Алые осколки

      Жизнь идеальна. Ну вернее этот момент, это мгновение просто наполнено всем тем, что прекрасно. Наверное, это влияет. Мы сидим с Морро, распивая одну из бутылочек его изысканной коллекции. Настроение граничит с радостью, счастьем и наслаждением. Не хватает для идеальности Либэ, который бы умно-заумно волшебно рассказывал о вине, виноделии и продаже. Об аукционах и магии вина.       Это прекрасно.       Аромат вина ласкает рецепторы, вкус приятно ложится на язык. Классическая музыка идеально ложится на слух, вписываясь в атмосферу. Мы сидим, слушаем как потрескивает камин, как шелестит огонь и играет Моцарт.       Звонок в дверь прерывает эту идиллию и Морро уходит из гостиной. Я наслаждаюсь звуком, даже, его шагов — сегодня странно приподнятое настроение.       В действительности же отзываются две пары шагов и я, даже не оборачиваясь, ощущаю как меня всего сводит ощущением. Ощущением неизбежности. Падения со скалы. Месье Морро ещё не успевает сказать свое: — Это к тебе.       Как мне по рецепторам бьёт мороз. Зимняя свежесть, морской, мать его, бриз. Алекс появляется передо мной спустя пару секунд, но я не могу и взгляда поднять, так и пялюсь на его ботинки.       Ещё секунда — меня изнутри перемалывает словно я кофейные зерна. Ещё мгновение, а моя вселенная рушится. Рушится и создаётся заново, с фокусом на Алексе. Я смотрю на него и не могу поверить, что он здесь. Наконец-то здесь!       Мне хочется подскочить к нему, поцеловать, сжирая его губы, обнять, вцепившись в него словно обезумевший, пить его всего, вдыхать его каждой клеточкой, но…       Я даже с места сдвинуться не могу. Всё померкло, а тело — будто и не моё вовсе. Ног словно нет, да и руками не пошевелить. Голос тоже — отсутствует, во рту так сухо, словно если я открою его, то услышу звук просыпающегося песка.       Мне хорошо. Мне больно. Я завис. Организм словно отрицает действительность, нет подключения ни к вселенной, ни к самому себе в общем. Меня изнутри всего трясёт, натурально трусит, но снаружи. Я, блядское изваяние, ни капли не творение искусства.       У меня глаза режет, или они, блять, слезятся. Мне Алекс в глаза попал, вернее на глаза — вернее вообще в зону ощущения. Меня всего колбасит, а я сижу словно истукан. — Поехали домой.       Сука.             Блять.       Нахуй.             Одна фраза. Два слова. И меня в мясо.       Домой… домой… Никаких лишних слов, никаких претензий или крика, голос даже не повышен — Алекс абсолютно спокоен, а я… А внутри меня всё горит. Я реагирую на голос — такой родной, любимый, необходимый. Я умираю от спокойной и ровной интонации, от низкого тембра и холодной уверенности.       Она обжигает. Она обжигает своим безразличием, но… сейчас даже это оазис. Оазис Алекса после долгой засухи, а я не могу коснуться. Во мне нет сил даже просто дотянуться, я просто-напросто даже сдвинуться с места не могу, пошевелить рукой или ногой, а тут аж встать.       Меня словно поместили в механизм, который в своих функциях не имеет движения, а оно мне необходимо — мне как воздух сейчас нужно дотянуться до Алекса, и это не совсем физически. Это, блять, метафорически, метафизически, абстрактно и ещё пойхуллион прилагательных и исчислительных, а я просто не могу. — Идём. — Вновь повторяет тихо и спокойно, а я откуда-то нахожу в себе сил на ответ. — Вещи…       Получается ужасно хрипло, то ли с мольбой, то ли с паникой. Наждачкой по конечностям, когтями дикого зверя по стеклу. — Новые купим. — Всё так же безразлично бросает, но там на фоне что-то говорит Морро.       Только вот мне не разобрать. У меня фокус сбился, или наоборот — не сбился, а восстановился на свою территорию-орбиту. Я слышу как Алекс ему что-то отвечает, а в голове за мгновения проносятся миллиарды мыслей.       Вещи, которые здесь — да, они по большей мере спакованы и сложены, но… Вещи, которые у Либэ. Либэ… черт, не то, чтобы там что-то жизненно важное, но я же бежал сюда без телефона и ноута, без каких либо минимальных необходимостей — просто отбросив всё, кроме главного — чувств. И я понимаю, что можно всё оставить временно или навсегда, что можно потом попросить доставить почтой или…       Но мне хочется, чтобы они встретились. Это такое острое ощущение необходимости, которому невозможно сопротивляться. — Я не здесь жил, вещи немного… — Поехали… — в этот раз больше нетерпения. — за вещами.       И интонация не вопросительная, а у меня в голове не укладывается — раз он приехал к месье Морро, раз нашёл его, то значит и Либэ тоже? То есть вероятность того, что от Либэ уже к этому времени могло остаться чисто мясо — тоже присутствует? Или же… он вспомнил про Морро от того, что я о нем рассказывал или пробил меня ещё каким-то образом?       Я нахожусь в блядской прострации, пока они беседуют — месье Морро поднатарел в русском, но для общности оба ведут английским. Откуда-то берётся мой чемодан, а остальное, как я слышу, Морро как нибудь отправит. Алексу плевать, я это кожей ощущаю, но он кивает и что-то говорит. Я слышу в его голосе нотки нетерпения или мне кажется?       Встать. Оказывается самым трудным, что я когда либо делал. Ноги дрожат словно у оленёнка или мне кажется? Мужчины не обращают на это внимания, так что вероятно это просто в моей голове. Дорога к машине — то ещё препятствие. Я иду следом за Алексом, он спокойно и уверенной походкой направляется к авто, тащя мой чемодан.       Внутрь забираюсь тоже следом, неуверенно, а, когда Алекс смотрит на меня замираю. Воздуха в машине и так немного, так он весь ещё и пропитан Алексом, тяжёлый и холодный аромат — как и весь Алекс сейчас. — Ну?       И черт, моя голова не выдаёт ни одной связной мысли на этот вопрос. Я способен сейчас только вдыхать и… даже выдох требует усилий. Я смотрю в его глаза и это страшно — я вижу свое отражение, но словно в зеркале. Чувства не дополняют отражение и от этого больно. Страшно.       С опозданием в вечность доходит, что мне нужно назвать адрес. Адрес Либэ. И от этого тоже лава под кожей разливается, блядские мурашки устраивают танго, а каждый нерв — натягивается. К горлу подкатывает тошнота и я выдыхаю. — Рю Шансуитто 16/4.       Сглатываю, потому что меня как током пробирает. Потому что от мысли, что мы с Алексом едем к Либэ. Блять. Блять.       Блять-блять-блять!!!       И вот он Алекс — так близко, на расстоянии вытянутой руки, но я и протянуть её не могу. Он так близко и так далеко. Не могу дышать полной грудью — запах Алекса, весь Алекс сводит с ума. У меня внутри беспокойство перемешивается с предвкушением, страх с радостью. Всего распирает, внутри такая кашица из эмоций и чувств, что меня ими тошнит, словно вырвет они. Я или закашляюсь или разрыдаюсь — это будет фиаско!       Мы едем, и я знаю, что это минут 20 буквально, но не знаю, как водитель тут ориентируется. Мы оказываемся перед домом Либэ спустя, наверное, вечность, а меня ноги не держат, я едва выбираюсь из машины. А мне ведь идти первым, а мне ведь говорить.       А внутри американские горки и, кажется, меня может стошнит не эмоциями, а вином и… что я там перекусывал? Не помню. Голова не работает. Мысли едва складываются, а шаги Алекса идущего за мной отдаются наббатом по всему телу. Страшно. Страшно и хорошо. Звонок. Моя рука, да и весь я взрагиваю слыша мелодию.       Шаги.       Открывается дверь и… Либэ. У него взгляд такой — жесть. Алекс не представляется, тупо взгляды — перехрещенные мечи перед боем, как у шахматистов первый ход, словно разразится буря. Я даже слова не успеваю сказать. — Алекс, я полагаю, — на английском начинает Либэ и меня коротит.       А во взгляде мужчины столько всего… там столько боли и любви, ладно, влюблённости, что мне стыдно, мне кричать хочется, содрать с себя кожу, но… я тут не властен. Не способен ничего изменить. Это ведь Алекс, Алекс, о котором я так много рассказывал, Алекс — который у меня в печенках, сердце и самой крови.       Алекс здоровается и я просто рад, что он сразу не разбивает ему морду, Алекс может, прецеденты были. Просто сломать челюсть за взгляд или прикосновение, а здесь… А даже представить боюсь, о чем он мог подумать. Что сейчас творится в его голове. Стою и не двигаюсь и какие-то мгновения в втроём так и стоим, а затем голос подаёт Либэ. — Ты за вещами? — Сука, на французком! — Сейчас принесу.       Уходит, а у меня внутри новые звезды взрываются. На французком! Зачем? Мог бы на английском, как и здоровался с Алексом, но… Таким образом разделяет нас, показывает свое превосходство — иначе не назовёшь. Огонь, я чувствую как внутри Алекса разгорается ярость, ему очень не по душе этот выпад Либэ.       Алекс делает шаг за моей спиной и я неосознанно вхожу в дом, иду немного дальше. Не могу двигаться, меня всего сковывает невидимыми цепями, меня изнутри в узлы скручивает. Пусть этот дом и стал привычным, его можно назвать именно моим домом, но… он обходит меня и идёт, осматривается.       Блядь, один хищник на территории второго. Гребанная закрытая клетка и я тут в качестве добычи, или укротителя, потому что если Алекс начнёт — я полезу его останавливать, хоть это и будет бессмысленно. Не знаю, хорош ли Либэ в каком нибудь из видов спорта, но судя по телосложению — должен быть.       Страшно. Странно. Декорации Либэ Алексу подходят, но он выглядит здесь чужим — осматривается, мне даже кажется — принюхивается. Словно впитывает здешних атмосферу, словно пытается понять, я здесь гостем был или жил.       А меня внутри так колбасит, что я в шоке, что все ещё на ногах держусь, да и они не трясутся. А я в таком состоянии ступора-прострации, что могу только о стенку опираться и всё. Едва дыша. А с другой стороны меня ещё и распирает.       Алекс здесь. Алекс приехал. Он злится, злится на Либэ, вероятно, бесится и… ревнует? Господи, вот лишь от этого у меня внутри не то, что бабочки, а динозавры. Это ведь абсолютно другая ревность — не та, когда он к каждому столбу и без причины, а сейчас — когда есть причина, есть беспокойный повод и…       Это абсолютно иначе, абсолютно прекрасно. Ему ведь я важен, он беспокоится, да? Алекс — беспокоится!       И у меня фейерверки, у меня там новые вселенные, чёрные дыры, новые звезды. Я чувствую одновременно столько всего, что боюсь потерять сознание. При нём. При них обоих. Это буфет фиаско.       Либэ возвращается с рюкзаком и сумкой с ноутом, протягивает их мне, но… Алекс каким-то слишком галантным и уверенным движением перехватывает вещи. Словно теперь он разделяет нас, словно даже не позволит протянуть ко мне руку, не то, что коснуться.       И меня в мясо, повторяюсь, да?       Меня размазывает так, словно я слетел с мотоцикла прямо в бетонную стену. Там не то, что кровяха, там мозги по ближайшему-неближайшему метражу. Мне хорошо и приятно настолько, что с ума сводит. А в комнате напряжение.       Напряжение, что можно резать ножом, даже желательно рубить топориком, да поострее. Либэ несомненно понял, что это было ответом на его выпад, смотрит и молчит.       Сука.       А я меж двух огней. И двинуться не могу, ни сказать ничего. Стою на шаг позади Алекса и не вижу его взгляда, но взгляда Либэ — достаточно. Там молнии, там грозовые тучи, такой эмоциональный шквал, что затопит в секунду.       Там разочарование, печаль, злость, ревность переплетаются с отчаянием и принятием, сожалением и скорбью.       А затем он переводит взгляд на меня — там грустная печаль арфы, музыка плача фортепиано и боль. Понимание того, что чувствую я. Мне слов не хватает просто напросто, но ему это не нужно. За время знакомства он так хорошо меня изучил, понял и помог идти вперёд, даже предугадывал иногда мысли и действия — вот и сейчас понимает.       А мне нужно разворачиваться и уходить, уверен, Алекс не сдвинется с места раньше меня. А мне бы хоть шаг сделать, но это трудно, потому что Либэ тоже стал родным, может не любовником, но дорогим, не братом, но кем-то близким.       В итоге шаг делает Либэ.       В мою сторону. И на секунду мне кажется, что Алекс его убьёт, но… Всё спокойно, слишком спокойно. Даже убийственная атмосфера для этой ситуации. Накал почему-то исчезает, когда это успело произойти?       Либэ обнимает меня, я успеваю скосить взгляд и увидеть как белеют костяшки на кулаках Алекса, но ничего не происходит. Либэ обнимает меня и я вдыхаю его запах, понимая, что это последний раз. Здесь я больше не появлюсь. — Он шикарен. — Вновь на французком, что наверняка выводит Алекса. — Я понимаю, почему ты выбираешь его, Владд. Как нибудь приеду к вам в гости, нужно же научить твоего Тигра правильно себя вести.       Целует меня в щеку и улыбается.             А улыбка — грустная-грустная.       Печальная.

Наполненная неразделённой любовью…