочь… — Я знаю, — оборвал Шадис, смотря в серьезные глаза Смита. — Детям такое лучше не видеть. — Я могу ее проводить. Знаю их дом. Разрешите? Шадис замолчал. Опустил тяжелый взгляд на Рэйлу Келлер, сглотнул и отрывисто кивнул. Еще один ребенок остался сиротой.