Смех и осколки

За ужином Дилюк, Кэйа и Крепус рассказывали друг другу о том, как прошёл их день. Кэйа обычно болтал почти без передышки, успевая ещё при этом как-то съедать больше, чем оба Рагнвиндра вместе взятые. Что отец, что сын обычно слушали его с улыбкой и не перебивая. Сегодня Кэйа молчал. Оказалось, что разговор без его непрестанных шуточек и комментариев идёт туговато. Ел Кэйа тоже мало. Аделинда даже потрогала ему лоб, чтоб проверить, не заболел ли ребёнок (Дилюк негодовал из-за того, что она и Крепус до сих пор их так звали, а им ведь уже по шестнадцать лет! Кэйа обычно только улыбался и молчал). Где-то через полчаса Кэйа отложил приборы и серьёзно посмотрел на Крепуса. Кэйа редко был серьёзным, так что Крепус почти почувствовал, как он седеет. Кэйа вздохнул и заглянул Крепусу в глаза, после чего медленно и спокойно (тут уже Аделинда почувствовала, как она седеет. Чтоб этот ребёнок, да медленно и спокойно?) заговорил: — Отец, как скажется на Вашей репутации, если на официальный приём, устроенный Вами в честь нашей с Дилюком первой годовщины в рядах рыцарей Ордо Фавониус, я приду в платье? Крепус захотел расплакаться от облегчения, но виду не подал. Аделинда громко выдохнула и, как показалось Дилюку, закатила глаза (он был уверен, что её тоже Кэйа этим заразил). Кэйа продолжал смотреть отцу в глаза спокойно и сосредоточенно. Крепус про себя отсчитал от десяти до ноля и ответил: — Какая разница, как это скажется на моей репутации. Не важнее ли, как это повлияет на тебя? Над тобой будет смеяться весь Мондштат. Кэйа криво ухмыльнулся и ухмылка эта была больше похожа на оскал (Дилюк знал, что с таким выражением лица его брат обычно ходит делать кровавые котлеты из идиотов, оскорбивших Джинн или самого Дилюка). Но Крепус и Аделинда видели её впервые. Глядя на белые зубы и выпирающие, длинные клыки, на опасно сверкающий глаз и, после, на меч, стоящий рядом со стулом, Крепус понял, что зря он беспокоился, думая, что Кэйа в случае чего не станет защищать себя, боясь попортить репутацию семьи Рагнвиндиров. Аделинда собралась дать ему подзатыльник, но её рука замерла когда она услышала ответ Кэйи. Самодовольный, своенравный, гордый тон и вызывающие слова: — Думаю, я уже имел эту честь. Дилюк почему-то сглотнул. Сейчас, с этим выражением лица, с этим тоном и этими словами, Кэйа, даже без оружия и доспеха, выглядел куда опаснее, чем на поле боя, заляпанный кровью и с мечом в руке. Аделинда быстро взяла себя в руки, так что уже меньше чем через полминуты, как Кэйа произнёс эти слова, он всё-таки получил подзатыльник. Пугающее выражение лица сменилось обиженно округлёнными глазами и громким «Эй, за что?». — Приличные юные джентльмены не должны корчить такие рожи во время приёма пищи. — Да какую бы рожу я ни скорчил, всё равно останусь симпатичным, так что какая разница! — Дóлжно соблюдать этикет, — Аделинда скрестила руки на груди и спокойно продолжила. Крепус тем временем немного нервно отхлебнул вина. — Манеры — лицо мужчины. Что толку от твоей красоты, если ты будешь вести себя, как сумасшедшая обезьяна? Какая девушка на тебя посмотрит? Кого ты приведёшь в дом знакомиться с господином Крепусом? Кто станет твоей женой, верной союзницей, надёжным тылом и матерью твоих детей? — Не хочу показаться грубым, дорогая Аделинда, — Кэйа снова ухмыльнулся, но уже нагло, — но как по мне лучше вести себя, как сумасшедшая обезьяна, чем соблюдать абсолютно все правила этикета и стать похожим на кого-то из Лоуренсов. — Крепус едва не подавился вином, а Дилюк изо всех сил давил улыбку. — Ходят по Мондаштату, задравши носы, глядят на всех, как на грязь, и жалуются постоянно, что теперь, при правлении рыцарей, наш прекрасный город провонял помоями и нищими. Вот только отчего-то никто из них не задумывается, что раз куда не пойди несёт говном, может, дело не в месте, а в них самих? Вино у Крепуса пошло носом. Дилюк совершенно неприлично хрюкнул. — Ну, а что касается того, кого я приведу в дом как своего любимого человека, то какой смысл думать об этом сейчас? Мне всего шестнадцать, даже если сильно захочу, то зачать никого никому не смогу. — Аделинда кажется от возмущенно задохнулась, а Крепус после этих слов, который раз за вечер, облегчённо выдохнул. Хотя бы с Кэйей не придётся более подробно говорить про секс. Он и первый-то разговор с ними обоими едва вынес и всё никак не мог набраться сил для второго. Пока Крепус радовался, Кэйа продолжал легкомысленным тоном: — Дела Ордена выжимают из меня все соки, так что только мысли о твоей замечательной еде и молодой мастер Дилюк помогают мне дожить до вечера. Из этого следует, что жены мне тоже не надо, ибо какая жена будет с мужем, что уделяет больше времени работе, чем ей? В верных союзницах у меня ходит наша драгоценная Джинн и, конечно, Дилюк. Хотя Дилюк, конечно, не союзница, а союзник, но это мелочи. Надёжный тыл — это вы. Что ещё мне нужно? Аделинда, понимая, что на то, чтобы спорить с Кэйей, у неё, как обычно, не хватает сил и капельки красноречия, лишь вздохнула и ответила: — Посмотрим, как ты заговоришь года в двадцать два. Служанка потрепала Кэйю по волосам, и тот довольно зажмурился («как кот» — подумали все трое). Но краткий миг тишины прошёл, Кэйя открыл глаза и вновь серьёзно спросил: — Так что по поводу платья? Крепус вздохнул. — Зачем ты хочешь навести шуму? Кто-то что-то опять сказал? Я разберусь. Кэйа махнул рукой. — Всё хорошо, никто ничего не говорил (Дилюк знал, что это не так, и знал, что Кэйа не хочет беспокоить отца, так что носы пустозвонам ломал сам). Просто, я боюсь, что семья Джинн не позволит ей прийти в костюме или хотя бы доспехе, так что думаю поменяться с ней одеждой. Дилюк не знал, что брови его отца могут подниматься настолько близко к линии роста волос. — Ты хочешь, чтобы против одного тебя ополчились все Гуннхильдры? — Нет, я просто хочу, чтоб они перестали давить на Джинн так, будто она графит, из которого они хотят сделать алмаз. Она замечательная, а они требуют от неё слишком много. Я просто хочу помочь. Крепус кивнул. — Делай так, как считаешь верным и справедливым. — Спасибо. Аделинда, научишь меня ходить на каблуках? Крепус с долей обречённости посмотрел вверх и мысленно спросил у Анемо Архонта, почему никто не пишет подробных пособий по воспитанию детей. Аделинда устало потёрла переносицу и про себя взмолилась всем семерым Архонтам, чтобы Кэйа не переломал себе ноги, ибо отговаривать его было бесполезно и оставалось только помочь. — Хорошо. Только не падай. Кэйа хлопнул в ладоши. — Замечательно! Спасибо большое! — не вставая, он обнял Аделинду, уткнувшись носом ей куда-то чуть выше пупка, и служанка погладила его по волосам. — Дилюк, завтра будешь танцевать со мной, пока я буду в туфлях. Дилюк вздрогнул, представив, что станет с его ногами после таких танцев. — Ты же мне все ноги оттопчешь! Как я ходить буду? По-прежнему обнимая Аделинду, Кэйа посмотрел на Дилюка, слегка приподняв брови. — Ну я же после первых танцев с тобой потом как-то ходил. На это ответить Дилюку было нечего, так что он покраснев, принялся ускоренно жевать мясо, чтобы скрыть смущение. Кэйа захохотал. Крепус добавил: — Завтра придут портной и сапожник снять с вас обоих мерки. Я закажу для тебя ещё туфли и платье. — Не надо платья. — Почему же? — Я буду в платье Джинн, — Кэйа хитрó прищурился. — Хочу посмотреть, как Гуннхильдры будут сжигать наряд, стоящий целое состояние, просто потому что в этой одежде походил «грязный щенок Рагнвиндров» Взрослые недобро сощурились, но тему развивать не стали. Дальше ужин проходил как обычно. Вскоре Аделинда подала десерт, и Кэйа, не уставая, нахваливал её шоколадный пудинг. После окончания трапезы Дилюк и Кэйа помогли Аделинде убрать со стола и потом, толкаясь и тихо перешучиваясь, разошлись по комнатам спать. На кухне Аделинда с Крепусом на брудершафт пили валерьянку из хрустальных рюмок.