Смех и осколки

Кэйа и Дилюк ещё не успели переступить порог дома, как Аделинда притянула их к себе и, крепко обнимая, тихо расплакалась. Кэйа успокаивающе поглаживал её по спине, а Дилюк с удивлением осознал, что теперь ему тоже отчего-то хочется плакать. Хотя это не он сидел в Мондштадте и ждал вестей, которые могли быть о смерти членов его семьи. Крепус, не размыкая их объятий, завёл всех в дом, закрыл двери и положил руки на плечи сыновьям. Кэйа неловко улыбнулся, Дилюк просто посмотрел на отца. Все ждали, что скажет Крепус, но он молча обнял сыновей и Аделинду. Так крепко, что им троим стало трудно дышать. Затем Аделинда погнала юношей мыться, а сама пошла накрывать на стол и накапала себе и Крепусу валерьянки. С первой битвы в Долине Декарабиана, Кэйа был очень молчалив. Дилюк не мог этого не заметить, ведь обычно Кэйа болтал без умолку. Его серьёзность, сосредоточенность и хладнокровность, так восхищавшие и немного пугавшие Дилюка, исчезли без следа, как только они встретились с Крепусом. Дилюку очень хотелось расспросить Кэйю о том, как он научился так держать себя в руках на поле боя и сражаться, но что-то в движениях Кэйи и выражении его лица подсказывало, что сейчас не время. В конце концов, Дилюк прекрасно знал, что Джинн права — чем сильнее на Кэйю давишь, тем меньше он делает и говорит. Но ожидание было невыносимо. Когда они подошли к комнате Кэйи, которую Дилюк теперь про себя звал их комнатой, сам Кэйа, до этого выглядевший грустно и даже немного подавленно, словно очнувшись ото сна, встряхнул головой и улыбнулся Дилюку. Тот его попытку оценил, но слегка подрагивающие уголки губ и что-то болезненно-тоскливое во взгляде Кэйи, выдавали его с головой. Дилюк улыбнулся в ответ. Совершенно искренне и открыто, но, кажется, от этого Кэйе стало ещё печальнее. Тогда Дилюк, решив закончить их игру в переглядки, взял Кэйю за руку, отпёр дверь, провёл в комнату и усадил в удобное, мягкое кресло напротив туалетного столика. Дилюк развязал чёрную ленту, которой Кэйа скреплял свои волосы в пучок во время миссии, и его волосы грязными, спутанными прядями рассыпались по плечам и спине. Дилюк запустил пальцы в волосы, слегка помассировал кожу головы, как ему делал сам Кэйа, и тот, прикрыв глаза и едва заметно улыбаясь, слегка отклонил голову назад. Дилюк медленно распутывал колтуны и узелки, вытаскивая маленькие листики и веточки, стряхивая с волос засохшую кровь, пропускал пряди сквозь пальцы. За всё время миссии они мылись лишь раз, в том водоёме, а это было довольно давно. Кэйа, казалось, был готов замурлыкать, а Дилюк понял, почему тот так любил возиться с его волосами. Когда он закончил распутывать волосы успевшего задремать Кэйи, то начал расстёгивать ремешки его доспеха, стараясь не шуметь. В начале всё шло хорошо. Он успешно снял нагрудник, кольчужный ворот, наплечники, плечевые щитки, налокотники, наручи и перчатки, а потом уселся на пол, прикидывая как бы снять наколенники, наголенники и набедренники. Затем, он решил, что у доспеха слишком много частей и даже немного на них обиделся. Спустя некоторое время он решил снять хотя бы наколенники, но стоило ему чуть сильнее дёрнуть ремешок, как Дилюк с удивлением почувствовал сталь около горла. Кэйа смотрел на него мутным, заспанным взглядом, полным подозрения, не имея возможности разглядеть забравшегося под туалетный столик Дилюка, и прижимал к его горлу кинжал. В первые секунды Дилюк запаниковал, но удивительно быстро взял себя в руки, положил свою ладонь поверх руки Кэйи, огладил костяшки и тихо сказал: — Мы дома. Кэйа испуганно моргнул. Резко отбросил кинжал в сторону, вскочил, опрокидывая стул и попятился, с ужасом глядя то на Дилюка, то на свои руки. Потом он тихо, неуверенно повторил: — Дома? — оглядел комнату, Дилюка и себя в отражении зеркала, а затем, осел на пол, опираясь спиной на изножье кровати, и чуть увереннее кивнул. — Да, я дома, — Кэйа виновато посмотрел на Дилюка и спрятал лицо в ладонях. — Прости. Я сначала не понял, что это ты. Прости. Прости пожалуйста. Я никогда не причиню тебе вреда. Дилюк подошёл к Кэйе, присел перед ним на корточки и собрался отнять руки от его лица и успокоить, как Кэйа, неожиданно и быстро, дёрнул его на себя, разворачивая к себе спиной и усаживая перед собой так, чтоб Дилюк опирался спиной на его грудь, крепко обнял и уткнулся носом в макушку, глубоко вдыхая. «Дома» — вот что прошептал Кэйа, прижимая Дилюка к себе ещё крепче. Дилюк тихо рассмеялся, но замолк, стоило ему заметить их отражение в зеркале. Комнату плохо освещал огонь, горящий в камине. У туалетного столика, на полу, лежали части доспеха и сабли Кэйи. У окна валялся кинжал. Мягкий стул был опрокинут. Кэйа сидел, опираясь спиной на изножье кровати и прижимал к себе Дилюка так, будто он величайшая в мире драгоценность, уткнувшись носом в его макушку, вдыхая запах грязных волос. Сам Дилюк, расслабленно откинувшийся на грудь Кэйи и устроивший свои руки поверх его. Оба грязные, со следами крови на лицах и одежде. Уставшие. Напряжённые. Испуганные. Неправильно взрослые. Дети, познавшие ужасы настоящего боя. Дети, увидевшие малую часть того, что из себя представляет война. Героизм, воодушевление, борьба за идеалы. Ничего из этого они не видели. У войны с изнанки оказалось лишь мясо, кровь и боль. Смерть и крики. Не такой Дилюк представлял себе службу в Ордо Фавониус. Он ждал блистательных побед, жизни как в легендах и балладах, думал, будто станет великолепным рыцарем в блестящих доспехах. Жестокий урок. Дилюк, ориентируясь на отражение в зеркале, обхватил подбородок Кэйи пальцами, потянул на себя, отводя свою голову чуть в сторону и приподнимая её, выкручивая свою шею, дотянулся своими губами до губ Кэйи и поцеловал его. Немного отчаянно, немного испуганно, до искр перед глазами нежно. Они целовались пока у Дилюка не заболела шея. Тогда он просто уложил голову на плечо Кэйи, пока тот медленно снимал с него доспехи. Затем, он на удивление легко, поднял Дилюка на руки и унёс в ванную. Там они помогли друг другу раздеться до конца и улеглись в уже успевшую поостыть воду. Дилюк снова опирался на грудь Кэйи и уложил свою голову ему на плечо, аккуратно нагревая воду своей силой. Кэйа перекинул распущенные волосы Дилюка через его плечо вперёд и начал распутывать их. Наконец-то расслабившийся Дилюк довольно наблюдал, как смуглые пальцы Кэйи мелькают в его волосах и подумал, что если бы он умел, то нарисовал бы такую картину. В конце концов, Дилюк так и не понял уснул он или нет. Он точно помнил, как Кэйа мыл его голову, тщательно промывая густые волосы и отмывал грязь с тела мочалкой. Помнил, что, кажется, закончив его мыть, Кэйа вытащил Дилюка из ванной, закутал в три пушистых махровых полотенца и начал мыться сам. Дилюк точно помнил, что видел, как мыльная вода стекает с головы и тела Кэйи, по спине в ванну. Но вот почему он не вылез из ванны сам, почему сам не пошёл в комнату, чтобы одеться, а остался сидеть на месте, он так и не понял. Кэйа на руках отнёс Дилюка из ванной и уложил на постель, чтобы потом жестоко разбудить. Он быстро оделся сам, одел Дилюка и заплёл волосы им обоим косы. Потом он потащил недовольно бурчащего Дилюка вниз, в столовую. Крепус и Аделинда уже ждали их. Еда всё ещё была горячая, а увидев молодых людей, взрослые тепло и устало улыбнулись, от чего атмосфера стала уютнее. Во время еды Дилюк и Кэйа отвечали на вопросы Аделинды и Крепуса, рассказывая, что успело случиться с ними во время миссии. Дилюк восхищённо рассказал о выкрутасах Кэйи с митачурлами, пока тот сосредоточенно жевал, стараясь не краснеть, и о его ранах. Аделинда бледнела и охала. Крепус, изредка задавая вопросы, сосредоточенно жевал. Дилюк, посмеявшись про себя, отметил насколько Крепус и Кэйа похожи. Когда они закончили рассказывать обо всём, что произошло в Долине Декарабиана (упуская из виду свои поцелуи), Крепус, неожиданно для всех, закрыл лицо руками. Никто сначала не понял, что произошло. Мужчина просто глубоко дышал, закрыв лицо, но вдруг, Кэйа неожиданно резко вдохнул, встал из-за стола и обнял Крепуса за плечи, как ребёнка поглаживая его по голове. В тот момент Дилюк с ужасом осознал: его отец плачет. Он вскочил из-за стола и обнял отца с другой стороны, не зная, как ещё помочь и отчего вообще он вдруг заплакал. Сколько Дилюк себя помнил, его отец никогда не плакал. Аделинда глядела удивлённо и растерянно. Через несколько минут Крепус всё-таки взял себя в руки, успокоился и извинился за своё поведение. Кэйа поднял его из-за стола и снова обнял, поглаживая по спине. Дилюк подтащил к ним Аделинду и теперь они обнимались вчетвером. Крепус снова всхлипнул, вслед за ним расплакалась и Аделинда, Дилюк растерялся, а Кэйа кое-как всех успокаивал. Разошлись они далеко за полночь, когда Крепус и Аделинда, смущаясь и извиняясь, под утешения Кэйи, выплакали весь свой стресс. У себя в комнате они снова помылись, Кэйа расчесал им обоим волосы и заплёл в косы на ночь, а затем, потушив свечи, они легли спать. Дилюк вдруг с удивлением понял, что не может уснуть. У него в голове раз за разом прокручивались моменты из битв, трупы, кровь, крики и стоны. Сейчас его обнимал тёплый и родной Кэйа, но Дилюк, кажется только сейчас понял что именно они пережили. Когда он всё-таки забылся беспокойным сном, то ему снилась погоня, ночь, огонь, крики и кровь. Топоры и щиты митачурлов, рёв лавачурлов, мерзкий хохот магов Бездны, крики умирающих и много, очень много крови. Он проснулся с криком, садясь на кровати, и тут же почувствовал, как кто-то аккуратно касается его плеча. Дилюк вздрогнул. Ладонь провела по плечу вверх, по шее и легко почесала затылок Дилюка, притягивая его за волосы куда-то назад. Кэйа уложил голову Дилюка себе на плечо, обнял его и снова уложил в постель. Дилюк расслабился. Ему приснилось, что Кэйю разрубили пополам огромным топором митачурла, Аделинду смяло щитом, Джин поджарило молнией мага Бездны, а отца затоптал лавачурл. Сейчас Кэйа прижимал его к себе, гладил по спине и пел какую-то колыбельную, в которой Дилюк не мог разобрать ни слова, будто её пели на незнакомом языке. Дилюк крепко обнял его в ответ, сминая ткань ночной рубашки у него на спине. Кажется, теперь его очередь плакать. Он не может сдержать слёзы. Не может остановится. Кэйа не осуждает. Прижимает к себе, гладит по спине и волосам, напевает колыбельную и Дилюк, в конце концов, засыпает. А Кэйа нет. Он лежит и смотрит. Не знает куда. Сегодня он чуть не зарезал Дилюка. Миссия в Долине Декарабиана всколыхнула все старые воспоминания из Каэнри`ах. Об изнурительных тренировках. О необходимости быть постоянно бдительным и просыпаться от каждого шороха. Об умении терпеть любую боль и уворачиваться от ударов. О том, что он обязан суметь убить кого угодно, когда угодно и чем угодно. О чёрном небе, мёртвой стране, проклятых тварях, когда-то бывших людьми. О постоянном страхе, воющих псах разрыва, рёве тварей Бездны. О маме, Дайнслейфе и Аяксе. Интересно, как там этот рыжий идиот? Кэйа вздохнул и помотал головой. Неважно. Его готовили править. Вести за собой войска, завоёвывать страну за страной, убивать и подчинять. Быть машиной для мести, не имеющей права на личное счастье, дружбу, семью и любовь. Сейчас у него под боком сопит Дилюк. Если напрячься, то можно услышать храп отца. Внизу, в своей комнате спит Аделинда. Кэйа поцеловал Дилюка в макушку, обнял покрепче и уснул. Утром он проснулся в их постели. Дилюк, всё ещё лёжа у него на груди, игрался с синей косой и улыбался. Сонный, довольный и счастливый. Настоящий. Его. Дилюк кивнул, «твой», улыбнулся ещё шире, подмял Кэйю под себя и поцеловал. Снизу доносился голос Аделинды, раздающей указания другим слугам, и смех Крепуса. Кэйа и Дилюк катались по кровати, щекотали друг друга, смеялись звонко и счастливо, улыбались до боли в щеках, целовались пока есть силы. Юные, влюблённые, счастливые. Вместе. Кэйа думал, что пока рядом Дилюк, Крепус и Аделинда он способен на всё. Дилюк сказал это вслух и звонко рассмеялся. Кэйа потянул его на себя, обнял и пообещал, что он обязательно научится рисовать и его первой картиной будет он, Дилюк. Всклокоченный, улыбающийся, с ямочками на щеках и счастливыми искорками в глазах. Дилюк предлложил прямо сейчас пойти в город и купить холст с красками. Кэйа засмеялся, снова пртянул его на себя и поцеловал. Они целовались, катаясь по кровати, пока к ним в комнату не постучала Аделинда, приглашая спустится к завтраку. Кэйа попросил подождать её ещё хотя бы пятнадцать минут, снова поцеловал Дилюка, со смехом подхватил его на руки и усёс в ванную умываться. Дилюк схватился за его шею и, размахивая ногами, заливисто хохтал. Кэйа снова поцеловал его. Он дома.