кусочек Ice

— Некоглай — дерьмо, крутит деньги на ЦА, Некоглай — дерьмо! Ты клоун! — Рома громко хлопал в ладоши и уже целую минуту как пытался сорвать несчастному Некоглаю концерт на Vk фесте, яростно жестикулируя и скандируя, что Лебедева в восторг, конечно, не приводило. И ещё он стоял у сцены, и держал в руках откуда-то не пойми взявшийся рупор, голося на пол района. Странно, но фанаты его не трогали. — Не пой, ты не умеешь, лох ебаный!       Коля не останавливался, к ужасному недовольству Мокривского, и продолжал петь, делая вид, что не замечает уже выдохшегося стримера. Но тот тоже не останавливался, потому что время Николая Лебедева — деньги, и на Рому, как бы тот сильно этого не хотел — он тратить ничего не будет. — Увезу ее домой, чтоб наверняка Она мне кинула что-то в стакан… — Сперму я свою тебе кинул. Прекрати уже делать деньги на детях! — выделяя каждое слово, проголосил Мокрица. Коля плотно сжал зубы и зажмурился, мысленно считая до трех. — Твоя мать –… — Ну всё, Рома, пизда тебе. Зря пришёл сюда — помнишь, да я знаю, что помнишь — я говорил, что хочу физической расправы над тобой? Ну вот и отлично! — он не выдержал и, выбросив микрофон куда-то на сцену, спустился вниз и схватил своего разоблачителя в охапку, не обращая внимания на попытки выбраться. — Тебе это с рук не сойдёт, клоун! Будешь в тюрьме ложкой тоннель копать, понятно?! — Чтобы до тебя добраться — я готов зубочисткой это сделать.       Рыча и скуля от ярости, омега ничего не ответил, агрессивно пихая Лебедева вбок. Затем он почувствовал, что ход движения остановился вместе с ними, и внимательно огляделся, видя пустое пространство и одну лавочку на всю округу. И? Что это за место? — Куда ты меня притащил, Неплевай? Че, прямо на лавке утрамбуешь? Кровь заметна будет. — Непле… Что? Пиздец, только в телеге своей подобную чушь не распространяй, пожалуйста. Иначе реально ебну, — альфа усмехнулся, а затем пихнул собеседника коленом, чтобы тот сел на лавку. Тот неожиданно ловко вцепился в чужие плечи и сладко простонал, чертыхаясь про себя от стыда. Просто Коля очень выразительно надавил на член. — Эй, але, ты чего схватился за меня, омежка? — накрутчик выгнул одну бровь, слегка морщась, и чуть надавил на стримера, чтобы тот наконец-то сел. — Я хоть и выгляжу хорошо, но знай: у меня гон, и для тебя это очень плохо. А че ты пахнешь то так?.. — У меня течка, — обреченно вздохнул Мокривский, разглядывая почву под ногами. Тиктокер понимающе кивнул, и присел рядом, не смея касаться парня. — И? Когда ты меня бить будешь? — Когда со стояком разберусь, Ромка. — вышеупомянутый скосил глаза вниз, и сочувственно кивнул. — Помочь не хочешь? Раз уж ты моим детям концерт испортил. — Что, прямо тут? — шутливо поинтересовался разоблачитель. Естественно, что на такое соглашаться он не будет. — А твоим детям и не нужен отец. Денег больно много на тебя тратят. Не порядок. — А как иначе? Жить то мне на что-то надо. Удобная лавочка, кстати. — Ну, у тебя есть же деньги на вещи за восемьдесят тысяч, вот и на жизнь хватит, — очень хорошо, однако, подъебал. — Да, удобная. Правда, довольно твёрдая. — Садись на меня. — Может, на лицо? — Размечтался, — хмыкнул Некоглай, но после увидел, как омега низко склонился к его губам, облизывая свои, и нервно повторил движение. — Пришёл, чтобы меня совращать? — Нет, чтобы песенки твои послушать. Спой-ка лёд, Коля. — Сажу ее в машину. Я везу ее в квартиру. На колени ко мне садится, — во время этих слов Рома осторожно перебрался на чужие колени, заигрывающе наматывая синюю прядь волос на палец, и подарил воздушный поцелуй. — На колени вставай пониже…– клоун чуть приостановил своё пение, чтобы спустить недовольного этим стримера вниз, быстро расстегивая ширинку. — У нее брекеты, мне надо быть осторожней. — Нету у меня брекетов. — мрачно заключил Рома, наблюдая, как та звякает. — Зато зубы есть. Понимаю то, что я пиздец как хорош с ней. — Песня отстой и поёшь ты отстой. Ебанат ты тупой-…– запнулся омега, потому что рот неожиданно стал занят. Шоумен таким раскладом был доволен, да и запахом чужим тоже — цветущая сакура, прямо охлаждает. — Мое сердце, приложи подорожник. Алкоголь лей желательно подорож-… Воу, воу, воу, не надо так облизываться, у меня там не леденец. — Нет, лёд, нахуй. Молчи уже, пока я тебе тут отсасываю. — Мокрица быстро нашёл, что ответить, и красиво захлопнул рот Лебедева. Хотя скорее всего, это было сделано не языком, а языком — вот такой вот каламбур, ребята.       Игрался с чужим телом хорошо, выводя альфу на стоны и дрожь, да и головку облизывал просто супер — как тиктокер домой вернётся — непременно поставит класс. Язык сладко двигался по основанию и к головке, да и стонал тот сладко — вместе с протяжными, медленными движениями, что кайфующего от сие акта Николая выводило из себя. Чуть-чуть совсем: но ощутимо. Также и член ласкали ощутимо, ни на минуту не останавливая ни сладостных движений головой, ни зрительного контакта просто до ужаса ледяных глаз. Так совращают, и такие бесстыдные, когда прямо на улице ему отсасывает: пиздец прямо. А эти стоны и причмокивания — прямо мм. Но остановить, всё-таки, ему пришлось. — Ну и хули ты остановил меня? — обиженно насупился омега, выглядя так ещё милее. — Вспомнил, что у кого-то течка, поднимайся сюда.       Когда Рома повиновался и сел на него — на колени, ни на лицо, Некоглай церемониться не стал, и сразу же избавил врага от нижнего белья со штанами, мучительно долго проводя своей плотью между чужих ягодиц, и заставляя нетерпеливого Мокривского начать ёрзать и охать от ощущений. Пару движений по члену, растирая его смазкой, а также и грубо пихая пальцы в чужой анус под громкие стоны — и готово. А какими же громкими они были, когда Лебедев только-только вошёл… — Хватит меня мучить, давай уже до конца, — дёргаясь, попросил Мокрица и резко выгнулся, когда член вогнался до середины. — Ну… Ну не так резко же! — А как ты хотел? Тебя только так. Ненавижу, — клоун опустил того до конца, придерживая за плечи, и зло зыркнул на разоблачителя, сжимая зубы. — Ненавижу то, что ты сделал тогда. — ему действительно хотелось уебать того, а не трахать, но когда Мокрица жалостно начал хлопать глазками от пошлых движений и стонать — сразу же почувствовал, как ему это нравится. Как нравится Рома Мокривский, что так изящно изгибается прямо на нём, насаживаясь сверху на член и теча жидкой смазкой так, что начинали брюки мокнуть. Но возбужденного до ручки Колю это не волновало. Его волновало, что он не до конца может насладиться этим злым мальчиком в его руках, и ощущал, как дико возжелал его, трахая после концерта прямо тот, на скрипучей лавочке. А у Ромы нежная шея… Так и хочется метку оставить. Ну и похуй — оставит.       Тот вцепившихся в него клыков не заметил, ведь мог лишь бессознательно скакать на чужих бёдрах, крепко вцепившись в плечи, и развратно, словно блядь, стоная, уставившись глазами в небо и трахаясь прямо тут, со своим врагом, нажирателем на детях и просто альфой, что пах еловым деревом. Дерево. Как и у него. Судьба. Судьба сплестись друг с другом, на этой ебаной природе, и громко в унисон стонать, иногда пялясь глаза в глаза.       А после Роман наклонился вниз, тогда, когда накрутчик лапал его за зад и без стеснения глубоко трахал, восхищаясь тем, как же от партнёра пахнет, да и вообще самим наличием на его члене Мокривским: вот же надо так попасть, а? Не зря на вк фест пришёл. Да и расправился физически, и членом, а не кулаками, да и Роме явно нравится — смазка слишком громко от резких движений хлюпает, — но ведь всё-таки физически. Трахнул, а не избил, но в этом вся и изюминка.       Чужие губы накрыли, и неожиданно парня вовлекли в нежный поцелуй, да такой до боли приторный, сладкий, что Некоглай даже на мгновение зажмурился. Нет, не так целоваться нужно. Его собственный язык протолкнулся внутрь, лаская щеки и небо, катясь по зубам, и доводя стримера уже до такой степени, что тот не мог самостоятельно двигаться. И зря, наверное, так как Коля мудак, ждать не любит, а контроль наоборот, и поэтому принялся ебать своего неприятеля так жёстко и часто, что тот даже слегонца прихуел. Хлёсткие шлепки сзади и наглые толчки внутри — его же так не хватит! — Снизь темп, Коля, ты слишком быстрый, — давя на жалость, попросил того Мокрица, но столкнулся лишь с ещё более углубленными движениями с чужой стороны. — Ах, замедлились ты хоть на минуту! О боже. — Нет, и не проси больше о подобном, солнышко. Трахну так, что ты растаешь, льдинка. — Я уже таю, ты не заметил? — с новым хлюпаньем опустился на член тот, вбирая в себя всё и утробно всхлипывая от неги. — Услышал. Шлюха ты течная, Мокривский. — От шлюхи слышу. — Быстрей кинь лед-… — завёл внезапно свой парт Николай, слишком тяжело дыша даже для собаки. — Куда? В стакан-… — вымученно закусил губу, потому что терпеть то, что ещё не забил Ромочку своей спермой — было уже выше его сил. — Аха. Наполнился бокал. Когда я тебя уже наполню? — Никогда. Не надо в меня кончать, сука. И прекрати это петь! — Ей так идет — что? — Действительно. — Лично тебе идёт мой член в себе. Наряд — так. Мы идем с ней на бал. — Заебал.       Поспешив закрыть чужой рот ладонями, Мокрица выгнулся и принялся трястись, замирая и чувствуя, как член Некоглая тоже дошёл до пика и стал выдавать эрекцию, больно жирно заполняя его внутренности белой спермой, что стекла прямо на брюки. Сам же разоблачитель излился на накрутчика, что явно был не против, и даже попробовал её на вкус — а затем Коля наклонился и с охуевше вылезшими глазами посмотрел за спину омеги, видя, как мимо них пробегает толпа малолетних деток. — Кажись, мы тут детей совратили. — Твоё ЦА? Ничего, половое воспитание всегда полезно. — Ну что, по кусочку Ice? — По ебалу. — По твоему? Только за. — Дерьмо ты, Некоглай. — Может, теперь с лицом попробуем? — Всё-таки по ебалу хочешь? — Хочу, чтобы ты на него сел. — Только за. Только язык свой куда не надо не пихай. — Хорошо, Ромочка. Быстрей кинь лед — куда? В стакан-… — Да ты заебал!