Август
Ремус Люпин не хотел ехать в колледж. Он планировал поступить в местный, оставаясь рядом со своей матерью и продолжая работать старшим библиотекарем. Даже подал заявления в колледжи за пределами штата только для того, чтобы сделать свою мать счастливой. «Ты должен, по крайней мере, стремиться к чему-то за пределами этого города, Ремус», — сказала она. И, честно говоря, он бы хотел этого, но его мечты заключались в том, чтобы читать вслух лекции в уютном загородном коттедже или не ложиться спать до рассвета, печатая на своем ноутбуке рассказы. Такого рода мечты не нуждались в высшем образовании, достаточно было иметь простое образование. Его мать думала, что он недооценивает себя, но, проведя свою юность в больницах, наполненных анализами крови, рецептами и различными методами лечения, Ремус научился ценить простоту. Все, что ему было нужно, — это получить диплом. Ничего причудливого или особенного, просто обычный колледж, который даст ему образование для приличной работы. Потом он переехал бы от мамы и нашел бы квартиру, устроился бы работать редактором, либо помощником адвоката, либо… ну, он не до конца определился с этим, просто надеялся найти какую-нибудь работу. Поскольку его жизнь была распланирована с такой туманной уверенностью, единственная вещь, в которой Ремус был уверен, начав рассылать заявления в колледжи, — это то, что он бы не уехал далеко от матери, чему он был вполне рад. Поэтому, когда мама положила письмо из Принстона, Нью-Джерси, на обеденный стол, Ремус чуть не уронил стакан с водой. Он поступил. Где-то между его личным заявлением о том, что он, борющийся с раком, рос в семье с одним родителем, и его портфолио коротких рассказов, они решили, что он был хорошим кандидатом для их колледжа. Не просто хорошая кандидатура, подумал Ремус, перебирая бумаги, чтобы прочитать финансовый отчет, предлагающий ему почти полную стипендию, отличную стипендию. Именно так Ремус, вытягивая ноги, боролся с легким дискомфортом, когда его мать припарковала их машину, только что проведя в 14-часовой поездке. Он посмотрел на здание в готическом стиле и вздохнул. Ремус был рад началу занятий, но не так сильно, как тому, что он готовился покинуть квартиру и тихий средний запад. Он насчитал по меньшей мере двенадцать чрезмерно возбужденных студентов в неоново-оранжевых рубашках и съежился, спросив у одного из них о том, где находится общежитие. Он надеялся сегодня познакомиться с несколькими ребятами по возможности, не включая трех его соседей по комнате и матери. Кстати о ней, его телефон завибрировал в кармане и он достал его, чтобы посмотреть, что она написала ему перед тем, как вернуться на стоянку. Хоуп Люпин стояла, прислонившись к машине, когда Ремус подошел. Если бы не Ремус и несколько седых волос, которые только начали появляться среди рыжих волос, она могла бы сойти за аспирантку или молодого профессора. Ее гибкая фигура выглядела такой маленькой в тени старых зданий, и на мгновение Ремус подумал о том, как она выглядела в молодости. Она познакомилась с его отцом в семнадцать лет, насколько знал Ремус, вышла за него замуж в двадцать один, и родила сына в двадцать два. Она не говорила об этом времени слишком много, но Ремус предполагал, что это потому, что воспоминания о нем приносили ей боль из-за бывшего мужа. Он оставил свою семью без ничего, когда Ремус был еще младенцем, и поэтому не вызывал симпатии ни у одного из оставшихся Люпинов, и, несмотря на то, что ему сказали, что он «точная копия своего отца», Ремус не узнал от своей матери больше ничего об этом человеке. И, очевидно, до сих пор не знает. — Ты так похож на своего отца в этом возрасте, — вздохнула Хоуп, — Это и правда жутко. — Мне часто об этом говорят, — Ремус нежно улыбнулся. Его мама обняла его за талию и повела к багажнику машины, чтобы забрать вещи. — Вы, Люпины, такие дылды, — она покачала головой, — Твой отец тоже изучал английский, ты знал об этом? Ремус серьезно посмотрел на нее. — Нет, не знал, — ответил тот, — Я всегда думал, что он изучал менеджмент или экономику или еще что-то, что убедило его, что мы не были достаточно дорогими. Но английский? Я и не подозревал. Его мать посмотрела в его сторону слегка неодобрительным взглядом, прежде чем взять постельное белье и снова заговорить. — Это правда. Он усердно занимался, писал короткие рассказы в свободное время, читал мне вслух, сидя у камина в нашем доме, когда мы были в твоем возрасте… Все обычные способы по соблазнению девушки. — Боже, если так ты соблазняешь женщин, то, полагаю, я обречен быть странными студентом, занимающийся творчеством, — миссис Люпин криво улыбнулась. — Я не говорила, что я единственная, кого он так соблазнил, Редж. С тобой все будет в порядке, как и всегда. — Редж? Мне сколько, 12? В следующий раз ты назовешь меня Эр-Джей, словно я снова в детском саду? — Ремус покачал головой. Мать легонько шлепнула его по руке, прежде чем закрыть багажник. — Не моя вина, что ты решил повзрослеть. У тебя есть работа, детка, прости меня за то, что я жалею, что ты так быстро вырос. Покрасневший Ремус надел свой рюкзак и схватил чемодан, развернувшись в сторону общежитий. Его мать тихо шла рядом, и они вскоре остановились у распределительной стойки, чтобы взять ключ, прежде чем пройти по четырем лестничным пролетам к комнате 412. На двери висела табличка с именами: Джеймс, Сириус, Ремус и Питер. «В конце концов, мое имя — не самое странное в списке», — подумал Ремус, слегка усмехнувшись, когда он попытался проконтролировать свое дыхание. — Все хорошо, Ремус? — тихо спросила Хоуп, когда ее сын задержал дыхание у дверей. Даже спустя три года после его последней терапии, женщина относилась к нему с осторожностью, и это была та вещь, которую Ремусу не терпелось оставить в прошлом. Он вздохнул. — В порядке, мам. Просто хочу быть готовым к разговорам с моими соседями, — он едва повернулся к маме перед тем, как вставить ключ в скважину и открыть дверь. В блоке была общая комната, в центре которой стоял диван, два кресла, кофейный столик и телевизор. На спинку дивана было небрежно наброшено разноцветное покрывало, что указывало Ремусу на тот факт, что по крайней мере один из его соседей по комнате уже был там. Судя по приоткрытой двери с табличкой «Джеймс и Питер», это был один из них. Он развернулся и указал матери следовать за ним, и они прошли к комнате справа, на которой криво висела зеленая табличка «Ремус и Сириус». Ремус постучал из вежливости и, не услышав ответа, повернул дверную ручку. Комната была среднего размера. Две кровати стояли у противоположных стен, с двумя маленькими тумбочками около каждой. Два небольших шкафа располагались друг напротив друга в похожем на нишу пространстве в задней части комнаты, между ними находилось окно с мягким сиденьем под ним. Напротив шкафов стояли бок о бок два высоких комода, а около кроватей находились письменные столы. «Выглядит хорошо», — решил Ремус. Особенно ему приглянулось сиденье около окна — он представлял много хороших вечеров, которые проведет, свернувшись калачиком под одеялом и перечитывая свои любимые книги. Изучив комнату и одобрительно кивнув, Ремус вошел должным образом, его мама следом за ним. Они вдвоем потратили полчаса на распаковку его вещей. Было ли у Ремуса достаточно шампуня? Хотел ли он, чтобы его первое издание «Собаки Баскервилей» стояло у него на столе, или ему нужна книжная полка? Это все было улажено, прежде чем Хоуп обвела комнату беглым взглядом и вздохнула. — Тебе нужно что-нибудь повесить, стены здесь ужасно скучны, — заметила она, осторожно почесывая голову. Ремус узнал свою нервную привычку в действиях матери и слегка улыбнулся. Она полностью осознала эту мысль «мой единственный ребенок уедет через полстраны», и ее тревога набирала обороты. Ремус был знаком с этим чувством. — Это общая спальня, здесь нет ничего неожиданного, знаешь, — ответил он, полностью поворачиваясь к ней лицом, — Но, возможно, я повешу несколько фотографий или постеров на стены, чтобы чувствовать себя уютнее, если это поможет тебе чувствовать себя лучше. Его мать улыбнулась, но губы ее дрожали, и Ремус едва успел отреагировать, когда она в два шага пересекла комнату и крепко сжала его в объятиях. Он посмотрел вниз и увидел слезы в ее глазах, его сердце наполнилось любовью к женщине, которая его вырастила, проходя через все преграды, которые никто не мог бы предугадать, с грацией и стойкостью, которые могли бы проявить немногие, всегда с улыбкой и поцелуями в щеки. Она отвела глаза от его взгляда и убрала свою руку с его плеча, чтобы вытереть слезы. Ремус ждал, пока она успокоится, прежде чем принять маму в крепкое объятие. — Ты не забудешь пить лекарства каждый день? — пробормотала она в его футболку. Он раздраженно хмыкнул. — Нет, мама. — И позвонишь доктору Смиту, если почувствуешь себя странно или некомфортно? — Да, мама. — И ты позвонишь мне, если не будешь хорошо себя чувствовать? В эмоциональном смысле. — Мам, я буду в порядке. Обещаю, — Хоуп уткнулась лицом ему в грудь и крепче прижала его к себе. — Ты хороший мальчик, Ремус Люпин. У тебя здесь все получится. Ремус фыркнул. — Ты всегда так говоришь. Только не жди, что я вернусь домой и стану следующим Скоттом Фицджеральдом, хорошо? Его мама рассмеялась и отпустила его. — Давай, Ник Кэррауэй, мое парковочное место продержится еще десять минут, — Ремус закатил глаза прежде, чем последовать за матерью вниз по лестнице, хихикая. Обратный путь к парковке был полон колкостей о тиграх и Нью-Джерси. — Я предупреждаю тебя, они все ужасные водители, детка. Не доверила бы никому из них отвезти меня. Ремус засунул свои руки в карманы, пока его мама вставляла ключ в замок зажигания и выходила из машины, облокотившись на нее. Хоуп Люпин внимательно осмотрела сына. При своем росте 188см он был несколько сутулым, но карие глаза сегодня стали зелеными — значит, нервничал. Несмотря на волнение, его губы были изогнуты в знакомой ухмылке, и Хоуп заметила, что завитки его грязных светлых волос свисали немного длинновато на ее вкус, и улыбнулась. Он немного вырос за последние три года, и хотя она знала, что цеплялась за каждую минуту, проведенную с ним после его диагноза, она была почему-то шокирована тем, что они достигли этого момента. Она подозревала, что всегда будет видеть его двояко — таким, каким он был в настоящем, и таким, каким он был, когда лежал на больничной койке и в семь, и в двенадцать, и в пятнадцать лет. Она слегка вздрогнула. — У тебя есть две задачи, Ремус. Две задачи, хорошо? — А? — Ремус приподнял бровь, глядя на нее. — Меня совершенно не волнуют твои оценки, ясно? Это важно, но авторитет этого заведения, — она указала на кампус, — более значим, чем любая пятерка, которая когда-либо у тебя будет. Так что не беспокойся об этом. Это твоя первая задача. Просто сосредоточься на учебе и писательстве. — А вторая? — Я знаю, что в наши дни тебя волнуют только мелочи, но, — Хоуп драматично вздохнула и вскинула руками, — ты в колледже, наслаждайся! — Ты купила машину и проехала девятьсот миль ради своего единственного ребенка, только чтобы сказать «наслаждайся», мам? Это правда благоразумно? — уголок губ Хоуп приподнялся в конце вопроса. — Я доверяю тебе достаточно, чтобы думать, что это хорошая идея. Ты заслуживаешь несколько вечеринок, пока молод, даже если они появятся немного позже, чем должны. Заведи друзей, живи своей жизнью — будь осторожен, конечно — но повеселись, хорошо? Каждый говорит, что колледж — это лучшие четыре года жизни, и я не буду давить на тебя, заставлять делать это, но я действительно хочу, чтобы ты вышел из всего этого тяжелого опыта с хорошими воспоминаниями. Ты сможешь сделать это для меня? Ремус закатил глаза, ожидая, что его мать сбросит маску, но когда его взгляд снова устремился на ее лицо, ее выражение было искренним. — Ты сейчас серьезно? — Ремус, ты слишком долго имел дело со взрослой жизнью и реальным миром. Я хочу, чтобы ты должным образом развлекся, — она тщательно подбирала слова, — Пообещай, что повеселишься. — Обещаю. — Мой хороший. Дай мне тебя обнять еще раз, — Ремус фыркнул и сделал легкие шаги навстречу своей матери, немного наклоняясь и заключая ее в объятия. — Я так горжусь тобой, Ремус. Ты должен знать это, — пробормотала она в его плечо, пока Ремус гладил ее по голове. — Я знаю, мам. Я знаю. Я люблю тебя, — и она снова заплакала. Они постояли так еще немного, пока Хоуп не отстранилась. — Мне пора, если я хочу добраться до Огайо к вечеру. С тобой все будет в порядке? Ремус кивнул. — Я буду в порядке. — Хорошо. Я люблю тебя, Ремус. Иди веселись. — Тоже люблю тебя, мам. Ремус стоял у обочины до тех пор, пока машина не завернула за угол, прежде чем пойти обратно в общежитие. На этот раз он не торопился подниматься по лестнице, позволяя чувству одиночества захлестнуть его. «Это необычно», — пробормотал он, — «чувствовать себя таким одиноким, когда последний человек покинул меня». Он пробрался в свое все еще пустое общежитие, схватил со стола роман и уселся на подоконник с книгой на коленях. Создать несколько хороших воспоминаний, ха? Я отлично с этим справлюсь, мам.***
Когда родители Сириуса Блэка бесцеремонно высадили его у Принстонского кампуса, его первой мыслью было понять, где он, черт возьми, находится, и куда ему нужно идти. Его чемодан не был большим, но после получаса перетаскивания его в гору к тому, что казалось студенческим городком в жару начала августа, парень был измотан. Сидя на скамейке около, как он думал, главного корпуса, Сириус достал телефон, чтобы перечитать письмо с информацией об его общежитии. Улыбка коснулась уголков его рта, когда он увидел три пропущенных сообщения от его брата. 10:00 AM — Все еще злюсь на вас, что вы полетели в Нью-Джерси без меня. Это не такой уж и долгий перелет, и мы ВСЕ знаем, что у Вальбурги и Ориона есть достаточно средств для этого. Неважно. Сириус фыркнул. Регулус не был неправ, у их родителей было достаточно денег, чтобы взять младшего с собой. Речь шла не о том, чтобы тратить деньги на Регулуса, а о том, что, потратив деньги на Регулуса, они бы косвенно приняли выбор Сириуса о колледже, а они были категорически против. Он закатил глаза прежде, чем пролистнуть к следующему сообщению. 10:02 AM — Я знаю, что они все еще злятся из-за выбранного тобой Принстонского университета, когда ты наплевал на семейную традицию поступать в Гарвард, но я думаю, что это все херня. Это твоя жизнь, не их. Я все еще в шоке, что они думали, что ты будешь идти по стопам отца и выберешь менеджмент. Ну честно, они вообще с тобой знакомы? Сириус улыбнулся первой части сообщения. В любом случае, Рег был все еще на мой стороне, несмотря ни на что. Но все остальное было правдой. Его родители никогда не были особенно в восторге от пути, по которому он шел, даже когда он был младше. Сириус знал, что он был несносным, таковы дети. Но его родители не были согласны, и ему часто об этом говорили. У всего было свое место, а у каждого из них была своя роль. И выйти за рамки дозволенного, ну… Сириусу не нравилось об этом думать. Когда они узнали о его ориентации, он не ходил в школу неделю, чтобы «навестить родственников», как сказали его родители. На самом деле Сириус провел все это время в своей комнате, залечивая синяки на лице и спине, впервые в своей жизни чувствуя такой страх перед родителями. Это был не первый раз, когда его били, и не последний, но этот раз был самый худший. После того, как он отказался забирать свои слова обратно насчет сексуальной ориентации, его родители начали делать ему отвратительные намеки и рассказывать шутки, связанные с его «стилем жизни», как они это называли. Скрытые комментарии превратились в язвительные, когда они вернулись в семейный дом, и за закрытыми дверями Сириус мог бы поклясться, что его мать считала его преступником, основываясь на ее обращении с ним. Это и есть одна из причин, почему он был так решительно настроен подать заявление в колледж, в любой колледж, который не был во вкусе его родителей. Как бы драматично это ни звучало, он не мог позволить им управлять этой частью своей жизни. Спустя восемнадцать лет их убеждения легли слишком тяжелым грузом на его плечи, и даже сейчас он не был полностью уверен, что не заслужил той ярости, которая была направлена на него. Он покачал головой. По крайней мере, когда появился Регулус, Сириус смог защитить его от части их гнева. Его младший брат был единственной причиной, почему он до сих пор оставался здравомыслящим в этом доме, как он уверял себя. Регулус не был таким… агрессивным, каким был Сириус. Он рано понял, когда нужно держать свой язык за зубами, чему Сириус завидовал, и родители полностью его игнорировали во время очередных скандалов. Регулус был более эмоциональным, чем его брат, и Сириус не мог быть более довольным. Он всегда думал, что Регулус был слишком хорошим для их семьи, слишком добрым. Его родители были слишком злыми, что было очевидным, а Сириус… Сириус был злым и безрассудным. Но Регулус был добрым и умным, и хорошим. Сириус усмехнулся, когда подумал, что его младший брат останется с его родителями. Всего два года, ему просто нужно продержаться еще два года, продолжал он убеждать себя, но болезненное чувство в животе, похоже, не восприняло это как достаточное утешение. 10:05 AM — Во всяком случае. Я горжусь тобой, просто хотел, чтобы ты знал, неважно, что они говорят. Ты мой любимый брат, и я взволнован, что ты наконец переехал и будешь независимым. Ты потрясающий, потому что такой вот ты. (И, как бонус, твое «пошли нахуй» М & П было великолепным) Люблю тебя, Эс. Увидимся в ноябре. Сириус хихикнул. Он думал не только о Принстоне, чтобы пораздражать родителей, но тот факт, что это произошло, был пресловутой вишенкой на вершине довольно очевидного среднего пальца, который он показал им, выбрав факультет истории вместо чего-то более полезного для семейного бизнеса. Он отправил быстрое «Люблю тебя тоже, Рег, скоро увидимся», прежде чем свернуть браузер с сообщениями. «Комната 412… соседи: Джеймс Поттер, Питер Петтигрю, Ремус Люпин*» Взгляд Сириуса метнулся к нижней части письма, чтобы понять, что означает звездочка. А, это его настоящий сосед по комнате. Он задался вопросом, звучало ли его имя так же нелепо для его соседа по комнате, как его имя для него, прежде чем решил, что ему следует двигаться дальше к главному корпусу. Двадцать минут спустя Сириус одной рукой катил свой чемодан, а второй держал карту, проверяя, куда ему идти. После всей прогулки по кампусу, оказалось, что он был ближе к своему общежитию, прежде чем пошел искать главный корпус. Он вздохнул. В такие моменты он жалел, что не поступил в Гарвард, по крайней мере, у него были бы люди, которым можно было бы посочувствовать. Неважно. Он уже был здесь, не так ли? Он удивился, когда посмотрел на здание, в котором он будет жить следующие девять месяцев. Глубоко вздохнув, он вошел. После того, как он получил ключ и поднялся наверх, должно быть, на сотню ступенек, Сириус добрался до комнаты. Время уже близилось к обеду, и, когда он услышал урчание в животе, Сириус осознал, что не ел целый день. Решив, что он может поесть после распаковки своих вещей, Сириус открыл дверь. Гостиная была на удивление просторной для комнат первокурсников и, судя по одеялам и подушкам, брошенным на диван, его соседи по комнате уже были здесь. Он повернулся, чтобы найти свою комнату, табличка на двери была слегка неровной, и постучал, прежде чем открыть ее и ухмыльнуться. Его сосед — Ремус, напомнил он себе — уже приехал. Поверх одеяла парня лежало довольно поношенное одеяло, рядом с экземпляром «Убить пересмешника» и нераспечатанной плиткой шоколада. Сириус соблазнился взять сладость себе, но остановил себя и оглядел остальные вещи его соседа. Книжная полка была забита книгами, и Сириус заметил тканевую сумку, лежавшую на кровати Ремуса, набитая еще романами, которые не влезли на полку. Письмо от Сервиса Студенческого Проживания не давало много информации о соседе, поэтому Сириус составил свое представление о том, каким был этот Ремус. Многие из книг были подержаны, либо куплены в секонд-хэнде. Оливково-зеленый рюкзак, висящий на спинке стула, в котором еще ничего не было (Сириус проверил, просто чтобы убедиться). Когда Сириус бросил открытый чемодан на пол и достал свое постельное белье, он мельком увидел пару обуви под кроватью соседа и осторожно вытащил их наружу. Белая пара кед с маленьким флагом бисексуалов. Сириус широко улыбнулся этому. «В конце концов, мне не придется сталкиваться с гомофобией этого парня», — подумал он, переставляя туфли так, чтобы казалось, будто он их не трогал. Он закончил заправлять свою кровать и отошел, вернувшись к изучению комнаты. Лист бумаги на столе его соседа привлек внимание Сириуса, и он взял его. Это была маленькая открытка с маргариткой и короткой запиской внутри, в которой говорилось, что отправитель «гордится им, но не может дождаться, когда снова увидит его в октябре», подписанная кем-то по имени «Джулс». Возможно, у него есть девушка? Когда он снова посмотрел на кровать Ремуса, то заметил лист бумаги на тумбочке и подошел к ней, чтобы прочесть. Я захотел оставить тебе записку, на случай, если ты приедешь, пока я буду на обеде. Я Ремус, твой сосед. Надеюсь, тебе неважно, на какой стороне комнаты жить — если это не так, то я с радостью поменяюсь. В любом случае, здесь не так уж много места для перемещения. Сейчас 11:30, когда я пишу это, и я думаю, что вернусь через час или около того. Если ты приедешь, пока меня нет, и захочешь перекусить или тебе что-то понадобиться, не стесняйся писать мне, мой номер указан в письме от ССП.— Ремус Люпин
Сириус улыбнулся. Этот мальчик словно ангел. Судя по немногочисленным личным вещам, разбросанным по комнате, он казался вполне приличным, если не сказать больше. Сириус напечатал сообщение парню, но остановился, его палец завис над кнопкой отправки. Зачем беспокоить кого-то сообщениями, если он вернется через час? Я могу позаботиться о себе сам. Удалив сообщение и положит телефон на стол, Сириус снова оглядел комнату. Здесь было довольно необычно, но… все равно чего-то не хватало. Украшений, возможно? Пожимая плечами, он решил убить немного времени, пока он ждет возвращения соседа. Он подумал найти еды, но вспомнил лестницу из ста ступенек и передумал. Вместо этого он подошел к столу Ремуса и осмотрел выставленные там книги. Осторожно взяв «Великого Гэтсби», Сириус схватил подушку со своей кровати и подошел к креслу у окна в задней части комнаты. Подушка на кресле была удобной, как он и ожидал, но стена была слишком жесткой, чтобы прислониться к ней. Он разместил подушку за спиной и оперся плечом на угол в маленьком закутке прежде, чем сбросить туфли и положить ноги на кушетку, согнув колени, чтобы создать что-то вроде подставки для книг, на которую можно опереть роман. Он прочитал две главы перед тем, как потерять концентрацию. Он никогда не был поклонником Эпохи Джаза, и от описаний Джея, Ника, Тома и Дейзи Фицджеральдом у него слегка свело живот, когда Сириус подумал о своей семье. Он вернулся к столу Ремуса и аккуратно разместил книгу на месте, где она стояла, прежде чем вернуться в кресло у окна, вздохнув. Он уже скучал по Регулусу. К этому времени его младший брат запрыгнул бы к нему на кровать и посоветовал заводить больше друзей и исследовать мир. Сириус пообещал сделать это все, но, после первых трех часов нахождения в кампусе, этому не суждено было случиться. Он оглядел комнату в поиске того, чем он мог бы заняться. Он все еще был потным и липким от его хождения по кампусу, поэтому он подлетел к своей сумке и вытащил из нее чистую рубашку. Его рука сомкнулась вокруг воротника рубашки, когда он почувствовал, как что-то шершавое коснулось его костяшек пальцев. Он снова потянулся к сумке и аккуратно открыл ее. Маленькая фигурка, сделанная из винных пробок и раскрашенная в виде собаки, покоилась у него на ладони. — Бродяга… — едва слышно пробормотал он. Собака его брата, которую Сириус сделал для него, когда Вальбурга довела Регулуса до слез, сердито заявив, что они точно не пустят дворняжку в свой дом. На столе зазвонил его телефон, и Сириус подошел, чтобы проверить его, каждые несколько секунд недоверчиво поглядывая на собаку в своих руках. 12:39 PM — Ты уже распаковался? — Сириус хмыкнул. Регулус становится королем драмы. Он быстро напечатал положительный ответ прежде, чем поставить собаку на почетное место на его полке. Его телефон снова завибрировал. 12:41 PM — Хорошо. Просто хотел убедиться, что у тебя есть что-то, что напоминало бы обо мне, придурок. Как будто я мог вообще забыть тебя, подумал Сириус про себя, а после сделал фотографию собаки на полке и отправил ее со словами: «Как бы я забыл?». Через несколько минут Регулус написал, что их родители вернулись, и Сириус разочаровано хмыкнул. Он не был уверен, что тревога и чувство вины из-за того, что он оставил Регулуса с родителями, исчезнут в ближайшее время. «Люблю тебя, Рег. Напиши мне, если тебе что-нибудь понадобиться, хорошо? Я в Нью-Джерси, а не на конце мира, черт возьми» 12:50 PM — 10-4, С. Тоже люблю тебя. И скучаю. Сириус вздохнул, внезапно столкнувшись с волной усталости. Он предположил, что мог бы ожидать этого после всех этих прогулок по кампусу с 23-киллограммовым чемоданом, но он, однако, удивился, что это так быстро произошло. Не желая портить постельное белье, которое он только что постелил, Сириус вернулся к креслу у окна и свернулся калачиком на подушке. Закрыв свои глаза и думая о брате, он только задремал, когда дверь открылась.