Taste

***

Чонвон просыпается, как от толчка, когда чувствует, как чья-то рука зажимает его рот. Запястье нападавшего сразу оказывается схваченным, как в тиски, рукой самого Яна, уже готового применить один из приëмов, которые он выучил, годами посещая секцию тхэквондо, но его останавливает раздавшийся в темноте знакомый голос:       — Чонвон-а, это хён, — проговаривает Сонхун совсем рядом с лицом парня, заставляя того озадаченно проморгаться. Младший (теперь уже полностью проснувшись) разжимает пальцы на запястье Пака, и тот заметно расслабляется, облегченно вздыхая в тишине комнаты. Ян хмурится и слабо бьет хëна по руке в очевидном требовании, наконец, её убрать.       — Говори тише и иди за мной, — предупреждает старший прежде, чем это сделать, на что лидер снова озадаченно моргает. — Пожалуйста, — шепотом добавляет Сонхун, до этого несколько раз оглянувшись с очевидно читающейся на лице тревогой. Чонвон, несмотря на полнейшее непонимание происходящего, кивает и спустя какое-то время, наконец, поднимается со своей кровати. Он идёт на цыпочках следом за старшим, пока они оба не пересекают спальню, бесшумно закрывая дверь позади себя. Парни выходят из комнаты в общий зал и с удивлением обнаруживают мирно спящего на незастелëнном диване Ни-ки. Хён задумчиво разглядывает сопящего младшего, но что-то в его взгляде заставляет Яна серьезно сомневаться в том, что тот действительно смотрит на макнэ: вокруг старшего даже воздух звенит от наполняющей его неуверенности и сомнений, что для Пака совсем несвойственно. Сонхун — воплощение спокойствия и собранности; даже если он смущен или чувствует себя неловко, то все еще не позволяет себе показать даже намека на слабость и нерешительность. Особенно рядом с Чонвоном, с которым они общаются уже достаточно долгое время. Конечно, Ян не может сказать, что они очень уж близкие друзья, но все же, несмотря на это, знают друг друга достаточно хорошо благодаря времени, проведенному в компании бок о бок, и благодаря их идентичным личностям. Но, все еще, это не делает их близкими приятелями, так что, думает Ян, Сонхун обратился к нему, скорее всего, как к лидеру, с проблемой, которая, вероятно, повлияет на их группу. Чонвон поправляет одеяло на Ни-ки, аккуратно подталкивая края под младшего, и поворачивается к Паку, ожидая, когда тот будет готов говорить.       — Мы не можем… Не здесь. Можем мы пойти в ванную? — неожиданно спрашивает последний, смотря куда угодно, но не на Чонвона. Итак, теперь всё становится ещё более странным и начинает вызывать тревогу. Несмотря на неожиданность такой просьбы, Ян быстро кивает с надеждой показать, что он абсолютно серьёзен в отношении будущей темы разговора. Какой бы она ни была. Как только они заходят внутрь, Сонхун закрывает замок на двери. Их ванная по размерам намного больше, чем стандартная, так что вариант провести разговор здесь не вызывает у Чонвона особой тревоги или беспокойства. Старший проверяет дверь еще несколько раз, чтобы убедиться, что она точно закрыта, и после этого жестами показывает Яну, теперь мгновенно почувствовавшему неловкость, пройти в душевую кабинку, на что тот удивленно поднимает брови.       — Это… чëрт, пожалуйста, Чонвон-а, просто сделай мне одолжение, — тихо стонет Сонхун, прикрывая выражающее отчаянную обреченность лицо ладонью. Будь это кто угодно другой, кроме Сонхуна, Чонвон был бы на сто процентов уверен, что его разыгрывают, так что сейчас он незаметно окидывает взглядом все помещение, чтобы удостовериться, что нигде не спрятана камера или что-то еще. Но ничего не находит. Лидер заходит внутрь душевой с тяжёлым вздохом, и Пак, как привязанный, двигается следом, на этот раз закрывая за собой стеклянную дверцу кабинки. Что ж, вот теперь ситуация становится неловкой. Чонвон никогда не принимал душ вместе с кем-то до этого момента, и как-то ему не хотелось пробовать подобное времяпровождение сейчас. Прямо посреди ночи.       — Эм, хëн? Сонхун глубоко вздыхает и после кладёт обе свои руки на плечи Чонвона, встречаясь взглядами.       — Я должен кое-что тебе сказать, — серьёзно проговаривает старший.       — Что ж, я надеюсь, что ты привел меня сюда именно для этого, а не чтобы, не знаю, помыться вместе или типа того, — выпаливает на одном дыхании Ян, становясь саркастичным из-за охватывающего его смущения. Он ожидает, что Сонхуна рассмешат его слова, как обычно это происходит — старший медленно растянет губы, постепенно поднимая их уголки, в той самой яркой потрясающей улыбке, которая заставляет глаза бывшего фигуриста прищуриваться. Чонвон привык к этой улыбке. Но сейчас его хëн, несмотря на неловкую попытку младшего разбавить атмосферу, остается напряжённым и серьёзным, и Ян неожиданно начинает чувствовать всю тяжесть того, что Сонхун собирается сказать. Это, определенно, что-то очень значимое.       — Хëн, что такое? — наконец, тихо спрашивает лидер, и в его голосе не звучит даже капли беспечности.       — Чонвон-а… Я вампир. Наступает тишина. Они смотрят друг на друга довольно долго, и на краю сознания Чонвона появляется мысль, что это их самый долгий зрительный контакт за все время знакомства, но он быстро отбрасывает её подальше. Наконец, Сонхун убирает с его плеч свои руки и обессилено упирается спиной в стеклянную стену позади так, будто из него в одно мгновение вынули стержень.       — Ты мне не веришь. Конечно. Я тоже не верил бы себе на твоëм месте, — говорит парень, нервно проводя рукой по волосам. Чонвон несколько раз моргает, чувствуя себя ошарашенным и онемевшим. Как вообще люди реагируют на подобные заявления?       — А, эм… Хён? — Пак лишь тяжело вздыхает.       — Я вампир, Чонвон-а. Уже почти месяц. Подождите. Что?       — Что? Сонхун скатывается по стене вниз, пока не садится на выложенный плиткой пол, и обнимает колени, поджав их к самой груди.       — Это что-то типа фамильного проклятия, я полагаю. Оно пропустило несколько поколений, так что в последний раз, когда кто-то из семьи становился вампиром, это был прадед моей бабушки по отцовской линии. Со мной это случилось, когда мне исполнилось восемнадцать. Или девятнадцать, по корейским стандартам. Технически, когда стал официально совершеннолетним. Я сначала не хотел в это верить, хотя бы потому что я все ещё могу чувствовать вкус еды и наслаждаться ей, но недели две назад я неожиданно стал чувствовать жажду. Она… Она не похожа на то, что я чувствовал раньше. Абсолютно другой вид голода, который нельзя заглушить обычной едой. Я позвонил маме, и она плакала мне в трубку. Она даже не думала, что это проклятие реально. Мой отец знал, но думал, что меня и мою сестру это обойдет стороной, как обычно, и, в конце концов, они с мамой поругались. Я и сам в это не верил, так что притворялся, что всё в порядке, но после я становился всё слабее и слабее с каждым днем. Такое счастье, что наше промо кончилось… Снова наступает тишина. Чонвон ничего не говорит. Это все звучит как хорошо придуманная шутка, но проходят минуты, и Сонхун все ещё не роняет ни слова и даже не смотрит на младшего. Ян глубоко вдыхает. Хорошо. Причина, по которой Сонхун рассказал все это именно ему, не в том, что старший, как можно подумать, нуждается в друге, которому можно доверять. Если бы в этом было дело, Пак точно пошел бы к Джейку, Джею или, может, к Хисыну. Нет. Тот, кто сейчас необходим старшему — это лидер. Он боится, что его проблема отразится на всей группе. И он нуждается в помощи и руководстве своего лидера. Чонвон, спустя время всё же что-то решив, кивает сам себе и опускается, присаживаясь на колени так, чтобы быть с Сонхуном на одном уровне. Он кладет руку на плечо последнего и легонько его сжимает.       — Хëн, ты говорил кому-то ещё, кроме меня? Менеджерам или, может, кому-то из стаффа? Пак поднимает на младшего удивленный взгляд.       — Ты… ты мне веришь? Чонвон кивает. Он, честно говоря, не имеет совершенно никаких причин для того, чтобы верить во всю эту историю, но точно так же у него нет какого-либо повода искать во всем сказанном ложь. И, к тому же, его хëн выглядит таким опустошëнным и потерянным, что это, вероятно, всё же… правда. На лице Сонхуна в невероятной смеси эмоций проскальзывают шок вместе с неверием, облегчение и кривящая губы непонятная боль. Ян, испугавшись, что хëн сейчас заплачет, снова сжимает пальцами его плечо.       — Ещё кому-то, кроме меня? — повторяет он снова, и в этот раз старший отрицательно качает головой.       — Никому.       — Хорошо. Эм, а кроме жажды, ещё что-то изменилось? Сонхун задумывается на момент.       — Всё остальное в порядке. Но когда я начинаю испытывать жажду, я чувствую озноб всё время, и солнце начинает причинять неудобства. В общем, как будто я болею, — развёрнуто отвечает Пак через какое-то время с лёгкой задумчивостью.       — Похоже, что ничего не изменилось, кроме твоего аппетита, — резюмирует Чонвон, на что получает согласный кивок, и после снова воцаряется молчание.        — Мы должны сказать менеджерам? — спрашивает старший слабым голосом, прерывая затянувшуюся паузу, и в его словах звучит обречëнность. Чонвон крепче сжимает пальцы на чужом плече в ответ на это предположение и резко качает головой, сходу отметая эту мысль.       — Мы не можем. Они оба знают, что, если менеджеры и другие вышестоящие о чем-то узнают, Сонхуна просто выкинут из группы, и поэтому они никому не скажут. Ян не может допустить, чтобы это случилось. Не в его смену.       — Так, значит, тебе нужна кровь. Ты можешь пить кровь животных? — спрашивает он, стараясь не представлять себе эту картину, но всë равно испытывает рвотные позывы от одной мысли о чем-то подобном. Пак снова качает головой:       — Я уже пробовал. Это делает меня ещë более слабым. Чонвон выбирает не уточнять подробности того, как старший пытался сделать это. Лучше он освободит себя от лишних деталей.       — А человеческую кровь? И ещë раз — старший отрицательно качает головой.       — Мне даже в голову не приходило, что я могу нуждаться в… этом. До вчерашнего дня. Джей случайно порезался о нож во время готовки, и… — он облизывает губы. — Я почувствовал, как мой рот наполнился слюной… После я убежал, — заканчивает парень, легко встряхиваясь, чтобы отогнать от себя лишние мысли. — И тогда я попробовал кровь животного, но она никак не помогла. Чонвон кивает и после дает себе пару минут, чтобы переварить всю рухнувшую на него информацию. Одна его часть, та, что отвечает за рациональность и логику, отчаянно свербит уверенностью в том, что это все нереально и что его хëн просто потешается, устроив глупый розыгрыш. Другая же, лидерская часть, та, которая всегда думает о команде в первую очередь и приглядывает за всеми участниками, твердит, что он должен всё исправить. Чем бы это «всë» не было.       — Ты когда-нибудь чувствовал желание… желание напасть на кого-нибудь? — запнувшись, спрашивает Чонвон, когда собирается с мыслями. Он знает, что это довольно грубо, но этот вопрос необходим. Плюс, Ян знает, что Сонхун прекрасно понимает, почему он должен ответить, и ответить предельно честно.       — Нет, пока нет. Я могу… — старший запинается и глубоко вдыхает прежде, чем спокойно продолжить. — Я всё ещё полностью контролирую свои слова и действия. Но мой отец говорил, что если я не получу человеческой крови, то могу сорваться… — Пак замолкает ненадолго, смотря стеклянным взглядом в плитку на полу, и продолжает уже тише. — Я так не хочу, чтобы это случилось. Чонвон кивает, впитывая сказанное. Это все очень похоже на то, что говорится о вампирах в популярных фильмах или книжках. Он удобнее садится на плитку прямо перед Сонхуном, едва не задевая его своими ступнями, и трясет ногой, стараясь снять схватившую её судорогу.       — Значит, подведем итог всего, что мы знаем. Ты официально стал совершеннолетним восьмого декабря прошлого года. Сейчас тринадцатое января. Ты сказал, что чувствуешь голод около двух недель, так? — анализирует на ходу лидер, прикидывая что-то в голове, и продолжает после подтверждающего кивка старшего. — Значит… значит где-то под Рождество? И сейчас прошло где-то три недели или около того, и ты всё ещё можешь держаться. Хммм… Я бы сказал, что человеческая кровь тебе нужна раз в месяц для уверенности в том, что ты не сорвешься. Так? Сонхун моргает, изумленно смотря на Чонвона. Он не может поверить в то, насколько спокойно его лидер воспринимает всё, что Пак на него вывалил за последние минуты. Когда Сонхун впервые понял, в чëм дело, у него началась паническая атака, и он почти собрал вещи для того, чтобы уехать домой, не медля и минуты. Только изнуряющие практики и репетиции для шоу в честь окончания календарного года держали его рассудок всё это время в относительном порядке. И сейчас его лидер говорит обо всем этом спокойно и рационально. Сказать, что у Ян Чонвона самая крепкая психика в их группе, было бы самым серьëзным преуменьшением этого столетия.       — Хëн? Сонхун вздрагивает из-за внезапного прозвучавшего практически перед лицом голоса и замечает, что Чонвон смотрит на него со странным выражением.       — Прости, да, я слушаю. Я не могу поверить, что ты так спокойно воспринял всё, — говорит старший предельно честно, выныривая из своих мыслей.       — О, поверь, я сейчас на грани нервного срыва. Но это никак не поможет нам, так что я оставлю его на потом. Так вот. Кровь раз в месяц? При упоминании крови Сонхун снова чувствует, как его рот наполняется слюной. Это действительно мерзко, но сейчас он чувствует что угодно, кроме отвращения. Пак трогает языком клыки, чтобы удостовериться, что они не выросли, как вчера, когда он почуял сладкий запах крови Джея. Сонхун вздрагивает, когда Чонвон осторожно касается его подбородка с любопытством в глазах.       — Хëн, твоя кожа холодная, — говорит младший рассеянно и после дважды трогает нижнюю губу Пака большим пальцем. Сонхун послушно приоткрывает рот, мгновенно поняв намек, и пытается заставить себя не покраснеть от смущения. Опыт их «совместной» жизни уже дал Паку понять, что лучше просто позволить младшему делать то, что хочется, когда он чем-то серьезно заинтересован. Парень чувствует себя очень неловко, будучи в центре внимания лидера, так что смотрит куда угодно, кроме лица последнего. Чонвон же без лишнего стеснения рассматривает рот хëна со всех сторон, исследует чужие зубы так, будто пытается что-то найти.       — Ты можешь заставить свои клыки вырасти? — спрашивает Ян и, даже не дождавшись ответа, просто продолжает исследование. Через какое-то время, достаточно удовлетворившись и насытив своё любопытство, лидер отпускает чужой подбородок. — Мы не можем никому рассказать об этом. Не сейчас, во всяком случае. Мы скажем мемберам, когда проработаем способ справляться с этой проблемой. Но определенно никому больше за пределами группы, — рассуждает он, задумчиво играясь с краешком пижамы Сонхуна. Подобная близость заставляет зубы старшего зудеть, так что он держит рот закрытым. Пак отчаянно хочет, чтобы тыкающие здесь и там пальцы Чонвона снова оказались в его рту, и тогда, может быть, он бы смог мягко задеть их зубами, и... Старший усилием воли вытряхивает из головы подобные мысли и тяжело сглатывает. Чонвон надолго замолкает, обдумывая ситуацию. Даже его пальцы, перебиравшие до этого подол Сонхуновой пижамы, останавливаются на месте, только придерживая край ткани. Он смотрит куда-то чуть выше плеча Пака, но в действительности не видит ничего, глубоко погрузившись в размышления. Сонхун решает не мешать. Он, в свою очередь не может поверить в то, насколько надёжным и уверенным сейчас выглядит Чонвон. До этого дня старший почти неделю думал над тем, нужно ли вообще кому-нибудь рассказать, что с ним происходит. Может, стоило бы обратиться к Хисыну. Или Джейку. Или Джею. Но, честно говоря, сколько бы он ни думал, понимал, что просто не сможет пережить, если парни отреагируют плохо или вовсе ему не поверят. Сонхун прекрасно осознавал, что все это не имеет под собой никаких оснований: он знает своих мемберов и знает, что друзья его поймут. Даже помогут ему. Но Пак просто не мог заставить себя взять и сделать это. И тогда он увидел Чонвона, только вернувшегося со встречи с менеджерами по вопросам их будущего расписания, и в голову пришла мысль, что он должен, вероятно, рассказать о своём секрете их лидеру. На размышления ушло ещё несколько дней, пока, наконец, парень не набрался мужества, чтобы сделать это. И вот, сейчас они здесь, и оказывается, что быть единственным, на кого направлено внимание младшего, куда более волнительно, чем казалось до этого. Даже несмотря на то, что Чонвон младше Сонхуна, он ведёт себя куда более зрело, чем должен бы в своем возрасте. Нет, Ян не позиционирует себя, как самого старшего, скорее, Пак может сказать, что прямо сейчас тот ощущается больше как его ровесник. Это сбивает с толку, но в то же время, вопреки всему, внушает уверенность.       — Хëн, укуси меня, — внезапно говорит Чонвон, поднимая на старшего взгляд. Фраза, выброшенная в тишину душевой, оказывается такой неожиданной, что Сонхун, до этого погружëнный в свои мысли, не может остановить натиск фантазий, проносящихся в голове. Он может взять младшего прямо здесь и сейчас. Прижать его к стене, закрыть ему путь назад. Позволить себе вонзить зубы в пространство между ухом и ключицей и взять своё. Он, должно быть, на вкус просто потрясающий, без сомнений. Кто-то вроде Ян Чонвона определённо будет восхитительным на вкус, с его-то очаровательным лицом, сладким голосом и стойким разумом. На вкус младший должен быть как чистая отвага. Сонхун облизывает губы и чувствует, как его клыки удлиняются.       — Хëн, у тебя светятся глаза. Голос его фантазии прорезается сквозь дымку в голове, и Пак моргает несколько раз, стараясь вернуться в сознание. О чëм он вообще думает? Это его бесценный друг и тонсен — его мембер. Старший отшатывается от Чонвона, как от прокажëнного.       — Нет, — слабо хрипит он, несмотря на желание, огнем текущее по венам.       — Сонхун-хëн, тебе это нужно. Никто больше не знает. Никто больше не может знать. Будет куда опаснее, если ты сорвëшься. И я смогу, в случае чего, остановить тебя, если только твое вампирство не сделало тебя сильнее, как это обычно бывает в фильмах и книгах. Я справлюсь с этим, хëн. Вот когда ты не будешь на грани того, чтобы на кого-нибудь кинуться. Мы можем более подробно обсудить, как будем действовать дальше. А сейчас я не пущу тебя в спальню с другими мемберами, пока ты не будешь сыт. Это звучит логично. Это звучит как то, что должен бы сказать лидер и его рациональный мозг. Сонхун рассказал это всё не для того, чтобы сделать Яна своим мешком с кровью.       — Чонвон-и, не делай так, — просит он, отодвигаясь немного назад. Пак не может поверить, что сам по своей инициативе завëл себя в подобную ситуацию. Он должен был просто молчать и держать всё в тайне. Притвориться, что болен, и вместо всего сейчас происходящего позволить своим родителям позаботиться о проблеме. А теперь Чонвон предлагает себя. Его, Сонхуна, искушение во плоти. Старший должен был предвидеть это, должен был понимать, что лидер придет к такому выводу. Хисын и Джей убьют его, если он когда-нибудь ранит их драгоценного младшего. Он сам убьет себя, если сделает Чонвону больно.       — Пак Сонхун, — зовёт по имени лидер тяжёлым голосом. Пак вздрагивает от интонации, которая звучит в голосе Яна (в тайне все мемберы называют её «лидерским голосом»). Тот, на самом деле, очень редко использует этот тон, тяжёлый от звучащей в голосе важности и безапелляционности. Он никогда не использует его без необходимости и обычно просто даёт мемберам делать, что им захочется. Когда же такое случается, и лидерская интонация звучит, это значит, что от Чонвона требуется сфокусировать внимание группы на какой-то определённой ситуации или дать стаффу и менеджерам понять, что будет лучше для команды.       — Ты мой старший брат, и я уважаю тебя за это. Но сейчас я не прошу. Я не говорю как твой младший, или брат, или одногруппник. Сейчас я говорю как твой лидер. Ты пришёл ко мне, потому что я лидер, и потому, что ты хочешь для группы только лучшего. Я тоже. Вот почему это единственное верное решение сейчас, и ты это знаешь, — говорит Чонвон, смотря в глаза старшего, и тот вздрагивает, чувствуя давление от произнесенных слов. После этого они снова замолкают. Пак знает, что каждое сказанное слово — правда. Они оба понимают, что все именно так, и это самый безопасный путь из возможных. Но всё ещё… это Чонвон.       — Я не хочу делать тебе больно, — тихо шепчет Сонхун, несмотря на то, что его клыки всё ещё остаются длинными, а в глазах пробегают отблески красного. Лицо Чонвона смягчается.       — Я справлюсь, хëн. Верь мне. Я вот тебе верю, — с добротой проговаривает младший.       — Зато я не верю себе.       — Я верю за нас обоих. Давай, хëн, дай мне позаботиться о тебе. Проходит несколько секунд прежде, чем Сонхун подчиняется своим инстинктам, о которых до этого момента он даже не подозревал и которым не мог сопротивляться. Не тогда, когда он борется с ними в одиночку, а Чонвон находится на противоположной стороне. Пак все еще думает, что происходящее сейчас — неправильно, но не может одержать победу в войне против своих отчаянных желаний и против младшего. Он медленно поднимается, и Чонвон следует за ним, смотря своими потрясающе широко раскрытыми глазами исключительно на хёна. Сонхун держит руками оба предплечья лидера и подталкивает его назад до тех пор, пока тот не упирается лопатками в плиточную стену прямо под лейкой душа.       — Если я… Я должен знать, что если не смогу вовремя прекратить, ты сможешь заставить меня остановиться, — говорит Пак, пока его руки медленно тянутся от предплечий к широким плечам Чонвона.       — Я смогу, — отвечает тот, и эта непоколебимая уверенность успокаивает шторм внутри Сонхуна. Он обхватывает лицо Чонвона ладонями и вздыхает от открывшегося ему вида. Ян милый, правда, очень, очень милый. И старший говорит это ему каждый раз, когда такая возможность подворачивается. Вообще, он и раньше испытывал что-то вроде желания укусить Чонвона от того, какой он милый и привлекательный, так что, наверно, это должно было стать подсказкой для Сонхуна. Он чуть наклоняется вперед и упирается лбом в лоб младшего, вдыхая его запах и прикрывая глаза. Пак может чуять всё, из чего состоит Ян Чонвон. Он облизывает губы.       — Где я могу?..       — В-в шею? У нас нет никакого расписания на ближайшие три дня, да и сейчас я ношу водолазки, в основном… — Чонвон замолкает, когда хëн убирает руки с его лица. Левая ладонь просачивается сквозь волосы младшего и удерживает его голову у затылка, пока вторая соскальзывает ниже к шее и ключице, а большой палец начинает массировать область чуть ниже мочки уха. По телу Яна проносится дрожь, и Сонхун двигается ещё ближе, совсем не оставляя пространства между ними. Пак прижимается своей щекой к щеке младшего и глубоко вздыхает. Так близко, что Пак может слышать суматошное сердцебиение лидера, может чуять сочащееся из него любопытство, оттенëнное лёгким страхом, может чувствовать его доверие и преданность, а так же улавливать аромат покорности. Монстр внутри Сонхуна хочет разрушить Чонвона. Но старший всё ещё не монстр. Он не для того держал себя под строгим контролем на протяжении последних недель, чтобы сейчас так просто сдаться, поэтому он защелкивает ошейник и крепко хватает воображаемый поводок, удерживая чудовище внутри себя в узде. Парень оставляет нежные поцелуи на щеках Яна и в уголке его рта, на что младший отрывисто выдыхает, и Сонхун едва подавляет в себе мгновенно вскипевшее желание поймать и проглотить этот тихий выдох, как и все, что ещё может сорваться с чужих губ. Пак оставляет последний легкий поцелуй на уголке уха лидера и шепчет мягкое «спасибо» прежде, чем двинуться ниже к его шее. Чонвон снова вздрагивает, и Сонхун несколько раз мягко поглаживает затылок парня ладонью, которую до этого впутал в его волосы, после чего немного сжимает и тянет в сторону чужие пряди, двигая голову вбок, чтобы обнажить шею ещё больше. Другая же рука Пака мягко обхватывает младшего так, что в итоге тот оказывается в надёжных баюкающих объятиях. Разум старшего буквально разрывается от желания без промедления вонзить клыки в шею Чонвона; пить и пить до тех пор, пока от него не останется ничего. Но Сонхун сильнее натягивает поводок в своём воображении и вместо этого прижимается губами в поцелуе к тому месту, куда собирается кусать, и остается так на несколько мгновений. Когда он впервые прокусит чужую кожу, пути назад уже не будет, и от этого осознания Пак хочет заплакать. Он вздрагивает, когда маленькие ладони Чонвона обвиваются вокруг его туловища.       — Я с тобой, — шепчет тот. С полыхающими красным глазами, Сонхун всë же отпускает себя и кусает. Чонвон прикрывает глаза и сопротивляется желанию оттолкнуть старшего от себя. Вместо этого он сжимает руками ткань пижамы на чужой спине от резкой боли. Это больно. Больно настолько, что парню хочется заплакать, несмотря на то, что обычно он редко позволяет себе слезы. Но боль уходит вместе с переставшими пронзать плоть клыками. Сонхун несколько раз мелко облизывает кровоточащие точки прежде, чем прижаться ртом к ранам и просто глотнуть. Долгий низкий стон вырывается из горла старшего, и Чонвон резко хочет ударить себя за то, что его щеки начинают гореть. Он не шевелится, и так проходит несколько секунд. На самом деле, все могло бы быть не так уж и плохо, если бы он ещё не думал о всяком. Но не думать ни о чëм постороннем оказывается не так уж и просто; не тогда, когда он становится сверхчувствительным каждым сантиметром тела. Чëрт, Чонвон не может поверить, что его хëн действительно вампир. Даже несмотря на то, что Ян поверил ему изначально, теперь, когда всë озвученное становится чересчур реальным, это знание воспринимается совершенно по-другому. Младший прикрывает глаза и решает не думать об этом. Во всяком случае, сейчас. Неожиданно раздается стук в дверь, и Чонвон застывает, его глаза резко распахиваются. Сонхун не замечает ничего, слишком сосредоточившись на методичных глотках и слабом постанывании в шею младшего.       — Хён? — звучит голос Ни-ки. Ян дëргает кран душа, и сверху на них обоих жесткими струями начинает падать ледяная вода. Парень вскрикивает из-за резкого холода и перекручивает регулятор в другую сторону.       — Ду-душ!..— лидер громко стонет, когда старший снова кусает, погружая клыки чуть позади предыдущих ран. Удовольствие скатывается вниз к животу, ниже и ниже, и Ян быстро меняет температуру льющейся сверху воды обратно на холодную, тяжело дыша.       — Хëн? — снова зовет Ни-ки. Чонвон сам не верит своему голосу и пытается отвлечься от происходящего, думая о чем-то грустном. «Глобальное потепление. Умирающие пингвины. Трëхногие котики. Зомби-апокалипсис… Стоп. Зомби-апокалипсис уже не звучит так уж плохо». Парень чувствует, как становится всё слабее, а перед глазами начинают бегать черные точки, и это становится очевидным сигналом к тому, что старшего нужно остановить. Чонвон хлопает его по спине, надеясь лишь на то, что Сонхун послушает, потому что прямо сейчас у Яна совершенно нет сил разбрасываться приемами тхэквондо.       — Хён, — зовёт он, но не получает никакого ответа. — Хён, достаточно, — упавшая с губ Чонвона просьба звучит скорее как скулеж. Сонхун отшатывается мгновенно, возвращаясь в чувства. Вода смывает с его губ остатки крови, и Чонвон облегчëнно вздыхает, медленно скатываясь вниз по стене. Их обоих охватывает тишина, нарушаемая только звуками разбивающейся о плитку воды.       — Чонвон-а? — зовёт Пак, пока его глаза, пусть и с расширенными зрачками, возвращаются к натуральному цвету, а клыки уменьшаются.       — Я… Я в норме. Я думал, что придется с тобой драться, — устало отвечает Чонвон, чувствуя себя предельно опустошëнным. Ему просто хочется свернуться в клубочек и спать до скончания времён.       — Ты должен был остановить меня раньше, — бормочет Пак пристыжено и помогает им обоим сдвинуться так, чтобы младший опирался на стеклянную дверь душевой, и холодная вода больше не задевала их.       — Всё в порядке. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает лидер, когда Сонхун выключает льющий душ.       — Это я должен спрашивать, — отбрасывает старший и, к удивлению Яна, подхватывает последнего на руки.       — Х-хëн?.. — сконфуженно зовёт младший, чувствуя, как его лицо становится горячим из-за смущения. Что ж, теперь он знает, что в нем достаточно крови для того, чтобы краснеть.       — Ты замëрз. Я наберу тебе ванну, — отвечает Сонхун, не смотря на него, и толкает стеклянную дверь, чтобы выйти из душевой кабины.