* * *
Вечером Крепус и Кэйа отвели Дилюка и Аделинду в ресторан. В один из самых дорогих в Мондштадте, предназначенный для элиты среди элит. Конечно же, этот ресторан принадлежал Лоуренсам. Он — последняя тростинка, что держала их на плаву и приносила доход, позволяя сохранять контроль над портом и составлять хоть какую-то конкуренцию Гуннхильдрам. Кэйа и Крепус отрывались по полной, заказывая чуть ли не всё меню, под растерянными и печальными взглядами Аделинды и Дилюка, которые, верно, решили, что Кэйа и Крепус резко сошли с ума. Они объедались как свиньи, Кэйа хлестал вино, как заправский алкоголик и знать на него косилась, шепталась, официанты презрительно кривились, поднося ему бутылку за бутылкой, а Кэйа в ответ не уставал вздыхать, что вино Лоуренсов не так хорошо, как-то, к которому он привык. Он элегантно утёр губы салфеткой, улыбнулся миру вокруг ласково и совершенно очаровательно, но глаза — вековые льды с острыми краями, готовые вспороть любого, кто окажется неугоден. Кэйа веселился на полную. Разбрасывался улыбками, смешками, взглядами, подмигиваниями и вообще всем, чем может притянуть к себе внимание. Кэйа был в ярости. Крепус тоже. Но он глава семьи. И потому он лишь сидел за столом напротив сыновей, мрачно глядя им за спины на дорогие гобелены и паркет из редчайших пород дерева, теперь к вырубке запрещённых. Игнорировал непонимающие взгляды Аделинды и Дилюка, которые не решались спросить почему он не останавливает Кэйю. И открытый интерес Варки, который, вообще не обращая внимания на Магистра, пригласившего его на ужин, пялился на Рагнвиндров. А потом наступило время. Все они сытые, а официанты вот-вот принесут счёт. И Крепус положил на стол перед Дилюком договор. Дилюк взял его в руки с недоверчивым интересом. Прочитал. Побледне. Поднял на отца испуганный взгляд. Оглянулся на Кэйю, ища поддержки. — Они не разорвут помолвку, — сказал Кэйа. — Договор настоящий. Они купили тебя у твоего деда. И у Дилюка начали дрожать губы и руки, глаза наполнились слезами и выглядел он как побитый щенок. Крепусу казалось, что их план начал проваливаться, толком не развернувшись. Зря они с Кэйей убедили друг друга, что оно того стоит. — Они, — Дилюк сипло шептал: — Купили меня как… Как… Как вазу? — О, милый, — Кэйа ядовито шептал Дилюку на ухо: — они не просто купили тебя. Они посмели заявить на тебя свои права. Посмели требовать. Требовать, зная, что им не отказать. Дилюк поджал губы. Отложил бумагу на стол и крепко сжал кулаки. Посмотрел Кэйе прямо в глаза и зло процедил: — Зачем науськиваешь меня? И Кэйа — грёбаный искуситель, сошедший со страниц книг — обхватил своими тонкими пальцами подбородок Дилюка и потянул на себя. Зашептал своими бордовыми от помады губами в бледные губы Дилюка: — Чтобы они от тебя отказались, — мазнул губами по щеке, едва касаясь и продолжил шептать в ухо: — Ведь кто может с тобой управиться? Резко отстранился, откинулся на резную спинку стула, глядел из-под полуприкрытого глаза и улыбался приторно-сладко, будто бы притягивая поцеловать, уговаривая добровольно прижаться к ядовитым губам. Кэйа был готов сам себя придушить. Было мерзко от того, что приходилось вспоминать уроки проклятых наставников и использовать в жизни. Но Дилюка он не отдаст. Любой ценой. У Дилюка губы разъехались в разные стороны — злой оскал. Кэйа довольно с, по-настоящему потусторонним, притяжением улыбался Дилюку со сладким, тягучим ожиданием. Крепус и помыслить не мог, что его сыновья способны на такое. — Отпусти себя, огонек, — низко шепнул Кэйа. — Отпусти чувства. Дилюк смотрел на Кэйю, будто заворожённый. Покорённый его взглядом, на дне которого, с безумным хохотом, яростные в своём хмельном угаре, танцуют самые настоящие демоны. Кэйа был тогда в облегающей каждую мышцу водолазке, в узких чёрных брюках, с тонкой серебряной цепочкой на груди. Волосы были собраны в низкий хвост, волнами рассыпались по плечам и глаз был подведён чёрным. — Покажи им пламя, — на выдохе предложил Кэйа. И свечи резко вспыхнули ослепительно и пламя поднялось до потолка. Оно лизало дерево, перекинулось на портьеры и с хрустом принялось жрать дорогой паркет. Кэйа подался вперёд, вновь обхватил подбородок Дилюка пальцами, потянул на себя и поцеловал под крики ужаса леди и джентльменов, под рёв пламени и страдальческие стоны горящего дерева. От огня Дилюка всё вспыхивало и горело, будто сухое сено. Дым плыл по полу, люди бежали прочь, а Дилюк дёрнул стул с Кэйей к себе и тот мерзко ножками заскрипел по паркету. Крепус спокойный, безупречный аристократ, положил в рот последний кусочек мяса. Кэйа оторвался от Дилюка, довольно сверкнул глазами и от его похвалы Дилюк плавился, как снег по весне. — Молодец, огонёк. Крепус вытер губы салфеткой. Аккуратно сложил её на тарелку. Где-то позади с грохотом обвалилась потолочная балка, обдавая волной жара и неистово рассыпая вокруг искры. — Позвольте Вас спасти, достопочтенный господин, — сладко-насмешливо предложили Крепусу из-за спины и протянули ладонь. Крепус устало вздохнул на Варку, прикрыв глаза. Кэйа за руку потянул из-за стола Дилюка и они вместе схватили в охапку Аделинду. Варка теперь стоял слева. Галантно предлагал руку, весело и хитро сверкая глазами. Крепус кавнул и Варка помог ему отодвинуть стул, а потом взял под руку и они пошли прочь. Ресторан горел. Полыхал ярко и завораживающе в тёмной ночи середины февраля. Крепус и Варка вышли рука об руку из огненного зева спокойные, величественные. Пугающие. Вызывающие волну безудержных шепотков. Варка шевельнул пальцами и тонкие завитки Крио плавно спустились к краю крепусова сюртука, гася начавшую тлеть ткань. За ними — Кэйа, дико сверкающий глазами, и Дилюк, выводящие Аделинду. Да, в стране было не так много людей с Пиро Глазом Бога. Вечером в этом ресторане был всего один. Крепус вежливо и остро улбнулы мертвецки бледному Лоуренсу, подлетевшему к нему. Кивнул. И увёл свою семью к экипажу, не ответив ни на один вопрос. Впервые в жизни он нагло использовал свою репутацию. Народ не поверил бы, что он причастен к пожару. Люди скорее обвили бы Лоуренсов в интригах и, даже, сам Магистр не сможет привлечь Рагнвиндров к ответственности, опираясь лишь на устные показания аристократов. Кэйа сверкал глазами самодовольно и мрачно. Крепус улыбался в ответ так же мрачно и решительно. Пока план работал.* * *
Как только они остались наедине Дилюк зарычал, схватил Кэйю за грудки и толкнул к стене, вжимая в неё. Яростно сверкая глазами прорычал ровно в губы: — Ты использовал меня. Кэйа спокойно кивнул, ровно подтверждая: — Использовал. А потом сделал нечто невообразимое. Такого от него точно не ожидал Дилюк. Такого и сам Кэйа от себя не ожидал. Просто Дилюк, от ярости которого маленькие, трепещущие, готовые потухнуть от легкого дуновения, огоньки свечей вздымались до потолка огромными, ревущими пламенными столбами… Это нечто. Кэйа сжал пальцами одной руки плечо Дилюка, а второй запутался в его буйных, совершенно неуправляемых, как и он сам, кудрях и оттянул назад, заставляя запрокинуть голову и не позволяя сделать ни шагу — ни прижаться ближе, ни сбежать. Пьяно, сумасшедше скалился в ответ на злющий взгляд. От Дилюка воняло гарью. Кэйа вдыхал полные лёгкие. И, глядя в глаза, медленно выдохнул, губами, растянутыми в ухмылке, задевая подбородок: — Тебе понравилось. Дилюк моргнул. Опомнился, пришёл в себя, сбросил с себя ладони Кэйи и отшатнулся назад, сверкая глазами: — Не говори чушь! — крикнул он. Кэйа откинул голову на стену, глядя на Дилюка самодовольно и хитро. — Эта ярость и несдержанность. Это пламя до потолка и рёв пожара. Тебе понравилось. Дилюк тяжело сглотнул. Тряханул головой, будто бы выгоняя из неё лишние мысли. — Нет. Он ответил твёрдо и уверенно. Кэйа не поверил ему ни на мгновение. Сощурил глаза, его губы расползлись в ухмылке ещё шире. — Мне тоже понравилось, Дилюк. И глаза Дилюка после этих слов распахнулись широко-широко, он тяжело сглотнул и отвёл свой взгляд в сторону, покраснев. Под таким взглядом, каким на него сейчас смотрел Кэйа не покраснеть было невозможно. — Лоуренсы будут цепляться за эту помолвку до последнего, — растягивая слова проговорил Кэйа, скрестив руки на груди. — У нас с отцом есть план. — План? — вскинулся Дилюк. Кэйа шально сверкнул глазами: — О, да. Прекрасный план. Узнаешь. Но, знаешь, что самое главное? И замолк. Дилюк тяжело вздохнул, принимая правила этой игры. — Что? — Я им тебя не отдам. Всё так же лениво растягивая слова. Всё ещё шально и задорно сверкая глазами. Но Дилюк нутром почувствовал, что в этой одной фразе угрозы гораздо, гораздо больше, чем можно представить. — Я от тебя не уйду. Ухмылка переплавилась в откровенный оскал. Кэйа развёл руки в стороны, будто бы приглашая в свои объятия. Дилюку показалось, что сейчас что-то изменилось. Что Кэйа как-то изменился. Что что-то в нём самом тоже изменилось. Дилюк знал, что Кэйа может сломать его пополам. Сам бы Дилюк так не смог. Не потому, что ему бы не хватило сил. Нет. Он бы просто не выдержал слушать скрип и хруст позвонков, крики и мольбы, не смог бы видеть, как переломанный позвоночник прорезает мясо и кожу, показываясь наружу. Кэйа мог. И Дилюк шагнул в его объятия. Кэйа сжал его талию, притянул к себе, затянул в кусачий, жадный поцелуй. Дилюк обнял его за шею, сам прижался ещё ближе, чтобы между ними не осталось ни сантиметра. Коротко охнул, когда Кэйа, совершенно бессовестно, сжал его задницу и подхватил под бёдра, резко меняя их местами, вжимая Дилюка в стену. — Кэйа, ты… Дилюк испуганно начинал не договорил. Глядел в глаз Кэйи. Тёмный-тёмный, со зрачком-звездой, до краёв затопившем радужку. У Кэйи взгляд был дикий, затягивающий. Он молчал. Дилюк шумно сглотнул. — Ты сумасшедший, — хрипло выдохнул он. — Да. И они потянулись друг к другу одновременно. Они снова целовались жадно, бессовестно, позабыв о стыде и обо всём, что ограничивало раньше. Дилюк своим пламенем в том ресторане снёс крышу не только зданию. А шальной, плавный, опасный Кэйа был слишком притягателен. Дилюк спрыгнул с рук Кэйи, подхватил его под коленом, потянув на себя и поменял их местами. Он немного не рассчитал силу и Кэйа ударился о стену с грохотом, из его груди жарким выдохом вырвался весь воздух и осел на губах Дилюка. Кэйа едва успел вдохнуть, прежде, чем Дилюк вновь затянул его в поцелуй. Кэйа закинул вторую ногу Дилюку на талию и тот понятливо взял его на руки, прижимая к стене. Но Кэйа резко качнулся вперёд, из-за чего Дилюк, потеряв равновесие, отступил на пару шагов назад. Кэйа ещё пару раз качнулся на руках Дилюка, подводя их к грани падения, но, в итоге, с грохотом спиной в стену вновь впечатался Дилюк. Он тихо хмыкнул, его глаза весело сверкнули, а ладони сжали ягодицы Кэйи почти до боли. — Тебя что-то не устраивает? — задыхающимся шёпотом спросил Кэйа. Дилюк качнул головой. — И правильно, — в подтверждение своих слов Кэйа крепче прижался пахом к прессу Дилюка и, прогибаясь, потёрся. Дилюк снова тяжело и шумно сглотнул, вжался в Кэйю всем телом и вновь поцеловал. А потом у Дилюка в голове что-то щёлкнуло. Если бы кто-то решил спросить как и когда они добрались до кровати, ни Кэйа, ни Дилюк не смогли бы ответить. Кэйа просто почувствовал, что его уронили спиной на мягкий матрас и как Дилюк поцелуями с губ перешёл на шею, а потом полез своими горяченными ладонями под водолазку. Кэйа выгнул шею, подставляясь под губы Дилюка, прижался своей грудью к его, и вцепился пальцами в крепкие плечи, не желая отпускать. Дилюк задрал бедную водолазку до шеи, прикусил ключицу и тихо выдохнул, судорожно расстёгивая ширинку Кэйи: — Пообещай меня не бить. А потом, одним резким движением, сдёрнул с Кэйи штаны и нижнее бельё, прикусывая бедро и быстро, резко, не давая им обоим ни мгновения понять, что происходит и передумать, широко лизнул член Кэйи под хриплое «Ебать» последнего. Эффектом неожиданности Дилюк выиграл себе всего пару секунд: Кэйа сгрёб его волосы в кулак и оттянул назад, глядя в глаза со смесью волнения и недоумения. — Ты сдурел? И, рассмотрев в полутьме глаза Дилюка, зрачок которых полностью пожрал радужку, тяжело и шумно сглотнул. Растрёпанные волосы, тёмный, жадный взгляд. Это — красота. Кэйа неуютно передёрнул плечами, от осознания того, что это он сделал такое с Дилюком. Это из-за него Дилюк совершенно сошёл с ума и это из-за него Дилюк выглядит настоящим жаждущим безумцем между разведённых ног, с влажными губами и членом перед лицом. — Нет. И крепче сжал пальцами крепкие смуглые бёдра. Упрямо потянулся вперёд, тяжело и быстро дыша открытым ртом, но Кэйа удержал его на месте и тогда Дилюк вывалил изо рта язык и, вытягивая его до предела, потянулся им к члену, глядя Кэйе в глаза. Коснулся самым кончиком, но Кэйю будто бы пробило разрядом Электро насквозь. Дилюк сейчас — воплощение порока, о котором на проповедях рассказывают. Кэйа не мог отвести от него взгляда и хотел совсем немного сдохнуть, когда пальцы, удерживающие этого беса, сами собой разжались и горячий язык вновь коснулся члена. — Говори если будет неприятно. Это всё, что сказал Дилюк, прежде, чем взять в рот головку, плотно обхватывая её губами, прикрыв глаза. Кэйю просто подбросило на кровати, выгнуло дугой и шумный, хриплый выдох вырвался из грудины, так похожий на стон. Кэйа не любил стонать. Стонать наказывали наставники на своих мерзких уроках. Стонать — значит показать всем насколько он развратный, ветренный и грязный. Не стонать под Дилюком, старательно отсасывающим, не получалось. Кэйа закрывал ладонями лицо, зажимал рот, закусывал губы, но когда головка упёрлась в глотку, а Дилюк, на своём ослином упрямстве, заглотил до конца, тут же давясь и отстраняясь, чтобы прокашляться, из Кэйи вырвался самый настоящий, громкий, гортанный стон, заставивший замереть обоих. И если Кэйа чуть не умер от смущения, то Дилюк, лишь воодушевившись, принялся за дело, удвоив старания. Так они выяснили, что у Дилюка плохо развит рвотный рефлекс. Так они выяснили, что ему чертовски нравится заглатывать до основания, крепко цепляясь за бёдра Кэйи, и двигать головой назад и вперёд, насаживаясь. Дилюк совершенно дурел от ощущения члена во рту, от того, как чувствовались его движения меж губ, от того, как хрипло и тяжело дышал Кэйа, срываясь на стоны. Его собственному члену в штанах было тесно до боли, но он не думал об этом, полностью поглощённый Кэйей. Кэйей, которому было настолько плохо и хорошо одновременно, что он забыл почти обо всём и в голове не осталось ни прошлого, ни страхов, ни стеснения, в голове билось только «Дилюк». Кэйа звал его и имя дробилось, ломалось, трескалось на два слога, разделяемых стонами. Когда Дилюк отстранился, полностью выпустив член изо рта, не приближаясь к нему своим дьявольским ртом, лишь обжигая дыханием, Кэйа отнял руки от лица и приподнялся на локтях. И вновь утонул в расширившихся зрачках Дилюка. — Смотри, — хрипло сказал он и облизнулся, языком собирая слюну с губ, обрывая ниточку, что соединяла их с членом. И заглотил снова. В этот раз Дилюк не закрывал глаза. Он глядел на Кэйю, в его единственный взгляд, на распахнутые губы и тяжело вздымающуюся грудь. Глядел и не мог наглядеться. А в Кэйе просто не было никаких сил, чтобы отвести взгляд от глубоких глаз-провалов, утягивавших на самое дно. Он сглотнул вязкую слюну, задышал быстрее, поверхностно, и стоны стали выходить короткими, писклявыми, больше похожими на перевозбуждённые всхлипы. Кэйа вцепился руками в волосы Дилюка, но он вообще не обратил на это внимания, двигая головой лишь быстрее, начав помогать себе рукой. Кэйа оттянул Дилюка за уши в последний момент, когда его уже выгнуло дугой и выкрутило изнутри, вырывая из самого нутра самый громкий и пошлый стон, что вообще был способен воспроизвести человек. — Поехавший, — совершенно искренне прохрипел Кэйа, глядя на лицо Дилюка, залитое спермой и его совершенно по-сучьи опухшие губы. Дилюк в ответ ухмыльнулся самодовольно и пьяно, очаровательно пожимая плечами: — Тебе нравится. Кэйа потянул его за руку на себя, утёр лицо и удивлённо вздрогнул, когда Дилюк обянл его, прижимаясь близко-близко. А, потом, насмешливо шепнул в краснеющее ухо: — Так заботился обо мне, что забыл об одной мелочи? И крепко сжал член Дилюка через одежду. Тот застонал, отчаянно утыкаясь лицом в грудь Кэйи и вжался бёдрами в его ладонь, притираясь, подрагивая. Дилюк впился пальцами в плечи Кэйи, крепче сжал зубы, резко и хаотично толкаясь в его ладонь, но всё равно громко застонал, а потом резко расслабился и буквально растёкся по Кэйе. — Вау, — тихо выдохнул Кэйа Дилюку прямо в ухо. — Ты как возбудился пока… — Заткнись, — прохрипел Дилюк и прикусил плечо Кэйи, в противовес своих слов прижимаясь ближе. — Это очаровательно, — прошептал Кэйа и Дилюк лягнул его, что-то недовольно забурчал и засопел, как недовольный кот. А потом вдруг вскинулся, заглянул Кэйе в глаза и, хмурясь, спросил: — А что с Лоуренсами? Кэйа шально ухмыльнулся, сверкнул глазами и многообещающе шепнул: — Их сраный бал. Они запомнят его надолго.***
Дилюк понял, что именно Кэйа имел в виду только когда увидел его спускающимся с лестницы. Платье на Кэйе это не страшно. В платье его уже видели. Чёрное облегающие платье с острыми наплечниками, с разрезом до середины бедра и на спине. Страшно — два бархатных золотых ремешка под грудью, белое жабо и белые перчатки до середины предплечий. Страшно — белый платок на волосах. Не слишком приличное платье, в котором легко узнаётся монашеская ряса Мондштадта, на юном аристократе — это страшно. Особенно, если в этом платье он идёт на предполагаемую помолвку своего брата. И, особенно, если у этого самого брата почти буквально текут слюни. Дилюк тяжело сглотнул. Но взгляда отвести не смог. Крепус чуть сморщился глядя на сына и тихо, но спокойно уточнил: — Не слишком? Кэйа вместо ответа хмыкнул, расправил невидимые складки на своём платье, очаровательно улыбнулся и качнул головой. Коротко звякнули серьги, блеснули блёстки на веках и скулах. Кэйа, только сделав шаг из экипажа, тут же произвёл фурор. Кто-то присвистнул, кто-то захохотал, почти все зашептались. Варка, каким-то непонятным образом появившийся рядом, отвесил Кэйе какой-то комплимент на грани пошлости и насмешки и буквально впихнул свою ладонь в руку Крепуса, помогая ему выползти из экипажа. Дилюк взял Кэйю под руку и раздражённо зашипел в смуглое ухо, раздражённый реакцией аристократов: — И так ты срываешь бал? На тебя ведь пялятся все. Абсолютно. Как это вяжется с вашим гениальным планом? — Милый, — Кэйа улыбнулся широко и очаровательно, буквально притягивая взгляды к своему лицу. — В честь кого бал? — Эолы. — И на кого все смотрят? — Ты их страшно разозлишь. Кэйа хмыкнул и, изящно качнув головой, посмотрел куда-то в сторону, подставляясь под свет, лившийся из окон. — Я намерен их выбесить до трясучки. До пены у рта. Так что твой первый танец, милый, принадлежит мне. — Безусловно. Уже когда они вошли в бальную залу и Дилюк, по привычке уполз в тень, чтобы его никто не трогал, то он в полной мере понял, что план отца и Кэйи просто откровенное дерьмо. Как и обычно только они общались с гостями, пока Дилюк отсиживался в уголке. Это они проворно и умело сыпали улыбками и словами, уговаривая на выгодные сделки. И Кэйа сегодня был особенно усерден. Он танцевал почти со всеми девицами и любезно беседовал почти со всеми влиятельными господами. И компании, к разговорам которых Кэйа присоединялся, неизменно взрывались хохотом, их беседа делалась оживлённее, веселее и люди сверкали улыбками. Но Кэйа за весь вечер не сказал ни слова ни одному Лоуренсу. Он не присоединялся к беседам, в которых они участвовали и все аристократы видели это. Крепус не был в этот вечер душой компании, как Кэйа. Он вёл себя почти как обычно, безупречный, вежливый, очаровательный, но тоже напрочь игнорировал существование Лоуренсов. Кэйа притягивал к себе обаянием и весельем. К Крепусу все тянулись сами по себе: он был самым богатым и влиятельным человеком в зале. Через каких-то полтора часа дюжина Лоуренсов, присутствовавших на приёме, остались одни. Никто не желал беседовать или танцевать с ними. В их сторону почти не глядели. На их бале, в их поместье, в день их триумфа. Они остались одни. Всего два человека лишили их всей славы, всего внимания и большей части выгоды от этого бала. Всего два человека и у фуршетных столов остались лишь Лоуренсы, уныло жующие свои собственные закуски. Когда Эола спустилась по парадной лестнице под руку со своим отцом, зал замолчал лишь на мгновение. На девочку, наряженную в великолепное, пышное платье цвета морской пены, шуршащее метрами шёлка, расшитое жемчугом, взглянули лишь мельком. И, когда настала пора первого танца Эолы, Лоуренсам пришлось искать Дилюка по тёмным углам. Искали они, конечно, в нужном месте. В одном из таких тёмных углов Кэйа бесстыже прижимал Дилюка к стене, крепко обнимая за талию, и целовал. На всякий случай. А потом, когда Дилюка под белы руки вывели в бальный зал и подвели к Эоле, глядевшей на всех волком, Кэйа появился рядом будто бы из ниоткуда. Очаровательно улыбнулся, что-то коротко бросил Лоуренсам и, взяв Дилюка под руку, ненавязчиво отвёл в сторону. Их шаги совпали с первыми тактами вальса. Гости снова зашептались, в упор разглядывая танцующих юношей. Хихикали, шутили, говорили, что девочка Лоуренсов не сравнится с юным и очаровательным Кэйей на высоких каблуках, с мечом на поясе, с блёстками на бронзовой коже лица, в вызывающем платье, показывающем всему честному миру длинные крепкие ноги. Каблуки стучали по мрамору пола, платье едва слышно шуршало, а Дилюк крепче сжимал ладонь и плечо Кэйи, считал шаги и тонул, бесконечно долго и глубоко тонул в пучине его синего-синего глаза. А после первого танца, сам собой, без передышки и разговоров, пошёл второй. И третий. Эола — красивая разряженная куколка — стояла в стороне, недовольно скрестив руки на груди, позабытая, но не опечаленная таким поворотом.* * *
— Господин, — Варка очаровательно, совсем как Кэйа, улыбнулся и Крепус тут же почувствовал неладное. — Не уделите мне минутки? И Крепус, конечно, отказался. Потом ещё раз. И ещё. Но Варка схватил его за руку, крепко сжимая, сощурился, что-то неразборчиво забормотал и Крепус, тяжело вздохнув, потащил его подальше, в потайную комнату, в тайный и тёмный угол, пока они не привлекли слишком много внимания. Когда они выходили, Варка пошатнулся, Крепус машинально придержал его за талию и они обернулись. На Кэйю и Дилюка, которые вальсировали, так близко друг к другу, глядя друг другу в глаза, выдыхая друг другу в губы. — Ты гляди, — Варка коротко и хрипло хохотнул: — так танцуют. Такая любовь. А потом посмотрел в глаза Крепуса со странной, усталой тоской, хмыкнул и грохнулся в обморок, вусмерть пьяный. — Эй, — Крепус легко похлопал Варку по щеке, а потом отвесил ему полноценную пощёчину и затряс за плечи: — Эй! И вот это ты скорее всего будешь следующим Магистром?! Позор! Варка с трудом разлепил глаза, растянул губы в очередной странной улыбке и едва слышно захрипел: — Я опозорил себя гораздо раньше и гораздо страшнее. А потом снова потерял сознание. Крепус ещё потрепал его, пытаясь привести в себя, но, в итоге, тяжело вздохнув и натужно крякнув, поднял слона по имени Варка на руки и, пыхтя, дотащил до экипажа. Оглянулся на поместье. Взглянул на часы. Скоро Кэйа должен отпустить Дилюка и приступить к самой глупой части их плана. К наинаглейшей, к самой идиотской и нелогичной.* * *
Дилюк бы легко признался себе в одной вещи лет, эдак, пять спустя. Кэйа в этом платье и на каблуках был красив до боли, до дрожи. На него такого, красивого, порочного, хитрого, самодовольного, хотелось глядеть вечно. Но сейчас Дилюк лишь смотрел на Кэйю не отводя взгляда и боялся его коснуться, потому, что почти что уверовал в то, что на самом деле такие люди не существуют. Что они — мираж, мечта, сон. И когда Кэйа неожиданно пропал из залы Дилюк вдруг почувствовал себя брошенным. Люди украдкой оглядывались, пытаясь его отыскать, чтобы присоединиться к беседе в которой он принимает участие. Они хотели поближе поглядеть на бесстыжего наглеца, очаровательного и сладкоголосого. Они искали его взглядами и не находили. Пока Кэйа не вылетел из какого-то тёмного бокового коридора, всклокоченный, с огромными от испуга глазами, путающийся в ногах. Придерживающий руками платье, порванное от груди до ворота. Он лихорадочно бегал взглядом по толпе, будто бы выискивая кого-то, а потом, столкнувшись взглядом с Дилюком, бросился к нему. И Дилюк, конечно, побежал к нему навстречу. Протянул руки, чтобы обнять, защитить, спрятать, но Кэйа ловко, ненавязчиво избежал объятий (и подтверждения слухов об их связи), шмыгнул Дилюку за спину, вцепился пальцами в его плечи и сбивчиво, испуганно зашептал в воцарившейся с его появлением тишине: — Дилюк, Дилюк, уведи меня отсюда. Пожалуйста, — он странно, рвано выдохнул, очень похоже на всхлип: — Уведи меня. Всего пара-тройка мгновений. И из того же прохода вылетел один из юных Лоуренсов. Тоже всклокоченный, с круглыми-круглыми глазами, чётким отпечатком кулака на щеке и куском платья Кэйи в кулаке. Дилюк забыл как дышать. Дёрнулся вперёд, но Кэйа цепкими пальцами удержал его при себе и снова тихо, настороженно зашептал, не отводя взгляда от Лоуренса, второй рукой прикрывая грудь: — Уведи меня отсюда. — Я ничего не делал! — заорал Лоуренс. — Стал бы я марать об этого пса руки?! Но никто ничего ему не ответил. Все гости молчали, глядели с опаской и недоверием, досадливо морщились. Дилюку захотелось размазать Лоуренса по стенке тонким слоем. Захотелось поджечь их поместье и смотреть как оно горит пока не останется лишь пепел. Кажется, любой дурак в тот момент мог прочесть это по его взгляду. Кэйа чуть крепче сжал плечо Дилюка и тот, тяжело вздохнув, всё-таки взял себя в руки. Развернулся, накинул Кэйе на плечи свой пиджак и они направились к выходу из залы, как, вдруг, глава клана выступил вперёд, ровно и спокойно произнося слово за словом, словно вбивая гвозди в крышку гроба: — Помолвка не была заключена. Дилюк медленно обернулся, тяжело глядя в глаза Лоуренсу и до боли прикусил свой язык, удерживая в себе злые, ядовитые слова. — Твой племянник чуть не надругался над его братом! — крикнул кто-то и зал зароптал. — Этот договор был заключен между моим отцом и вашим дедом, господин Дилюк. Вы обязаны исполнить свои обязательства. — Нет. Тихо, твёрдо, ровно и коротко. И, следом, звонкое, злое, уверенное: — Нет! — и, впервые за весь вечер, всё внимание оказалось приковано к Эоле. — Я против! Я не хочу за него замуж! Аристократы захихикали, насмехаясь над Эолой и её словами, но она нисколько не смутилась. Она посмотрела на Дилюка с нескрываемым отвращением, топнула ногой и крикнула: — Что смешного? Я госпожа клана Лоуренс! Что бы там себе не придумал мой дед я не обязана подчиняться его воле! Я заслуживаю свободу так же, как и вы! И смех стал громче. — Милая, — ласково обратилась к Эоле какая-то аристократка, имени которой Дилюк даже не знал: — у нас у всех есть долг. Перед семьёй и родиной и мы обязаны его исполнять. — Я исполню свой долг! Я буду рыцарем! Буду защищать страну, а не бесконечно рожать детей от нежеланного мужа! — Ох, детка, — мягко усмехнулась ещё одна дама и потянулась потрепать Эолу по волосам, но та вывернулась, и, ещё громче, уверенно и гордо, крикнула: — Я буду как Джинн Гуннхильдр! Я буду как Венесса! И не смейте смеяться и напоминать мне о грехах моей семьи! Я буду рыцарем с фамилией Лоуренс и я сама выберу себе мужа когда вырасту! — И в чём она не права? — тихий вопрос Кэйи прервал смешки. — Вы все видите, что они оба не хотят этого брака. Что они оба будут несчастны. И они оба дети Мондштадта, так почему вам кажется смешным то, что у них забрали свободу? Разве вы все искренне считаете свои аристократические традиции справедливыми? И, произнося всё это, он глядел в глаза главе клана Лоуренс. — Я отменяю помолвку. И зал ахнул. Старая госпожа Лоуренс, мать нынешнего главы, отошедшая от дел лет двадцать пять назад, вмешалась. — Мама! — Я тоже подписывала этот договор. Я единственная осталась в живых. И никто не пойдёт против моей воли. И план Лоуренсов рухнул, а глупый замысел Рангвиндров сгорел дотла за ненадобностью, не успев развернуться в полную силу.