and the world has somehow shifted

Ван Чживэнь прибыл на площадку к концу третьей недели съемок. Предстоящие сцены с его участием заставляли Чжу Илуна нервничать чуть больше обычного. Они уже работали вместе в Хэндянь, но тогда это были небольшие, малозначительные моменты, которые не требовали установленного человеческого контакта и закадрового взаимодействия. На Чунцин же приходилось несколько сложных, эмоционально насыщенных сцен, и теперь обойтись без их совместного обсуждения было невозможно. Работать с такими ветеранами кадра, входящими в актерский состав, всегда было немного волнительно, и он понял, что имела ввиду Тун Яо, когда говорила про желание "подтянуться". Нервничал не только он – большинство молодых актеров вытягивались по струнке, стоило Ван Чживэню появится на площадке и хотя выглядело это нелепо, он отчасти понимал их чувства, потому что и сам ощущал себя безусым юнцом рядом с человеком, который обладал таким солидным актерским багажом. Несмотря на то, что на площадке тот был предельно вежлив и общался со всеми легко, без малейшего намека на снисходительность или высокомерие, Чжу Илун поначалу все равно старался лишний раз не влезать, когда они с режиссером обсуждали совместные сцены Гу Шэньяна и Линь Наньшэна, боясь, что его инициатива будет выглядеть как желание выделиться. Но спустя пару дней его тревоги немного развеялись. Заметив, что он всегда находится неподалеку и активно прислушивается к их разговору, Ван Чживэнь сам пригласил его присоединиться к обсуждению и даже поддержал несколько высказанных им идей, посчитав что они обогатят сцену. А после и вовсе присоединился к нему за обедом, чтобы обговорить сухо описанный в сценарии диалог. – Если ты не против, я хотел бы пройти этот разговор пару раз без режиссера, – предложил тот, когда обеденный перерыв уже подходил к концу, а тарелки давно опустели. – Есть пара акцентов, которые я бы хотел добавить, и их лучше показать, чем объяснять. Чжу Илун кивнул, соглашаясь без малейшего раздумья, и Ван Чживэнь улыбнулся, уточняя: – Когда у тебя будет время? – Завтра после обеда должен быть перерыв несколько часов перед сценой в бомбоубежище. – Хорошо. Тогда не планируй ничего на это время, я найду тебя, и мы постараемся успеть пройти ее несколько раз, – он поднялся из-за стола и похлопал Чжу Илуна по плечу. – Я рад, что мы наконец-то нормально пообщались. – Я тоже, – Чжу Илун улыбнулся и встал следом. Следующим утром они снимали сцену с расстрелом Гу Шэньяна, и он, готовый к тому, что придется несколько часов к ряду оставаться в одном из худших моментов в жизни своего персонажа, пытался настроиться на тяжелый день и отбросить ненужные мысли. Когда в перерыве после первого дубля, он отошел в сторону выдохнуть и попить воды, Ван Чживэнь нашел его взглядом и подошел, мягко заглядывая в лицо. – Ты в порядке? – Да-да, все нормально, – он улыбнулся, смаргивая слезы, и аккуратно промокнул их тыльной стороной ладони, чтобы не испортить грим окончательно. – Слушай, я совсем забыл, что сегодня по плану эта сцена, уверен, что не хочешь перенести нашу репетицию? Это нормально, если тебе нужно будет отдохнуть, прежде чем снова работать. – Нет-нет, давайте оставим все, как планировали. Так будет даже проще. Ван Чживэнь склонил голову набок, задумавшись, но в итоге все же решил: – Хорошо. Но если передумаешь, просто дай мне знать. Чжу Илун коротко улыбнулся и кивнул. Им пришлось пройти сцену плача в общем счете четыре раза от начала и до конца. Пара дублей ушла на то, чтобы установить оптимальную длину проходки, один испортил случайно влезший в кадр статист, и один попросил он сам. Режиссер остался полностью доволен двумя последними и отпустил его на перерыв. Отвечая привычным “я в порядке” на вопросы встревоженных коллег, он даже не мог сказать, что врет. На тот момент, его состояние, действительно, было вполне приемлемым. Если бы эта сцена снималась в первый месяц, ему, вероятнее всего, пришлось бы гораздо сложнее, и продолжить работу без перерыва он едва ли смог бы, но сейчас удерживать контроль было уже значительно проще. Это не значило, что отдачи не будет вовсе – никакой нормальный человек не сумел бы легко смыть с себя чужие эмоции по щелчку пальцев, если действительно их пережил, – но Чжу Илун мог их отложить до того момента, когда останется наедине с собой. Снимай они эту сцену в конце дня, было бы значительно проще, но через несколько часов ему снова предстояло работать, и перерыв мог стать проблемой. Поэтому репетиция с Ван Чживэнем была отчасти счастливой случайностью – возможностью занять себя чем-то и не дать эмоциям почувствовать слабину. Поначалу тот еще поглядывал на него слишком внимательно, словно готов был при малейшем проявлении усталости или чувствительности с его стороны, закончить все и отправить отдыхать, но вскоре успокоился, и они полностью погрузились в работу. Под конец дня Чжу Илун чувствовал себя выжатым до капли. Он едва ли помнил, как добрался до отеля и зашел в номер. Бездумно разделся и принял душ, словно со стороны наблюдая за своим телом, совершающим привычные действия. Поговорил с позвонившим по видеосвязи Ли Ифэном о своих беспочвенных тревогах насчет Ван Чживэня, рассказал об утренних съемках, не слишком вдаваясь в эмоциональные детали, и только через полчаса после завершения звонка его прорвало. Он даже не знал, что послужило спусковым механизмом. Может, остывший кофе, который он забыл на столе, пока не выпускал из рук телефон, может, очередное обеспокоенное сообщение от матери, но скорее всего, он просто устал настолько, что уже не мог держать себя в руках. Он сидел на полу у кровати и тупо смотрел перед собой, пока слезы застилали глаза, превращая абстрактный узор на обоях в мутные пятна. Все тело потряхивало от мелкой дрожи, а горло то и дело перехватывало спазмом, вынуждая со свистом втягивать в себя в воздух и закашливаться. В любой другой момент, он бы попытался взять себя в руки, собраться, начать контролировать дыхание, но сейчас у него не было моральных сил даже на то, чтобы дотянуться до одеяла или изменить положение тела. Он не знал, сколько провел так – не шевелясь, то выныривая, чтобы глотнуть воздуха, то снова погружаясь в пучину тихой истерики. Тело и психика отыгрывались на нем за все – диету, недостаток сна, усталость и жесткий график. Ресурс, который должен был оставаться неприкосновенным для ситуаций вроде этой, когда усталость или стресс становятся выше обычной нормы, он вычерпал без остатка еще в прошлом месяце. Это был своего рода резервный генератор, который подключался, когда основное питание вырубало от нагрузки, но теперь и он был разряжен до нуля. Где-то на краю сознания он слышал, как надрывается телефон, затихая на какое-то время и снова оживая, но сил на то, чтобы дотянуться и хотя бы сбросить звонок, не находилось. Кажется, кто-то даже стучал в дверь, но Чжу Илун не мог ручаться, что ему не показалось. Наконец, когда спустя какое-то время, слезы перестали катиться градом, он не глядя нашарил рукой телефон и уже собирался выключить, как тот разразился очередным звонком. С трудом разобрав имя, он судорожно вздохнул и принял вызов. – Лун-ге! Наконец-то! Ты в порядке? Явственная тревога в чужом голосе заставила Чжу Илуна сглотнуть и шумно выдохнуть. – Не знаю, – наконец выдавил из себя он, шмыгнув носом. – Сейчас уже вроде полегче. – Эй, черт, что случилось? Чан-цзе мне телефон оборвала, я боялся придется ей скорую вызывать, так она орала. Чжу Илун растерянно моргнул, с трудом сдержав остаточный всхлип. – На тебя? – Нет, она в целом. В воздух. Мне, конечно, льстит, что она считает, что я единственный, кто сможет к тебе пробиться, но… черт, Лун-ге, что-то произошло? Ты там… стой, дай я переключусь на видео. – Нет-нет, не надо, я в порядке. Просто размотало после тяжелого дня. Бай Юй на какое-то время замолк, а после его голос стал глуше и более гулким. – Эй, включи камеру и дай мне на тебя посмотреть. Чжу Илун отрицательно качнул головой, а после спохватился и озвучил вслух: – Поверь мне, ты не хочешь это видеть, я сейчас тот еще красавец. – Я что плачущих людей не видел? Давай, Лун-ге, я не успокоюсь, пока не увижу, что ты жив и в порядке. По крайней мере, физически. Чжу Илун фыркнул, но утер рукавом слезы и ткнул на кнопку видеосвязи. – Счастлив? Какое-то время Бай Юй изучал его лицо нахмуренным взглядом, а потом заключил: – Ну, ты вроде не задыхаешься, голову ни обо что не разбил, уже неплохо. – Можно отключаться? – Только попробуй. – И что ты сделаешь? – нервно усмехнулся он. – Прилечу ближайшим рейсом и выломаю дверь, если к тому времени это не сделает А-Цзун. Кстати об этом. – Что ты..? – Чжу Илун нахмурился, когда от всего Бай Юй в кадре остался только лоб. – Пишу Чан-цзе, что ты в порядке и можно не паниковать, а то она того и гляди национальную гвардию поднимет. – Я мог просто вырубиться. – Мог, но видимо твои рыдания были слышны даже через дверь. Все. Надеюсь, это ее успокоит. – Что ты написал? – Что у тебя истерика, но ты цел и относительно здоров. Чжу Илун тяжело вздохнул и откинул голову на край кровати. – Она меня сожрет, когда увидит. – Мне кажется, она может это сделать даже по телефону, – хохотнул Бай Юй, но тревога в его голосе все равно никуда не делась. – Лун-ге, я могу чем-то помочь? – Например? – Не знаю, тебе полегчает, если расскажешь из-за чего прорвало? Он покачал головой и сморгнул вновь подступающие слезы. – Это всего лишь усталость. – Понимаю. – Просто поговори со мной немного. – Хорошо. – Как там твои съемки? – Завтра последняя сцена и буду свободен, как ветер. Большинство ребят уже разъехались, остался я и еще несколько человек. Грозятся напоить меня так, что не уйду на своих двоих. Чжу Илун слабо улыбнулся. – Меня тоже постоянно пытаются. – Ну сейчас бы тебе точно не помешало. – И завтра проснуться еще и с похмельем? – Ну бошка же все равно будет трещать, а так хоть спать будешь, как убитый. – Я над этим подумаю. Пока нет сил даже до воды дойти. Какое-то время они молча разглядывали друг друга, и от этой уютной тишины ему стало чуть легче – истерика медленно, но верно сходила на нет, оставляя после себя чудовищную усталость. – Лун-ге? – наконец, позвал Бай Юй. – М? – Спасибо, что ответил. Чжу Илун криво усмехнулся, но кивнул. – Я не знаю, что бы я делал, если бы не удалось дозвониться. Может, и правда, рванул бы в аэропорт. – Не дури, никуда бы ты не рванул, у тебя завтра съемки. – Наверное, ты прав, – он невесело хмыкнул. – Никто не обязан бросать работу и срываться с места. Даже ради друзей. Бай Юй растянул губы в усмешке, но она отчетливо горчила даже через камеру. – Узнаю своего разумного Лун-ге. – Ты дозвонился. И я в порядке. Хватит уже. – Хорошо-хорошо. Прекращаю. У тебя глаза слипаются. Давай, рывок за водой и ложись. Чжу Илун с трудом открыл глаза и кивнул. – Ладно, – он шевельнул затекшими ногами и с тихим кряхтением поднялся. – Сяо Юй? – Что? – Спасибо. Бай Юй улыбнулся – мягко и понимающе. – Спокойной ночи, Лун-ге. – Спокойной ночи. Изображение погасло, сменившись на темный экран, и Чжу Илун вздохнул, оставляя телефон на тумбочке. С утра голова, действительно, раскалывалась так, что впору было вовсе не открывать глаз. Он смутно порадовался тому, что сегодня начинает работу после обеда, и заставил себя выбраться из постели. Прохладный душ помог не слишком, а на опухшее лицо, с едва открывающимися глазами, было физически больно смотреть. Отек спал только ближе к одиннадцати после нескольких масок и массажа, но это все равно с трудом тянуло на норму. Ли Чан, с которой они должны были увидеться только завтра, появилась на пороге его номера в двенадцать – взъерошенная и злая. Она с минуту сканировала его цепким взглядом, а после фыркнула и плюхнулась на диван. – Какая же ты все-таки скотина, Илун. – Извини. – Да засунь свои извинения знаешь куда? Я вчера успела поседеть, пока представляла себе в красках десяток способов, которыми ты мог вскрыться. Чжу Илун вздохнул и сел рядом, накрывая ее ладонь своей и коротко сжимая. – Ты же знаешь, что я этого никогда не сделал бы, как бы плохо ни было. – Да кто знает вашу тонкую актерскую натуру! Вчера-то ты хорошо себя контролировал? – Достаточно, чтобы не натворить глупостей. Она выразительно поморщилась и мягко высвободила руку, чтобы ощутимо стукнуть его в плечо. – А потом ты удивляешься, что мы трясемся над тобой, как над хрустальным. – Если бы ты не позвонила, то никто бы вообще ничего не узнал. – Ты свою рожу давно в зеркале видел? Никто, как же. Я вчера поговорила с помощником режиссера, чтобы сегодня тебя не дергали. Вечером все равно ехать на запись, отдохнешь перед перелетом. – Чан-цзе. – Что? О тебе забочусь между прочим. Хочешь, чтобы все еще неделю обсуждали твою опухшую физиономию? Он стиснул зубы, пережидая волну раздражения замешанную в странный коктейль с чувством вины. Иногда на съемках, действительно, приходилось быстро перетасовывать сцены и выдергивать актеров с выходного, но чаще всего на то были веские причины, и Чжу Илун не любил быть одной из них. – Ладно, проехали, – наконец, смог выдохнуть он. – Но объясни мне, на какой черт ты дернула Бай Юя. – Но сработало же! – Как тебе вообще это в голову пришло? – Слушай, – раздраженно поджала губы Ли Чан, – ты можешь сколько угодно это отрицать, но из эмоционального дерьма, в которое ты себя втягиваешь, есть только одно противоядие, и это Сяо-Бай. Уж извини, что я об этом знаю и прибегаю к его использованию. Ты мне сам другого выхода не оставил. Чжу Илун сжал пальцы в кулаки и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. – Может хватит уже этого? – Да это вам обоим уже хватит. Давно бы уже… ай, да толку, – она подскочила с дивана. – Я пошла спать, потому что по твоей милости полночи провела на ногах. Удачи в дальнейшем отрицании. Дверь за ней захлопнулась так громко, что Чжу Илун невольно вздрогнул. Прошло почти полминуты, как в коридоре снова послышались шаги и Ли Чан снова заглянула в номер. – Вылет в одиннадцать. Будь молодцом и выспись, потому что завтра у нас куча дел.