Скарлет: Ассасин-подобранка

Элмор только что закончил работу. Завершился один из его многочисленных трудовых дней. Сколько он себя помнил, Элмор прогорбатился на стройках Внешнего мира каменщиком всю свою сознательную молодость. Мужчина не делал карьеру, не гнался за роскошью. Он считал, что ему это не нужно. Ему не нужна вся эта суета, бесконечная гонка из разряда «толкни ближнего, испачкай нижнего, лезь наверх, зубами достань соседнюю планету». Элмор солдатиком скакал по стройкам, всё, что он умел — класть камни, кирпичи, штукатурить… Больше ничему его жизнь не научила! С восьми лет Элмор крутился по стройкам, помогая каменщикам — носил и подавал камни и кирпичи. Лет в девять он уже месил бетон. А свой первый в жизни камень — или кирпич, он уже не помнил таких подробностей, — заложил в одиннадцать лет. Бригада кладочников, которым он помогал, научила его этим нехитрым манипуляциям. Он ездил с этими мужиками по городам и весям Внешнего мира, пока, наконец, не оказался в столице, где жил сам император. В четырнадцать Элмор клал камень так искусно, что бригада, которой он помогал, считала его равноценным себе работником. После скоропостижной смерти одного из рабочих Элмор занял его место. А тому рабочему на голову упали леса: тяжеленная деревяшка проломила трещину в черепе. Каменщик, не приходя в сознание, скончался через несколько часов, получив кровоизлияние в мозг. Элмор надеялся, что избежит такого исхода. Ему, как и всякому, умирать не хотелось из-за несчастного случая. Обвалился помост — можно, когда летишь вниз, сгруппироваться. Сломать ногу — но остаться живым. А тут, когда сверху падает переломившаяся или внезапно соскользнувшая доска весом в десятки килограммов — и с высоты пяти-восьми метров ударяет по голове, смерти не избежать. Он надеялся, что с ним этого никогда не произойдёт. Родителям Элмора было на него наплевать. Они не стали его искать, когда в семь лет он убежал из дому. Они вычеркнули его из жизни. Просто выкинули его из головы. Им было всё равно: где и с кем он, что делает… Мать и отец заставляя пацана страдать, устраивали каждый день скандалы по поводу и без. Изменяя друг другу, эта внешнемирская парочка, казалось, не знала покоя: отец приводил распутниц в дом, а мать — вообще искала ухарей на стороне… Элмор не выдержал — и в одну из ночей исчез… Сейчас, вспоминая детство, которого у него не было, мужчина полагал, что он так и будет жить, как жил. Класть камни. Строить, строить и строить этот опостылевший город-переросток, который по приказу Шао Кана всё растёт и растёт вширь, как гриб, поглощая акр за акром. И жизнь его так и пройдёт — в строительной грязи, среди камней и раскиданной при рытье траншей земли. Обычно внешнемирцы не живут более трёхсот лет. Если кто-то не получил магию по наследству, или же она ему не досталась каким-либо иным путём, то все внешнемирцы смертны. Они умирают, прожив свои триста лет… Итак, закончив свой рабочий день, Элмор, шатаясь от усталости, пошёл в своё укрытие. Он ночевал тут же, на стройке: за последние лет тридцать домом он так и не обзавёлся, живя, где придётся. Его домом была очередная стройка. А сколько этих строек было до этого, мужчина потерял им счёт… Он тупо выполнял одни и те же манипуляции, делал, что дают и прикажут. Лёжа на своём самодельном топчане — вернее, на поставленных на кирпичи трёх досках, параллельных друг другу и расположенных впритык, Элмор почти совсем заснул, как до него донёсся женский смех и разговоры. — Дана, сколько ты сегодня нагребла? — спросила одна из женщин. — После тяжёлого трудового дня мы можем нажраться, — таким же обсаженным голосом ответила ей вторая. — Давай здесь пожрём, пока не засёк кто. Эх! Трудо-выебудни! Отпуская то и дело брань, цокая каблуками по сантиметровому слою грязи и поднимая за собой шлейф пыли, женщины зашли за одну из не до конца достроенных стен здания. Внутри него рабочих не было — за этим домом сегодня следил Элмор, а остальные трудяги с их стройки разошлись по домам. — А ничего, что здесь не самое лучшее место? — раздался голос Даны. — Намусорили, не убрали за собой. — Шао Кан труд бездомных использует — вот и результат, — изрекла вторая. — Слышь, Белка, с каких это пор тебя волнует судьба этих утырков? — Мы с тобой такие же, — ответила та, которую назвали Белкой, — ты забыла, как мы с тобой вдвоём, за компанию, убежали? Мамка чалилась в тюрьме за убийство, а папаша твой заявил, что ему по барабану на тебя. — Ты так говоришь, как будто это и не твои предки тоже. Вместе варились в этом дерьме, между прочим. Затаив дыхание, Элмор слушал их разговор. Заснуть не удавалось — а делать было нечего, не продолжать же работу ночью! Женщины облокотились на выложенную буквально несколько часов назад часть кладки. Несколько камней выпало, на землю посыпались куски не успевшего окончательно высохнуть кладочного раствора. Дана от неожиданности заорала, к счастью, прохожих на улице уже не было. — Слепая, да?! — налетела на неё Белка. — Зенки свои пропитые разуй, чё делаешь! — И чё? Чё? Чё делать?! — заголосила Дана. — А то, что сейчас нам дадут. — Белка жутко выматерилась. Элмор не выдержал: только что какие-то две дамы неизвестного происхождения и, судя по всему, лёгкого поведения, — он догадался об этом по их говору, ибо за свои годы тысячу таких перевидал, — испортили его сегодняшнюю работу. — Эй, чё потеряли? — Он обогнул стену дома и подошёл к ним. — Ничего, что это я клал? Я щас заставлю это, — он указал на десяток высыпавшихся из стены камней у их ног, — носом собирать! А ну пошли нахрен отсюда, дебилки, со своим пьяным базаром, дайте поспать! Вас тут не хватало, мать вашу, я вас… — он грязно выругался. — Привет, красавчик! — Пьяные бабы загоготали и скрылись за углом. Проклиная всё на свете и кроя матом себе под нос этих незваных гостей, Элмор оглядел разрушения после них. Цемент на сегодня закончился, а как-то убирать эту фиговину надо, сказал он себе. Пока его не наладили отсюда. Кое-как поставив камни на место, он дошёл до своего спального места и мгновенно отрубился. Наутро Элмор проснулся с головной болью и чувством, что за всю ночь глаз не сомкнул. Ему снилось, что эти две бабы пинают его ногами, а он лежит, беспомощный, не в силах даже защитить себя. Что они отбили ему почки, пырнули ножом в печень… в общем, всё, как в разборках на родине у американских спецназовцев. У него было чувство, что его переехал автомобиль… Но надо было вставать и продолжать работу, тем более рядом разгружали очередную партию стройматериалов. — Не понял! — Рядом, в недостроенном помещении, крутился один из строителей. — Чё за… Элмор, мать твою, сдох, что ли?! Он продрал глаза. Узнал голос бригадира — Хана Мото, тот рвал и метал. — Какого ты тут валяешься, рабочий день давно начался, вставай работать, солнце в зените! — заорал он на Элмора, выглянув из-за стены. — Просрал нахер всё, ничего нельзя оставить! Дрыхнешь, козлина вонючая, камни своровали! Элмор не любил, когда на него повышали голос. «Насрать, бригадир, рабочий, похрен!» — и заорал в ответ: — Заткни пасть, камни все на месте, зенки свои разуй! — Тогда чё это за… — и полилась брань, мастер пинал сброшенные камни. — Опять развлекаешься ночами, шлюх всяких привечаешь, не отсох, зырь, что с твоей кладкой сделали! Ты последним заканчивал это место, когда все ушли! — Десять камней… — Какое «десять», тут больше сотни валяется! Это и есть твоя вчерашняя работа? Марш сюда, сука, и посмотри, что ты сделал! Выгоню нах!!! Шатаясь от слабости, Элмор подошёл к кладке. Огромный кусок стены был развален, а рядом, на уцелевшей части стены было начёркано: «Сраный импотент». «Суки!!! Вашу мать!!!» — Элмор кипел от негодования, он догадался, кто оставил это послание… Оказалось, эти две бродяжки вернулись и, пока он дрых, развалили кусок стены — больше квадратного метра… Обошлось: обвал был не капитальным, а то трудиться бы ему даром дня два. Шао Кан лично следил за ровностью и аккуратностью работы: кладка должна быть идеальной. А халтурщиков ждала казнь… — Пока не сделаешь — жрать не пойдёшь! — приказал Мото. — Остальные — на другой объект! Посмеиваясь над проспавшимся «коллегой», рабочие разошлись. — На всё тебе два часа! Время пошло! — И бригадир исчез со скоростью звука. Элмор запорхал над развалинами. Часа через два брешь была заделана, но не идеально ровно. — Опять накосячил? — По Хану можно было сверять часы, бригадир был точен: он появился через битых два часа. Элмор развёл руками. — Ладно, хрен с тобой. Будем думать, что с тобой делать. Всё, свалил отсюда! Элмор ретировался. Он был уверен, что его выгонят. Значит, надо приткнуться в другое место. Только теперь он осознал, что тёрся тридцать с лишним лет возле одних и тех же рабочих — и притёрся, а крутиться по жизни в поисках работы ему не довелось. Теперь надо всё менять в голове, ничто не вечно. Когда под сорок, это не так легко… А ещё он горел желанием найти этих сучек и расквитаться с ними. Ему было всё равно, что о нём говорят. Укушенное самолюбие требовало мщения…