***
На его выступлениях Алонсо стал постоянным слушателем. Расстарался, и теперь Лютик пел в лучших тавернах по всему Новиграду. — И на какие шиши пануем? — спросил Золтан, когда Лютик принёс свежий кувшин. — Снова шпионажем занялся? — Иди-ка ты на хер, — огрызнулся Лютик, но выражение лица Золтана привело его в чувство: пьяным он должен был быть счастливым и весёлым. Раз уж трезвым это у него не выходило. — И что за бабёнка тебе сердце разбила? Лютик осушил кружку. — Нашёл нового покровителя. Или ты предпочтёшь, чтобы я снова у тебя на выпивку клянчил? Золтан долил себе из кувшина. — А я не жалуюсь. Я рад, что ты потихоньку на ноги встаёшь, — больше всего Лютику нравилось, что Золтан никогда не жаловался на то, как много он пьёт. Уж в этом он точно был хорошим другом. — Ага.***
Он сидел в кабинете Алонсо и читал из собственного сборника стихов. Время от времени Алонсо отрывался от работы и сосредотачивал на Лютике взгляд. Слушал. Иногда просил зачитать какой-нибудь отрывок или исполнить определённую мелодию. На приключения с Геральтом это похоже не было. Ни тебе споров о том, что Геральт из-за своего кодекса отказывался от хорошей работы, ни возмущений, что Лютик от работы, оскорблявшей его мастерство, отказаться не мог, заканчивавшихся лишь тем, что они оба уступали во имя сытного ужина. Немного жертвенности, парень, ничего больше. В этом они с Геральтом были равны. В случае с Алонсо было совсем иначе, потому что у того было много денег. Столько, что он без стеснения мог тратить их на своё увлечение искусством. Лютик не стыдился их принимать. Искусство было страстью достойной. В конце концов, сам Лютик посвятил ему жизнь. Он разгадал, что Алонсо — романтик, и рассказывал ему истории, которые собирал долгие годы. Подчас в них не было и крупицы правды, но это было неважно: Лютик разгадал, какие концовки нравятся Алонсо больше всего, и переиначил истории на новый лад. В финале каждой Лютик ждал, что Алонсо скажет: — Да не так всё было. Не дожидался. Алонсо не знал, что всё было не так. Но и в правдивость историй вряд ли верил. Как-то вечером он сидел, откинувшись на спинку стула, со штофом водки в руке, закрыв глаза. Просто слушал. В ту ночь Лютик рассказывал ему совсем другую историю. Он рассказывал ему историю любви. Историю любви ведьмака и ведьмы. На финальной ноте горло сдавило. Пальцы на нетронутых струнах лютни дрожали. — Почему ты рассказал её именно так? — Ну, это одна из самых знаменитых моих историй. — Нет, — Алонсо открыл глаза. Карие. Не золотые. — Почему ты написал о любви ведьмы и ведьмака? Ты же знаешь, я ничего не имею против историй о безответных чувствах. Абсолютно ненужный поворот для уже и без того трагической истории. Устроившийся на диване Лютик не двигался с места и не сводил с Алонсо глаз. Он тяжело сглотнул, на шее судорожно дёрнулся кадык. — Жил-был на свете бард, который так сильно любил ведьмака, что всего через неделю знакомства готов был умереть вместе с ним. — У этого барда есть имя? — Эсси Давен, — солгал Лютик. — И что же? Они умерли вместе? — Нет, — он стиснул челюсти. — Потому что сердцем ведьмака она никогда не владела. Его сердце принадлежало другой. Губы Алонсо растянула хищная улыбка. Такое выражение лица Лютику доводилось видеть и у Геральта. Тот умел неприятно улыбаться. — Продолжай. Думаю, эта история мне понравится больше. Лютик проснулся с похмельем, которое впору было назвать королевским, и с таким обезвоживанием, что не смог бы проронить и слезу. Это должен был быть я. Почему это был не я? — спросил он. Прокричал. Проскулил. Никто не ответил. Никто никогда не отвечал.***
Когда Алонсо поцеловал его в первый раз, Лютик окаменел. — До меня тут один слушок дошёл. О барде, что любит играть в «Подземелье». Пальцы, порхавшие по струнам лютни, не сбились с ритма. Лютик склонил голову к плечу, как будто услышал свежую пикантную сплетню, а не страшный секрет. В «Подземелье» собирались приверженцы неправильной любви. Мужчины, любившие мужчин. Женщины, любившие женщин. Те, кто не был ни мужчиной, ни женщиной. Все те, кто не вписывался в общепринятые рамки. — Я слышал, что из-за этого один человек плёл против барда интригу. Алонсо присел рядом с Лютиком на диван, ухватил его двумя пальцами за подбородок, с пристальным любопытством улыбнулся. — Мне под силу избавить тебя от чинимых им неудобств. — Боюсь, что я никогда не был в «Подземелье», — легко улыбнулся Лютик. На самом деле улыбка далась ему с трудом, но была отточена до того мастерски, что никто бы не заметил. — Ты меня с кем-то спутал. А потом Алонсо его поцеловал. Разорвав поцелуй, прихватил зубами нижнюю губу. У него были карие глаза. Но Лютик не отпрянул. — Одно твоё слово, и Дийкстра больше никогда тебя не побеспокоит, — ещё одно прикосновение губ. Если зажмуриться, можно было почти поверить, что его целует Геральт. Закрыв глаза, Лютик ответил на поцелуй.***
— Лютик! — Золтан выдернул его из толпы. — Это и есть твой покровитель? Ублюдок, мать его, Старший, глава новиградского преступного мира? Лютик вырвал руку из его хватки. — Я знаю, что делаю. Я не ребёнок. Они все так с ним обращались. Словно он идиот и бездарь, который не может ни шнурки на гульфике завязать, ни со своими проблемами разобраться. — Ты и твои покровители, — Золтан сплюнул под ноги. Что ж, в чём-то его злость была оправданной. — Лютик, мы не можем нажить себе такого врага. — Ты думаешь, если бы я ему отказал, мы бы сразу лучшими друзьями стали? У Золтана обречённо опустились плечи. Он глубоко задумался. Бросил на Алонсо ещё один взгляд. — Он вылитый Геральт. — Я не понимаю, о чём ты сейчас говоришь. Тяжёлый вздох. — Так я и думал. Намёк пришёлся Лютику не по нраву. — Я знаю, что он мёртв. Мы все там были. Ты не думал, что я просто устал ложиться спать с желудком, прилипшим к позвоночнику? — Я, может, и стою целой армии, но тут, Лютик, один в поле не воин. Если что-то пойдёт не так… — Разрешаю бросить меня подыхать в одиночестве, — он улыбнулся, но улыбка не была ни доброй, ни лёгкой. Рот перекосило с той же силой, с какой скручивало нутро. — Лютик. — Прости, — улыбка, больше походившая на оскал, исчезла. Лютик съёжился и отступил. — Всё будет хорошо. Мне пора возвращаться к работе. Внимание, с которым Золтан не сводил с него глаз, было ему ненавистно. Несколько раз Лютик просил подавальщицу принести за его стол выпить — в надежде, что Золтан обо всём забудет.***
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату Алонсо ввалились трое. — Шеф, мы его нашли, — сказал один, кивнув на зажатого между ним и его напарником раненого мужчину. Алонсо сурово нахмурился. — У меня гость. В Лютика, взгромоздившегося на стол, упёрлись два удивлённых взгляда. Его затрясло. С раненого прямо на ковёр капало кровью. — Ты ему что, не поможешь? — спросил Лютик. Державшая раненого парочка загоготала. Они смеялись, смеялись, смеялись и никак не могли остановиться. Алонсо пересёк комнату и приблизился к раненому, потянул, крепко ухватив, за волосы. — А знаешь, тебе повезло, — он понизил голос, почти зашептал, но Лютик всегда отличался отменным слухом. — Не было бы у меня гостя, я бы постарался сделать это как можно больнее. Хруст сломанной шеи. Лютик столько раз слышал этот звук, что легко мог его распознать. Сколько бы водки ни вливал он в себя той ночью, забыть этот хруст он так и не смог.***
У Алонсо было много татуировок. Немало шрамов. Поменьше, чем у Геральта, конечно, но чему тут удивляться, с ведьмачьей-то работой. Алонсо лениво и сыто улыбался Лютику, пока тот стирал с их тел пот и семя. Сполоснув и отжав полотенце, он забрался в постель. Волосы у Алонсо давно поседели, и Лютику очень хотелось их погладить, пропустить между пальцами — иногда он делал так с Геральтом, когда они делили постель. Но Алонсо очень быстро становилось жарко, и после он предпочитал избегать прикосновений. Устроившись на дорогих простынях, Лютик стал ждать, когда его поглотит сон. Алонсо перекатился на бок и уставился на него внимательным, пронизывающим взглядом. — Чего? — спросил Лютик. — О чём ты мечтаешь? — Чего? — Лютик коротко хохотнул. Звук вырвался из груди сам собой. — О чём ты? — Что угодно, Лютик. Что угодно в этом мире. Если бы ты мог получить всё, что угодно, что бы ты загадал? Геральта. Живого. Он задумался. Просто живого. О большем он бы и просить не стал. — Я всегда хотел иметь своё кабаре, — Лютик вскинул взгляд к потолку. — Храм танцев, песен и хмельного пития. Настоящий притон искусств. Одна мысль об этом вызывала улыбку. Пусть он не умеет обращаться с финансами, бежит от любой ответственности и наверняка пропьёт всю прибыль. Он улыбнулся. Впервые за несколько лет для этого почти не пришлось прилагать усилий. — Я бы нанял всех своих друзей. У меня есть подруга, которая может поставить лучшее танцевальное представление. Есть один низушек — он делает восхитительной красоты афиши. А эльфы отлично знают, как привлечь толпу, — он не называл имён — на случай если когда-нибудь Алонсо захочет причинить ему боль. — Я бы позаботился о том, чтобы у всех была работа. И платил бы им честно и по справедливости. Они бы знали, что у меня им всегда рады, что у меня они в безопасности. Он бросил взгляд на Алонсо, который выглядел довольным жизнью и умиротворённым, и продолжил слегка бессвязно: — Само собой, мне помогал бы Золтан. Уж он-то знает, как управляться с пьяницами. Напрактиковался на мне. А ещё у нас непременно были бы комнаты наверху на случай, если… Он умолк, представив комнату со стойками для оружия. Для двух мечей и арбалета. Комнату, которая никогда не будет использоваться. — Просто на всякий случай? Лютик облизнул губы. — Для друзей, которые заехали в город. Которым нужно где-то остановиться. — Ты надеешься увидеть кого-то определённого? Да так, одного мертвеца. — Всех моих друзей. Все они желанные гости. — Но ты надеешься увидеть ведьмака. — Геральт мёртв. Почему ты продолжаешь его поминать? Улыбка Алонсо была жестокой. — Потому что думаю, что это прекрасная история любви. Ты хочешь подарить ему дом, приют. И надеешься, что, может быть, тогда он останется с тобой. — Он ненавидит город. Он бы никогда не согласился остаться. — Что, как ты думаешь, важнее всего в жизни? Смена темы. Лютик испытал чувство благодарности и ответил, не раздумывая: — Дружба, — помолчал. — Ну и любовь ещё. Дружба и любовь. Вино ещё там. И раз уж мы заговорили о вине… Он потянулся к бутылке, стоявшей на столике у кровати, но Алонсо перекатился и навис над ним, не давая пошевелиться. Зажав между крепких рук, как в клетке. Возраст не лишил его руки силы. — Ты думаешь, если ты построишь им дом, они наконец останутся? Сделают тебя своим портом и гаванью? Ты думаешь, это наконец заставит их тебя полюбить? Улыбка Алонсо была жестокой. Лютик осклабился в ответ. Схватил его за плечи и перекатился так, чтобы оказаться сверху. — Позволь открыть тебе один секрет, Алонсо, — Лютик упёрся руками ему в грудь. — Я никого не люблю. Ни тебя. Ни женщин, с которыми сейчас вижусь. Их пять, к слову. С тремя из них я ещё и помолвлен. А тех, кому я обещан в мужья, не стоит и пытаться сосчитать. Я использую тебя. Точно так же, как использую их. — Смелое заявление. — Если бы я их любил, стал бы я им изменять? — он схватил бутылку и отхлебнул. Вчитался в этикетку. — Тебя я, разумеется, использую ради денег. Что касается женщин… я мог бы в подробностях рассказать, какими их умениями и связями собираюсь воспользоваться, но не стану — это, знаешь ли, плохо для дела. А мог бы. — Краснолюда ты тоже используешь? Лютик усмехнулся. — Все мои друзья рядом со мной по какой-то причине. Золтан не даёт людям меня убить. У Шани есть связи. Геральт, блядь, был ведьмаком. Я думал, что уж ты-то должен понимать такие вещи. Алонсо долго его рассматривал, а потом произнёс: — Ты лжёшь. — Нет, не лгу, — Лютик откинулся на пятки и снова отхлебнул из бутылки. — Но если ты хочешь верить в ложь глупого барда, милости прошу. Остальные этим не гнушаются. — Ты лжёшь. Ты пытаешься защитить их от меня, — Алонсо забрал у него бутылку, покачал ею, баюкая вино внутри. — Но я слышал твою историю. Ты хотел умереть рядом с ведьмаком, потому что так сильно его любил. Ты пытаешься убедить меня, что тебе плевать на каждого из них, чтобы я причинил боль только тебе. Но я не такой, как твои друзья. Я тебя насквозь вижу. — Нет, не видишь, — Лютик соскочил на пол, начал собирать раскиданную одежду. — Ты пьёшь так, словно хочешь утопиться в вине, Лютик. — Свои штаны он нашёл под кроватью. — На одной только этой неделе ты трижды ходил к Понтару. Ты был слишком пьян, чтобы купаться. Но, видно, надеялся, что тебе хватит смелости свалиться в воду. — Лютик натянул штаны, не потрудившись даже отыскать исподнее. — Но вот настоящая правда твоей истории: дело в том, что ты трус, Лютик. И всегда им был. Он натянул нижнюю рубаху и огляделся в поисках курточки. — Тебе не хватает смелости ни для того, чтобы жить, ни для того, чтобы умереть. Вот почему ты остался со мной, даже узнав, кто я и на что способен. Потому что надеешься, что я всё сделаю за тебя. И ты хотел убедить меня поступить именно так: просто убить тебя. — Я с тобой только потому, что ты похож на Геральта, — выплюнул Лютик. Из каждого слова сочился гнев. Несколько мгновений Алонсо выглядел изумлённым, но очень быстро его удивление сменилось весельем. — Я не собираюсь убивать твоих друзей. И тебя я тоже убивать не собираюсь, как бы ни была сильна твоя гипотетическая благодарность. Нет, — он откинулся на спинку кровати. Ухмыльнулся. — Я не стану размахивать кнутом, а поманю пряником. — Чего? — Предлагаю уговор, — он взмахнул в сторону Лютика бутылкой вина. — Переживи меня, и я осуществлю твою мечту. Лютик склонил голову к плечу. Не успевая за его мыслью. Ничего не понимая. — Я отдам тебе один из моих борделей. Скажем, «Шалфей и Розмарин». Он станет твоим после моей смерти, и ты сможешь делать с ним всё, что пожелаешь. — Зачем? — Затем что ты мой любимый поэт, Лютик. И ты чертовски хорош в постели, — он махнул рукой на свободную половину кровати. — Потешь чудовище, и твоя мечта исполнится. В этом у тебя богатый опыт. — Геральт не был чудовищем. Он был одним из самых прекрасных людей, которых я когда-либо встречал. — Ты не думал, что я говорю о тебе? Такие речи он понять мог. Курточка полетела на пол. Лютик забрался в постель, лёг рядом. В ушах снова зазвучал хруст сломанной шеи. — Ты получаешь удовольствие от убийств? Алонсо широко улыбнулся. — Да. Закрыв глаза, Лютик свернулся калачиком на постели. Внутри него уже жило одно чудовище. Что с того, если он будет засыпать рядом с другим?***
— Слишком долго я торчу в этой помойной яме. Давай уедем из Новиграда, Лютик. Хоть куда. Ему было интересно, связано ли предложение Золтана с тем, что прошлой ночью он вернулся домой мокрый и насквозь провонявший Понтаром. — Давай. Это звучит неплохо.***
— Лютик, Геральт жив! — Шани, не надо так со мной. — Я не лгу! Он жив… он потерял память, но он жив, Лютик. Ты же знаешь, я бы никогда не стала об этом лгать!***
— Жив, значит, да? — В сказках только так и бывает. — Для Эсси Давен второй акт твоей истории тоже закончится лучше, чем первый? — Нет. Не говори глупостей. Мы же имеем дело с очень трусливым бардом.***
— Ты тогда говорил серьёзно? Когда обещал мне бордель? — Да. — Почему? — Думал, что это поможет тебе продержаться ещё пару лет. — Ты мне лжёшь, Алонсо. Алонсо оскалился в жуткой пародии на улыбку. Прижал ладонь к груди. — Возможно, твоя история о барде, который так сильно мечтал о доме, что готов был за него умереть, меня тронула. — История была не об этом. — Возможно, я что-то путаю. Дом там, где сердце. Бард потерял своё. — Потеряла. Эсси была женщиной. — Мы оба знаем, что я говорю не об Эсси.***
— Скажи-ка мне… как так вышло, что ты стал владельцем этого… заведения? — спросил Геральт, осматривая комнату, которую Лютик для него приготовил. Лютик прислонился к дверному косяку и рассмеялся. — Ты не поверишь. Я его унаследовал… от самого Алонсо Вилли, от самого Ублюдка Старшего. — Ты прав. Не верю. — Алонсо правил местным преступным миром железной рукой. Но в глубине души он был романтиком. Истинным. Сейчас такие редкость. Кажется, не задумавшись ни на мгновение, Геральт пристроил мечи и арбалет на оружейную стойку, открыл сундук в углу комнаты и заглянул внутрь. — Я дам тебе ключ, если ты решишь что-нибудь здесь хранить, потому что… — потому что в Каэр Морхене хранить было больше нечего и негде. Геральт издал благодарное мычание. — Как бы там ни было, но это место — одна из причин, по которой его сын меня не жалует. Видишь ли, Киприан — то есть Младший — хотел превратить это место в бордель, но «Розмарин» достался мне. Геральт бросил в сундук несколько книг. Пару вполне достойных нарядов. Седельную сумку, доверху набитую хламом. Лютик не сказал на это ни слова, хотя искушение было велико. — Погоди, это был моток проволоки и канделябр? — бороться с искушением становилось всё труднее. — Я, конечно, всегда считал тебя той ещё сорокой, но это уж слишком. — Вдруг пригодится. Ну, или продать смогу. — Как скажешь, Геральт. Как скажешь. Снизу, по ступеням, взлетела музыка, и Лютик улыбнулся. Как же легко теперь давалась улыбка, много легче, чем в последние годы. До них донёсся голос Присциллы. Теперь это был альт. — Спасибо, что помог мне с открытием. Геральт, прислушавшись, едва заметно нахмурился. — Прости, что не смог её защитить. — Геральт, если бы тебя там не было, Присцилла умерла бы жуткой смертью, а я топил бы свои печали в каком-нибудь кабаке с заблёванными стенами. В подобном месте он оказывался всякий раз, когда терял друга. Пытался утопиться в бутылке. Никак не мог набраться мужества, чтобы сделать это правильно. — После озера так оно и случилось, — Геральт не уточнил, о каком озере он говорит. Ему и не нужно было уточнять. После озера, единорога и вил в живот. — Золтан сказал, что это было мрачное время. — Да-да-да, — Лютик пересёк комнату и плюхнулся на кровать. — К счастью для вас всех, я — трус. Сундук закрылся. Кровать рядом с ним прогнулась и заскрипела. — Я этому рад. Не хотелось бы тебя потерять. Лютик повернулся, чтобы видеть его лицо. Испещрённое шрамами, но без единой татуировки. Золотые глаза закрылись, Геральт поёрзал, растекаясь по перине. — Удобная кровать, скажи? — Та, что в Корво Бьянко, лучше. — Что ж, придётся, пожалуй, заглянуть к тебе, когда я в следующий раз окажусь в Туссенте. Проверить самому. — Непременно. Приезжай погостить. — Я… не хотелось бы путаться у кого-нибудь под ногами… Геральт дёрнул плечом. — Уж Цири тебя вытерпит. Лютик перекатился на бок. Вбирая в себя каждую чёрточку знакомого лица. Мечтая перестать быть таким трусом. — И что ты собираешься делать теперь? — Я не знаю, — золотые глаза открылись. Перехватили его взгляд. — Тебя хватит ещё на пару приключений, Лютик? — На одно или два точно, — подтвердил он. — И здесь тебе всегда будут рады. — Я никогда не смогу жить в городе. — Я знаю, — он столько его жалоб и нытья выслушал в своё время. Но Лютик хотел стать для Геральта хотя бы точкой на карте. Местом, где можно отдохнуть, взять передышку. — А ты бы смог жить в деревне? Он вспомнил сон, который видел однажды. — Я бы мог выращивать розы. — Не уверен, что почва в Корво Бьянко для них подходит. — Ах, да какая мне разница? Одуванчики, шпорник, любисток или розы. Я всё равно их с трудом различаю. Главное, чтобы они были красивыми, вот что важно. — Не лютики? — улыбнулся Геральт. Лютик ответил раздражённым взглядом. — За лютиками не нужно ухаживать. Они прекрасно растут и выживают сами по себе, каким бы паршивым ни было место, в котором они пустили корни. — Это хорошо. Я не очень умелый садовник. Улыбка Геральта слегка померкла. — Ну, так это и не твоя работа. — Могла бы стать моей, — в мерцающем свете свечей его глаза отливали золотом. Сведя брови в одну линию, Лютик вглядывался в лицо Геральта и силился разгадать смысл его слов. Не позволяя слабому ненадёжному сердцу на что-то надеяться. Как будто мог ему помешать. — Это ужасная работа. Садоводство. Геральт перекатился на бок, вытянул руку, зажал подбородок Лютика пальцами. — Для меня — нет. У Лютика вырвался смешок, и он отвёл взгляд. — Ну, по сравнению с утопцами и экимразями, это и дураку понятно. — Экиммарами, — поправил Геральт. — Ты не сможешь навредить мне магией, Лютик. — Какое на редкость проницательное наблюдение, Геральт… я знаю, что большинству из тех, с кем ты делил постель, такие трюки вполне по зубам, но, мне кажется, это довольно неожиданная тема для беседы… — забубнил он, не глядя в лицо, черты которого он так долго пытался разглядеть в Алонсо. Притворялся, что видит. — Так что, если ты хочешь меня поцеловать, тебе придётся сделать первый шаг. У Лютика сдавило горло, он замолчал, но на Геральта не взглянул. — Слишком рискованное предприятие для ещё одного трофея в коллекции, Геральт. — Ты ничего не обязан делать, если не хочешь, — Геральт пожал плечами. — Я просто предложил. — Ха, дело в том, что я хочу, но, видишь ли… — он сглотнул. Заставил себя поднять глаза. — Я страшный трус. — Я бы так не сказал, по личному опыту, — он улыбнулся. С нежностью. — Хочешь, упрощу задачу? — он наклонился вперёд, но не прикоснулся. Сердце у Лютика забилось чаще, он качнулся навстречу. Поцеловал. Они отстранились друг от друга. Губы Геральта изогнула улыбка. — Давненько я не целовался с кем-то, — Геральт показал на своё лицо пальцем, — с волосами на лице. — Я мог бы сказать то же самое. Бородка выглядит неплохо, но я не уверен, что останусь при том же мнении, если мы повторим. — Если? Лютик фыркнул. — Хорошо-хорошо. Когда. — Мы что-нибудь придумаем, — пообещал Геральт, перекатываясь на спину. — Всегда можно побриться. — Но мне нравится бородка! — На мне или на тебе? — И на мне, и на тебе, — признал Лютик. Геральт улыбнулся и снова поёрзал, утопая в перине. — Ну-ка, ну-ка, старый ты дед, давай расположимся в этой кровати, как подобает. С протестующими стонами, поначалу не поддаваясь, Геральт всё же позволил затолкать себя под одеяла. Лютик устроился рядом. — Тебя где-нибудь ждут, Лютик? — спросил Геральт, полусонно, уткнувшись в подушку, а оттого невнятно. — Нигде, — заверил его Лютик. — А это значит, что я могу отправиться вместе с тобой куда угодно. — Я буду рад. — Хорошо.