Смех и осколки

— Я люблю тебя, — Кэйа ласково шептал, поцеловал уголок губ Дилюка, крепко обнял и подтолкнул к двери: — Я буду ждать тебя за углом. Недалеко, но ничего не услышу. А потом сразу тебя встречу и мы пойдём спать. Хорошо? Дилюк зажмурился и кивнул, цепляясь за широкие рукава рубашки Кэйи, и отчаянно не хотел идти туда. К отцу. Разговаривать с ним о том, о чём не хотелось даже думать. — Это обязательно? — Дилюк тоже шептал срывающимся голосом. — Он не сможет исправить что-то, если ты не скажешь, — Кэйа ласково поцеловал Дилюка в висок. — Прошу, поговорите об этом. Я верю, что ты сможешь. Но помни, что никогда не поздно отступить. Мы оба любим тебя, Дилюк. Пусть разной любовью, но это всегда будет так. — Хорошо, — Дилюк тяжело вздохнул и крепко сжал кулаки. — Я скажу всё, что беспокоит меня. И мы всё обсудим. Да? Я ведь правильно поступаю? Кэйа тепло улыбнулся Дилюку и покачал головой: — Хоть я сам уговорил тебя сделать это, но, как бы я не старался, я не смог бы понять тебя и твои чувства. Только ты можешь решать что правильно, а что нет. Но я вижу, что ты уже решил по какому пути хочешь идти. Просто боишься сделать первый шаг. Я прав, дорогой? — Дилюк уткнулся в плечо Кэйи лбом и тихо, нервно рассмеялся. — Отец часто говорит, что ты слишком проницательный. Кажется, я начинаю понимать, что он имеет в виду. — Первый шаг всегда самый сложный, душа моя. Но стоит набраться храбрости и сделать его, не оставляя себе пути назад, как станешь чуть увереннее. А я всегда буду идти рядом с тобой, Дилюк. — Ты прав, — Дилюк разжал пальцы, выпуская из рук рукава рубашки Кэйи. — Я всё решил, но всё равно боюсь начать. Кэйа обнял Дилюка одной рукой и постучал в дверь. Дилюк вздрогнул, из-за двери послышался приглушённый вопрос Крепуса. — Это я, — Дилюк ответил хрипло, для храбрости поцеловал Кэйю и, жмурясь, зашёл в кабинет, после разрешения войти. Дверь, петли которой регулярно смазывали, резко и мерзко скрипнула. Крепус сидел за столом уставший, с тёмными кругами под глазами, заваленный бумагами практически по уши. — Сынок, — он легко кивнул Дилюку, нарочито бодро улыбаясь. — Что-то случилось? Дилюк расслышал шаг за дверью. Кэйа всегда ходил беззвучно. Сейчас Дилюк насчитал шесть шагов — ровно столько надо, чтобы дойти до угла. Кэйа оглушительно чихнул. Дилюк усмехнулся, качая головой, сжимая кулаки крепче. А потом вскинул голову, глядя в глаза отцу и, дрожащим от волнения и страха голосом, сказал: — Да. Надо поговорить. Крепус нахмурился. Дилюк сел в кресло, напротив отца и сцепил пальцы в замок. — И это не может подождать. Прошу тебя, это важно, — Крепус некоторое время раздумывал, внимательно рассматривал сына, покачивал перо в пальцах, пытаясь понять, что же такое неуловимое в нём изменилось. — Я слушаю, — перо с тихим звоном опустилось в чернильницу и Крепус тоже сцепил пальцы в замок — привычка, которую оба они за собой едва ли замечали. — Ты меня любишь? — у Дилюка нервно дёрнулся уголок губ и его голос сорвался в конце, а Крепус нахмурился ещё сильнее. — С чего такой вопрос? — Ответь, — Дилюк до боли сжал свои пальцы и, неожиданно для самого себя, требовал ответа. Холодно, уверенно и властно. С отчаянием и тоской во взгляде, которые, будто нож, резанули Крепуса по сердцу так, что аж слёзы навернулись на глаза. — Да, сынок. Я люблю тебя. Очень люблю, Дилюк, — Крепус тоже неосознанно сжал свои пальцы до боли, подавляя в себе сильное желание расплакаться, стараясь вложить в свои слова как больше нежности и тепла. — Тогда, — Дилюк больше не мог смотреть в глаза отцу и глядел в окно за его спиной, снова срываясь на отчаянный и немного плаксивый, свистящий шёпот: — почему ты меня не слушаешь? Почему чаще прислушиваешься к Кэйе? Почему почти ни о чём не говоришь со мной и не рассказываешь? Не советуешься? Ты не говоришь о делах винокурни. Не говоришь о том, как твои дела. Кэйа знает о тебе и твоих делах гораздо больше, чем я. А это ведь я тебе родной. Это я твой сын. Кэйа тоже важен, я понимаю, — Дилюк отвёл взгляд и тяжело сглотнул. — И я тоже его люблю. Но, всё равно, всё это… Я не знаю, папа, — Дилюк покачал головой. — Мне просто очень грустно. Крепус внимательно рассматривал своего сына. Вглядывался в белоснежную кожу лица и рук, пытался поймать взгляд алых глаз, сейчас сосредоточенных на пальцах, сцепленных в замок. Дилюк, то и дело, принимался кусать губы, но постоянно одёргивал себя. Нос, брови, лоб, разрез глаз, скулы, губы — в нём всё было от Крепуса. А Крепус тоскливо, безнадёжно, отчаянно и упорно искал в Дилюке иные черты. — Кэйа очень проницателен, сынок, — Крепус продолжал рассматривать сына, но тот лишь свёл брови к переносице, ещё крепче сжал пальцы и поджал губы. — Большую часть того, что он знает, он понял сам, — Крепус задумался, подбирая слова. — Значит, я — дурак, — Дилюк ссутулился и грустно усмехнулся. — Отнюдь, — Крепус принялся вертеть в руках перо и не смотрел на сына, но старался говорить мягко и ласково: — Кэйа тонко чувствует настроение других людей. Он замечает даже небольшие изменения в поведении и мимике, в тоне голоса и взгляде. Возможно, это природное чутьё. Обычно такому долго обучаются. Ты домашний ребёнок. Добрый и ласковый. Возможно, я веду себя так потому, что всё ещё очень ясно и чётко помню как впервые взял тебя на руки. Для меня ты всё ещё тот мальчик, которому мы никак не могли выбрать имя потому, что как только увидели тебя, то поняли, что все имена которые мы подбирали до этого для тебя слишком плохи. Это глупо, я знаю, ты ведь уже взрослый юноша. — Я капитан отряда рыцарей, папа, — Дилюк грустно и тускло улыбнулся. — Я видел настоящий бой и смерть. — И я зол на себя за это, — холодно процедил Крепус и тряхнул головой, успокаиваясь. — Когда-то я хотел быть рыцарем, чтобы быть ближе к твоей матери, а потом вбил это и в твою голову. — Я сам захотел этой судьбы. — Это покажет время. Кэйа же… — Крепус вновь надолго замолчал. — Всегда был необычным ребёнком. И ко мне он попал уже достаточно взрослым мальчиком. Возможно, поэтому мне немного проще говорить с ним на некоторые темы. Крепус ущипнул себя за запястье со всей силы, отгоняя страх и нерешительность. В последнее время его совсем размазало. Чего только стоит тот инцидент в Лиюэ, когда Кэйе и Дилюку пришлось приводить его в себя после ночи пьянства. Будто тут он подросток, а не они. — Я вижу в нём твою маму. — Что? — Дилюк вскинулся. Кэйа говорил ему об этом. Дилюк тогда не поверил. — Они похожи характерами. Иногда мне кажется, что со мной его устами говорит она. А я никогда не мог ей отказать, — Крепус усмехнулся и покачал головой. — И Кэйа нагло этим пользуется. Он гораздо младше меня, но даёт мне беспощадные уроки. Этим он приводит меня в чувство — твоя мама так, как иногда делает он, никогда бы не поступила. — И мы снова говорим о нём. — Прости, — Крепус снова затряс головой, выгоняя из неё не нужные мысли. — Неужели во мне нет ничего от неё? — Дилюк прошептал это тихо, тоскливо, срывающимся голосом. — У тебя её волосы, — Дилюк вновь вскинулся, поражённый. — Цвет и структура как у меня, но кудри, — Крепус покачал головой и улыбнулся, продолжая тихо, срываясь на едва разборчивый шёпот от тоски и тепла: — Крупные кудри, как у неё. Она часто выпрямляла волосы, но эти кудри, эти крупные, тяжёлые кольца волос, мне не забыть до конца жизни. И характер. Может показаться, что и в этом ты моя копия, но это не так. Она тоже была отважной, смешливой, ласковой и упрямой. Ты стал рыцарем, сынок, и мне всё кажется, что это от того, что я рассказывал тебе о том, как сам когда-то мечтал быть защитником Мондштадта. Я не хочу нагружать тебя делами винокурни, заставлять тебя и утомлять своими проблемами. Пусть самому тебе так не кажется, но я считаю, что ты ещё слишком юн. Возьми всё от своей юности, мальчик мой. Будь рыцарем, если того хочет твоя душа. Будь путешественником. Будь искателем приключений, фермером, художником, музыкантом. Столько возможностей, столько дверей готовы открыться перед тобой. Занимайся тем, к чему тянется твоя душа. Я поддержу тебя во всём. Я обещаю, что постараюсь почаще рассказывать тебе о том, как прошёл мой день. Что случилось интересного и не очень, что меня тревожит и чем я занят. Только взамен пообещай, что будешь заниматься лишь тем, чего хочешь. — Я хочу быть Рангвиндром, — Дилюк говорил, рассматривая свои руки, опасаясь смотреть на отца. — Хочу быть рыцарем. Хочу быть тебе надёжной опорой, — он легко пожал плечами и робко улыбнулся, поднимая взгляд на отца: — Я хочу защищать не только Мондштадт, но и мою семью. Тебя, Аделинду, Кэйю и Джинн. Вот и всё. Но как я смогу беречь тебя, если не знаю, что тебе может угрожать? — Ты ведь знаешь, что это родители должны защищать детей? — улыбнулся Крепус и Дилюк фыркнул. — Я уже вырос. И это то, чего я в самом деле хочу, папа. Крепус несколько минут внимательно рассматривал своего сына. Он вглядывался в лицо Дилюка, искал сомнения во взгляде или неуверенность. Но Дилюк был спокоен и уверен. Он легко, смущённо и тепло улыбался. Дилюк был горд и упрям и его отец прекрасно это знал. Крепус тяжело вздохнул, устало потёр переносицу и улыбнулся. — Как скажешь. Это всё, что ты хотел мне сказать? Или есть что-то ещё? — Нет, — слишком быстро ответил Дилюк и легко покраснел. — Давай договоримся о том, что если ты захочешь ещё что-то мне сказать, то приходи и говори прямо, хорошо? — серьёзно попросил Крепус. — Так мы сможем обсудить всё и решить все проблемы. Ты согласен? — Да, — Дилюк широко и солнечно улыбнулся. — Да, хорошо! Я постараюсь! — Не тяни, как сейчас, хорошо? — Я постараюсь, — Дилюк кивнул. — Спокойной ночи! — Доброй ночи, сынок, — Крепус улыбнулся и кивнул. Дилюк встал и направился было к выходу. Он уже взялся за ручку двери, готовясь её открыть, но потом замер, задумавшись. Дилюк развернулся, взял отца за руку и потащил к двери. — Иди спать сейчас, пожалуйста, — прошептал Дилюк. Как только дверь кабинета Крепуса вновь скрипнула, Кэйа тут же подошёл к Дилюку. Он внимательно осмотрел Крепуса и Дилюка, а потом развернулся и ушёл. Дилюк молча проводил отца в его спальню и обнял, а потом вошёл в их с Кэйей комнату и тут же чуть съёжился под внимательным взглядом синих глаз. — И как всё прошло? Кэйа лежал на кровати, в пижаме, с уже заплетённой косой. — Гораздо лучше, чем я ожидал! Дилюк скинул с себя одежду и тут же направился в ванную. Кэйа устало вздохнул, добродушно заворчал, вылез из постели, собрал вещи Дилюка и аккуратно разложил их по местам. — Так ты расскажешь? — прокричал Кэйа, пока Дилюк тёр себя мочалкой. Дилюк прокричал что-то в ответ, Кэйа вздохнул и лёг в постель. Кэйа лежал, задумчиво почёсывая живот. Он очень волновался, когда Дилюк шёл на этот разговор. Он страшно переживал, когда за Дилюком закрылась дверь и это волнение совсем чуть-чуть улеглось, когда он увидел спокойных и добрых Рангвиндров. — Ну что? — спросил Кэйа, когда Дилюк залез под одеяло и обнял со спины. — Мы договорились о том, что я буду ему помогать с делами винокурни! И что он будет чаще со мной говорить! И больше будет рассказывать о себе, — Дилюк чмокнул Кэйю в затылок. — Прямо так и сказал? Дилюк замер. — Вроде да, — задумчиво кивнул Дилюк, а потом нахмурился: — Надо будет уточнить. — Вот и славно, — Кэйа развернулся и обнял Дилюка. — Я рад за вас. Они замолчали и Кэйа почти уснул. — Он сказал, что ты очень похож на мою маму, — тихо сказал Дилюк. — Да, знаю, — сонно кивнул Кэйа, но Дилюка это не удовлетворило: — Он сказал, что видит в тебе её. Тебя это не напрягает? Не пугает? Ты не боишься, что он видит в тебе лишь её? — Пусть так, — тихо и лениво сказал Кэйа. — Главное, что он — моя семья. Как ты, Аделинда и Джинн. Я готов простить вам многое. А отец вырастил меня и принял в семью, хотя мог бы просто отослать в сиротский приют при соборе, — Кэйа замолчал на пару минут, а потом совсем тихо и задумчиво добавил: — Если бы не он, я был бы сейчас совсем другим человеком. — Я бы всё равно полюбил тебя. — Дилюк сказал это быстрее, чем подумал. — И он бы всё равно принял тебя в семью. — Душа моя, — Кэйа развернулся и легко чмокнул Дилюка в щёку. — Доброй ночи. Кэйа закрыл глаза и, спустя некоторое время, засопел. Дилюк уснул через несколько минут после того, как Кэйа принялся притворяться спящим. Кэйа думал о том, каким бы он был человеком, если бы тогда Крепус не оставил его при себе. Кэйа бывал однажды в приюте. Он располагался в старом каменном особняке, холодном и сыром. Сироты были капризны и молчаливы, монахини — мрачны и отстранены. Дети ненавидели своих надсмотрщиц, а те отвечали им тем же. Кэйа думал, что все те качества, которые в нём взращивали с детства его наставники и отец развились, став основой его личности. Что он и правда вырос бы в беспринципное, жестокое, бессердечное и расчётливое орудие. В человека, который никем не любим и никого не любит. Не было бы тёплых рук, обнимающих его. Дружеских и почти родительских поцелуев в макушку и висок. Не было бы любви в глазах тех, кто сейчас стал бесконечно дорог. Не было бы смеха, улыбок и семейных вечеров. Не было бы дружбы Джинн, прямоты и советов Аделинды и немного неуклюжей заботы Крепуса. Не было бы счастья с Дилюком. Одно решение Крепуса круто изменило всю жизнь Кэйи, а его терпение, забота и ласка сгладили острые углы в характере Кэйи и почти что сделали его человеком, которым королева Ригель могла бы гордиться. Кэйа всё ещё был расчётлив и, когда требовалось, он был беспринципен и без меры жесток. Но он защищал своих людей. Свою семью. Он был гордецом и хитрецом, но в его сердце не было зла. Снег укутывал Мондштадт. Февраль радовал вьюгами и праздник всех влюблённых медленно приближался. Кэйа и Дилюк условились не дарить друг другу подарков. И, конечно же, оба тайно готовили сюрприз друг другу. Кэйа успел наладить отношения с капитаном Варкой и тот убедил Магистра в том, что сыновей Крепуса Рангвиндра стоит отпустить на праздник, иначе тот может огорчиться. Огорчать человека, однажды выкинувшего Магистра из окна никому не хотелось и потому четырнадцатого числа Кэйа и Дилюк собирались на праздник. Днём влюблённые дарили друг другу цветы и подарки, ходили на свидания, играли в снежки и целовались под снегопадом. Вечером и ночью они плясали вокруг костров в зимнем лесу, участвовали в различных конкурсах, плели венки из привезённых из Сумеру цветов и веселились от души. Дилюк уговорил своего отца тоже пойти повеселиться. Кэйа уговорил капитана Варку и Аделинду посетить праздник, выпить глинтвейна и приглядеть за Джинн хотя бы в полглаза. Итого за Джинн приглядывало в общей сложности три с половиной глаза — по полглаза от Дилюка, Кэйи и Варки и по глазу от Аделинды Крепуса. Они пока не знали, но Джинн это было совершенно не нужно. Утром Кэйа много вертелся перед зеркалом. На праздник в лесу было принято приходить в белой одежде, а особо рьяные могли плясать босиком. Кэйа раскидал все свои белые вещи по комнате и придирчиво перебирал свои ленты для волос. Дилюк лежал в постели, наблюдая за Кэйей из вороха одеял и легко, едва заметно улыбался. Он только проснулся, а Кэйа в ночной рубашке, освещённый лучами солнца, был прекрасен. — А в чём пойдёшь гулять в город? — О, — Кэйа легко улыбнулся, побросал вещи и тут же подошёл к Дилюку, садясь на край постели. — Как спалось? Дилюк просто обнял Кэйю, заваливая его на бок и утягивая к себе под одеяло. — Не хочешь поваляться со мной? — Дилюк чмокнул Кэйю. — До начала ярмарки осталось достаточно времени. — Мне ведь надо ещё тебя одеть. Чтобы ты был самый красивый и все члены фан-клуба Дилюка Рангвиндра попадали от восторга! — Не боишься, что твои фанатки переметнутся в мой фан-клуб? — рассмеялся Дилюк. — И я стану безоговорочным победителем в номинации «Самый завидный холостяк Мондштадта?». Кэйа звонко расхохотался, обхватил руками лицо Дилюка и прижался своими губами к губам Дилюка. Коротко, но нежно и ласково. — Душа моя, — смешливо прошептал Кэйа: — ты не займёшь первое место как бы красиво я тебе не одел. — Что? — удивился Дилюк, глядя в смеющиеся глаза Кэйи: — Почему? — Потому что наш отец жив. Красивый, богатый, добрый мужчина средних лет. Даже когда он начнёт седеть, то останется самым желанным мужчиной страны. Дилюк обиженно засопел и отвернулся от Кэйи, всё ещё оставаясь в его объятиях. — Раз ты его так расхваливаешь, то с ним и спи, — Кэйа чмокнул Дилюка в затылок. — Он слегка не в моём вкусе, чтобы спать с ним, — Кэйа тихо захихикал. — Я предпочитаю мужчин помоложе, пусть и с таким же цветом волос. — Я имел в виду спать в одной постели, — смущённо прошептал Дилюк. — А не то, что ты там себе надумал. — А что я надумал? — Ты! — Дилюк забарахтался в постели, возмущённый, разворачиваясь лицом к Кэйе: — Я слышу в твоём голосе ухмылку! — Дилюк стукнул Кэйю кулаком в грудь, но тот легко перехватил его руку и поцеловал костяшки пальцев Дилюка. — Но ты всегда будешь идти за ним след в след, душа моя. Красавец из рода Рангвиндров, — Кэйа поцеловал Дилюка. — Для меня ты всегда будешь на первом месте. — Бесстыжий льстец, — Дилюк прижался лбом к груди Кэйи и легко укусил его. — Не говорить тебе о твой красоте — вот настоящий грех, — Дилюк смущённо рассмеялся. — Десять минут, а потом ты идёшь, моешься и я тебя одеваю. — Как скажешь, дорогой, — Дилюк закинул на Кэйю ногу и закрыл глаза. Дилюк было задремал и очень расстроился, когда Кэйа его разбудил, ласково целуя лицо. Но Кэйа выскользнул из постели и вновь принялся копаться в шкафу. — Так как тебя одевать, душа моя? — Под стать тебе, — из-под одеяла влюблённо вздохнул Дилюк. Кэйа звонко, заливисто и совершенно счастливо рассмеялся. Дилюк продолжал влюблённо вздыхать из-под одеяла, любуясь Кэйей. Тот перебирал вещи в своём шкафу, затем перерыл шкаф Дилюка, а после пошёл рыться в ящичках туалетного столика, выбирая ленты и что-то ещё. — Иди мыться, — Кэйа, поцеловал лоб Дилюка и погладил его по волосам. — Ещё немного и я закончу с вещами. А потом гулять. Дилюк вздохнул и пошёл в душ, надеясь, что праздник стоит того, чтобы вставать так рано. Раньше Крепус не отпускал сыновей на вечернее празднование дня всех влюблённых, потому что опасался неожиданных сюрпризов в виде принесённых домой бастардиков и венерических заболеваний. Дилюк вышел из ванной в одном полотенце, намотанном на бёдра. Кэйа, уже разложивший одежду, украшения и ленты для волос по кровати, валялся на пушистом ковре, греясь у камина. Дилюк сел в кресло, глядя сверху на Кэйю. Кэйа посмотрел на Дилюка и вдруг его лицо сделалось таким хитрым-хитрым, что Дилюку стало не по себе. А Кэйа быстро перекатился по ковру, схватил Дилюка за лодыжку и защекотал белоснежную пятку. Дилюк истерично захохотал, задёргался, стараясь не дать Кэйе пяткой в нос. Дилюк вцепился в подлокотники кресла. Живот уже болел от смеха, Дилюк тихонько подёргивался и, писклявым от смеха голосом, попросил «Пощады». Кэйа тут же перестал щекотать задыхающегося, с улыбкой до ушей, Дилюка и легко поцеловал его лодыжку. — Проснулся? — Кэйа широко улыбнулся и залез к Дилюку на колени, приобнимая его за шею. — Готов к празднику? Дилюк всё ещё очень тяжело дышал. Он сидел, прикрыв глаза, и обнимал Кэйю. Дилюк уткнулся лбом в его плечо, глубоко вдыхая запах чистой одежды и тела. Кэйа погладил Дилюка по щеке, легко обхватил пальцами подбородок и ласково поцеловал его. А потом Кэйа оторвался от губ Дилюка, нахмурился и всмотрелся в белоснежное лицо. — Что такое? — заволновался Дилюк, но Кэйа, всё ещё чуть придерживая подбородок Дилюка, нахмурился ещё сильнее и тихо шикнул. Дилюк тут же замолчал и замер, а Кэйа, аккуратно и ласково, крепко прижимаясь, потёрся своей щекой о щёку Дилюка. — У тебя щетина, — тихо, немного удивлённо и как-то печально сказал он, хмурясь. — Да, — Дилюк кивнул и тоже чуть нахмурился. — Ты же знаешь, что у меня растёт пушок. — Нет, — всё ещё хмурясь, Кэйа покачал головой. — Ты не понимаешь, — тихо и с, теперь скрытой, грустью сказал он. — Это щетина. — Что? — Дилюк вскинулся и коснулся своей щеки. Его глаза смешно округлились, когда он коснулся своей щеки и правда почувствовал под пальцами короткие, жёсткие волоски. Дилюк потёр щёку, а потом взял Кэйю на руки, встал, усадил Кэйю в кресло и понёсся к зеркалу. Кэйа остался сидеть в кресле, задумчиво перебирая пальцами полотенце, которое упало с Дилюка когда тот побежал к зеркалу. Дилюк вертелся перед зеркалом и тёр щёки. — Сегодня как раз пойдём в город. Купим тебе бритву, — тихо и задумчиво сказал Кэйа. — Получается я теперь взрослый? — удивился Дилюк и почесал щёку одним пальцем. — Взрослый? — рассмеялся Кэйа и его глаза нервно забегали по стенам. — тебе через два месяца семнадцать. Какой из тебя взрослый? — Мне пойдёт борода? — Дилюк огладил свой подбородок и придирчиво себя осмотрел. — Если хочешь постареть лет на десять, — слишком резко ответил Кэйа и сам себя за это ущипнул. — Но у папы есть, — Дилюк совершенно не заметил резкости и всё ещё вертелся перед зеркалом. — И ему идёт. А мы похожи. — Отцу тридцать семь. Я куплю тебе бритву в том же магазине, где покупает отец, — сухо сказал Кэйа. Он встал, кинул в Дилюка полотенце, пошёл к кровати и принялся одеваться. Кэйа сам не понимал, почему так расстроился. Щетина Дилюка стала неожиданностью. Шокирующей неожиданностью. Кэйа не хотел взрослеть. Ему хотелось, чтобы беззаботные дни, полные веселья и радости длились как можно дольше. Чтобы Крепус и Аделинда не старели. Чтобы Дилюк и Джинн не думали о том, что забивало головы совсем взрослых людей. Чтобы они могли бегать по виноградникам, купаться летом, зимой играть в снежки и возвращаться домой к ужину. А ещё Кэйа боялся. Он оглянулся на Дилюка, всё ещё рассматривавшего себя в зеркале. Сейчас Дилюк был юн. Для них обоих это были первые отношения. Сейчас Дилюк упивался любовью и нежностью и думал только о Кэйе. Но Дилюк рос. Дилюк был из знатного и богатого рода. История его семьи начиналась с восстания против Декарабиана и никто бы не позволил роду Рангвиндров зачахнуть. К тому же, Кэйа в этом был уверен, рано или поздно Дилюк захочет детей. Захочет того, что Кэйа не сможет ему дать. Захочет, чтобы дома его встречал горячий ужин, ласка и понимание. Кэйа мог бы бросить работу в Ордене и стать домохозяином, но он понимал, что поступив так, сам стал бы глубоко несчастлив. Кэйа вздохнул. Он обнял Дилюка со спины, поцеловал в щёку и, глядя Дилюку в глаза через зеркало, тихо, с ласковой улыбкой спросил: — Ты хочешь детей? — Зачем мне дети? Кэйа бы бросил Дилюка, если бы тот сказал «Да». Но Дилюк глубоко удивился и Кэйа понял, что сможет украсть у него ещё хотя бы год. — Если ты останешься со мной, то у тебя не будет наследников. — Зачем мне наследники? — Дилюк пожал плечами. — Мне шестнадцать и умирать я не собираюсь. — Когда ты родился отцу было двадцать, — тихо и задумчиво продолжил Кэйа. — Не думаю, что он озаботился ребёнком потому, что собирался умирать. — Он любил женщину, — Дилюк снова пожал плечами. — Логично, что я родился когда они были совсем молоды. Но ты не женщина. — Я не женщина, — кивнул Кэйа. — И если однажды ты захочешь, чтобы я ждал тебя дома как домохозяин, как примерная супруга, то брось меня. — Почему ты говоришь такое?! — Дилюк вырвался из объятий Кэйи злой и обиженный. Он развернулся к Кэйе, сверкая глазами. Кэйа улыбнулся. Казалось, что от злости даже волосы Дилюка стали завиваться сильнее. — Что с тобой?! — Дилюк тряханул Кэйю за плечи. — Почему ты просишь меня бросить тебя если что-то там вдруг?! Ты ищешь повод расстаться со мной?! — Нет, — Кэйа затряс головой. — Совсем нет, душа моя. Просто я немного загрустил. Такого больше не повториться. Прости. Кэйа вновь легко поцеловал Дилюка в щёку и развернулся, чтобы уйти. Но Дилюк поймал Кэйю за руку и, хмурясь, серьёзно и твёрдо заговорил: — Нет. Ты сказал мне бросить тебя если когда-то что-то вдруг. Такое не говорят просто так и «немного загрустил» тут как отговорка не подходит, — Дилюк взял ладони Кэйи в свои и посмотрел ему в глаза. — Объяснись. Кэйа всматривался в лицо Дилюка. Беспокойство, страх, недоумение и любовь. — Я просто подумал о том, что будет дальше, — Кэйа легко улыбнулся и покачал головой, отводя взгляд. Дилюк вздохнул. — А я не люблю думать о бедующем. Всегда начинаю грустить. Ладони Кэйи выскользнули из рук Дилюка. Кэйа отошёл к туалетному столику и взял карандаш, готовясь подвести глаза. — Это неправда. — Я люблю тебя. — А это не ответ. Дилюк подошёл к постели и начал одеваться. Кэйа отложил карандаш и наблюдал за Дилюком через зеркало. — Ты очень красивый, — тихо и тоскливо сказал Кэйа, когда Дилюк уже стоял в штанах и рубашке. — А ещё ты знатен, — Дилюк недовольно фыркнул. — Я подумал о том, что ты не дашь своему роду прерваться. Дилюк замер. А потом зло бросил свой пиджак обратно на кровать. — Ты решил, что лет в двадцать я уйду от тебя к женщине просто чтобы она родила мне? Кэйа практически чувствовал волны возмущения и обиды, исходившие от Дилюка. — Ты любишь детей, — Кэйа легко пожал плечами. — Рано или поздно ты… — Я люблю тебя! — крикнул красный от негодования Дилюк и топнул ногой, крепко сжимая кулаки. Кэйа усмехнулся и покачал головой, опустив голову. Дилюк недовольно запыхтел, широко и зло шагая он подошёл к Кэйе и сел на него верхом, обхватывая руками его лицо. — Смотри на меня, — потребовал он и Кэйа посмотрел. — Я уважаю женщин. Уважаю тех, кто рожает. Да, я люблю возиться с детьми они милые и смешные. Но я люблю тебя. Я живу в одной комнате с тобой. Я целую тебя. Я сплю с тобой. Я люблю тебя. Ты слышишь меня? Ответь, — потребовал Дилюк и легко встряхнул голову Кэйи. — Спасибо. «Я бы положил к твоим ногам весь мир» — отстранённо подумал Кэйа. — Кто так отвечает? — серьёзно возмутился Дилюк. — Я? — ухмыльнулся Кэйа. — Ты, — сурово отрезал Дилюк. — Иногда невыносимый совсем, очень самодовольный и язвительный. Ты знаешь? — Кэйа не успел подумать над ответом, как Дилюк поцеловал его. Кэйа на поцелуй, конечно же, ответил. Дилюк целовал глубоко, жадно, прикусывая губы Кэйа, прижимаясь к нему всем телом. Он целовал так долго, что Кэйа почти забыл о том, что их ждут к завтраку, но в дверь постучали. Дилюк тут же оторвался от Кэйи, красный до ушей, с круглыми от испуга и удивления глазами, он смотрел на дверь и немного задыхался. — Входите, — сипло ответил он и только потом вспомнил, в каком они положении. Кэйа прикусил свои губы, когда заметил, что их губы соединяла тонкая слюнка. Кэйа решил, что это очень негигиенично и возбуждающе и облизал губы, чтобы убрать её. — Дети, пора вставать, — сказал Крепус и замер в дверях. — Надеюсь вы уже встали, а не ещё не ложились, — невозмутимо сказал он и покраснел. — Я помогал Дилюку с замочком цепочки, на которой кулон, — весело сказал Кэйа. — Ему очень идёт, — хохотнул он и подмигнул Крепусу. — Показать? — Покажи, — хитро и недоверчиво сощурившись кивнул Крепус. — Дилюк, милый, — попросил Кэйа, погладив Дилюка по пояснице и тут же прикусил язык и остановил руку, кидая косой взгляд на Крепуса. Дилюк повернулся к отцу всем телом и тот удивлённо вскинул брови, когда не увидел цепочки. Кэйа рукой скользнул вверх по спине Дилюка, незаметно огладил шею, залез пальцами за воротник и потянул цепочку, доставая её из-под рубашки, мило улыбаясь Крепусу. — О, — искренне удивился он. — А почему под рубашкой? Дилюк пожал плечами: — Я думал её надо под рубашку. Она просто на ней лежала и я надел сначала её, а потом рубашку. Но застегнуть не смог, — тут же добавил он. — Вот как, — кивнул Крепус и сделал шаг назад, прикрывая дверь, а потом совсем по-лисьи улыбнулся: — О и кстати, я видел. — Что видел? — хором спросили Кэйа и Дилюк. — Твою руку, — ответил он и закрыл дверь. — Какую руку? — удивился Дилюк. — Видимо мою, — хмурясь ответил Кэйа. А потом они одновременно обернулись, глядя на зеркало туалетного столика. И покраснели. — Мы идиоты, — прошептал Дилюк. — В данный момент идиот только я, — пожал плечами Кэйа. — Не зови моего парня идиотом, — обиделся Дилюк и ущипнул Кэйю. — Делай себе лицо, а я пока оденусь до конца. Дилюк слез с Кэйи и, всё ещё немного недовольный, ушёл дальше одеваться. — Я не делаю себе лицо! — крикнул Кэйа. — Я подчёркиваю свои достоинства! — Какие достоинства? — удивился Дилюк, натягивая на себя носки. — Зачем мне носки на меху? — У тебя постоянно мёрзнут ступни, — отмахнулся Кэйа. — А подчёркиваю я свои глаза! И губы! Ты видел какие они у меня тонкие? — Тонкие? Дилюк снова подошёл к Кэйе, повернул его лицо к себе, обхватив подбородок пальцами. — Хорошие губы, — Дилюк чмокнул губы Кэйи. — Мне очень нравится. Красивые, аккуратные и… — Дилюк глубоко задумался, подбирая слова: — и целовать приятно. — Сегодня использую ярко-красную помаду, — кивнул Кэйа и принялся рыться в своей косметике. — Тогда и мне их такими накрась, — Дилюк уселся на подлокотник кресла Кэйи. — Ты же не любишь косметику. — Тогда будет не видно что я тебя только что целовал, — Дилюк пожал плечами. — Сегодня я намерен делать это часто и подолгу. Кэйа потянул Дилюка за руку и уронил с подлокотника на свои колени. Он откинул волосы Дилюка с его лица и легко надавил кончиком пальца на кончик носа Дилюка. — Чего это ты такой любвеобильный? — забавляясь, спросил Кэйа, а Дилюк чуть сморщился. — Из-за праздника? — Из-за того, что мой мужчина попросил меня когда-то за что-то его бросить, — недовольно пробурчал Дилюк. Он положил голову на правый подлокотник, а ноги на левый, оставаясь лежать. Кэйа смотрел себе в глаза в зеркале и медленно, но верно и густо краснел. Дилюк ткнул его пальцем в щёку. — Ты чего? — удивился он, а потом задумался ненадолго и расплылся в хитрой, самодовольной улыбке. Дилюк сел на коленях Кэйи, обвил руками его шею и тихонько, низко прошептал: — Мой мужчина. — Чисто технически я подросток. Кэйа взял в пальцы карандаш, чмокнул Дилюка в щёку и уложил обратно, склоняясь к зеркалу. — Мой подросток, — ухмыльнулся Дилюк и звонко расхохотался. — Твой, — кивнул Кэйа и потрепал Дилюка по волосам. — Кому ещё я нужен? — Болдэру, например, — предложил Дилюк, но Кэйа лишь отмахнулся. — Не отмахивайся! Он тебе нравится? — Симпатичный, — легко сказал Кэйа. — Но во-первых я люблю тебя. Во-вторых ты гораздо красивее. И мне не нравятся блондины. — А кто тебе нравится? — не угомонился Дилюк, давая волю своему любопытству. — Какой у тебя типаж? Я вот люблю высоких и, — Дилюк запнулся и глубоко задумался. — Ну, и, чтоб гладкая красивая кожа была. И ресницы длинные, — Кэйа потянулся за тушью и пудрой. — Чтобы вот, ну, стройный и сильный. И волосы чтоб на ощупь приятные. Кэйа принялся кусать губы (ещё не накрашенные конечно). Вроде стройный. В своей силе он не сомневался, а вот волосы… Климат Каэнри`ах сильно отличался от Мондштадтского и волосы Кэйи без должного ухода сразу становились ломкими, сухими и тонкими. — Я люблю тех, у кого красные волосы и глаза, — немного рассеянно ответил Кэйа. — Ты видел ещё таких людей?! — Дилюк резко сел и стукнулся головой о голову Кэйи. — Нет, — Кэйа надавил на лоб Дилюка: — Ляг. — Накрасишь губы как обычно пожалуйста? — тихонько попросил Дилюк и в дверь снова постучали. — Я крашусь! — крикнул Кэйа и Аделинда распахнула дверь, входя. Она подошла к креслу и посмотрела в зеркало. — Хорошо выглядишь. Ты надел на Дилюка тёплые носки? — удивилась она, но продолжать эту тему не стала: — Завтрак стынет. — Пять минут и мы будем. — Подогревать не стану, — легко ответила Аделинда и вышла. — А блёстки будут? — снова тихонько спросил Дилюк. — Я не планировал, — Кэйа удивлённо посмотрел в глаза Дилюку. — А хочешь? — Они красиво блестят, — смущённо кивнул Дилюк и состроил милое лицо. — Но вечером, ладно? И меня. — Накрасить тебя? — Не удивляйся ты так! — Дилюк легко ударил Кэйю в плечо. Кэйа откинул что-то на туалетный столик и встал, взяв Дилюка на руки. За столом Крепус и Аделинда пили кофе и хохотали. Задумавшийся над утренним поведением Кэйи, Дилюк не заметил как они спустились и опомнился только тогда, когда Кэйа ногой отодвинул стул от стола и попытался аккуратно усадить Дилюка на его место. Дилюк испугался, обнял за шею Кэйю, чтобы не упасть, а потом осмотрелся. Яичница соскользнула с вилки Крепуса и, с громким шлепком, упала на тарелку. Аделинда мелко тряслась, сдерживая смех и от этого в её чашке кофе, прислонённой к губам, шли пузыри. — Я, — Дилюк сглотнул и покраснел: — задумался. — Мы заметили, — кивнул Крепус, а затем подцепил упавший кусочек вилкой и съел. — Вы припозднились. — Мы просим прощения, — Кэйа широко улыбнулся и сел на своё место. — Я долго красился. Крепус внимательно всмотрелся в лицо Кэйи, а потом кивнул: — Бывает. Завтракали в неловком молчании. Крепус и Дилюк старались друг на друга не смотреть, Аделинда допила кофе и ушла по делам, а Кэйа просто задумался. Он много думал о словах Дилюка. И ещё много думал о своих опасениях. Он был уверен в том, что Дилюк захочет детей. Но сегодня Дилюк говорил так, что Кэйа не мог ему не поверить. И, в то же время, не мог отделаться от своего страха. Кэйа не был похож на того, кого описал Дилюк, когда говорил о своих предпочтениях. Кэйа находил в себе десятки недостатков, если задумывался над тем, чем же он заслужил любовь Дилюка. А задумывался над этим он часто. Но ещё Кэйа прекрасно знал мимику обоих Рангвиднров и чётко видел, что Дилюк не лгал и не притворялся. Он был искренен. До боли. Кэйа так искренен не был ни разу в жизни. — Кэйа, — тихо позвал его Крепус и Кэйа вскинулся, глядя на него. — Что-то случилось? Аделинды и Дилюка за столом не было. Кэйа огляделся. А потом нахмурился, посмотрел отцу в глаза и тихо, ровно и серьёзно спросил: — Ты правда одобряешь наши отношения? Крепус удивлённо заморгал, а потом тоже нахмурился и потёр подбородок, серьёзно отвечая: — Одобряю? Не знаю. Я рад за вас. Я вижу, что вы любите. Кто я такой, чтобы мешать, — он пожал плечами и улыбнулся Кэйе, но тот неожиданно сказал резко, властно и холодно: — Ты — Крепус Рангвиндр. Дилюк твой сын и наследник. А я всего лишь ребёнок, которого бросили в бурю в лесу. Если он будет со мной, то ваш род прервётся. Крепус легко улыбнулся: — Думаешь ни один Рангвиндр до Дилюка не любил человека своего пола? У нас есть семейные хроники. Всех их заставляли выбрать себе супруга для продолжения рода. Все они подчинились и никто из них счастлив не был. А я люблю своего сына. — Но я подкидыш без рода и племени! — неожиданно рассердился Кэйа. Он хотел было сказать что-то ещё, но взгляд Крепуса из ласкового, доброго и понимающего стал пронзительным и холодным, а сам он ровно спросил: — Ты считаешь меня дураком? — Кэйа замер, а Крепус положил сцпеленые в замок руки на стол и наклонился вперёд, глядя Кэйе в глаза. — Или думаешь, что я настолько добр, что принялся просто так растить сироту? — Кэйа открыл рот, собираясь что-то сказать, собираясь опять лгать, но Крепус махнул рукой: — Я стал господином Крепусом Рангвиндром в семнадцать лет. В девятнадцать я женился, а когда мне было двадцать один я уже был вдовцом. В тридцать я приютил тебя. На тот момент я тринадцать лет руководил винокурней. Я добр, — Крепус кивнул и ласково улыбнулся Кэйе: — и я считаю это своей заслугой. При такой работе оставаться добрым бывает сложно. Но остаться слепцом и идиотом — невозможно. Крепус ласково улыбался. Но его взгляд всё ещё был проницательным и холодным. — Что ты знаешь? — едва слышно прошептал Кэйа. Его глаза были круглыми от удивления и замешательства, а рот чуть приоткрыт. Крепус откинулся на спинку стула, легко улыбнулся и вновь стал добрым отцом: — Не всё же время тебе меня удивлять, — он коротко хохотнул и пожал плечами. — По сути я не знаю ничего. Просто подозреваю. Но я жду твоего откровения уже семь лет, так что могу ещё подождать. Он легко махнул рукой и встал из-за стола, тепло и ласково улыбаясь Кэйе, подав ему руку. Кэйа вложил свою ладонь в ладонь Крепуса. — Я могу убить тебя, — тихо и ровно сказал Кэйа. — Я знаю, — легко кивнул Крепус. — Но я ведь ещё жив, — он пожал плечами. — А в твоём рукаве нет столового ножа. Крепус легко и аккуратно потянул руку Кэйи, помогая ему встать. Его глаза были чуть прищурены, а губы растянулись в совсем непривычной для Кэйи лукавой и холодной улыбке, будто в самом деле Крепус знал больше, чем говорил. Кэйа встал, всё ещё силясь понять, что происходит. Крепус отошёл к дверям и надел свою длинную, тяжёлую мантию с меховым воротником, а затем заложил руки за спину и принялся ждать. Кэйа поднялся в их с Дилюком комнату, быстро привёл его волосы в порядок, уговорил его надеть тёплую мантию и сам надел верхнюю одежду. Когда они спустились Аделинда ждала их вместе с Крепусом. В город ехали верхом. Дилюк тихо переругивался со своим конём, а Кэйа теперь косился на Крепуса. Отец очень эффективно отвлёк его от грустных мыслей. В городе сначала погуляли по улицам, разглядывая украшения. Деревья обмотали цветными шарами, а между домами растянули красные и розовые ленты. Кэйа фыркал, недовольный, но не жаловался вслух, чтобы случайно не испортить никому настроение. Аделинда отошла купить себе глинтвейна, а Кэйа затащил Дилюка и Крепуса в кафе, на двери которого большими буквами было написано «Скидки парам». Кафе было забито, но Кэйа нашёл людей, собравшихся уйти и быстро занял их место. Крепус неловко сел за стол рядом с сыновьями, сцепил пальцы в замок, уложил руки на колени и уставился на них. Дилюку тоже было неловко, но Кэйа просто взял его за руку и улыбнулся. — Здравствуйте! Вот меню с акциями на троих! — вежливая официантка раздала меню и Крепус покраснел, прочитав название. «Меню для влюблённых втроём». Крепус устало прикрыл глаза и протянул меню обратно официантке, тихо говоря: — Мне обычное, пожалуйста. — Нам четыре меню для пар, — тут же поправил отца Кэйа. — Для обычных пар, — Дилюк тоже сидел красный, прикрыв глаза. — Для тех, где пара — это два. Девушка быстро извинилась и принесла новое меню. Крепус не успел попросить себе всё-таки меню для одного, как Кэйа привстал и замахал рукой. — Мы здесь! — звонко крикнул он и Крепус почувствовал, как ему отчего-то стало не по себе. — Привет! Крепус вздрогнул и чуть-чуть вжал голову в плечи. Голос говорившего был низкий и глубокий, с лёгкой хрипотцой. — Садитесь, капитан, — радостно попросил Кэйа, а Дилюк тяжело вздохнул и поздоровался. — Я лучше найду место попроще, — Варка стоял за спиной Крепуса, но тот всё равно почувствовал улыбку, скрывающую неловкость, в его голосе. — У меня нет пары, да я и не вписываюсь как-то. — Отец тоже один, — легко пожал плечами Кэйа и Крепусу, впервые за все те годы, что он растил Кэйю, Крепусу захотелось придушить этого ребёнка. — А у них хорошие акции! Я смотрел! К тому же, в компании веселее! — Я, — Варка запнулся и замолчал. «Придумывает оправдание» — улыбнулся сам себе Крепус. — Наверняка у капитана рыцарей много дел, — ровно сказал Крепус. — Особенно в праздники. — Я не думаю, что что-то помешает мне провести с вами время, — весело сказал Варка, но Крепус, знавший его с детства, расслышал язвительность в его голосе. Варка сел рядом и Крепус скосил глаза, пытаясь разглядеть его. Они не виделись и не разговаривали с похорон Алоисии. Крепус вздохнул, подозвал официантку и заказал бутылку вина, попросив, чтобы её принесли к столу закупоренной. Официантка, очевидно, была неместная. Она просьбе Крепуса удивилась, но выполнила без лишних вопросов. Крепус открыл вино и молча разлил по бокалам, сразу же отпивая из своего. — Вы неизменно галантны, господин Крепус, — широко ухмыльнулся Варка и отсалютовал Крепусу своим бокалом. — Благодарю, капитан, — ровно ответил Крепус и кивнул, приняв решение игнорировать Варку до конца вечера. Было слишком неловко. — Я так понимаю, я и господин Крепус будем делить блюда из меню для пар? Варка говорил лукаво и насмешливо, а Крепус вздрогнул. Кэйа сощурился, внимательно осматривая взрослых, а потом кивнул. — Тогда я хочу молочный коктейль. Господин Крепус, — Варка скосил глаза и ухмыльнулся ещё более лукаво: — клубничный? — Благодарю, капитан, но я предпочту кофе. — От чего не какао? Крепус прикрыл глаза и вздохнул. Варка издевался и насмехался, не скрывая этого, но сейчас он искренне удивился. И не удивительно. Варка знал вкусы Крепуса лучше всего, а Крепус оставался верен своему выбору долгое время и сейчас он бы правда выбрал клубничный коктейль или какао, но ещё Крепус отчего-то пытался доказать обратное. — От чего такой вопрос? — От того, что кофе горчит, а я бы хотел сладенького, — легко пожал плечами Варка. — Если вы понимаете, о чём я. — Полагаю, вы получите свой десерт сегодня вечером. — Но я хочу сейчас. — Тогда закажите отдельно. — Боюсь подавиться, глядя на ваши печальные глаза. Дилюк сидел и растерянно смотрел то на Варку, то на отца. Он не понимал, от чего они так подчёркнуто-вежливо говорят друг с другом и почему совсем друг на друга не смотрят. Кэйа, внимательно следивший за отцом и капитаном, положил руку на колено Дилюка и легко сжал, успокаивая. Кэйа в начале хотел их остановить. А потом он заметил что-то, что не смог объяснить и решил ждать. — Надеюсь ваше горло переживёт такую трагедию. Вы ведь активно его используете, — невозмутимо и вежливо ответил Крепус. Кэйа удивлённо вскинул брови и внимательно сощурился. Варка расхохотался: — Вы так беспокоитесь о моём горле. Имеете на него виды? — Я вдовец, — нахмурился Крепус и Дилюк чуть вздрогнул, опустив голову. — Я знаю, — невозмутимо кивнул Варка и посмотрел на обручальное кольцо на пальце Крепуса. — Мы хоронили её вместе. — Хватит, — тихо, но твёрдо сказал Кэйа. — Можете и дальше обмениваться пассивно-агрессивными пошлыми намёками, но сегодня о смертях говорить запрещено. Мы договорились? Крепус нахмурился, но кивнул, а Варка сощурился и широко улыбнулся: — Разве были пошлые намёки? Кэйа прикрыл глаза и вздохнул, успокаиваясь. — Капитан, — он открыл глаза и посмотрел в глаза Варке: — не прикидывайтесь идиотом. Не хотелось бы вдруг узнать, что мой начальник получил своё звание не благодаря уму и отваге. — Кэйа! — тут же осадил его Крепус, но Варка расхохотался и захлопнул меню. — Я предпочитаю людей своего возраста или немного младше. Например, ваш отец очень даже в моём вкусе, — Крепус нахмурился и чуть согнулся, вчитываясь в меню. — А Магистры, которые давали мне повышения — нет. — Надеюсь, это было «да, мы больше так не будем». — Кэйа, — тихо позвал его Дилюк, — ты сам пригласил его. Если они хотят, то пусть говорят так. Варка расхохотался и покачал головой, ласково и смешливо улыбаясь: — Ваш сын очень на вас похож, господин Крепус. Даже в том, что касается выбора любимого человека. Что думаете об ухе на сливках и какао с зефиром и посыпкой? Крепус вновь закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. А потом он захлопнул меню и отложил его в сторону. — На второе и десерт я предлагаю фрикадельки с пюре и клюквенным соусом, а на десерт — пирог с вишней, — легко продолжил Варка, а Крепус обречённо кивнул. — Полностью согласен. Кэйа и Дилюк во все глаза пялились на Варку, но тот в ответ вежливо посмотрел на них и вопросительно приподнял брови: — Вы выбрали? — Я, — Дилюк запнулся и растерянно посмотрел на Кэйю: — ты не против супа с фрикадельками? — Кэйа ласково улыбнулся и кивнул. — И картофельная запеканка с мясом? А потом какао и шарлотка? — Замечательно. Первым принесли какао. Крепус и Дилюк, смутившись всего на минуту, тут же принялись аккуратно пить через трубочки, стараясь не обжечь языки. Кэйа заправил волосы Дилюка за ухо и перекинул его хвост за спину, а потом принялся пить какао из второй трубочки. У них был один стакан на двоих и оба пустели с удивительной скоростью. Варка даже не пытался пить какао и просто сидел, подперев голову рукой и наблюдал за Крепусом с лёгкой улыбкой. Кэйа и Дилюк тихо переговаривались о своём, а Варка и Крепус молчали. Керепус сверлил взглядом плечо Кэйи, а Варка притворялся, что смотрит в окно, но на самом деле разглядывал Крепуса. Кэйа уже понял, что по возвращении домой его ждёт серьёзный разговор. Супы принесли в гигантских тарелках, больше похожих на небольшие кастрюльки. Пока Кэйа кормил Дилюка фрикадельками, нагло закидывая их в его ложку, а сам Дилюк умилённо улыбался и перегонял в ложку Кэйи морковь и фрикадельки, Крепус мрачно хлебал уху. «Хлебал», конечно, слишком грубо сказано. Он ел спокойно и движения его были изящны, но от него так и исходило недовольство. Варка подпирал щёку кулаком и лениво перегонял на половину тарелки Крепуса кусочки рыбы. Крепус от этого недовольно пыхтел, но Варка оставался безмятежен и спокоен. — В движениях господина Крепуса, как и всегда, полно изящества и красоты, — тихо сказал Варка и Крепус запыхтел ещё недовольнее. — Я не шучу. Вы не только не растеряли ни капли своих манер, но и стали утончённее и грациознее. Крепус замер и внимательно посмотрел на Варку. А потом тяжело вздохнул и кивнул на ложку Варки: — Займите свой рот чем-то полезным, капитан. — Разве то, что я делаю сейчас, не полезно? — удивился Варка и Крепус, если бы не знал его с детства, поверил бы. — Вы так краснеете, как не краснели даже в юности, когда девушки и юноши предлагали себя вам, — улыбнулся Варка, а Крепус, собиравшийся что-то ответит, задохнулся от возмущения. — Это от горячего супа, — буркнул он и продолжил есть. Варка хмыкнул и приподнял брови. Его глаза смеялись и Крепус, в который раз, удивился тому, что светло-серые глаза, цвета стали, могут излучать столько тепла. Крепус краснел от смущения и лёгкой злости на Варку. Он съел ещё пару ложек супа, а потом отодвинул тарелку Варке. — Остальная половина твоя. Варка удивился, но потом всё его лицо как-то смягчилось и он кротко кивнул, принимаясь есть. А Крепус принялся украдкой его рассматривать. У Варки на висках тускло выделялась седина. Он отрастил себе длинные волосы и сейчас они были собраны в небрежный, но аккуратный пучок на затылке. Крепус так и не понял, как варка сочетал в себе небрежность, силу и изящество, но эти его качества были видны в каждой черте его лица и одежды. Над правым ухом у Варки был короткий и тонкий шрам, уходивший в волосы. С левой стороны шеи к щеке тянулось три длинных и широких шрама от когтей лавачурла. Этот шрам Варка получил вместо Крепуса, закрыв его собой. С левой стороны верхнюю губу пересекал короткий и тонкий шрам. В юности губам Варки могла позавидовать любая девушка — пусть они были тонковаты, но аккуратны и привлекательны. Тогда этого шрама не было. Тогда на его губах почти не было трещинок, а на лице — морщин. Тогда даже Крепус без зазрения совести говорил, что губы Варки прекрасны и формой и цветом. Они были нежно-персиковые и всегда чуть блестели от влаги — Варка часто их кусал и облизывал. Если бы Крепус рассказал об этом сейчас, то ему бы никто не поверил. Ни в то, что сухие, потемневшие и потрескавшиеся губы Варки когда-то были мечтой многих красавиц и красавцев. Ни в то, что его волосы, цвета вороново крыла, когда-то блестели и переливались на солнце, как чёрный опал. Крепус когда-то подарил ему серьги с морским жемчугом и лунными камнями и когда Варка надевал их, то его волосы казались красивее, а глаза выглядели ещё более необычно и выразительно. На Крепусе годы сказались гораздо меньше. Когда принесли второе Крепус подсунул Варке одну лишнюю фрикадельку. Кэйа и Дилюк перешучивались и пытались втянуть взрослых в свой разговор, но те отвечали односложно и сухо и, вскоре, юноши отстали, позволяя им молчать. Крепус больше не злился. Варка тихо любовался. Он, конечно, заметил фрикадельку и эта смешная забота согрела его сердце. На десерте Крепус, обожавший вишню, быстро съел первый кусочек, наслаждаясь вкусом, а потом резко перехватил руку Варки, готового положить кусочек пирога в рот и подозвал официантку. — Вы добавили в пирог с вишней грейпфрутовый сок? — та кивнула, а Варка, смешно округлив глаза, тут же положил вилку и тихо поблагодарил Крепуса. О том, что у Варки страшная аллергия на грейпфрут они узнали в тринадцать лет. Тогда Варка съел кусочек грейпфрута, скривился, сказал, что это гадость и чуть не задохнулся, когда у него отекло горло. Кэйа и Дилюк наблюдали за своим отцом и Варкой, тщательно маскируя своё любопытство и болтая ни о чём. Им было весело и здорово, хоть Кэйю и грызло чувство вины за свой поступок. Аделинда так и не пришла и потому, доев десерт, Крепус заплатил за всех и повёл детей (Варка сам увязался) искать Аделинду. Варка, наглый, сытый и довольный, будто настоящий кот, взял Крепуса под руку и ухмыльнулся в ответ на его возмущённый взгляд. Кэйа и Дилюк переглянулись и, убедившись, что взрослые слишком поглощены недовольством друг другом, быстренько сбежали в переулок. Им хотелось развлечь своего отца и отвлечь его от дел, но ещё они смотрели на гуляющие парочки и им, почти нестерпимо, хотелось целоваться. Так что пока Крепус недовольно пыхтел, а Варка думал слышно ли биение его сердца, Дилюк прижал Кэйю к стене и поцеловал. Кэйа, улыбаясь, нетерпеливо ответил на поцелуй и скрестил руки у Дилюка за шеей, прижимаясь ближе. Как раз в этот момент пошёл снег и Кэйа звонко рассмеялся, задирая голову вверх, жмурясь от радости. Дилюк тоже засмеялся, легко поцеловал линию челюсти Кэйи и тоже задрал голову, глядя на снег. А потом Кэйа опустил голову и Дилюк тоже. Они встретились взглядами и одновременно подались навстречу, снова целуясь, пока крупный снег хлопьями ложился на их волосы. — А это могли бы быть мы с тобой, но ты меня не любишь, — смешливо шепнул Варка прямо в ухо Крепуса, но тот лишь отмахнулся. — Надо притвориться, что мы не видели? — Пусть целуются, раз ты и я этой радости лишены. Варка легко пожал плечами и развернулся, уходя, пряча свою смешную лёгкую зависть. А Кэйа и Дилюк целовались, упиваясь друг другом и своей любовью.