Пропасть

Глаза парня резко распахнулись и тот так же резво уселся на больничной койке, хотя, спустя несколько секунд, всё же пожалел о таком необдуманном действии. С тяжёлым вздохом он прикрыл ладонью лицо, вспоминая произошедшее недавно.

Он - Менма Узумаки. Сын Минато Намикадзе и Кушины Узумаки, и нынешний джинчурики девятихвостого лиса. Проведя рукой по длинным золотистым локонам, приводя их в хоть какой-то приемлемый вид, шиноби перевёл взгляд на окно, что было кем-то заботливо приоткрыто. Светлые шторки медленно колыхались на ветру, непроизвольно шелестя друг об друга.

Правда эта идиллия больничной палаты не продлилась долго. Раздвижная дверь распахнулась и в светлой комнате появилась розоволосая девушка. Менма подавил тяжёлый вздох, чувствуя, как на его шее уже повисла Сакура, наигранно разрыдавшись и, сквозь слёзы, радостно бормоча о том, насколько повезло бедному Узумаки остаться практически невредимым.

Кое-как отлепив от себя куноичи, блондин, ссылаясь на плохое самочувствие, отправил ту на все четыре стороны. Убедившись, что розовая бестия покинула пределы его палаты, Менма лёг обратно в кровать, зарываясь под мягким летним одеялом. Хотелось спокойствия и тишины, хотелось просто сесть и обдумать всё, что с ним произошло. Странный тип в маске, пришедший из другого мира. Сам Менма, что поддался на провокацию попаданца и принявший явно не ту сторону. Парень зарывался всё глубже в сознание. Почему он решился на это? Что он хотел этим изменить? Зачем навредил тем, кого так любил и желал защитить? Остался ли он после этого тем, кем был раньше?

Единственное, что сейчас напоминало ему о тех злосчастных днях, это огромный кратер посреди Конохи и медленно вырастающие дома на развалинах прошлых. Никто так и не узнал, кто скрывался под маской некого злодея. Даже волосы вернулись к прежнему золотистому блеску и больше не напоминали собой чёрное крыло ворона. Хотя... не сказать, что Менме не нравился этот цвет. Точнее сказать, ему симпатизировал определённый обладатель столь распространённой шевелюры. И именно он вновь нарушил покой тихой светлой палаты на третьем этаже госпиталя.

Учиха медленно закрыл за собой дверь. Казалось, тот совсем и не хотел, чтобы его присутствие заметили. Только повернувшись к больному, парень застыл, встретившись взглядом с ясно голубыми глазами, что с подозрением сверлили бедного гостя. Помявшись у порога, Саске всё-таки подошёл к единственной занятой кровати в комнате, поставив возле той небольшой стульчик, что ранее зацепил по пути, проходя мимо комода. Усевшись на него, тот приоткрыл рот, словно подбирая слова для начала разговора, а затем всё-таки выдал:

—Проснулся уже?.. Как самочувствие?—

Вымолвить что-то внятное было трудно. Всё же он явно не был долгожданным гостем в палате Узумаки, по крайней мере сам Саске так считал. Но не мог же он не проведать своего друга, даже если последний считал Учиху лишь сокомандником.

На удивление темноволосого, Менма лишь прикрыл глаза, спокойно ответив на вопросы пришедшего:

—Как видишь. Видимо я сильно приложился головой, чувствую себя неважно.—

Парень вновь поднял взгляд на сидящего рядом Саске. Казалось, ясные, словно небо в безоблачный день, глаза жестоко проделывали во лбу несчастного ещё одну сквозную дырку. Брюнет уже хотел что-то сказать в своё оправдание, но больной вновь начал говорить:

—Как долго я спал?—

Саске замялся. Соврать? Или сознаться в том, что каждый день часами маячил у входа в его палату, ожидая, когда тот наконец очнётся?

—Около недели.—

На лице Узумаки проступила гримаса недовольства. Учиха часто мог лицезреть нечто подобное в свой адрес или адрес Сакуры, но на этот раз это выражение лица, полное разочарования, Менма адрессовал себе. Руки, ещё слабые после пробуждения, сжали белое одеяло. «Слабак. Сначала позволил идиоту в маске завладеть своим телом, а затем отключился на столь долгий срок, вместо того, чтобы разгребать то дерьмо, что натворил.»

Саске сжался внутри. Странно было наблюдать обычно холодного и рассудительного Менму в таком состоянии. Приподняв сначала руку, Учиха тут же подавил в себе желания обнять друга. Вряд-ли парень будет этому рад, лучше сейчас оставить того в покое. Медленно полнявшись со стула, чуунин неловко помялся, а затем, бросив «пока», направился в сторону двери. Остановившись у самого выхода, тот напоследок обернулся к Узумаки, улыбаясь:

—Рад, что с тобой всё впорядке. Может ещё завтра зайду.—

Тихий хлопок двери, а затем вновь гнетущая тишина палаты. Ветер колыхал белоснежные шторки, а изумлённый Менма молча сидел, рассматривая покрашенную в светло зеленый дверь.