"О музыка, ты пища для любви! Играйте же, любовь мою насытьте, и пусть желанье, утолясь, умрет!"
Двенадцатая ночь, Акт I, Сцена I, Строки 1-3
— 29 апреля —
Единственная мысль, которая крутилась в голове Ремуса, пока он плелся вверх по лестнице к своему общежитию в понедельник днем, это то, как чертовски сильно он устал. В пятницу ночью он наспех собрал рюкзак с самым необходимым, прежде чем сесть в машину Лили и уехать в аэропорт. Поездка в Филадельфию была в основном шоссейной, поэтому Ремус достал книгу, фокусируясь на ней, вместо того, что разглядывать размытые пейзажи и чувствовать подступающую тошноту. Лили предложила отвезти его в аэропорт, когда услышала, что он собирается добираться автостопом. Но, несмотря на ее расспросы по этому поводу, он не сказал ей, зачем едет домой, только то, что ему нужно уехать. Это было не похоже на него — быть таким скрытным, но, мельком увидев, как крепко рука Ремуса сжимала книгу, когда он вышел из общежития, Лили решила больше не настаивать. По правде говоря, Ремус и сам не знал, почему не сказал своим друзьям, зачем он собирался домой. Это не было чем-то из ряда вон выходящим, ну, по крайней мере, для него. Ежемесячные осмотры были частью его жизни с тех пор, как ему исполнилось семь. Сократив их до каждых трех месяцев, а затем и до каждых шести, наконец, заставило его почувствовать, что он постепенно становится более… нормальным. Хотя он не уверен, что станет вообще нормальным, не когда он был так близко и был втянут в это обратно. Даже несмотря на все это, осмотры, хоть и были менее частыми, чем раньше, все равно были некомфортными. В конце концов, анализы крови и костного мозга, а также инвазивные вопросы не были предназначены для того, чтобы доставлять удовольствие — план лечения не просто так назвали «агрессивным». Но его нынешние друзья знали это. Они не те, кто будут просить его рассказать подробнее о его поездке домой. «Однако им никогда не приходилось сталкиваться с этим», — напомнил себе Ремус, — «Они только слышали, как я говорю об этом в прошлом времени, не в настоящем». Ремус подумал об этом: очень немногие люди, помимо его матери и врачей, знали о его болезни в детстве, и еще меньше знали об этом после того, как он перешел на стадию ремиссии в старшей школе. Единственный человек, который знал, — это Джулиана, и даже она узнала об этом только после почти года попыток вытянуть это из него. Ремус понял это, перечитывая ту же строчку в своей книге в третий раз. Слова слились воедино в его сознании, когда он вспомнил свое детство. Прошёл почти год с тех пор, как Лайал Люпин бесцеремонно ушел из семьи, Хоуп и Ремус получали письма от адвоката. Как бы то ни было, мама Хоуп умерла и завещала ей основную часть своего состояния. Обычно это не стало бы поводом для радости. Потратив год на то, чтобы прокормить Ремуса и себя на пенсию медсестры, Хоуп взяла деньги и съехала. Люпины переехали в старый дом «бабушки Этель», причудливое поместье примерно в получасе езды от городской больницы, и Ремус продолжал ходить в школу без особых проблем — пока ему не исполнилось семь. Когда все только началось, мать Ремуса забрала его из школы и начала обучать сама — дома, в больнице, во время поездок в автомобиле. Ремус тихо подумал про себя: ему очень повезло, что он получал большое удовольствие от чтения, иначе вся ситуация стала бы значительно более болезненной, чем она уже была. Как бы то ни было, когда рак вернулся в одиннадцать лет, и когда ситуация ухудшилась в пятнадцать, Ремус не возлагал больших надежд на свою учебу в дальнейшем. Рецидив обычно не был хорошим признаком. По крайней мере, ни одно из исследований, которые он видел в закладках на компьютере своей мамы, когда однажды ночью прокрался вниз, чтобы воспользоваться им, не указывало на это. Его вернули к более «стремительному» плану лечения, к анализам, лекарствам и терапии как раз тогда, когда он думал, что с ним все в порядке. Это были одинокие три года, потраченные на то, чтобы заниматься любыми видами деятельности, которые он мог найти, которые не были сочтены «слишком опасными для его здоровья» его врачом или «неподобающими» его матерью. Неудивительно, что это ограничивало возможности Ремуса, когда дело доходило до выбора хобби. Но он пытался, он действительно пытался. Он нашел шоу о выпечке и несколько раз пытался что-то повторить на кухне. Эти жалкие попытки, каждый раз заканчивавшиеся разгромом на кухне, заставили его мать плакать от смеха. Ремус слишком поздно понял, что добавление дрожжей в тесто было важным шагом в процессе выпечки. Он пытался научиться играть на фортепиано — плохо, прежде чем понял, что ему гораздо больше подходит гитара. Он брал ее в руки, небрежно перебирая струны в успокаивающе звучащих мелодиях ранними вечерами. Помимо этого он начал писать — короткие истории о лягушках на заднем дворе, рассказы, повествующие с точки зрения его соседей, более личные фрагменты о его жизни и о вещах, которые, как он боялся, ему никогда не доведется испытать Примерно в это же время Ремус также начал почти ежедневно ходить в местную закусочную, чтобы читать, писать и учиться. Вначале он был достаточно утомлен после 15-минутной прогулки по дороге, чтобы восстановить силы, когда он наконец вошел. Первые десять минут после прибытия он проводил, наблюдая за добродушными людьми, расслабляясь на сиденье и успокаивая дыхание. Ремус обнаружил, что это было особенно приятно летом, когда на улице были подростки его возраста. Именно в один из таких дней Джулиана Берк вошла в его жизнь. — Кто ты? — спросила она, проскользнув на сидение напротив Ремуса, пока он переписывал уравнения из учебника. — Какой-то вундеркинд или что? Ремус поднял взгляд, вздрогнув. Он учился за этим столом почти год, и никто никогда не подходил к нему, кроме официантки. Когда он встретился с ней взглядом, он осознал, что она была похожа на литературную героиню, что, предположил он позже, было подходящим описанием того, как она держала себя. Светлые волосы, которые явно когда-то были заплетены в аккуратные косички, теперь торчали разными прядями, как будто она весь день бежала навстречу ветру, а ярко-голубые глаза заставили ответить на ее вопрос. — Эм… нет, определенно нет. — Тогда почему ты учишься здесь почти каждый день? — Я делаю домашнюю работу. — Разве сейчас не каникулы? — Для меня нет. — Оу, так ты на домашнем обучении, — словосочетание слетело с ее губ со странным ударением, — Что, твои родители думают, что телевизор — это зло, а если ты пойдешь в школу с другими детьми, то они превратят твой мозг в кашу? Ремус покачал головой. — Тогда что? Они боятся влияния «бунтарных детей» в местных школах? Мы действительно кусаемся, знаешь. Ремус фыркнул, думая о коллекции книг о либеральных политиках своей матери. — Нет, это просто больше подходит мне и моей маме. — Ах, вот и улыбка, — она хихикнула, — Я — Джулиана, но ты можешь называть меня Джули. — Я Ремус, — нерешительно ответил он, а потом они сорвались с места и побежали, хотя Ремусу часто казалось, что Джули бежит, а его тащат за собой на прогулку. Но летом она навещала его каждый день и часто заходила к нему домой, когда начались занятия в школе. И после года общения и попыток выдавить улыбку и смех, Ремус наконец нарушил свой обет молчания и рассказал Джули о том, почему он учился на дому. Они лежали на траве у него на заднем дворе в конце июня, и у Ремуса перехватило дыхание, когда он услышал, как Джули повернулась на бок, чтобы посмотреть ему в лицо. Она пристально и испытующе смотрела на него несколько мгновений, а затем ответила: «Я не понимаю, почему это может что-то поменять, ты все еще мой лучший друг», прежде чем перекатиться и положить голову на его плечо. Все тело Ремуса расслабилось в тепле девушки рядом с ним в безумном счастье. Как только Джули узнала, они вдвоем стали неразлучными. Когда Ремус наконец-то начал ходить в школу в шестнадцать лет, Джули сразу представила его как «мой друг Рем, вы знаете, про которого я вечно рассказывала». У Ремуса внезапно появились друзья, не похожие на Джули, но друзья его возраста. Обычные подростки, которые вели примитивную жизнь и которые думали, что он был довольно тихим, но не более того. Джули также была единственной, кому он рассказал, что, возможно, ему нравятся как парни, так и девушки. И, несмотря на его возобновившееся беспокойство из-за того, что он сказал что-то слишком странное для их дружбы, она восприняла это спокойно, как и раньше. И когда она подсунула ему записку в классе, чтобы посмеяться над его слишком очевидным разглядыванием Джека Ньюсома, что ж, Ремус на самом деле не возражал. Она заставила его пообещать, что он напишет ей, когда доберется до дома, чтобы она могла быть уверенной, что увидит его, и до сих пор она держала свое слово. Когда он прилетел домой в октябре с целями отпраздновать день рождения матери и пройти полугодовое обследование, машина Джули уже ждала его в аэропорту. Девушка, о которой шла речь, издала совершенно неловкий звук, прежде чем подбежать, чтобы обнять его. Когда они отстранились друг от друга, она нежно взяла его за подбородок и скептически осмотрела разбитую губу. — Ты серьезно? Ввязаться в драку спустя три месяца? Каким человеком ты стал в колледже, Рем? — на лице Ремуса появилась та самая кривая ухмылка, которую Джули всегда вызывала у него, прежде чем ответить, что он расскажет ей все по дороге домой. С преувеличенными расспросами его подруги (Парень обозначил тебя экстренным контактом? И тогда ты попытался подраться с кем-то, защищая его честь? Рембрандт, я думаю, у тебя появился краш!), Ремус почувствовал себя тринадцатилетним мальчишкой, словно они катались по траве и швыряли друг в друга водяными шариками, пока не промокали насквозь, и хихикали, пока у них не начинали болеть животы. Размышления об этом, когда Лили сворачивала с шоссе, заставили его улыбнуться, а затем нахмуриться, когда он понял, как много ему пришлось рассказать ей на этот раз. Он тихо застонал, и Лили посмотрела на него с беспокойством, но Ремус был слишком занят, глядя в окно, чтобы заметить. Остаток пути его колено отчаянно дрожало.***
Как только он ступил на землю, на его телефоне было семнадцать пропущенных сообщений — одно от матери, которая просила его сообщить, когда он прилетит, и шестнадцать от Джулианы, начинающиеся от «мой Реммибой когда ты прилетиииишь» и заканчивающиеся «хотела отправить тебе это видео с котом на прошлой неделе и вот я решила сделать это сейчас» Он усмехнулся из-за нетерпения своей лучшей подруги, когда он вышел с самолета и быстро отправил «только что приземлился, встречу Джулс сейчас. Увидимся завтра» сообщение своей матери. Джулиана стояла, прислонившись к своей машине, когда Ремус вышел из аэропорта. Красная лакричная палочка была зажата между ее зубами, пока она легко собирала свои светлые волосы в неаккуратный пучок. Ремус хихикнул, увидев ее, и подкрался сбоку, чтобы стащить одну из красных конфет из упаковки, которая лежала в сумке ее толстовки. — Ты полная задница, я заплатила за них приличные деньги! — Как будто ты не собиралась поделиться, — Ремус усмехнулся, прежде чем открыть заднюю дверь и бросить свою спортивную сумку. Джули нахмурилась, но ее глаза улыбались, когда Ремус встал напротив нее в полный рост. Она осмотрела его, задерживая взгляд на его лице дольше обычного, прежде чем заговорить. — Больше никаких драк не было? — спросила она с улыбкой. Ремус закатил глаза. — Мне сказали прекратить интенсивные физические нагрузки после того, как в прошлом месяце из меня извлекли орган, — съязвил он. — О, уверена, это была травма для тебя, да? — Эй, я хожу на пробежки! Его подруга скептически посмотрела на него. — Ладно, я ходил на пробежки, но все равно! Это уже что-то! Джули посмотрела на него с сомнением, а затем взорвалась смехом, и Ремус сразу почувствовал легкую меланхолию из-за факта, что она не была с ним на протяжении восьми месяцев, когда он находился в колледже. Джеймс, Лили и Питер были замечательными друзьями, а Сириус был прекрасным соседом, но Джулиана знала его слишком хорошо, поэтому общение с ней ощущалось словно дом — не важно, где они находились. Ремус притянул ее в объятия, и она удивленно фыркнула, прежде чем обнять в ответ — Хорошо, чудак, пошли в машину, — сказала она, когда отпустила его и отошла. — Уже поздно, а я хочу вернуться домой до темноты. Спустя два часа Ремус и Джули смеялись над старым комедийным шоу на диване в ее доме. Программа прервалась на рекламу, и Джули встала, чтобы взять попкорн, и позвала его с кухни. — Итак, помимо очевидного, есть какие-нибудь новости из жизни, которые я должна знать? — Ну, ты знаешь о Мэтте… — Нет, благодаря тебе, — она замолчала, высовывая голову из кухни с суровым выражением лица. Ремус слегка покраснел. — Я говорил тебе, что мне жаль, ты не должна продолжать поднимать этот вопрос. — Я продолжу говорить об этом, пока ты не поймешь, насколько мы, блять, напуганы, что с тобой может что-то случиться. Твоя мама писала Лили, чтобы узнать в порядке ли ты, и даже она едва ли знала, что происходит. Застенчивость появилась на лице Ремуса. — Мне правда жаль. Мы с Сириусом поговорили об этом и я понял, что, вероятно, это был не лучший способ действовать. — Вероятно? — Джули раздраженно хмыкнула. — В конце концов, Сириус должен был вразумить тебя, — сказала она, возвращаясь из кухни с попкорном. Лицо Ремуса покраснело сильнее. — Эм… ага. Джулиана села на диван и укрылась одеялом. Подняв взгляд, она остановилась на выражении лица Ремуса. — Ты выглядишь так, словно хочешь что-то рассказать мне, — с усмешкой произнесла она, забрасывая попкорн себе в рот и вопросительно смотря на своего друга. Ремус покраснел еще сильнее. — Я не понимаю, о чем ты. — О, да ладно, Рембрандт, в последний раз, когда я тебя видела, ты не затыкался про Сириуса. Ты только сказал его имя и сразу стал таким же красным, как мой свитер, — она указала на свое школьное худи. — Так что-нибудь изменилось? — Ничего, Джулс. Мне нечего рассказать. — Видишь, это ты сказал, но я просто, — она указала вверх в притворном удивлении, — не могу заставить себя поверить тебе. Ремус закатил глаза и легко толкнул ее. — Ой, заткнись. Джули понимающе посмотрела на него и приподняла бровь. Ремус вздохнул и забрал миску с попкорном, демонстративно смотря в телевизор, выдыхая объяснение на одном дыхании. — Мыспаливместепаруразисейчасянезнаючточувствую. — Повтори-ка? Ремус вздохнул. — Мы спали вместе пару раз, и сейчас я не знаю, что чувствую. Глаза Джули расширились. — Ты, Ремус Люпин, спал с кем-то, а мне ничего не рассказал??? Ремус подавился попкорном, и Джули усмехнулась на его реакцию, пока он кашлял. — Все хорошо, чувак? Ремус взглянул на нее и сделал большой глоток воды. — Я не имел в виду это, знаешь. Джули усмехнулась. — Конечно, я знаю это. Это не значит, что я отпущу тебя, пока ты не объяснишься. И вот так он рассказал ей все, что происходило последние несколько месяцев — от пробуждения в постели Сириуса, расставания с Мэттом и до Сириуса, который остался с ним в больнице в прошлом месяце. К тому времени как он закончил, по телевизору шел рекламный ролик, а Джулиана зевала, ее голова опиралась рукой на спинку дивана. Она сонно улыбнулась другу, прежде чем медленно растянуться на диване. — Ну, — начала она, наклоняясь, чтобы лечь рядом с Ремусом и уютно устроиться под одеялом, которое они делили. — Я думаю, у тебя краш на него. Ремус вздохнул. — Мне девятнадцать лет, у меня нет никаких крашей. Джули устало фыркнула рядом с ним. — Взросление не так работает, знаешь. Тебе может нравиться твой сосед. На несколько минут наступила тишина, пока Ремус пытался прокрутить эту мысль в своей голове. Опустив взгляд, он расслабился на диване, увидев, что его лучшая подруга уже спит. «Тебе может нравиться твой сосед», — сказала она. Ремус не был уверен, что так оно и было. Кто он такой, чтобы говорить, что это не просто какое-нибудь заблуждение, которое бы исчезло через неделю или около того? Но потом он заколебался, потому что эти чувства появились не в прошлом месяце. Конечно, уровень его признательности своему соседу по комнате определенно достиг пика где-то между рвотой на диване и смутными воспоминаниями о больничной палате, которые у него остались после этого, но чувства его возникли не тогда. Он снова вздохнул и положил руку на бок подруги, пока обдумывал это. Сириус, выглядевший довольно жалко в больничной постели, извинялся за причиненные неудобства, хотя он только что потерял своего брата. Сириус, который, приподнимая его подбородок после драки в библиотеке, пылко спросил, кто причинил ему боль. Сириус, который бросал нежные напоминания, что Ремусу не нужно подстраиваться под кого-то вроде Мэтта. Сириус, который заботился о нем после драки с Мэттом, спрашивая о его детстве и узнавая с несвойственной ему серьезностью, будет ли с Ремусом все в порядке. Сириус, который ждал в больнице, когда Ремус был в ужасе от боли в животе и не хотел показывать этого, а потом оставался до тех пор, пока не удостоверился, что с Ремусом все хорошо. Сириус, который крепко обнимал его и клялся, что он заслуживает лучшего, чем его бывшие, которые плохо с ним обращались. Сириус поцеловал его, не один раз, а дважды. Господи, ему нравился Сириус, не так ли? Мысль врезалась в него, и он застыл над Джулианой. Девушка немного сдвинулась, и глаза Ремуса метнулись к ее телу в надежде, что она не проснется и не сможет прочитать его недавнее осознание на его лице. Ему нравился Сириус. На мгновение он позволил этой мысли захлестнуть его. Ремус сделал несколько глубоких вдохов, пока эту мысль осознавал. Как долго он чувствовал это? Могли ли эти чувства появиться еще в сентябре? Ремус закрыл глаза и опустил голову на подлокотник дивана. Ему нравился Сириус. Он чувствовал, как его сердце забилось чаще, и мягко покачал головой. Ему нравился Сириус, его сосед. И тут же Ремус осознал, что так же сильно, как ему нравилось проводить время с Джули, он отчаянно хотел вернуться к Сириусу. Джули все еще спала, но она выглядела удобно устроившейся. Ремус вытащил из кармана свой телефон. Ему пришло сообщение от Сириуса. 11:38 PM — Не мог встретиться с тобой, когда ты уходил, но надеюсь твои выходные дома проходят хорошо. Ты казался немного угрюмым на этой неделе, поэтому… просто хотел дать тебе знать, что я всегда рядом, если что-то понадобится, хорошо? Увидимся в понедельник вечером. Щеки Ремуса покраснели от сообщения, и он отложил телефон, чувствуя, как его сердце переполнялось признательностью его соседу. Ему действительно нравился Сириус, правда же? Положив телефон обратно в карман, Ремус удовлетворенно вздохнул и прикрыл глаза, вспоминая, как в прошлый раз засыпал с кем-то так же, и нежно улыбнулся этому.***
Когда Лили забирала Ремуса из аэропорта, он обдумывал симпатию к Сириусу уже двое суток. Он залез в машину с тихим «спасибо», но оставался молчалив с тех пор, как они тронулись, несмотря на вопросы, заданные Лили. Ремус честно не хотел игнорировать подругу, он просто был рассеян. Чем ближе они подъезжали к кампусу, тем больше он думал о Сириусе. Увидеть Сириуса. Поговорить с Сириусом. Провести ночь в одной комнате с Сириусом. Делать все это, не давая Сириусу понять, что у Ремуса есть к нему чувства. Он слегка задрожал и покачал головой, чтобы выбраться из тревожной спирали, по которой, как он чувствовал, спускался. — Рем? Ты в порядке? Ремус перевел на девушку взгляд и покраснел, увидев беспокойство на ее лице. — Да, я в порядке, — ответил он, снова отворачиваясь. Лили не выглядела так, словно поверила Ремусу, но не стала спорить. Они уже приближались к кампусу, осталось всего несколько поворотов, и они доберутся до общежития Ремуса. — Ты же расскажешь кому-нибудь из нас, если что-то случится, да? — спокойно спросила Лили. Ремус посмотрел на нее, любопытное выражение появилось на его лице. — Конечно, Лилс. Почему ты спрашиваешь? Лили вздохнула. — От тебя не было ничего слышно всю неделю. Ты не ответил ни на один наш вопрос о том, почему уехал домой. Ты не ответил на сообщение Сириуса в пятницу. Есть много причин, на которые можно сослаться. Ремус застенчиво покраснел. — Прости. Слишком много мыслей в голове, — он замолчал, сжимая свою коленку пальцами на мгновение, прежде чем продолжить. — Я уезжал из-за медосмотра, — он уставился в окно и сощурился, неготовый говорить на эту тему, — Я, эм, немного нервничал из-за него, что вполне ожидаемо. Лили протянула руку над консолью и сжала руку Ремуса. — Ремус, ты должен был рассказать нам. Мы бы не стали суетиться из-за этого, если бы ты не захотел, — она покачала головой, прежде чем сердито посмотреть на него. — Ты знаешь, что можешь позволять другим людям поддерживать тебя, верно? Ремус не ответил, и Лили еще раз сжала его руку. — В конце концов, ты должен был рассказать Сириусу. Он волновался за тебя все эти дни. — Но как я должен был поговорить с ним, когда… — Ремус оборвал себя и отвел взгляд, когда они въехали на парковку общежития. Лили припарковалась и перевела на него взгляд. — Когда что? Ремус покачал головой, побледнев, когда его подруга приподняла брови в замешательстве. Мгновение спустя Лили заговорила. — Это что-то важное? Ремус вздохнул. — Поклянись, что никому не расскажешь. Лили решительно кивнула, и Ремус хмыкнул, опустив взгляд на свои руки. — Я понял, пока находился дома, — осторожно начал он, — что, возможно да, а возможно нет, мне нравится Сириус, — он поднял взгляд, нервно смотря на Лили из-под ресниц. Лили молчала какое-то время, а затем мягкая улыбка появилась на ее лице, затем она тихо фыркнула. — О, Ремус. Ремус с любопытством поднял голову. — Что? — Я уже знала это. Подозреваю, что все — ну, возможно, за исключением Сириуса — каждый из нас подозревал это какое-то время. Щеки Ремуса стали ярко-красными. — О боже, все вы? Лили кивнула, все еще улыбаясь. — Ну, думаю, я понимаю, почему ты чувствуешь себя немного неловко, разговаривая с ним, — она замолчала. — Хотя это все еще Сириус. Он все тот же твой придурковатый сосед, каким был в августе. — Конечно, но знание того, что парень предпочитает темный шоколад молочному и любит обсуждать исторические драмы ради веселья, на самом деле не приносит мне особой пользы. Лили усмехнулась. — Полагаю, нет, — ответила она со вздохом, — Я просто думаю, что ты недооцениваешь то, как мы все волновались. Я имею в виду, в последний раз, когда ты вот так исчез, ты расстался с Мэттом, и единственным человеком, который мог с тобой поговорить, был Сириус. По крайней мере, тогда мы не провели неделю, наблюдая, как ты отдаляешься от всех нас — не то, чтобы это было предпочтительнее, ничто из этого не является предпочтительным — и беспокоясь, что случилось что-то ужасное. Ремус поднял на подругу взгляд, полный раскаяния. — Я не хотел заставлять вас волноваться, ребят, честно. Я просто был занят. Лили нежно улыбнулась. — Я знаю. Но они все заслуживают знать это тоже, — она указала наверх на здание общежития. — Особенно Сириус. Он заслуживает больше всех. Ремус покраснел и опустил голову. — Я знаю, что ты права, я просто нервничаю. — О, иди сюда, — мягко произнесла Лили, прежде чем притянуть его в объятия. — Все будет в порядке, хорошо? И если по какой-то ебаной причине что-то пойдет не так, ты можешь прийти ко мне, хорошо? — Ты уверена? — спросил Ремус, отстранившись, несколько сомневаясь, что его подруга позволит ему убежать к ней, если наверху все пойдет не так хорошо. — Конечно, Рем. А теперь иди и поговори со своим мужиком! — сказала Лили, доставая свой телефон, чтобы отправить сообщение. — С моим «мужиком», Лилс? — фыркнул Ремус. Лили нахмурилась и закатила глаза, прежде чем ответить. — О, заткнись, я пыталась сделать хоть что-то. Ремус ухмыльнулся, выходя из машины и забирая свою сумку. Он поднял взгляд на здание, глубоко вздыхая и проходя через двери.***
Ремус поднимался по ступеням к своей комнате, чувствуя, как с каждым шагом начинал нервничать сильнее. Он отчаянно надеялся, что на этой неделе ему не придется видеться с Сириусом чаще, чем обычно, в конце концов, пока он сам во всем не разберется. Даже после обнадеживающей речи Лили в машине, Ремус не знал, как он собирается начать этот разговор с Сириусом. Особенно когда он только начал принимать свои чувства. Как он должен снова смотреть в глаза Сириусу? Он не был готов к этому, ни к чему из этого. Боже, Ремус надеялся, что Сириус еще не дома. Конечно, подумал Ремус, поворачивая ключ в замке, вероятно, это было принятие желаемого за действительное — Сириус проводил половину своего свободного времени в их комнате, и сегодня полдень понедельника, скорее всего, ему как всегда было нечем заняться. Ремус вошел в комнату и сразу повернул голову вправо, когда услышал музыку, доносившуюся из его спальни. Ремус застыл, надеясь, что, возможно, Питер или Джеймс решили совершить набег на спальню в поисках кресла у окна. Но затем из комнаты донесся голос Питера Гэбриэла, и Ремус тихо выругался себе под нос. Он и Сириус были единственными в комнате, кто наслаждался музыкой, которая вышла еще до их рождения. Расправив плечи, Ремус вздохнул и прошел к дверному проему, прежде чем остановиться. Сириус был дома, он уже был таким собранным. Однако Ремус не совсем был готов к тому, что увидел в спальне. Сириус был одет в оверсайз-футболку Ремуса и в свои «проектные джинсы» — пара штанов с дырками на коленях и пятнами краски, которые он надел, когда собирал вещи для их комнаты в декабре — и стоял спиной к Ремусу. Его волосы были собраны в какой-то неряшливо выглядящий пучок на затылке, и хотя Ремус не мог точно видеть, что делали его руки, судя по быстро увеличивающейся стопке сложенной одежды на кровати Сириуса, казалось, что он складывал белье. Но он не просто складывал белье, заметил Ремус, резко вдохнув. Он танцевал, пока делал это, останавливаясь каждые несколько секунд, чтобы покачать бедрами или сделать нелепые движения, указывающие на что-то. Сириус несколько раз обернулся, не замечая своего соседа по комнате в дверном проеме, и когда Ремус увидел безудержную радость на лице Сириуса, он почувствовал, как его сердце пропустило удар. И тут его осенило: вывод, к которому он медленно приближался все выходные, внезапно обрушился на него внезапно. Ему не просто нравился Сириус, он любил его. Откровение было настолько неожиданным, что рука Ремуса ослабила хватку на сумке, и она упала на землю рядом с ним, когда он растерянно моргнул. Сириус обернулся на звук удара в проеме, и ухмылка расплылась по его лицу, когда он увидел своего соседа. — Лунный мальчик! Ты вернулся! Ремус попытался улыбнуться в ответ, но он был так взволнован потрясающим осознанием, которое его только что озарило, что он только смог изобразить слабую ухмылку. Улыбка немедленно исчезла с лица Сириуса, и он двинулся в сторону соседа. — Что произошло? — Лили сказала мне поговорить с тобой, потому что ты беспокоился. Но я понятия не имел, и мне правда очень жаль. У меня попросту нет людей, которым можно было бы рассказать об этом, и я нервничал, и я не хочу рассказывать кому-то, и… — Ремус, заикаясь, начал объяснять, прежде чем Сириус остановил его, мягко схватив за плечи. — Эй-эй, успокойся, просто… дыши. Передохни и подумай о том, что ты хочешь сказать, но… сначала успокойся немного. Нет нужны торопиться, здесь только я, Лунный мальчик, — произнес Сириус, смотря на Ремуса с мягкой улыбкой. — В этом и проблема, — прошептал Ремус себе под нос, прежде чем взглянуть на руки Сириуса на его руках, и затем вернуть взгляд на лицо Сириуса, который серьезно смотрел на него сверху вниз. Он просто выпалил. — Я ездил домой на неделю из-за медосмотра. Улыбка Сириуса пропала, и выражение беспокойства сразу же появилось на его лице. — О мой бог, Ремус, ты в порядке? Дрогнувшая улыбка появилась на лице Ремуса, и он покачал головой. — Результаты теста еще не пришли, и я уверен, что все хорошо — я просто, я чувствую себя превосходно, понимаешь? Но прошло около двух лет с прошлого раза и, боже, Сириус, я не хочу проходить через это все снова, — сказал Ремус, а затем его глаза расширились. Он не собирался говорить так много, но когда он посмотрел на Сириуса, то уже не мог остановить поток слов, срывающийся с его губ. Сириус мгновение внимательно наблюдал за своим соседом, прежде чем подойти еще ближе и протянуть руки, чтобы заключить Ремуса в настоящие объятия. — Ты можешь рассказать мне, ты ведь знаешь. Ты уже рассказывал часть этого раннее. Тебе не нужно было справляться со всем этим в одиночку. Ремус молча кивнул, и Сириус несколько мгновений поглаживал спину своего друга, пока не заметил влагу на своем плече. Он поднял взгляд, увидев, что Ремус плакал, и почувствовал, как его сердце болезненно сжимается. Поэтому он остался стоять там, крепко обнимая друга, пока не почувствовал, как дыхание Ремуса немного замедлилось. Он смотрел на Ремуса с застенчивым выражением лица и внезапно предугадал слова, которые вот-вот должны были сорваться с уст его друга. — Прости, Сириус. Я не это имел в… — начал Ремус, но Сириус прервал его. — Тебе не за что извиняться, слышишь? Ты прошел через огромный стресс, и это вызвало травматичные воспоминания. Я был бы обеспокоен, если бы ты не был расстроен из-за этого. Ремус слабо улыбнулся, и Сириус сжал его в объятиях еще раз, и затем вернулся к своему телефону и несколько раз нажал на кнопку перемешивания, прежде чем включилась песня, которая ему понравилась. Доносилась знакомое вступление фортепиано, и Сириус повернулся к Ремусу, начав двигать плечами в такт. Ремус смущенно приподнял брови, но Сириус никак это не объяснил, просто продолжил двигать плечами, а затем покачивать головой. Сириус вернулся к дверному проему и схватил Ремуса за руку. — Давай же, Лунный мальчик, помнишь, что ты мне сказал в прошлом семестре? Что закончилось, то и закончилось, ты ничего не добьешься, беспокоясь об этом. Поэтому станцуй со мной этот дурацкий танец, чтобы немного расслабиться, а потом мы поедим вместе мороженого в общей комнате, ладно? Ремус одарил его скептическим взглядом, и Сириус по-доброму закатил глаза. — Ладно, хорошо, мы можем прогуляться до ночного магазина и набрать шоколадных батончиков. Ремус причудливо улыбнулся и позволил Сириусу вывести их на середину комнаты для танца. Он старался немного успокоиться, правда старался, но Сириус не отпускал его, и Ремус чувствовал любопытное ощущение в животе каждый раз, когда он опускал взгляд на их соединенные руки. Затем Сириус начал ускоряться, извиваясь, вертясь и двигаясь так быстро, что у Ремуса не было выбора, кроме как не отставать или быть отброшенным через всю комнату. Они продолжали танец до тех пор, пока песня не закончилась, Сириус сделал шаг назад от Ремуса и с надеждой посмотрел на него. Ремус немного задыхался, но на его лице присутствовала улыбка — кривая улыбка, которую он приберегал для поздних вечеров, когда они с Сириусом смотрели дурацкие фильмы и смеялись до боли в боках. Песня поменялась, и рот Сириуса сложился в маленькое «о», когда он оглянулся на телефон. Он повернулся лицом к Ремусу и притянул к себе своего соседа по комнате, в результате чего более высокий парень наткнулся на грудь Сириуса. Ремус удивленно посмотрел вниз, когда Сириус обвил рукой его талию и начал двигать их обоих по небольшому кругу. — Сириус? — прошептал Ремус, удивляясь, почему его сосед решил продолжить танцевать. Сириус ответил не сразу, вместо этого они лениво кружили по комнате, в то время как голос Фила Коллинза эхом отдавался вокруг них, прежде чем издать тихое «тсс». Ремус почувствовал, что его сердцебиение начало успокаиваться по мере продолжения песни, и он посмотрел вниз на своего соседа по комнате, чьи глаза были закрыты, а голова мягко прислонилась к груди Ремуса. Сердце Ремуса странно подпрыгнуло, и прежде чем он смог мысленно убедить себя в обратном, Люпин наклонил голову, чтобы прислониться к Сириусу. Вот только у Сириуса были другие идеи. Похоже, он поднял глаза в самый неподходящий момент, потому что заметил, как голова Ремуса повернулась к нему. Сириус понял, что они уже исполняли эту песню и танец раньше: поцелуи в лоб, объятия в постели, крепкие объятия, пока другой плакал. Пришло время для чего-то другого. Поэтому, когда он увидел, что Ремус наклонил голову, чтобы поцеловать его в лоб, Сириус слегка подвинулся, чтобы их губы встретились. На несколько мгновений это было великолепно. Губы Ремуса были мягкими и нежными под его собственными, и Сириус мог бы поклясться, что почувствовал, как его сосед по комнате улыбнулся, когда они целовались. Но потом все закончилось так же быстро, как и началось. Что только что произошло? Ремус не был уверен, приснились ли ему последние тридцать секунд, или он, наконец, потерял самообладание. Не было никаких идей, которые объяснили бы, почему Сириус на самом деле только что поцеловал его. Сириус наверняка не воспринимал его в таком плане, они были просто друзьями, у Блэка не было причин делать что-то подобное. Нет, решил он, Сириус не мог иметь это в виду. Это просто было невозможно. Этого не могло быть. Сириус просто играл с его чувствами или еще что-то. Мысль поразила его, и Ремус отшатнулся. Он не хотел верить в то, что Сириус мог бы сделать что-то подобное, но его сосед был одним из самых импульсивных людей, которых он когда-либо встречал, так что он не был полностью уверен, что может это исключить. Он попятился, в его груди клубились эмоции. Он не знал, что с ними делать. Сириус почувствовал, как Ремус застыл и отшатнулся, слегка побледнев и покачав головой. Он опустил взгляд на Сириуса и тут же отпрянул, увидев шокированное выражение на лице своего соседа. Ремус медленно попятился, тихо бормоча «нет, этого не может быть» снова и снова, когда он схватил свою сумку с пола и вышел из их общежития. Сириус стоял в центре комнаты в шоке, его ноги приклеились к полу, когда он смотрел, как парень, которого он любил, уходит, не оглядываясь. Что только что произошло?