Прекрасны в осколках / Perfectly in Pieces

      Заклинанием он заставляет её рот открыться настолько широко, насколько это только возможно, и связывает ей руки верёвкой, всегда прикреплённой к столбикам кровати.              — Ты любишь меня, зверушка. Знаю, что любишь.              Как только он убеждается, что она достаточно крепко связана, надвигается на неё с таким злобным выражением лица, какого она не видела очень долгое время.              Она облажалась. Засомневалась. Голос дрогнул, когда она произнесла то самое слово: так оно прозвучало скорее как «убью», чем «люблю». И теперь он наказывает её за оплошность.              Она не может даже умолять, а ведь это ему иногда нравилось. Не может даже кричать с настолько широко открытым ртом.              Он возвращается в её поле зрения; в руках инструмент, который, благодаря роду деятельности родителей, она слишком хорошо знает.              Нет, нет, он ведь не… Нет, пожалуйста, нет.              Мысли обрываются, когда холодный металл вдавливается в её десны, и эта самая штука окружает её коренной зуб.              — Ты любишь меня, зверушка. Я знаю это. Твоё тело говорит мне об этом каждый день, теперь нам просто нужно научить твой рот делать то же самое.              Она начинает кричать.              — Грейнджер! Грейнджер, проснись!              Кто-то трясёт Гермиону, и она открывает глаза.              И по-прежнему кричит.              Это всего лишь сон.              Всего лишь сон.              Нет никакой зверушки. Это только воспоминание.              Закрыв рот, Гермиона ждёт, пока глаза привыкнут к темноте, и понимает, что Малфой смотрит на неё сверху вниз. Его светлые волосы растрепались после сна, и он, должно быть, сорвал тонкую простыню, разделяющую их палатку на две части.              — Всё хорошо. Это всего лишь кошмар. Ты в безопасности, Грейнджер, ты в безопасности. — Драко обхватывает её лицо ладонями и вытирает слёзы. — Иди ко мне.              Он сажает Гермиону к себе на колени — она глубоко вдыхает мятный аромат и обнимает его.              На секунду отстранившись, Драко протягивает ей глоток покоя и следит за тем, как она выпивает его.              Уже восьмую ночь подряд Гермиону мучают кошмары.              Первый пришёлся на ту ночь, когда Тео ушёл прикрывать Блейза на базе из-за нападения во Франции, и теперь казалось, что они будут происходить раз за разом.              Вначале она надеялась, что их не будет. Две недели прошли хорошо. Но получилось так, что чем меньше Гермиона слышала голоса в голове днём, тем больше ей снилось кошмаров. Тео советовал ей принимать зелье для сна без сновидений, но она изо всех сил старалась не полагаться на него. Однако этой ночью она была почти на пределе. Может, завтра Гермиона просто примет эту чёртову штуку перед сном.              По мере действия зелья дрожь уменьшается и её плач переходит в тихие рыдания, ведь Гермиона продолжает снизу вверх смотреть на разъярённое лицо Долохова, в то время как его действия заставляют всё тело вибрировать от боли.              — Я здесь. Грейнджер, я с тобой.              Она чувствует эти слова на шее — в том месте, которого он всегда касается, когда обнимает её.              — Тот же сон, что и вчера.              — Про зуб?              Кивнув, Гермиона утыкается головой в его обнажённую грудь. К её великому удивлению, Драко начал спать без рубашки. Он признался, что обычно спал почти без одежды, но с тех пор, как на ночёвках к нему присоединилась Гермиона, немного поменял привычки. Она никогда не думала, что, свернувшись калачиком в его объятиях, почувствует себя лучше, но прижиматься к его обнаженной фарфоровой коже… да, так гораздо лучше.              Когда эти мысли заполняют её разум, Гермиона чувствует, как понемногу исчезает страх.              Знает ли он, как сильно помогает мне?              Знает ли, насколько с каждым мгновением становится легче дышать?              — Спасибо, Малфой, не думаю, что когда-нибудь говорила тебе об этом, но ты помогаешь мне. Так сильно помогаешь, и я благодарна тебе за то, насколько ты добр ко мне с тех пор, как я здесь.              От её слов Драко напрягается.              — Я должен был всегда быть таким добрым к тебе. Мне жаль, что этого не случилось раньше.              Он не ошибается. Да, должен был. Гермиона никогда не давала ему повода относиться к ней так, как он поступал в школе. Издевался над ней, высмеивал всё в ней, даже называл её тем ужасным словом.              Гермиона и правда хотела познакомиться с ним. Едва она получила письмо и узнала, что ведьма, то потребила как можно больше информации об этом новом мире.              Верная своему характеру, Гермиона покупала книгу за книгой, подписалась на «Ведьмин еженедельник» (это было ошибкой) и «Ежедневный Пророк». Просматривая газету, она много раз видела его фотографию и имя. Его семья считалась важной в обществе, сверхбогатой, по сути, почти королевской. Его мать всегда устраивала праздничные мероприятия, поддерживая организации и недостаточно финансируемую работу служителей общества, которую считала вдохновляющей. Она думала, что эта женщина ей понравится. О них всегда говорили как о так называемых чистокровных. В одиннадцать Гермиона на самом деле не понимала, что это значит, но она прочла, что их сын Драко Малфой (она произнесла неправильно: с её уст его фамилия звучала как Мальфой) будет учиться в Хогвартсе вместе с ней, и у неё появилась надежда, что, возможно, они могли бы стать друзьями.              Когда настал тот самый день, он стал единственным, чьё лицо Гермиона узнала на перроне, поскольку из этого мира ни с кем ещё не познакомилась. Ну, сначала она увидела волосы.              — Дорогая, это тот самый мальчик из газеты, о котором ты мне рассказывала?              Гермиона почувствовала, как её щеки становятся пунцовыми по причине, которую она на самом деле не понимала. Она ведь не часто о нём упоминала? Может, раз или два, когда родители спрашивали, что она узнала о волшебном мире. Может, три или четыре раза сказала про цвет его волос. Интересно, неужели в этом мире такой цвет считается обычным? Ладно, может, пять или шесть раз упомянула библиотеку во владении его семьи и то, как надеялась, что они станут друзьями, и Драко пригласит её посмотреть книги.              — Думаю, да. Мама, папа, кажется, пора отправляться в вагон.              Он входил в пятый вагон поезда, и она хотела успеть занять место там же.              Её родители обменялись взглядами, которые она не поняла, а затем оба наклонились, чтобы крепко обнять её, поцеловать и сказать пару ободряющих слов. Гермиона увидела слезу в глазах отца, когда он щелкнул её по носу.              — Иди и измени мир, милая.              Она широко улыбнулась и побежала к вагону, в который вошёл блондин.              Гермиона уже распланировала их разговор. Она представится и протянет руку, он пожмёт её, а затем Гермиона с невероятными подробностями расскажет об одной из редких коллекций, которые, как она читала, хранились в его библиотеке. Это произвело бы на него впечатление. Привлекло бы его внимание. А потом он пригласил бы её самой осмотреть полки на каникулах или летом. И тогда они станут друзьями.              В детстве у Гермионы было не так много друзей. Она, как правило, ладила и общалась с людьми старшего возраста лучше, чем со сверстниками. Всегда чувствовала себя другой — неполноценной или просто неправильной в том мире. Теперь Гермиона решила, что, возможно, это потому, что она принадлежала этому.              Она прошла по коридору вагона и поняла, что места в нём разделены по секциям. Затем двинулась дальше, заглядывая в окно каждой из них в поисках платиновых волос. Так Гермиона не заметила, как наткнулась на препятствие.              — Эй! Чтоб меня! Извини. Я тебя не заметил.              Она подняла глаза и увидела высокого мальчика с каштановыми волосами, который застенчиво посмотрел на неё, а затем опустил глаза в пол.              — Всё в порядке. Я Гермиона Грейнджер. — Она протянула мальчику ладонь, который поколебался, прежде чем протянуть в ответ свою и быстро пожать.              — Я — Невилл. Ты не видела здесь жабу? Я... я, кажется, потерял её. Тревор! Тревор!              Он опустился на колени и заглянул под радиатор на стене. Гермиона вторила действиям мальчика, чтобы помочь ему найти жабу. Она и сама любила животных.              — Он откликается на своё имя?              Мальчик покачал головой и заглянул за занавеску.              — Нет, я... думаю, мне не очень хорошо даётся его дрессировка. Может, он залез в какую-то секцию или он в туалете?              Гермиона поднялась и отряхнула грязь со своих джинсов.              — Я поищу в вагоне. Ты посмотри в туалете.              Мальчик с каштановыми волосами кивнул, повернулся и продолжил выкрикивать имя жабы.              Она прошла по проходу к первой секции. Шторы были задёрнуты, и Гермиона не могла заглянуть внутрь, поэтому постучала.              — Свалите!              «Что ж, это так грубо», — подумала она. Тон и позиция за этими словами тоже не улучшили её настроения.              Вместо того чтобы послушаться приказа, Гермиона заколотила в дверь сильнее и не останавливалась, пока её не открыли изнутри.              Она моргнула, увидев знакомые светлые волосы.              — Чего ты хочешь?              Мальчик оглядел её с ног до головы, и лицо его исказилось от шока, когда он увидел её джинсы, которые, как она успела заметить, носили не так уж много других детей.              — Ты немая или просто глупая? Я спросил, чего ты хочешь?              Она вновь моргнула и покачала головой.              — Я... Ты не видел где-нибудь здесь жабу? Её зовут Тревор и...              Темноволосая девушка позади него и трое мальчиков начали смеяться. Она привыкла к этому. Другие ребята из её старой школы тоже всё время потешались над ней. Но это не означало, что её подобное устраивало.              — Может, он у неё в волосах. Вероятно, в этом чудище можно много чего спрятать.              Она почувствовала, как краснеют её щеки, когда блондин перед ней хихикнул от оскорбления злобной девочки.              — Да, хорошая мысль. Ты посмотрела в своих волосах, если ты так их называешь?              Ладно, не думаю, что хочу дружить с ним или с ними.              — Ты видел его или нет?              У Гермионы не было времени на жестоких людей. У неё оставались дела поважнее. Она закатила глаза, уперла руки в бока и посмотрела прямо на мальчика, пытаясь успокоиться.              Ты встретила себе достойного соперника.              Он посмотрел на неё в ответ, и его ухмылка снова превратилась в насмешку.              — Единственная жаба, которую я видел, — это ты. А теперь проваливай.              Затем он захлопнул дверь прямо у неё перед носом.       — Ты помнишь, как мы познакомились?              Гермиона вырывается из объятий Драко и садится перед ним на пол, размышляя о том случае. Услышав её вопрос, он опускает глаза, словно не желает встречаться с ней взглядом.              — Да.              Оперевшись на руки, Гермиона откидывается назад и смотрит на узор пухового одеяла, лежащего у него на ногах.              — Я хотела подружиться с тобой, можешь в это поверить?              — Что?              — В волшебном мире я ни с кем не была знакома. Да и вообще узнала о его существовании за пару месяцев до поступления в Хогвартс. Поэтому много о нём читала — пыталась впитать всё, что только могла. Подписалась на «Ежедневный Пророк», и там часто писали про вашу семью. В статьях говорилось, что ты будешь учиться в Хогвартсе, и я помню, как подумала: «Ну, его лицо я точно узнаю. Может, он захочет стать моим другом».              С каждым словом Драко становится всё более неуютно. Он переносит вес тела с одной руки на другую и опускает глаза в пол. Затем свободной ладонью принимается потирать щеку.              — На самом деле, я неправильно произносила твоё имя. Думала, тебя зовут Драко Мальфой, и...              — Я назвал тебя жабой. И оскорбил твои волосы. Тогда ты впервые закатила передо мной глаза.              Гермиона моргает и кивает головой, хотя Драко по-прежнему не смотрит на неё. Удивительно, что он так точно помнит их первую встречу. Казалось, в тот момент она ничего для него не значила, не говоря уже о том, что прошло почти девять лет.              — Я сказал тебе проваливать, а потом захлопнул дверь у тебя перед носом.              — Да, захлопнул.              — Я...              Мысль обрывается, когда он глубоко вздыхает и, наконец, поднимает глаза, чтобы встретиться с ней взглядом.              — Прости меня, Грейнджер. Прости за жестокость. Прости за мои поступки. За все поступки. Хотел бы я перечислить те гадости, что причинил тебе и извиниться, но нам, возможно, пришлось бы тут просидеть несколько часов, и этот факт вызывает у меня отвращение. Надеюсь, сейчас я доказываю тебе, что больше не тот мальчик и что никогда им снова не стану.              Гермиона смотрит на него в ответ. Он перед ней уже извинялся. На шестом курсе, когда они столкнулись по дороге в библиотеку. Драко сказал, что сожалеет о том, как обходился с ней раньше и что больше во всё это не верит. Это случилось за несколько дней до событий на Астрономической башне. За несколько дней до того, как он решил, что умрёт там. Сейчас Гермионе кажется, что он исправлял все ошибки, которые, по его мнению, ему было необходимо исправить.              Она знала, что с ним что-то происходило, но понятия не имела, что могло случиться. Всё, что Гермиона ему ответила, — это простое «спасибо», согласилась забыть прошлое, если он докажет, что действительно изменился, и снова предложила свою помощь. Как тогда в лазарете, но потом к ним приблизился Крэбб, и Малфой ушёл.              — На шестом курсе ты сказал мне нечто очень похожее. Когда... когда для тебя всё изменилось?              — Когда я назвал тебя этим словом и понял, что больше не верю в него.              — Но почему больше не верил?              Он снова отводит взгляд и разглядывает одеяло. Гермиону всегда мучил вопрос: что вызвало в нём такую перемену? Ей казалось, что чем глубже Драко погружался в свои убеждения, тем больше в них сомневался. Возможно, причиной стало зло, с которым он столкнулся. Да, раньше Малфой был жестоким, мелочным мерзавцем, но не злым. Это большая разница.              — Грейнджер, сколько честности ты хочешь получить?              — Столько, сколько ты способен дать, Малфой.              Драко проводит рукой по лицу, и она наклоняется к нему.              — Ты. Ты — главная причина, по которой я перестал верить во всю эту чушь. Всё это не имело смысла ни логикой, ни разумом. Если маглы и маглорожденные были такими неполноценными, тогда почему ты становилась лучше меня по каждому грёбаному предмету? Почему ты постоянно вытаскивала из проблем Поттера, Уизела и все остальных? Почему тебе лучше нас давались заклинания? Всё это не имело смысла, и чем старше я становился и чем больше видел, что подразумевала система убеждений моих родителей, тем больше понимал, что не хочу в этом участвовать.              Он поворачивает руку и смотрит на тёмную метку.              — Я никогда ничего этого не хотел.              — Знаю.              Драко отнимает взгляд от татуировки и хмурится.              — Правда?              Гермиона кивает и заправляет несколько прядей волос за ухо.              — Малфой, тебя очень давно загнали в ловушку. Я поняла это на шестом курсе.              Драко молча смотрит в ответ, поэтому она продолжает. Если между ними наконец настаёт момент, когда они оба честны и уязвимы, ей нужно сказать больше.              — Ты... Не знаю, может, я это выдумала, но я заметила, что ещё на пятом курсе твоя жестокость ко мне исчезла. Но и откровенной доброты ты ко мне тоже не испытывал. Просто... просто казалось, ты хотел держаться от меня подальше или избегал. Это случилось из-за того, что тогда ты пытался уйти от убеждений родителей, а я тебе о них напоминала?              Он усмехается и качает головой, глядя в пол.              Ладно... получается, я ошиблась...              — Ты напоминаешь мне о многих вещах, Грейнджер.              — О чём, например?              — Обо всех моих сожалениях. Я вижу их все, когда смотрю на тебя.              Гермиона закатывает глаза и снова опирается на руки.              — Малфой, я же сказала, что простила тебя. Если ты думаешь, что я буду осуждать то, что ты совершал, будучи глупым ребёнком, то, за что уже извинился, или то, что прекратил делать. Ну, иногда ты по-прежнему ведёшь себя как придурок... — Они оба улыбаются её шутке, молча соглашаясь с правдой. — Если ты думаешь, что я поверю в то, что ты плохой после всего того, что ты для меня сделал и продолжаешь делать, то ты меня плохо знаешь. Когда я сказала, что считаю тебя храбрым, я не лгала.              Драко снова усмехается, затем вытягивает руки над головой, разминая грудь и мускулистые предплечья. Гермиона опускает глаза, чтобы не пялиться на него.              — Может быть, ты тоже меня не знаешь, Грейнджер.              — И кто в этом виноват?              — Опасно знать меня и мои секреты.              Настаёт её очередь усмехнуться. Такое жалкое оправдание. Драко сам выбрал одиночество. Предпочёл скрывать свое истинное «я». Да, Гермиона понимает, что он находится в мире, где ему приходится скрывать свои новые убеждения, поскольку они, вероятно, могут привести к гибели его самого и всех, кто ему дорог, но Гермиона не опасна. Она бы никогда не обернула его секреты против него. Никогда не воспользовалась бы его уязвимостью.              — Но рассказывать мне не опасно.              От её слов Драко дёргается и разражается невесёлым смехом. Почему он считает их нелепыми?              — Грейнджер, рассказать тебе станет одной из самых опасных вещей, которые я когда-либо мог совершить.              Его недоответ заставляет Гермиону раздражённо фыркнуть.              — Значит ли это, что между нами всегда будет пропасть, которую ты создал? Которой я вообще никогда не хотела? Малфой, если ты выстроил её, то это только твой выбор. И если ты решишь продолжать в том же духе, я не собираюсь пробивать себе путь, пытаясь что-то изменить.              С тех пор, как Гермиона оказалась здесь, Драко ведёт себя с ней совершенно иначе. Теперь он напоминает ей того мальчика, с которым она на протяжении многих лет делила личные моменты. Который оставлял ей те записки на кружках. Он действовал последовательно — ну, по большей части.              — Грейнджер, я не хочу, чтобы между нами выросла стена. Это, чёрт возьми, последнее, чего я хочу.              — Тогда что не так? — Она вскидывает руки в воздух, чувствуя, как из неё порывается наружу огонь. — Зачем ты это делаешь? Ты так много скрываешь и держишь меня в неведении. Я понимаю, что ты так поступаешь со всеми в надежде, что через всё легче пройти в одиночку, что проще всегда быть одному и никогда никому не доверять. Но ты можешь доверять мне, Малфой! Я хочу узнать тебя получше. Я всегда хотела быть твоим другом. С самого, чёрт возьми, начала. Ты был тем, кто сделал нас недоврагами.              — Недоврагами? — Он наклоняется и ухмыляется её секретному описанию, которым она всегда называла их отношения.              — Не пытайся сменить тему. Я зла на тебя.              — О, понимаю, и, пожалуйста, не стесняйся и продолжай злиться. Но недовраги? Мне нравится. Очень точное описание. Когда ты это придумала?              Он одаривает Гермиону одной из её любимых ухмылок, и она чувствует, как пошатывается её решимость.              — Секрет за секрет, Малфой?              Ему нравится играть с ней в игры. Они всегда играли друг с другом. Все эти подколки и состязания, после которых её захватывал тот огонь, который оживал только для него. Возможно, Гермиона и смогла бы что-то вытянуть из него, если бы превратила это в игру.              — Договорились. Дамы вперёд.              Она закатывает глаза и подгибает ноги под себя, садясь на колени.              — Я подумала об этом слове после Чемпионата мира по квиддичу. В лесу. Когда ты в своей малфоевской манере сказал Рону и Гарри, что они охотятся за такими, как я, и сообщил, что мне нужно уйти. Я помню, как была зла и в то же время благодарна тебе и думала о том, как вообще могу испытывать ту комбинацию чувств. У меня в голове всплыло именно это слово, и с тех пор к тебе приклеился своеобразный ярлык.              Драко улыбается, и Гермиона видит, как сильно он наслаждается этой историей — гораздо больше, чем воспоминаниями о том, как они впервые встретились.              — Значит, ты поняла, что я предупредил вас?              Она кивает.              — Конечно, поняла. Я знала, что ты пытался убедить их забрать меня и защитить. В твоей собственной, очень грубой манере, конечно же.              Она улыбается ему в ответ, протягивает руку и тычет его в плечо. Драко делает вид, будто Гермиона выбивает его из равновесия — как всегда, драматизирует.              — Теперь твоя очередь.              Его улыбка увядает, а глаза начинают блуждать по её лицу. У него много секретов. О каком из них он поведает?              Если он скажет что-то вроде того, что его любимый цвет — зелёный, я решительно настроена снова ударить его.              — Мой любимый цвет...              Едва слова начинают слетать с его губ, Гермиона бросается на Драко, но он быстро хватает её за обе руки и разворачивает к полу. Затем легонько прижимается к ней, чтобы она не сопротивлялась.              — Я шучу, Грейнджер. Я знал, что ты подумаешь, будто я расскажу тебе нечто идиотское. — Драко усмехается так близко к её лицу, что она чувствует лёгкое дыхание на своих губах и щеках, и огонь в ней начинает тлеть.              Гермиона показывает ему язык, и он смеётся, по-прежнему держа её ладони по швам.              — Что ж, секрет. Какой именно секрет ты хочешь знать?              — Тот, о котором больше никто не знает.              Ей не нужно и секунды на раздумья. Гермиона точно знает, какого рода информация ей нужна. Несколько минут Драко смотрит поверх её головы — размышляет.              — Мы с Плаксой Миртл были друзьями.              От его признания её глаза округляются. Гермиона этого совсем не ожидала.              — Что?              Видя её шок, Драко улыбается и кивает головой.              — Сначала она меня до чёртиков раздражала. На самом деле, на начальных курсах я искал способы полностью избавиться от неё, но на шестом проводил много времени в одиночестве в туалетах, и, хотя её голос был, мягко говоря, пронзительным, на самом деле она оказалась довольно забавной и к тому же охотно меня выслушивала.              Он замолкает и смотрит на свою тёмную метку.              — Она стала первой, кому я её показал.              Ну, это и правда секрет. Тот, в котором на самом деле содержалось много информации. У Гермионы в груди становится немного легче от осознания того, что на шестом курсе его не поглощало полное одиночество. По крайней мере, у него был тайный друг, с которым он разговаривал, которому изливал душу. Даже если этим другом оказался призрак-подросток, которому Гермиона не особо нравилась.              — Это... Малфой, это и права мило. Спасибо, что поделился. Обещаю, твой секрет в безопасности.              Осознание того, что Гермиона владеет информацией о мужчине над ней — о которой никто другой не знал, — заставляет её испытывать самые разные чувства. Огонь внутри слабеет.              — Пока твоя окклюменция не улучшится, в твоей голове ничего не в безопасности. — Драко ухмыляется. — Тебе стоит потренироваться сегодня в перерывах между сном.              Он склоняется над ней, и она в знак согласия кивает.              Драко наклоняется, берёт её волосы в одну руку и приподнимает их, чтобы пот от ночного кошмара остыл у неё на шее и верхней части спины. То, что он делает каждое утро, когда просыпается рядом с ней.              — Дать тебе другую футболку?              Гермиона качает головой.              — Нет, всё равно вот-вот взойдёт солнце. Думаю, я уже не усну. Когда тебе нужно уходить?              Он смотрит в угол комнаты на огромные напольные часы с замысловатым дизайном.              — Скоро. Мне, наверное, тоже пора вставать. Я останусь до прихода Тео. Сегодня тебе нужно ещё немного отдохнуть. Ты уже больше недели плохо спишь.              Драко прав. Последние два дня она просто измотана, и если немного не отдохнёт, то станет ещё хуже. Спать по ночам ей не дают не только кошмары. Прошедшие восемь дней Драко почти не бывает дома — с тех пор, как Орден напал на группу Пожирателей Смерти во Франции. Он ходит на собрания, выполняет поручения и налаживает отношения. Тео тоже приходится уходить, но они всегда стараются сделать так, чтобы хотя бы один из них вечером оставался дома. В ту единственную ночь, когда обоим пришлось отправиться по делам, к ней отправили Пэнси. Гермиона совсем не выспалась, но у неё полностью обновился гардероб, который теперь включает в себя сидящее по фигуре нижнее бельё — слишком интимное для неё. Спасибо за это Пэнси.              Драко поднимается и проводит пальцами по растрёпанным волосам. В отличие от неё и Тео, по утрам он выглядит великолепно. Нет, «великолепно» — неподходящее слово. Как модель. Даже его глаза и выражение лица становятся мягче — в другое время Гермиона подобного за ним не наблюдает.              Она понимает, что слишком пялится на него, но в тёмной комнате может немного побаловать себя. Его грудь усеяна шрамами от проклятия с шестого курса, наряду с другими, которые остались либо от его тёти, либо от самого Тёмного Лорда.              Но шрамы не умаляют его красоты. Нет, они как будто подчеркивают её. Делают его скорее картиной, чем просто холстом. Его тело хранит историю — ужасную, но не менее захватывающую дух.              Его спортивные штаны свисают опасно низко. То, что их удерживает, выше её понимания. Гермиона замечает очень светлую, тонкую полоску светлых волос, спускающуюся от пупка и исчезающую под поясом. Прямо до очертаний — больших, чем обыч...              — Грейнджер?              Она моргает и снова смотрит ему в лицо.              — Да?              — Я спросил, не хочешь ли ты чашечку чая?              Драко поворачивается и бросает на неё озадаченный взгляд.              — Ой, хм, прости, да, да, пожалуйста, было бы здорово.              Он кивает головой и выходит из комнаты, а Гермиона ударяет себя по лицу.              Грейнджер, возьми себя в руки.              Ты не должна хотеть этого... после того, через что ты прошла.              В тебе говорит травма.              По крайней мере, так пишут в книге Тео.              Но меня Малфой и раньше привлекал...              Нет, не открывай эту банку с червями, Гермиона.              Гермиона слегка качает головой и разочарованно стонет, когда начинает вставать. Затем замирает — чувствует липкость между ног, которую не ощущала уже очень давно.              Ради Мерлина, Грейнджер!              Она бежит в гардеробную и быстро переодевается. Кладёт шорты и трусики под грязную одежду, чтобы скрыть доказательства того, как повлиял на неё Драко.              — Гермиона, ты здесь?              Гермиона выглядывает за дверь и видит, как входит Тео, — он так же измучен, как и она.              — Привет. Как прошла ночь?              — К счастью, без происшествий.              Он широко зевает, когда следом за ним входит Малфой — с кружкой чая и мантией Пожирателя Смерти.              — Мне нужно идти. Вернусь к вечеру, если, конечно, ничего не случится. Постараюсь дать вам знать, если поменяются планы.              Гермиона принимает из его рук напиток и смотрит вниз, наблюдая за тем, как медленно исчезают прилипшие к краю кружки пузырьки. Она не может поднять глаза. Если бы подняла, то сразу бы расплакалась. Гермиона так ненавидит, когда они уходят.              — Я ненавижу всё это.              — Я тоже.              — Ненавижу эту войну.              — Я тоже.              — Ненавижу, когда ты уходишь.              — Грейнджер, я, чёрт возьми, тоже.              Гермиона прячет улыбку за чаем, когда Драко повторяет ту же фразу, что и всегда. Следом он натягивает мантию и направляется к камину.              — Останься в живых, Малфой.              Драко одаривает её ухмылкой, а затем уходит.              Несколько мгновений она смотрит на камин, пока Тео не издаёт ещё один громкий зевок, похожий на стон.              — Дерьмово выглядишь, Гермиона.              — Что ж, я тоже рада тебя видеть, Тео.              Он подходит, бросает взгляд на содержимое её кружки, желая, чтобы это было то, что он назвал жжёным шоколадом (Гермиона так и не исправила его), и при виде чая морщится.              — Ладно, вот наш план на сегодня. Мы с тобой переберём всю библиотеку. Я нашёл новую систему хранения и хочу её попробовать. Затем, как только закончим с книгами, найдём способ победить Тёмного Лорда и, надеюсь, разберёмся с ним к обеду. Потом вернёмся и я научу тебя правильно держать грёбаную сигарету. Может, если останется время до ужина, даже внесём свой вклад в решение проблемы мирового голода. Что думаешь?              С последними словами он сбрасывает мантию и толкает Гермиону локтем в бок.              — Значит, будем весь день спать?              Тео смотрит на неё с широкой улыбкой.              — Совершенно-чёрт-возьми-верно, мы будем весь день спать! Я увеличу размеры палатки, чтобы мы могли спать в ней. Назовём её лофтом.              Он взмахивает волшебной палочкой, и палатка возвращается к своим первоначальным размерам.              — Хорошо, тогда я приготовлю нам немного жжёного шоколада и возьму по маффину.              — Ух, я сегодня уже говорил, что люблю тебя? Потому что я, чёрт возьми, люблю тебя! Жить с девушкой действительно намного лучше, чем с двумя парнями. Я сбегаю в твой душ, потому что технически он мой.              Гермиона закатывает глаза и через палатку направляется на кухню.              Она ставит кастрюлю на плиту и включает её, после заливает туда смесь, которую приготовила после того, как узнала, что Тео может выпивать по два галлона в день. Достаёт из холодильника два черничных маффина и кладёт их на поднос, одновременно делая ещё один глоток чая, который принёс ей Малфой. Он всегда идеально готовит ей чай — хоть Гермиона и она не помнит, чтобы когда-нибудь говорила ему, как именно предпочитает его пить. Затем она наливает напиток в красную кружку и фарфоровую чашку — как у пожилой леди, — которая принадлежит Тео. Он клянётся, что в ней всё становится вкуснее.              Когда Гермиона входит в комнату и ставит поднос на единственную доступную поверхность, которую не занимает палатка, она замечает, что Тео по-прежнему в душе.              А дверь приоткрыта из-за массивного навеса, который занимает всю спальню.              По очертаниям тела сквозь застеклённую дверь Гермиона видит, что Тео стоит спиной к ней.              И тут её осеняет идея.              — Ладно, Тео, пора поквитаться.              Она опускается на четвереньки и ползёт через палатку ко входу, ведущему в ванную.              Гермиона прокладывает себе путь, стараясь не издавать ни звука, чтобы не выдать ему своего присутствия. Он что-то бормочет — кажется, ингредиенты для приготовления зелья.              Она медленно поднимается, кладёт ладонь на ручку двери и тихо приоткрывает её.              Он не замечает.              Время расплаты, Тео...       Она продвигается вперёд, просовывает голову в проём и получает полный обзор, которого добивалась с тех пор, как Тео начал называть это «Ночью обнажённой Грейнджер».              У него симпатичная маленькая попка. Почему-то она того же оттенка, что и остальная часть его кожи. Безволосая — такое разочарование, ведь Гермиона надеялась рассказать одну из тридцати семи шуток, которые придумала за последние пару дней. У него и правда есть маленькая родинка на левой ягодице, ближе к боку. А ещё Гермиона видит то, что люди называют обратными ямочками.              Чёрт возьми, у него действительно хорошая задница...              Она и правда могла бы стать конкуренткой моей.              Гермиона оглядывает её в последний раз, чтобы убедиться, что не упускает никакой важной детали, которую могла бы использовать против Тео.              — Что ж, должна сказать, Тео, у тебя действительно классная задница.              Прежде чем он успевает обернуться и она увидит больше, чем ей хотелось бы, Гермиона закрывает дверь и ныряет в палатку — прячется на случай, если Тео решит погнаться за ней совершенно голым.              — Ты коварная ведьма-вуайеристка!              Она снуёт по палатке, потом возвращается на свою половину и, смеясь, подтягивает колени к груди. Выключается вода. Гермиона смотрит на едва держащуюся на верёвке простыню, которой Малфой разделил палатку две части, и начинает заправлять её обратно, оставляя пару дюймов, чтобы всю ночь смотреть на него.              — Я же говорил, что у меня классная задница.              В комнату вползает Тео, агрессивно вытирая полотенцем волосы.              Она бросает на него вопросительный взгляд.              — М-м-м-м, думаю, моя лучше. Может, нам стоит показать их Малфою и позволить ему выбрать.              Тео разражается смехом и через открытую дверь бросает полотенце обратно в ванную.              — О да, это ведь так справедливо. Как будто он предпочёл бы любую задницу твоей.              Её улыбка на секунду увядает, но он суёт ей в лицо маффин, и разум не успевает обработать эту мысль.              — Значит, никаких новостей?              Гермиона смотрит, как он выпивает почти всю порцию жжёного шоколада из-за смехотворно крошечного размера чашки и откусывает кусочек угощения.              — Нитево. — Тео проглатывает. — То есть, ничего. Даже никаких сплетен. Не знаю, хорошо это или плохо. Когда ты исчезла, несколько недель не было ни слуху ни духу, и даже, когда пошли слухи, они оказались дерьмовыми, редкими и разрозненными. Мы, наверное, месяца два исходили из предположений Драко.              Гермиона как раз делает глоток, когда до неё доходят его слова.              — Постой, что ты имеешь в виду?              Тео замирает с половинкой маффина во рту и крепко зажмуривается.              — Гермиона, не могла бы ты, пожалуйста, побороть своё любопытство и оставить всё как есть? Поверь, когда-нибудь он тебе всё расскажет, но это должен сделать он, а не я.              — Кто, Малфой?              Он кивает и смотрит в пространство между ними, ожидая, что Гермиона начнёт задавать все свои вопросы. Но она молчит. Они предпочитают оставить этот разговор. Ни Тео, ни Драко не допытаются её, когда видно, что ей некомфортно, поэтому меньшее, что Гермиона может сделать, — это отплатить тем же.              Плюс она им доверяет. Когда придёт время, они сами всё скажут.              Гермиона кивает и делает ещё глоток. Плечи Тео расслабляются, и он одним глотком опустошает свою кружку.              — Слава Мерлину. Послушай, я уже отключаюсь, и, похоже, тебе тоже нужно поспать. Вечером мне снова придётся уйти, но Драко должен вернуться. Думаю, сегодня у него всего лишь несколько встреч. Если он не придёт, мы попросим Пэнси остаться с тобой.              Гермиона соглашается и ставит их чашки на поднос.              — Прошлой ночью тебе приснился очередной кошмар? — спрашивает Тео, обустраивась в их лофте.              — Да.              — Опять зуб?              — Да.              Тео достаёт пузырёк.              — Не буду заставлять тебя принимать это, Гермиона, но я правда думаю, что тебе стоит выпить его. Я понимаю, что ты не хочешь полагаться на зелья и всё такое, но давать себе передышку каждые несколько дней — это не полагаться. И тебе нужно поспать, чтобы доказать этому светловолосому ублюдку, что ты достаточно сильна в окклюменции, чтобы мы могли рассказать тебе все наши грязные секреты, хорошо?              Он прав. Когда их нет рядом, Гермиона практически круглосуточно практикует окклюменцию, но в последнее время видит, что её стены слишком легко разрушаются. Малфой, как обычно, ведёт себя глупо и старается не сильно на неё давить, что приводит в бешенство.              Малфой, я просила тебя не вести себя так, будто я сломлена.              Гермиона принимает из его рук зелье, открывает его и проглатывает.              — Ладно, отлично, что ж, как я уже сказал, я отключаюсь. Сладких снов, Гермиона! О нет, погоди. Никаких снов, Гермиона.              Он запрыгивает в лофт, смеясь над собственной отвратительной шуткой.              Она двигается, чтобы устроиться поудобнее, хватает подушку, на которой всегда спит Малфой, и подкладывает себе под голову вместо своей.              Пахнет им.       В тебе говорит травма.              Заткнись, скотина.              Она прижимается лицом к ткани и вдыхает его запах. Ей нравится, как пахнет Драко. Гермиона уже и не помнит, когда именно он начал ощущаться так.              Впервые она заметила это во время одного из походов в Хогсмид. Малфой протянул руку, чтобы схватить последнюю шоколадную лягушку, которую она планировала купить. Гермиона повернулась и заметила его лицо в нескольких дюймах от своего собственного. В тот момент её потряс его естественный запах.              Она посмотрела на него снизу вверх, и к его лицу была приклеена его классическая ухмылка.              — Грейнджер, надо быть проворнее.              Он ушёл, съев уже половину сладости.              Так, может?..       

***

      Что случилось?              Где я?              Она чувствует прохладный воздух у своего уха.              Затем открывает глаза, видит множество несочетающихся узоров палатки и делает глубокий вдох. После сна без сновидений Гермиона всегда теряется в пространстве.              Снова чувствует за спиной дуновение ветра.              Гермиона медленно поворачивает голову и встречается с его губами. Они в нескольких дюймах от её лица. Простыня по-прежнему закреплена на верёвку, но теперь чуть отодвинута в сторону. Что даёт ей возможность видеть всё его лицо и плечи.              Его рука лежит под простыней на её половине, а кончик указательного пальца касается её позвоночника. Она склоняется к его ладони, и его рука внезапно дёргается, сильнее прижимаясь к её спине. Драко словно пытается что-то схватить, и его пальцы теребят ткань её футболки.              Гермиона полностью оборачивается к нему, желая убедиться, что на нём нет никаких травм или отметин, которые могли бы дать представление о том, как прошёл день. Уже темнеет, и она не слышит бормотания Тео во сне, так что он, должно быть, направился на миссию.              Пытаясь подвинуться, Гермиона понимает, что его рука не отпускает её одежду. Драко, должно быть, это замечает, потому что несколько раз моргает, а затем он, прищурившись, смотрит на неё. Его глаза медленно начинают осваивать пространство вокруг него.              — Привет.              — Привет, рада, что ты всё ещё жив, Малфой.              Он дарит ей мягкую, сонную улыбку, затем переворачивается на спину и закрывает ладонями глаза.              Гермиона использует это возможность, чтобы внимательно его рассмотреть. Драко вернулся в утренней одежде и уже снял рубашку. Ни на одной видимой части тела нет никаких отметин, синяков или порезов, и Гермиона наконец благодарно выдыхает.              — День прошёл в череде бессмысленных встреч, с бессмысленными людьми, высказывающими бессмысленные мнения.              — Звучит жалко.              Он вытягивает руки над собой и зевает.              — Могло быть и хуже.              Драко поворачивает голову и оглядывает её.              — Тео сказал, что сегодня ты решила проблему мирового голода, так что, я так понимаю, ты поспала.              Гермиона улыбается и кивает головой, отодвигая простыню подальше, чтобы поговорить с ним.              — Да, я приняла зелье.              — Хорошо, тебе это было необходимо. Ты по-прежнему уставшая?              — Да, а ты?              — Всегда.              — Ты слышал что-нибудь ещё о том, что произошло или что происходит сейчас?              Драко качает головой и потирает щеку.              — Нет. Пока они охраняют объекты и опорные пункты, но геноцид пошёл на спад, и это хорошая новость.              Она прикусывает нижнюю губу в попытках переваривать информацию. За последние две недели Орден не совершил ни одного действия. И никто из армии Пожирателей Смерти не говорит о том, что именно произошло. Даже Пэнси ничего не знает, а она во время рейда потеряла отца. Не то чтобы девушка из-за этого переживала.              — Чем ты сегодня ещё занималась?              — Видела задницу Тео.              Его тело рядом с ней напрягается.              У него что, пресс из шести кубиков?              — Да?              Гермиона переворачивается и ложится на живот, скрестив под собой руки.              — Я подумала, что лучше тебе услышать это от меня, иначе эту новость вывалит на тебя Тео, и ты включишь убиваку.              — Убиваку?              — Да, убиваку. Возможно, это не совсем подходящее слово, но оно чётко объясняет эмоции на твоём лице.              Несколько мгновений Драко молчит, уставившись на затянутый одеялом потолок.              — Ладно, ты видела задницу Тео.              — Да, к сожалению, у него действительно классная задница. К моему разочарованию, совершенно безволосая. Но теперь мы квиты. Я по-прежнему думаю, что моя лучше. Я сказала ему, что стоит поручить оценку тебе, но...              — Твоя лучше. — Гермиона пытается сдержать появившуюся улыбку, но не может. Он смотрит на неё и ухмыляется. — Тебе ведь нравится быть лучшей?              Почему бы и нет? Да, Малфой, нравится.              — Не понимаю, о чём ты. И как ты можешь говорить, что моя задница лучше, если ты её даже не видел?              — Потому что другая принадлежит Тео.              Гермиона смеётся. Он так быстр в своих ответных действиях. У Драко это определённо получается лучше, чем у неё. Она никогда бы в этом не призналась, но поначалу всегда изо всех сил старалась не отставать от его сообразительности.              — И как же так получилось, что ты увидела задницу Тео? Этот ублюдок хоть и много болтает, но никогда бы не показал тебе её сам.              — Он принимал душ и оставил дверь открытой.              Малфой смотрит на Гермиону с таким удивлением, что она не понимает его эмоций.              — Душ?              — Да.              — Значит, ты видела не только задницу.              Она закатывает глаза.              — Только её, и у меня нет никакого желания видеть что-то ещё. Он стоял ко мне спиной, бормоча какие-то слова, и я убежала, прежде чем он обернулся.              — Слова...              — Да.              Гермиона сбита с толку переменой, произошедшей в нем за последние несколько секунд. Похоже, Драко думает, какую из двух разных реакций выдать.              — Случайно не ингредиенты для зелья? — спрашивает он.              Она сводит брови по мере того, как Драко всё больше забавляется.              — Да... откуда ты это знаешь и почему это важно?              Его ухмылка становится шире.              — Не знаю, стоит ли тебе рассказать или нет.              — Расскажи.              — Грейнджер, ты об этом пожалеешь. Существует такая вещь, как слишком много информации.              — Всегда ненавидела это утверждение.              Он смеётся и садится, утыкаясь спиной в диван.              — Грейнджер, он дрочил. Ты помешала парню дрочить.              Требуется минута, чтобы до неё дошли его слова.              Он дроч... О, боги...              И тогда Гермиона едва не сгорает от стыда. Её щеки пылают, и она быстро прячет лицо на сгибе руки, осознав, что натворила.              Малфой начинает смеяться. Настоящим смехом. Смехом, который она не слышала со школы, когда в Большом зале Рон получил от матери кричалку. Гермиона поднимает голову и смотрит на его неприкрытое веселье, пока он одной рукой хватается за живот. Мышцы сокращаются вместе со вдохами, заставляя его пресс то напрягаться, то расслабляться. Другая его ладонь находится в нескольких дюймах от её головы — ею Драко упирается в пол, продолжая смеяться.              Если это тебя так рассмешило, я могла бы снова ворваться к Тео в душ.              Гермиона не может побороть широкую улыбку на своём лице и хихиканье, которое слетает с губ.              — Ты ошибаешься! Он ничего не сказал, когда я...              — Конечно, он ничего не сказал. Это ведь Тео.              — Откуда ты знаешь, что он занимался... ладно, этим?... Только потому, что он перечислял...              — Потому что он всегда перечисляет ингредиенты для зелий, чтобы дольше продержаться. Поверь мне, Грейнджер. Я прожил с этим парнем большую часть своей жизни. Я знаю его дрочильные привычки.              Гермиона бросает на него полный отвращения взгляд и переворачивается на спину, закрывая лицо руками и громко постанывая. Драко продолжает смеяться.              — Но он был в душе!              — К чему ты клонишь?              — Парни занимаются этим в душе?              Его смех начинает стихать, и радостная улыбка снова превращается в озорную ухмылку.              — Да, Грейнджер. Мы занимаемся этим везде, где остаёмся наедине с членом.              — Я думала, что вода будет раздражать и отвлекать.              — Ты действительно хочешь поговорить о наших предпочтениях в мастурбации?              Чёрт возьми, он прав.              Ты не должна хотеть говорить об этом.              Это определённо нарушает личные границы.              Но у Гермиона накопилось немало вопросов. Они с мастурбацией никогда не могли прийти к компромиссу. Она не может ею заниматься. Все девочки в башне постоянно рассказывали об этом процессе и игрушках, которые помогали им добиться в этом деле успеха.              Гермиона несколько раз пыталась, но поняла, что просто не сможет заставить свой разум остановиться, поэтому ещё несколько лет назад отказалась от этой эскапады.              Она вздыхает, отнимает руки от лица и начинает теребить подол футболки, пока мысли продолжают витать где-то далеко.              — Думаю, нет.              Драко приподнимается на локте.              — Могу поговорить об этом, если хочешь.              — Что ты имеешь в виду?              Уголок его рта приподнимается, и его взгляд скользит вниз по её телу. Ему мало что видно. Его футболка сидит на ней как платье.              — Я о том, что разве тебе не нравится заботиться о себе в душе?              Гермиона округляет глаза и отворачивается.              Он что, только что спросил?..              Да, да, спросил.              Тот огонь, который Драко всегда разжигает в её животе, затухает по мере того, как Гермиона переваривает его слова. Она смотрит на одеяло над собой, решая, как ей следует реагировать. Какая-то часть её хочет огрызнуться на его глупость, в то время как другая хочет немного подыграть. Может, если она выберет второе, то сможет без труда получить ответы на свои вопросы.              — Я не забочусь о себе. На мне это не работает.              Его лицо меняется.              — Что ты имеешь в виду?              Она пожимает плечами, продолжая теребить подол. Она никогда ни с кем не обсуждала такого рода интимную информацию. Даже с Джинни, которая, судя по разговорам, была мастером мастурбации.              — Я говорю о том, что не могу этого сделать. Никогда не могла. Думаю, мой разум просто не отключается. — Драко долго не отвечает, поэтому она продолжает. — Я так понимаю, ты этим занимаешься?              — Да.              — И часто?              — По сравнению с некоторыми парнями, нет, но занимался недавно.              Гермиона не успевает осознать его последние слова, как ею овладевает одна мысль, и она смотрит на него, раздумывая, спрашивать или нет.              Ты играешь с огнём, Грейнджер. Не делай этого.       — Ты... пока я была рядом... в одной комнате?              Драко снова начинает ухмыляться.              — Ты действительно хочешь узнать ответ на свой вопрос?              Она хлопает ладонями по полу.              — Да, Малфой! Если я задаю вопрос, то хочу получить ответ.              — Тогда да. Да, в одной комнате.              Хм, интересно.              Меня ведь должно это расстроить?              Гермиона бы расстроилась.              А вот Грейнджер…              — Понятно, — отвечает она без каких-либо эмоций из-за внутренней борьбы.              Драко опускается, после поворачивается к ней всем телом и придвигается. Через простыню ей видно примерно четверть его бицепса, затем остальная часть тела исчезнет за тканью.              — Грейнджер, когда ты в последний раз пыталась?              Им не стоило заводить этот разговор. Правда не стоило. Днями они ходили вдоль невидимой черты. И если продолжат в том же духе, кто-то обязательно её перейдёт.              Но риск... Ладно, и риск, и отдача, и притяжение, и искушение... На короткое время она заставляют Гермиону чувствовать себя великолепно и невесомо. Она становится зависимой от этих ощущений.              — Хм, может, чуть больше года назад? Когда-то давно я часто пыталась. Исследовала и изучала лучшие практики, разговаривала и слушала тех, у кого получалось. Перепробовала всё, что мне говорили, но это, — она указывает на свою голову и встречается с его глазами, в которых всё ещё плавает серебро, — во мне просто не отключается.              Они снова замолкают, и Гермиона поднимает взгляд к потолку, полагая, что разговор окончен.              — Закрой глаза, Грейнджер.              Она поворачивает голову и смотрит на Драко вопросительным взглядом. Он отвечает Гермионе с той пристальностью, которая ей так нравится. То, как он смотрит, опьяняет и поглощает.              — Что?              — Я сказал, закрой глаза.              Может, это от недостатка сна. Может, от зелья, из-за которого она потеряна в пространстве. Может, комбинация любых других вещей, которые Гермиона пока не может назвать, заставляет её подчиниться. Совершенно определённо, не его требовательный тон и властность заставляют её так реагировать так. Ни в коем случае.              Она закрывает глаза, когда огонь, который Драко до этого разжёг, начинает пылать сильнее.              — Если хочешь, я могу заставить твой большой мозг отключиться. Ты этого хочешь, Грейнджер?              Да. Да. Да.              Подожди, что? Нет, Гермиона Джин Грейнджер, ты этого не хочешь!              Немедленно прекрати это безумие.              — Да.              О, чёрт возьми, мы обречены...              Она чувствует, как Драко двигается, но держит глаза закрытыми — как он приказывает.              Его прохладное дыхание касается её лица, и кожа покрывается мурашками.              — Ты будешь слушать каждое моё слово.              Гермиона кивает головой, показывая, что услышала его.              Его ладонь обхватывает её руку и подносит к её груди.              — Потрогай себя.              Что за?              Он... О, боги...       Она опускает пальцы и принимается гладить грудь. Её сосок твердеет и остро реагирует на прикосновение. Эта часть тела всегда была очень чувствительной. У Гермионы перехватывает дыхание, когда она продолжает сжимать плоть и обводить её.              — Вот так, Грейнджер. Теперь зажми пальцами сосок. Представь другие пальцы. Пальцы того, кто тебе нравится. Пальцы, которые тянут и скручивают.              Она двигает рукой и сжимает затвердевшую вершину — ощущение распространяется дальше, к низу живота, и тихий звук, которого ей стоило бы устыдиться, срывается с её губ.              Гермиона чувствует прохладную кожу Драко на другом запястье, когда он берёт её другую руку и кладет ей на низ живота.              — Потрогай себя.              Она немедленно откликается — позволяя своей ладони проникнуть под пояс шорт и между ног. Гермиона стала влажной от одного его голоса, от того, что он говорил, и от того, что делала с собой. Она позволяет пальцам скользнуть между складочек и проникнуть в тёплую влажную сердцевину.              — Хочешь, я скажу тебе, как двигать пальцами?              — Да... да, пожалуйста.              Гермионе стоило бы захотеть свернуться калачиком и исчезнуть при нелепом звуке, который она издаёт. Но его слова заставляют все эти мысли, все эти запреты, неуверенность в себе и сомнения испариться.              — Грейнджер, мне нравится, когда ты умоляешь. Повтори. Чего ты хочешь от меня?              Одна ладонь продолжает сжимать грудь всё сильнее, когда другая начинает делать те немногие вещи, что Гермиона умеет, у неё между ног.              — Пожалуйста, пожалуйста, Малфой. Скажи, как двигать пальцами. Пожалуйста.              — Ты мокрая, Грейнджер?              Она энергично кивает головой, в то время как огонь в ней продолжает разгораться, а дыхание становится более прерывистым.              — Хорошая девочка.              О, боги...              Влага в шортах усиливается. Её тело реагирует на его голос так, как никогда раньше. То, что говорит Драко, и то, как он это говорит... Может, Гермиона ошиблась, когда сказала ему, что «он говорил в отвратительной манере». Потому что прямо сейчас ей это нравится. Она живёт ради каждого звука, который слетает с его губ, и тех невыразимых вещей, которые Драко велит ей делать. Никто никогда раньше так с ней не разговаривал.              Горячо.              Мерлин, как горячо.              — Двумя пальцами начни кружить вокруг по клитору.              Гермиона делает, как он велит, и её дыхание быстро превращается в тихие всхлипы и стоны, непрерывно срывающиеся с губ.              — Такая отзывчивая... послушай себя, Грейнджер. Послушай, как ты стонешь и извиваешься, пока ласкаешь себя. Клитор тоже влажный?              Она снова кивает головой. Кажется, Гермиона не может заставить свои губы шевелиться, издавать что-то, кроме звуков, которые продолжают вырываться.              — Ущипни его.              Она кладёт два пальца на чувствительную часть и тянет.              — О, боги! — Слова покидают её рот, когда Гермиона понимает, что это тепло перерастает в ощущение, которого она никогда раньше не могла вызвать. Низкое и всепоглощающее, и ей нужно, чтобы оно взорвалось. Нужно высвободить его.              — Чёрт возьми, Грейнджер, вот так. А теперь... теперь надави на влажный клитор и снова покружи.              Средним пальцем она надавливает на центр, кружа так, как научил её Драко, но теперь прямо на нервы. Огонь моментально распространяется на верхнюю часть ног.              — Вот так. Вот так. Мерлин, ты так прекрасна, когда прикасаешься к себе. Извиваешься под пальцами. Я мог бы смотреть на это весь день. Я мог бы весь день смотреть, как подпрыгивают твои сиськи, которые так хочется трахнуть, как из твоего рта вырываются стоны, как твоя ладонь раскрывает всю тебя. Весь день, Грейнджер.              Его похвала творит с Гермионой невероятные вещи. Ей она нравится. Драко оказался прав насчёт того, что она во всём хочет стать лучшей. На её лице появляется улыбка, и давление, кажется, достигает предела. Сейчас. Прямо сейчас.              — Я так близко... я... продолжай говорить.              Она усиливает нажим и скорость движения пальца по клитору. Больше не выводит им ровные круги.              — Тебе нравится слышать мой голос? Тогда позволь мне увидеть, как ты кончаешь, Грейнджер. Я хочу ловить эти тихие стоны и следить за тем, как твоё тело выгибается дугой, а пальцы ног поджимаются. Я хочу смотреть, как твоя влага стекает на пол. Мне нужно запомнить этот образ.              Пока Драко говорит, Гермиона чувствует, как давление преодолевает последнюю стену и поглощает её.              Оно взрывается у неё в животе, но вскоре проходит по всему телу, заставляя каждый мускул откликаться и сокращаться от чистого блаженства момента.              — Боги! Да, да...              Гермиона отрывает от пола спину, когда поворачивает голову в сторону, и издаёт несколько стонов, которые переходят в крик, когда её рука до боли сжимает грудь. На вершине оргазма она чувствует себя просто потрясающе, а затем начинает возвращаться в реальность. У неё дрожат руки, а дыхание по-прежнему прерывистое.              — Чёрт, — стонет Драко. Голос звучит вымученно. Словно ему больно. Словно он...              Неужели?              Он и правда?              Гермиона смотрит на Драко. Теперь его глаза плотно закрыты, одной рукой он держится за голову, а другая опущена под простынь. Постель по-прежнему прикрывает нижнюю часть его тела, но, когда она видит, как сжимается его челюсть и прерывается дыхание, понимает, что подозрения верны.              Ты мастурбировала перед Малфоем.              Он мастурбировал перед тобой.              Вы оба кончили друг перед другом.              Вы... Вы только что уничтожили все границы.              Она отворачивается, отнимая ладонь от груди и вытаскивая другую из шорт. Её рука влажная, как и внутренняя поверхность бёдер.              — Грейнджер, ты в порядке?              Гермиона закрывает глаза. Как ей теперь смотреть на него после всего того, что они только что совершили? Может, ей притворится, что этого никогда не было? Стоит ли им что-то обсудить? Может, рассказать Тео, а может, и нет — идея просто ужасна. Им определённо больше не стоит спать рядом друг с другом. Гермиона у него на глазах испытала оргазм, а Драко показал ей, как это сделать. Это... это первый оргазм, которого она сама хотела достичь.              — Грейнджер, мне снова отключить твой мозг, чтобы получить ответ на свой вопрос?              — Я... я в порядке. А ты?              Гермиона не в порядке. Всё это ощущалось... оно было... Малфой оказался прав. Всё и правда по-другому. Настоящий оргазм ощущается так же, но нарастание оказалось совершенно другим опытом. Она добилась того, чтобы это произошло. Хотела, чтобы это произошло. Не боролась со своим телом, не ненавидела себя за то, что это произошло; не хотела исчезнуть, когда её тело предало её. Гермиона сделала это, и она никогда не чувствовала себя более контролирующей ситуацию, более способной на большее, более... полной надежд, осмеливается подумать она.              По её лицу расплывается улыбка.              — Да, теперь, когда ты улыбаешься. Как ты себя чувствуешь?              — Могущественной. — Слово вылетает из Гермионы прежде, чем она успевает придумать по-настоящему достойный ответ. Но это правда. Она может заставить своё тело чувствовать себя намного лучше, чем когда-либо. Долохов не обладал этой способностью — хоть и пытался убедить её в этом. Он перестал быть единственным владельцем её книги оргазмов.              Подавись, урод.              — Ты и правда могущественна.              От его слов улыбка Гермионы становится шире. Драко натягивает одну сторону палатки и собирается вылезти из неё.              — Грейнджер.              Она открывает глаза и видит, что он стоит с улыбкой, которую она никогда раньше не видела. Драко выглядит очаровательно. Как будто этот момент стал особенным и для него.              Он протягивает руку, чтобы помочь ей подняться, и она принимает её. Едва Гермиона встаёт, сразу понимает, что вложила ладонь, которой мастурбировала, — всё ещё влажную от её ласк — в его ладонь. Когда до неё доходит это сознание, она выдёргивает свою руку из его и замечает блеск, оставшийся на его пальцах.              — О, боги! Мне... я... мне так жаль, Малфой! О, боги, чёрт возьми...              — Грейнджер, расслабься. Всё в порядке.              Гермиона ждёт, что Драко вытрет блестящую на коже влагу о свои спортивные штаны — она бы точно именно так и поступила. Но он лишь вытянул её в сторону. Словно не хочет, чтобы она хотя бы касалась его одежды. Гермиона его не винит.              И звание самой неловкой вещи, которая с тобой случалась, уходит от превращения себя в кошки и переходит к этому моменту.              И, конечно же, Малфой здесь. Свидетель всего этого.              — Я приму душ в другой комнате, так что ты можешь воспользоваться этим. Встретимся потом на следующем уроке?              Гермиона вскидывает голову.              Он хочет учить меня... снова?              Но, думаю, теперь я знаю, что делать, и мы только что этим занимались.              И...              Драко тихо усмехается.              — Грейнджер, я говорю об окклюменции.              Она моргает и качает головой.              — Ой, ладно, да. Да, хорошо.              Он одаривает Гермиону одной из её любимых ухмылок, затем поворачивается и уходит, ни разу не коснувшись ладонью своей одежды. Драко, должно быть, хочет поскорее отмыть её. Ей следует заняться тем же.              Она бежит в ванную и направляется прямиком к раковине, чтобы вымыть руки. А после долго стоит под душем, наслаждаясь ощущением тёплой воды на своём теле. Долохов мыл её только холодной водой. Даже при том, что у него была горячая вода. И он никогда не позволял ей принимать душ. Пару раз он заставлял её мыть его, но это были единственные случаи, когда ей позволялось вставать под струи воды.              Войдя в спальню, она слышит хлопок каминной сети. Тео сегодня должен остаться на базе. А Блейза и других слизеринцев они не ждали. Она завязывает пояс халата и открывает дверь Тео — такого Тео, которого никогда раньше не видела. Он дико машет руками перед только что принявшим душ Малфоем.              — Они ждут вас через несколько часов! Всего несколько часов, Драко! И то, что, по его словам, они с ней сделали... Что, что мы будем делать? Как нам...              Безумный взгляд Тео наконец падает на Гермиону. Он выглядит так, словно вот-вот сойдёт с ума. Его глаза широко раскрыты, кожа бледная, а руки и конечности начинают дрожать от нервов, проходящих по всему телу.              — Тео, что...              Она замолкает, когда он падает на землю, подтягивает ноги к груди и закрывает глаза.              — Один... два, три... четыре... пять... шесть, семь.              Не понимая, что происходит и что делать, она продолжает смотреть на считающего вслух друга.              — Грейнджер.              Гермиона подходит к Тео, лежащему на полу, и поднимает глаза на Малфоя, видя в его взгляде такой же страх и полное отчаяние.              — Что происходит?              Она наклоняется и кладёт руки на плечи Тео, массируя их, пока он продолжает считать и раскачиваться взад и вперёд.              — Сегодня последний день месяца.              Её ладони замирают.              Нетнетнетнетнетнетнетнет!              Как Гермиона могла об этом забыть? Почему они никогда об этом не говорили? Почему не подготовились? Что... Как... Она... она не знает, как решить эту проблему.              — Грейнджер, мне нужно, чтобы ты рассказала мне, что происходит. Знаю, ты не хотела говорить об этом, но мне нужно знать.              Она падает на пол рядом с Тео, который досчитал уже до ста двадцати двух. Малфой появляется перед ними с глотком покоя — протягивает один Тео, прежде чем влить зелье сначала в рот Гермионе, а затем и себе.              Они должны знать. Мерлин, как они выпутаются из всего этого?              — Он заставлял хозяина насиловать меня. А сам наблюдал. Говорил что-то таким тоном, что становилось понятно, что он обращается к Ордену, пока хозяин делал со мной всё, что хотел. После того, как он заканчивал, они помещали воспоминание во флакон. Они... Они захотят, чтобы ты сделал то же самое.              Гермиона поднимает голову и встречается с ним взглядом. Серебро снова исчезло. Его глаза не мертвы — но полны страданий. Никогда прежде она не видела у Драко такого взгляда.              — Нет.              — Драко, я тоже это слышал! Они посылают Ордену воспоминания о том, как он сломил её, обо всем этом грёбаном процессе. И после того, что произошло на прошлой неделе, Кэрроу сказала, что на сегодня у них большие планы по обмену воспоминаниями. Они захотят, чтобы ты...              — Нет.              — Драко, дружище, если ты этого не сделаешь, это сделает кто-то другой. Он, вероятно, позволит Долохову, или Кэрроу, или обоим, Мерлин побери, или...              — Нет! Чёрт, чёрт, чёрт!              Малфой теряет самообладание — он хватается за волосы и начинает дико дёргать их и трясти головой. Падает на пол перед ними, продолжая вопить, визжать и проклинать, и бьёт себя кулаками по голове.              Гермиона протягивает руку и пытается схватить его за запястья, чтобы остановить его избиение самого себя.              — Малфой, Малфой! Успокойся, пожалуйста, успокойся.              Она держит их и пытается потянуть вниз, в то время как Драко продолжает качать головой.              — Только не это... Я могу... всё, что угодно, только не это...              Как только он отнимает ладони от лица, Гермиона перебирается к нему на колени и обнимает его трясущиеся плечи. Но Драко не прижимается к ней в ответ. Его руки вытянуты, раскрыты в знак поражения.              Она прижимается лицом к его плечу и чувствует, как по лицу текут слёзы текут.              — Всё в порядке. Малфой, всё будет хорошо.              — Как нам из этого всего выпутаться? — раздаётся у неё за спиной.              — Сколько у нас осталось? — спрашивает Гермиона.              — Он сказал, что два часа, но это было примерно полчаса назад.              Чёрт возьми. У них не хватит времени подложить ложные воспоминания всем, кто обычно присутствует на собрании. Тёмный волшебник не примет никаких оправданий за неподчинение прямым приказам. У Гермионы... у неё нет никаких идей.              — Не думаю, что у нас получится выкрутиться. Времени недостаточно, а те минуты, что у нас есть, мне нужно потратить на окклюменцию. Мне нужно возвести стены, которые, надеюсь, устоят против его силы. Обычно он мельком просматривает воспоминания приспешников перед... перед спектаклем. Мне нужно подготовиться.              Тео садится перед Гермионой.              — Но что нам делать с... с...              — Ничего. Придётся просто сделать и всё.              Тео качает головой, и Малфой начинает сильнее дёргаться в её руках.              — Грейнджер, я не могу.              Слова касаются её шеи, и Гермиона отстраняется.              Она обхватывает ладонями лицо Драко, чтобы заставить его посмотреть на неё.              — Малфой, клянусь, всё хорошо. Со мной всё будет в порядке. Это будет отличаться от...              — Нет! Грейнджер, я на многое способен. Но я... Я не могу... изнасиловать тебя. Я не могу, я не могу...              — Это не считается изнасилованием. Не думай об этом в таком ключе. Я хочу, чтобы это был ты. Я бы предпочла, чтобы это был ты, чем...              — Это изнасилование! — выкрикивает Драко.              Гермиона крепко держит его за шею, когда он пытается вырваться.              — Нет, не изнасилование! Это выживание, Малфой! Мы должны! Ты должен, или он заставит хозяина сделать это. Если ты будешь колебаться, хозяин набросится на...              Малфой спихивает её со своих колен и с разъярённым видом вскакивает на ноги.              — Прекрати, чёрт возьми, называть его так! И перестань, чёрт бы тебя побрал, твердить, что это не изнасилование. Это оно самое, Грейнджер. Ты просишь меня изнасиловать тебя!              Гермиона начинает плакать сильнее, и ей приходится отвести взгляд от его гнева. Она тоже этого не хочет. Не хочет просить Драко сделать это, стать для неё монстром. Но если он этого не сделает, это сделает хозяин... И так... так намного хуже.              — Драко, ты хочешь посмотреть, как Долохов устроит это с ней!? Потому что, чёрт возьми, вон он — другой вариант. Либо ты делаешь это, либо он. Таков наш выбор. Такова реальность.              Она продолжает всхлипывать, закрыв лицо руками, когда Тео поднимается и подходит к ней.              — Если хочешь, могу дать тебе зелье для повышения потенции и, может, дать Гермионе возбуждающее зелье. Это могло бы облегчить вам обоим задачу. И, возможно, Тёмный Лорд позволил бы ей выпить его. Отправить Ордену воспоминание о том, как её накачали наркотиками и... что с ней сделали. Может, изменить...              Гермиона слышит громкие шаги и такой сильный хлопок дверью, что уверена в одном: Драко выбил её.              — Чёрт... Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! — Тео садится рядом с Гермионой и начинает поглаживать её спину. — Гермиона, мне так жаль. Я...              — Мы должны убедить его сделать это. Должны. Я не могу... я не могу допустить, чтобы хо… Долохов снова прикоснулся ко мне. Я не могу, Тео. Я...              — Я знаю, Гермиона, я знаю, но мы просим его сделать то, что... что может уничтожить его.              Гермиона это понимает. Понимает, что поступает эгоистично, прося его поставить её благополучие превыше его собственного. Прося его уничтожить себя, чтобы спасти её.              Она вытирает лицо.              — Это ведь не изнасилование. Я бы никогда не посчитала его человеком, который...              — Но он посчитал бы таковым самого себя.              Гермиона открывает глаза, когда Тео начинает вставать. Его взгляд прикован к закрытой двери.              — Мне нужно пойти к нему. Думаю, тебе стоит остаться здесь. Ты права: тебе нужно попрактиковаться над окклюменцией.              Да, нужно. Гермиона знает это, но знает и то, что Малфой не в порядке.              Словно догадываясь, о чём она думает, Тео качает головой.              — Поверь, тебе его не уговорить. Ты сама как себя чувствуешь? Я не хочу...              — Иди, Тео. Пожалуйста, помоги ему. И если Драко не может этого сделать, тогда... тогда всё в порядке. Я понимаю. Пожалуйста, передай ему, что я всё понимаю.              Его взгляд блуждает по её лицу, затем он легко кивает.              — Гермиона, мне так жаль.              Он молча выходит из комнаты. Она слишком долго лежит на полу, свернувшись калачиком. Ей нужно прийти в себя. Нужно поработать над тем, что она уже может контролировать. Что может сделать, изменить и решить.              Ты полгода через это проходила. Гермиона Джин Грейнджер, ты справишься. Но если не будешь контролировать свой разум, то не переживёшь эту ночь.              Гермиона вытирает лицо, затем садится и решается закрыть глаза. Затем разминает шею, пытаясь контролировать дыхание. Она должна защитить их. Должна защитить себя. Всё хорошее и счастливое нужно прятать на полках.              Она продолжает работать над другими воспоминаниями за последние несколько недель, накапливая их и разделяя по коробкам. Она оставляет моменты страха, перемен и трудностей, но скрывает приятные — когда Тео и Драко помогают ей и утешают.              Кажется, окклюменция занимает несколько часов, прежде чем прикосновение к плечу возвращает Гермиону в реальность. Тео направляет на неё свою волшебную палочку и отводит глаза.              — Ладно, не хочу нагнетать, но мне нужно наложить на тебя несколько заклинаний, чтобы всё выглядело так... будто мы не очень хорошо к тебе относились.              Она знает, что он имеет в виду. Гермиона выглядит здоровой, и она не сможет предстать перед Тёмным Лордом так, будто с ней всё в порядке. Она кивает головой, и Тео поднимает палочку, произнося заклинание за заклинанием. Никаких новых ощущений.              — Оно напоминает обратное дезиллюминационное заклинание: вместо того, чтобы заставлять вещи исчезать, оно проявляет их.              Едва Гермиона успевает ответить, в комнату входит Малфой, и их взгляды встречаются. Он быстро осматривает её лицо, а затем снова опускает взгляд в пол.              — Они ненастоящие, дружище, клянусь.              — Выглядят чертовски реалистично.              — Ну, в этом и суть. Эффект продлится около шести часов, нам, думаю, хватит. — Тео поднимается и переводит взгляд с Гермионы на Драко. — Оставлю вас двоих на минутку. Вернусь, когда нужно будет выходить.              Когда он закрывает дверь, Гермиона смотрит на Малфоя. Он по-прежнему смотрит в пол. Он по-прежнему опустошён, побеждён и слаб. Она никогда не думала, что Драко может выглядеть хуже, чем на шестом курсе, но и такое случается.              Она хочет, чтобы он заговорил первым, но знает, что Малфой этого не сделает.              — Малфой, не важно, что ты решил. Всё в порядке. Я понимаю. Мне не следовало просить тебя об этом. Нечестно с моей стороны просить тебя о чём-то подобном, и...              — Я сделаю это.              У неё перехватывает дыхание.              Драко по-прежнему не смотрит на неё. Гермиона с облегчением вздыхает — хоть и не стоит. Ей будет намного легче, если это будет он. Будет намного легче, если это сделает кто-то, кто не хочет этого. Кто заботится о ней.              — Ты... Ты уверен?              Он быстро кивает головой и на долгое мгновение закрывает глаза. Когда Драко открывает их, все эмоции исчезают. Его лицо пустое, жёсткое, холодное. Он возвёл стены. Спрятал чувства.              — Спасибо тебе, Малфой. Я...              — Замолчи, — резко обрывает её Драко. — Чёрт возьми, не благодари меня за то, что я согласился изнасиловать тебя, Грейнджер. Просто замолчи.              — Это не изнасилование! Пожалуйста, перестань так говорить! — На её глаза наворачиваются слёзы, а тело охватывает гнев. — Нас обоих изнасиловали. Мы оба знаем, что то, что сейчас произойдёт, на это не похоже. Так что сам заткнись! Чёрт возьми, больше не смей произносить это слово!              Тео возвращается в комнату с их мантиями в одной руке и набором флаконов в другой.              — Пора.              Малфой выхватывает свою мантию и на пути к камину натягивает её.              Гермиона устанавливает зрительный контакт с Тео и бросает на него взгляд, зная, что своими словами сделает только хуже.              — Мне нужно раздеться. Я не могу появиться в этой одежде.              Глаза Тео округляются — Малфой напрягается, но так и не оборачивается.              — Надень одну из тех ночнушек, что купила тебе Паркинсон, — выпаливает он.              — Но я никогда...              — Грейнджер, надень немедленно.              От его гнева Гермиона резко моргает. Она знает, что он злится не на неё. Знает, но его слова причиняют ей боль. Затем быстро переодевается и замечает на руках огромные синяки, раны и порезы. Теперь Гермиона понимает, почему Малфой отвернулся, когда вошёл в комнату.              Она выходит из гардеробной. Тео накидывает на неё свою мантию, когда она подходит и встаёт рядом с Драко.              Он протягивает ей зелье, и Гермиона молча принимает его, чувствуя себя спокойнее ещё до того, как он бросает порошок в камин, и они исчезают.