Смех и осколки

Хохотали маги Бездны недолго — Джинн выругалась, да так грязно и витиевато, что Кэйе захотелось записать, а после с яростным криком, больше похожим на рёв, воткнула меч одному прямо в голову, а второго добила со злости, проломив ему грудную клетку ногой. Кэйа похлопал, но поднял руки, сдаваясь, и шутливо попросил пощады, когда Джинн на него зло зыркнула. Дилюк смотрел на подругу, и в его взгляде ужас мешался с восхищением, во взгляде Кэйи же было чистое уважение. Теперь Дилюка пугали они оба. Пока они переглядывались, бой, оказывается, закончился. Некоторые рыцари просто упали на землю от истощения. Многие стояли перемазанные в крови с головы до ног, все были ранены, немногие — тяжело. Кэйа мрачно хохотнул, когда увидел, как округлились глаза лекарей, повыползавших после боя из своих щелей и увидевших почти восемь десятков раненных. Те рыцари, что были поцелее, принялись оттаскивать к лекарям тех, что были совсем плохи. Джинн тоже рвалась помогать, но Кэйа тихо отчитал её, сказав, что поднимать с раненной рукой, взрослых кабанов в полтора раза тяжелее её, уже начавших отращивать себе пивные животы, вредно для здоровья. Джинн в ответ сказала что щеголять по лагерю с прокушенной грудью тоже вредно для здоровья, но Кэйа в ответ предложил ей просто помочь лекарям. И пользу приносишь, и себе хуже не делаешь. Джинн подумала, глянула на абсолютно не справляющихся медиков, и согласилась. Дилюк улыбнулся. После боя они все выглядели плохо, но его душу грело то, что на Кэйю и Джинн теперь смотрели с уважением. В конце-концов не каждый день увидишь как юноша шестнадцати лет, почти ребёнок, с двумя кинжалами завалил целого митачурла, а после скакал по головам других митачурлов. Хотя, старшие из них, может что-то такое и видели, но, хрупкую и изнеженную на вид, девушку, ногой проламывающую грудь магу Бездны, вряд ли видели даже они. Дилюк улыбнулся ещё шире, когда увидел, что Кэйа тащит олуха, пытавшегося приказывать Джинн, за штанину волоком по земле. К слову о том, как они выглядели. Дилюк даже думать не хотел о том, как сложно ему будет вымывать кровь и грязь из своих волос. Он даже не успел заплести хвост, так что во время боя волосы постоянно мешались и лезли в рот. Под разорванную в районе живота, лёгкую рубашку задувало. Штаны были подраны на коленях и ещё в паре мест, но в целом, он выглядел не так уж и плохо. Джинн же и волосы собрать успела и от бóльшего количества ударов увернуться. Дилюк немного завидовал. Сам себе он казался неуклюжим и медленным, словно какой-нибудь только вышедший из спячки медведь. Словом, порваны у девушки был только один рукав рубашки — второй оторвали во время боя, и штаны в нескольких местах. Она выглядела чуть ли не лучше всех. Кэйа же, наоборот, был хуже всех. От его рубашки остались красные ошмётки, чудом удерживавшиеся на его плечах — ледяной щит митачурла ударил сильно, так что и грудь с животом, почти целиком были покрыты ссадинами и царапинами. С левой груди, которую ему прокусил сбивший Кэйю с ног хиличурл, стекали струйки крови. Часть капала на землю, другая стекала вниз и терялась за поясом штанов. С обеих рук, всё ещё, капала кровь. Дилюк с опозданием понял, что с левой она капала активнее и пригляделся — на предплечье виднелось два следа укуса. Дилюк сглотнул. Кажется, он увидел кость. Когда Кэйа развернулся спиной, Рагнвиндр ахнул. Видимо приземление было гораздо жёстче удара щита — на спине Кэйи ссадин и ран было в несколько раз больше. Штаны тоже были сильно разодраны, но благо (Дилюк выдохнул), окончательно голым Кэйю не оставили. Иначе бы молодые рыцари завидовали не только его фамилии и способностям. Дилюк снова улыбнулся и продолжил таскать раненных. Но его радость долго не продлилась. Он вспомнил то, как сражался Кэйа, какие приёмы он использовал, как парировал и нападал и как он свернул шею хиличурлу голыми руками вчера. Он нахмурился. Вопросов стало только больше, и слова Кэйи о влиятельной семье почему-то не могли убедить Дилюка. Вдруг его внимание вновь привлёк Кэйа. Тот взял кого-то на руки, поддерживая под колени и спину. Обычно он взваливал раненных себе на плечи, ведь крупных мужчин долго на руках не поносишь, а за право носить раненных девушек, чуть ли не подрались сразу по окончании боя другие рыцари и всех уже перетаскали. Хотя на всё их войско, включая Джинн, приходилось всего дюжина девушек, из которых две были лекарями. Кто-то на руках Кэйи тихо ойкнул, и Дилюк пригляделся. Тот парень, с покусанной ногой, которого спас Кэйа и который что вчера, что сегодня неплохо сражался. Ему было восемнадцать, на пару сантиметров выше Кэйи, худой, но крепкий и гибкий, как ива. Белокожий, с золотыми кудряшками и невероятного оттенка голубыми глазами, этот юноша, по мнению Дилюка, больше подходил для служения в храме, чем в Ордене. Кэйа тихо проговорил ему что-то успокаивающее и понёс к лекарям, стараясь обходить трупы. С другими он их перешагивал. Но, вот, Кэйа всё-таки споткнулся. Они были на дюжину шагов левее Дилюка, так что он ясно видел, как рыцарь-ангелок, уткнулся лицом Кэйе в грудь и крепко обхватил его руками за шею, а потом покраснел и, растерявшись, не зная куда спрятать лицо, чтобы не выдать смущения, уткнулся в смуглую грудь. Дилюк фыркнул. Недотёпа. Подумаешь, полуголый, перемазанный в крови, побитый и покусанный, но всё ещё держащий спину прямо и твёрдо вышагивающий, гордый, весь такой из себя красиво-опасный Кэйа. Чего тут краснеть? Дилюк за Кэйей больше не следил. Когда закончили относить раненных к лекарям, оставшиеся рыцари выстроились в очередь. Дилюк искал Кэйю взглядом, но никак не мог разглядеть его хоть где-то. Когда пришла его очередь получать медицинскую помощь, Дилюк удивлённо присвистнул. Кэйа сосредоточенно и ловко промывал, бинтовал и зашивал чужие раны, не теряя изящества в движениях. Рагнвиндр вновь нахмурился. Разве знатных особ учат подобному?

* * *

Кэйа запрыгал бы от счастья, когда понял, что бой закончился, но больше ему хотелось упасть от усталости. Когда он уже собрался это сделать и заползти к Дилюку на ручки, гордость яростно взвыла и Кэйа, вздохнув, поплёлся носить раненных. Протащив лицом по земле того, который оскорблял Джинн, он испытал усталое удовлетворение. Дальше всё шло вроде гладко, но тут, Кэйа увидел того укушенного. Юноша лежал на земле в позе звезды и просто смотрел в небо. Золотые кудри спутались и испачкались в крови и грязи, голубые глаза туманило от усталости, но стоило отметить, что это ни капли не портило его красоты. Кэйа присел на корточки рядом с его головой, рубашка парой ошмётков свесилась вниз, оголяя его ещё больше, но он не обратил на это внимания и заговорил: — Хэй, приятель, ты как? Почему лежишь тут? Юный рыцарь же захотел кричать. Опасный, красивый, гордый, наглый, смешливый и открытый, без этого страшного и угрюмого Рагнвиндра за плечом, ещё и полуголый, Кэйа вызывал смешанные чувства. Он почему-то улыбнулся в ответ: — Платье тебе шло больше. Кэйа недоумённо моргнул, затем хохотнул и обтянул ошмётки рубашки вокруг талии: — А ещё мне чертовски идёт корсет! — кажется, подмигнул, — Согласен? — Определённо, — юноша кивнул, — если бы ты сражался ещё и в корсете, то все враги пали бы перед тобой ниц, ослеплённые красотой на грани вопиющей пошлости. Кэйа захохотал и самодовольно кивнул. — И бóльшая часть союзников. — И бóльшая часть союзников, — кивнул в ответ. — Как тебя зовут, дружище? — Зачем тебе? — юноша подозрительно прищурился. — Думаю, кому бесплатно отослать бутылочку вина из урожая этого года. — Мастер Рагнвиндр тебе этого не позволит. — Значит, знатный. — Почему? — Мастером отца зовёт знать, не желая признавать лордом. Простой народ зовёт его Господином или дядюшкой. — Болдэр Орэль. Спасибо, что спас меня от того хиличурла. Кэйа игриво прищурился: — Золотой принц? — Кэйа квинул. — Родители дали тебе красивое имя. Ты ведь сын из рода казначеев? Как тебя сюда отпустили? — Убежал. — А чего валяешься в грязи, золотой принц? — Не зови меня так. — Тогда буду звать просто принцем. Или монеткой. Как тебе больше нравится? — Ты всем даёшь идиотские прозвища? — издевательский кивок. — Как тогда зовёшь Рагнвиндра? Кэйа пожал плечами и с улыбкой ответил: — Любовью всей моей жизни. — М, и что же надо сделать, чтобы заслужить такое прозвище? — Быть Дилюком Рагнвиндром, — Кэйа опять подмигнул, и теперь Болдэр был в этом уверерн. — А что, тоже хочешь? — в ответ Кэйа получил что-то невразумительное, — Так что же наш золотой принц валяется в грязи как ломаный грош? — Нога болит очень. Кэйа нахмурился. Легко надавливая осмотрел правую ногу, на левой пришлось задрать штанину. Из ноги торчала кость. — Сейчас я отнесу тебя к лекарям. Возьму тебя на руки, так что лучше обхвати меня руками за шею. — Сам дойду. — и шлёпнул Кэйю по рукам. — На сломанной ноге далеко не уйдёшь. Никому я не расскажу, что тебя касался грязный щенок Рагнвиндров, не беспокойся, — и аккуратно взял на руки — А ты легче, чем я ожидал. — А ну опусти! — Болдэр уперся руками в чужую грудь, пытаясь оттолкнуть, но Кэйа только зашипел сквозь стиснутые зубы и посильнее сжал пальцы под коленями и крепче обхватил спину. Юноша заметил, что под его пальцами течёт кровь, опустил взгляд и понял, что надавил одной рукой прямо на укус. Тут же попытался зажать рану и виновато залопотал, — Извини! Прости пожалуйста, я не хотел! Почему ты вообще носишь других, когда у тебя самого такая рана? — Помолчи пожалуйста. И перестань лапать мою грудь, ты только хуже делаешь. Просто не брыкайся. Болдэр затих и покорно сложил руки у себя на животе, сцепив пальцы в замок. Вдруг они споткнулись. Кэйа выругался, Болдэр ойкнул и случайно обхватил своего нового знакомого за шею, чтобы не упасть. Через пару минут Кэйа сгрузил его к лекарям и, помахав рукой, ушёл. Когда он вернулся, лекарка за руку утянула Кэйю на обработку ран вне очереди и именно Болдэра позвала подавать воду и бинты. Не терпя никаких возражений, женщина лет сорока, стянула с юноши остатки рубашки и откинула их куда-то за спину. Болдэр ахунл. Лекарка запричитала: — Ох, милый мой, сколько ран, сколько ран. Из ниток, что я сейчас на тебя потрачу, можно целый гобелен соткать. Как же тебя так угораздило, птенчик? — Кэйа поморщился, когда женщина начала протирать раны на груди, Болдэр — на спине и руках. — Ну-ка, не трогай укусы на руках, золотой мой, я там сама. Глубоко зубы вошли, кость почти видно, сколько же грязи и пота тебе туда набилось. И на груди тоже. Ой мальчик, сильно тебя помотало, сильно, — она промочила скальпель в спирте и начала аккуратно выскребать землю из укуса на груди, пока Кэйа сжимал зубы с такой силой, что желваки ходили. — Я как увидела как тебя щитом откинуло, так подумала всё, кости собирать будем и родителям отправлять в холщовом мешочке, а ты, р-раз, и мало того, что встал сам, так ещё и не дрогнул, когда эта тварина на тебя понеслась, и вскочил на щит, как на коня! На моей памяти мало кто таким бесстрашным и безумным был. — она перешла вытаскивать грязь из укусов на руке. — Разве что пара юнцов, у которых в голове семени больше мозгов было, да несколько рыцарей, трое словно скалы, высокие да крепкие, долгие годы для такого тренировались и женщина одна удивительная. Ты на неё больше чем на прочих похож, у тебя по движениям видно, что ты хоть и страшные вещи делаешь, но не сгоряча, а по расчёту, точно и уверенно. Хорошо тебя папа твой обучил, просто презамечательно! Ты, кстати, чьих кровей будешь? На искреннюю улыбку женщины не ответить улыбкой было сложно и Кэйа ответил: — Приёмный сын Крепуса Рагнвиндра. — Подкидыш тот? — Кэйа кивнул, выудил иглу с ниткой у женщины из рук и начал шить особо глубокую царапину на животе, врачея понаблюдала, кивнула, взяла вторую иглу с ниткой и занялась укусами на руке, — Больно хорош ты для подкидыша, да на жену его похож больше, чем родной сын. Тот, вон, — она кивнула в сторону Дилюка, — один отец. Глаза его, нос, губы, лоб, волосы и тело. Словно кто срисовал и оживил. А ты, как госпожа Алоисия, крепенький, стройненький, быстрый, изящный и бою на голову пришибленный. — она хохотнула и начала зашивать второй укус, пока Кэйа методично одной рукой продолжал штопать себе живот. — И что, тоже за Рагнвиндра пойдёшь? — Кэйа молча улыбнулся. — Говорят ты на праздник какой-то важный в платье пришёл, с госпожой Джинн одеждой поменявшись, а потом, тебя какие-то аристократы задирать да обзывать начали, лапали, домогались, а ты им каблуки в плечи повтыкал! Вот это я понимаю молодёжь! — женщина перешла к укусу на груди и Кэйа временно перестал шить — А то глупо, чо это бабы всё в платьях, а мужики, стоит одной штаны надеть возмущаются, мол, совсем девки от рук отбились, рожать скоро некому будет. Ты вот хоть раз видел, как женщина рожает? — Кэйа кивнул. — Правда что ли? — Помогал маме роды у тётушки принимать ещё до Рагнвиндров. — И как? — Погибли трое. — Да ты что! У ней что, двойня была? — Трое. Одина мёртвая сразу была, вторая через три дня от голода и холода не проснулась, а что сейчас с третьей не знаю. — А с мамкой их что? — Муж задушил за то, что трёх девочек родила ночью после смерти второй дочери. — Ох, страх какой! Таким сначала надобно руки с ногами отрубать, потом объяснять, что пол ребёночка зависит от папкиного семени, а затем яйца эти с членом отрубать и свиньям у них на глаза скармливать. Ишь ты, хер старый, чего удумал, жинку свою убил. Ой, вот что я тебе скажу, птенчик, мужика нормального сыскать не проще чем, дракона голыми руками завалить. — Вы не из Мондштадта? — С чего взял? — Тут все подобрее. Лекарка снова хохотнула: — Да, птенчик, прав ты, я сама со Снежной. — она осмотрела раны на ногах, приказала Болдэру промыть их и сама ещё несколько игл приготовила. — Перебралась сюда, как выяснилось, что у сынка моего болезнь такая эдакая, которой тёплый мягкий климат и море нужны. По сугробам по тамошним скучаю и по пирожкам соседки Нинки. Она, как я забеременела, стала мне их каждые выходные приносить. Всё приносила, приносила, мы с ней муженька моего оголетлого всё ждали. Тот, как прошли Фатуи по деревне, сказал всё, Ирка, ухожу, Предвестником стану и заживём припеваючи. Да так и сгинул, меня с носом оставив. Нинка нам пирожки приносить стала два раза в неделю, как я родила. По избе прибиралась, готовила, ребёночка качала и пеленала, меня, совсем после родов ослабшую, кормила. Да только не смогла с нами уехать, но обещалась догнать. Вот, теперь её жду. Сынка-то наш вырос уже почти, а её всё нет, да нет. У ней племянник шебутной — в тот день как раз пропал. Рыжий такой, шило в жопе вертится похлеще мельниц, он через три дня нашёлся, да только хаоса в деревеньку нашу принёс, мама не горюй. Ну вот! — она хлопнула Кэйю по плечам, — Ты у нас теперь аки новенький. От укусов шрамы останутся. На пузе три штуки. Вот энтот, от левой груди до правого бедра, тутоть, прямо на боку правом, от рёбер до таза и здесь — короткий, но глубокий, прям под пупком. У тебя там камень застрял, прийди ко мне ещё через пару денёчков, погляжу что да как, волнуюсь, что не весь вытащила. На руке будет на правой, косой от локтя до запястья, вокруг руки обвиваться. И на спине длинный от плеча правого до левой лопатки. На ногах ты себе колени ещё хорошо так содрал, будто всю ночь истово молился кому-то, да пара на икрах. Костей тебе, на удивление не поломали, только пара верхних рёбер треснуло, так что тяжости не носи, за девками пока не бегай, спи на спине и раз в два дня приходи ко мне на осмотр. — Спасибо, госпожа Ирина. — Оё, птенчик, — женщина махнула рукой, — яка я тебе госпожа! Ты мне нравишься, так что звай тёть Ирой. Приходи коль вернёмся, ко мне домой, с сыной познакомлю и пирожками вкусными накормлю. Мне Нинка моя рецепт письмом прислала, как переехали. У меня не так хорошо выходит, но вкусно всё равно. Ты что больше любишь? Картошку, капусту? — Картошку. — Ну вот и чу́дно! Давай топай, топай, а то вон, тебя командир ищет. Командир Кэйю искал взаправду. Сразу отвёл в сторонку и спросил правда ли, что это он первый обнаружил нападение и разослал членов своего отряда будить остальных. Кэйа пожал плечами. — Я не я, какая разница? — Это важно. — Почему? Скажите что это я их в лагерь пустил? Медалькой наградите? Повысите? Рекомендацию напишите? Или донос? Ненадёжный, подозрительный… — Да помолчи ты! Чешешь языком как базарная баба, аж с мысли сбил. У тебя или брата твоего связь с господином Крепусом есть? — Откуда? — Может он одному из вас птицу подарил. Сокола там какого-нибудь или ястреба? — А связной сокол? — Есть или нет? — Нет. Не хотите рассказать, что происходит? — Как всех долечат объясню. Кэйа кивнул. Вернулся обратно к Ирине и напросился в помощники. Промывал раны, бинтовал, доставал из ран что-то если разрешала Ирина и зашивал. Она его хвалила и всё продолжала разговаривать. Кэйа с улыбкой слушал, кивал и отвечал. Болдэр теперь подносил воду и бинты и ему тоже и с удивлением и восхищением наблюдал за работой. Потом осмелел и спросил: — А так тебя кто научил? — Дядя. — Тот, что жену прирезал? Кэйа недовольно дёрнул щекой и ответил: — Другой. Его зовут Дайнслейф. — Красивые у вас имена. Кэйа, Дайнслейф. Извини, что спросил. Не буду больше отвлекать. Потом пришёл Дилюк. Его лечила Ирина, но Кэйа, осматривавший чьи-то раны на торсе, затылком чувствовал его неодобрительный взгляд. После лечения он остался, не спрашивая разрешения, оттеснил Болдэра и теперь единолично подавал Кэйе всё необходимое, не упуская момента украдкой коснуться его руки. Когда с раненными было закончено, командир вышел вперёд с двумя старшими капитанами и заговорил. Рассказал, что монстров гораздо больше, чем ожидалось. Что были замечены Фатуи и отправлен запрос о подкреплении в город. Объяснили, что скорее всего, днём вновь будет бой. Отдал распоряжения об усилении патрулей и отправил всех спать. Кэйа почувствовал бесконечную усталость из-за этих новостей. Хотелось домой, в их постель, видеть улыбки Аделинды и отца. Без опаски обнимать Дилюка и Джинн, шутить и смеяться. Но впереди ждало ещё больше крови и убийств. Кэйа, видя как на него смотрит Дилюк, понял, что его ждёт очередной серьёзный разговор и потому трусливо сбежал в сторону Болдэра, предложив донести его до палатки. Тот согласился и Дилюк остался недовольно пыхтеть позади. В палатке Кэйа уложил юношу на его спальное место и успел поменять свой спальник со спальником Джинн. Лежать на засохшей крови было неудобно, но сейчас Кэйе было на это глубоко плевать. Каждая мышца, каждая косточка и, кажется, даже волосинка болела и ныла. Его грудь сейчас была больше синяя от синяков, чем смуглая. Он вздохнул и повернулся на бок, лицом к месту Джинн. Та вошла через несколько минут и ложась, недовольно прошептала Кэйе на ухо: — Он считает, что ты его не любишь. Но Кэйа её уже сопел. Джинн вздохнула и укрыла его одеялом.

* * *

У неё всё болело. Очень сильно. Монотонная работа помогала от этого отвлечься, как и разговоры лекарок. Те потихоньку обучали её врачеванию и не скупились на похвалу. Потом, она в какой-то момент, загляделась на работу Кэйи и решила, что по возвращении в Мондштадт пройдёт углублённый курс лечения. Слова командира поселили в её сердце страх и злость. Но она справится. Они справятся. Ради друг друга и Мондштадта. Ещё в ней горела решимость. Что бы ни случилось они выживут и отобьют Долину Декарабиана. Эти размышления прервал Дилюк, легонько дёрнувший её за рукав и глядевший как побитый пёс: — Что случилось? — она взволнованно взяла его за плечи и осмотрела. — Что-то болит? — Кэйа меня больше не любит. — Что? — Джинн ошарашенно моргнула и даже забыла закрыть рот от удивления. — Он носится с тем белобрысым. Оно и понятно — он красивый, у него глаза такие не просто голубые, а голубющие и волосы такие не просто светлые, а золотые, понимаешь? И кудряшки красивые, лёгкие. И он весь такой тонкий, сильный, крепкий, высокий, гибкий. Не то, что я. У меня волосы тяжёлые и путаются сильно, а ещё я неповоротливый и толстый. И слишком яркие. Он меня разлюбил и всё, теперь с этим бегает. — Дилюк… — Джинн просто не могла придумать, что сказать. — Ты вовсе не толстый. И волосы у тебя прекрасные. Я уверена, Кэйа любит только тебя, а если бы было иначе, он бы обязательно всё тебе честно рассказал. Дилюк шмыгнул носом. — Но у меня губы тонкие совсем. И нос не такой как принято считать красивым, а ещё брови слишком низко и я часто хмурюсь. И щёки, — он оттянул свою щёку, — а у того скулы такие, что порезаться можно. — Я уверена, Кэйа любит именно твои щёки, брови и губы. А теперь, пожалуйста, — она поцеловала Дилюка в лоб, — иди поспи. Проводила Дилюка до его палатки и ушла. Эти двое её в могилу сведут.

* * *

Дилюк теперь почти точно был уверен. Кэйа правда его разлюбил. Он был совсем не похож на того покусанного и не мог перестать их сравнивать. Представлял в разных ситуациях рядом с Кэйей то его, то себя и обречённо признавал, что с тем он смотрелся лучше. Слова командира он пропустил мимо ушей, полностью погружённый в свои мысли. Наблюдая за тем, как Кэйа убегает от него, Дилюк хотел кричать, но вместо этого только понимающе кивал. На Джинн он вывалил всё это совершенно случайно. Просто хотелось знать, что хоть кто-то относится к нему всё так же. Засыпал Дилюк грустный и уверенный в том, что завтра Кэйа порвёт с ним. Кэйа в это время уже спал. Ему снилась их постель, лохматый, как лев, Дилюк, разнеженный и ленивый, и во сне, Кэйа с упоением целовал его улыбку и ямочки на щёчках.