and the world has somehow shifted

Всю дорогу до аэропорта А-Цзун косился на него с молчаливым неодобрением, и ощущалось это даже хуже, чем злость Ли Чан, которая выпустив пар, общалась почти как обычно, если не брать в расчет редкие язвительные реплики. Впрочем, по прибытию они настолько погрузились в привычную суету, что для обид или недоговоренностей не осталось времени. Студия, запись, пара разговоров с представителями брендов – все это напрочь отбило желание ввязываться в сложные разговоры. Какое-то время Чжу Илун пытался поразмыслить над тем, что в сказала ему накануне Ли Чан, но копаться в себе слишком глубоко не было ни времени, ни желания, и он благополучно списал это на сказанное в запале. Она и раньше намекала на то, что их отношения в Бай Юй выходят за обычные рамки дружеских, но чаще всего облачала это в форму насмешки или подтрунивания. Поначалу он еще хотел поговорить с ней на эту тему, но после привык и с тех пор воспринимал как любимую шутку, к которой время от времени возвращаются. Поездка пошла на пользу. Даже несмотря на то, что дел было невпроворот, это помогло развеяться и сменить обстановку. Он рад был увидеться с Чжао Яси и похоже, в итоге полностью заслужил прощение А-Цзуна, когда попросил его пересесть рядом с ней, чтобы занять место подальше от окна. Эти двое проболтали всю дорогу, и Чжу Илун порадовался, что за маской можно не сдерживать улыбку, которая то и дело сама по себе появлялась на лице. Обычно раздражающая городская суета не имела ничего общего с суматохой на съемочной площадке и отчего-то безумно радовала одним своим наличием. Это было похоже на ощущение, которое всегда возникало у него по приезду в дом родителей. Словно существует что-то постоянное, незыблемое, куда ты можешь вернуться после любой бури. Мир за рамками вселенной Линь Наньшэна продолжал существовать, и это странным образом успокаивало. После возвращения на площадку только ленивый не сообщил ему о том, что он выглядит посвежевшим, и Чжу Илуну приходилось постоянно отмахиваться от намеков, что пару дней отдыха он явно провел с какой-то пассией. С тех пор, как он начал то и дело присоединяться к общим вылазкам, ребята из команды все чаще подшучивали над ним, но теперь в этом не было желания поддеть или насмешки, и принять такую форму общения не составило труда. Легкость и спокойствие, привнесенные поездкой, омрачили только очередные слухи о романе, которые не уставали распространять папарацци. Коротко просмотрев на вейбо фотографии, сделанные с Чжао Яси на парковке, Чжу Илун только фыркнул и отписался Ли Чан, чтобы дала опровержение. Та ответила ему коротким "уже", и на этом, к счастью, инцидент оказался исчерпан. В третью декаду июня они вернулись в Хэндянь и сразу переехали в декорации Гонконга. Там предстояло снимать не больше недели – в основном это были сцены на улице, – но перевозка оборудования все равно заняла почти целый день. Иногда, когда он в очередной раз видел новую партию костюмов или сделанные для короткой, проходной сцены массивные декорации, его накрывало осознанием того, в каком масштабном проекте он принимает участие, но после, в процессе работы, мелкие детали, вроде тщательно проработанной вывески, созданные с дотошностью перфекционистов, замечал едва ли. Для Линь Наньшэна это было привычной средой обитания, и излишняя концентрация на подобных мелочах могла только все испортить. Бай Юй слал ему фотографии из короткого отпуска, в который отправился на мотоцикле, он отвечал кадрами с прогулок или съемочной площадки. Иногда они созванивались, и если по началу, после той истерики, Чжу Илун переживал, что теперь тот тоже будет донимать его вопросами о самочувствии, то, спустя какое-то время, не обнаружив такой тенденции, слегка успокоился. В павильоны Шанхая они вернулись в начале июля, и только тогда Чжу Илун в полной мере ощутил, что позади осталось уже больше половины съемочного периода. Отпраздновать медиану проекта сразу по прибытии было некогда, и вечеринку закатили лишь спустя пару недель. Арендованный ради этого клуб, Чжу Илуна скорее расстроил, чем порадовал. У него не было ни малейшего желания весь вечер избегать попыток вытащить его потанцевать. Он ворчал, что лучше бы это был ресторан, так он по крайней мере мог быть уверен, что никто не будет насильно запихивать в него еду, потому что, как показывала практика, у троих взрослых, изрядно выпивших мужчин, было вполне достаточно силы и дури, чтобы вынести на танцпол одно активно упирающееся тело. Впрочем, его переживания оказались беспочвенными, после одного добровольного согласия, вдоволь насмеявшись над неловко танцующим Чжу Илуном, ребята оставили его спокойно устроиться в вип-зоне за разговором с Ван Яном и Ван Чживэнем. На утро голова болела у всех, даже у тех, кто не пил, и нормальный рабочий процесс начался только ближе к обеду. Все кряхтели и жаловались, но увиливать не пытались, и к ночи они даже умудрились закончить несколько проходных сцен. С возвращением в Хэндянь у всей команды словно открылось второе дыхание. То ли из-за того, что проект медленно, но верно двигался к завершению, то ли потому, что к этому моменту все успели узнать друг друга, но смеха в перерывах и на репетициях стало гораздо больше. Даже запоротые дубли и те теперь случались гораздо чаще, словно все перестали, наконец, стоять на цыпочках и уже не боялись совершить ошибку. Каждый раз во время сцен с едой, его партнеры, в особенности Тун Яо, настолько часто не могли удержаться от хихиканья, что Чжу Илун начал подозревать за этим заговор с целью накормить его хотя бы так. Когда в графике, наконец, появилась сцена с танцем, его впервые посетило желание сбежать и не возвращаться, но даже его неловкие попытки изобразить что-то похожее на показанное преподавателем, скорее помогали всем расслабиться и лишний раз улыбнуться, чем послужили поводом для насмешек. За всеми этими событиями, чудовищно сложный первый месяц постепенно бледнел в памяти, сменяясь более поздними теплыми моментами. В середине июля к съемкам присоединился Чэнь Вэйдун, и Чжу Илун с удовольствием представил его всем, с кем тот еще не был знаком, как своего однокурсника и хорошего друга. С его появлением поводов выбираться по вечерам из номера чаще раза в неделю прибавилось. Они старались наверстать несколько месяцев после съемок "Дорогому себе", в которые ни у того, ни у другого не было возможности поддерживать связь, и при любой возможности проводили время в компании друг друга. В один из выходных Чэн Вэйдун даже умудрился вытащить его на пикник, и они полдня провалялись на траве, вспоминая студенческие годы и обмениваясь новостями об общих знакомых. – Вы еще общаетесь с Сяо-Баем? Чжу Илун приоткрыл один глаз и сильнее сдвинул кепку, чтобы солнце не светило в глаза. – Да, стараемся. А что? – Недавно летел с ним одним рейсом. Толком поболтать не удалось, но он спрашивал о тебе, вот я и подумал, что вы давно не виделись. – Мы в основном созваниваемся и переписываемся. Встретиться не удается из-за графиков. Либо он по уши в съемках, либо я. Чэнь Вэйдун усмехнулся и кивнул. – Работа превыше всего. – Осенью, если ничего не измениться, у нас будет еще один шанс сняться вместе. – Ого. И как так вышло? Я думал вам категорически не рекомендовали появляться вместе после "Усмирителя". Чжу Илун улыбнулся и упал обратно на плед, закладывая руки за голову и натягивая кепку на лицо. – Большой проект, много звезд, у нас всего несколько небольших сцен. Похоже, все, наконец, немного успокоились насчет того, как это будет выглядеть. Чэнь Вэйдун хрустнул яблоком и промычал что-то в знак согласия. Какое-то время они молча наслаждались солнцем, пока телефон в кармане Чжу Илуна не пиликнул сообщением. С трудом разобрав иероглифы на бликующем экране, он усмехнулся. – Стоит вспомнить. – Сяо-Бай? – Ага, жалуется, что журнал одел его в три слоя в тридцатиградусную жару. – Требуй доказательств. Если что у нас будет документальное подтверждение жестокого обращения с экземпляром редчайшего вида "Сяо-Бай обыкновенный". Чжу Илун рассмеялся, печатая, а после привалился к Чэнь Вэйдуну плечом и поднял телефон повыше, чтобы сделать сэлфи. Отправив его в чат с подписью "смотри, кто тут у меня", он плюхнулся обратно на плед. – Гуаньин обещал вытащить меня после окончании съемок, чтобы поесть мяса, было бы круто, если бы тоже смог вырваться. – А когда вы планируете? – Мы пока не обсуждали, но я закончу только в конце августа. Так что может в первых числах сентября? Чэн Вэйдун задумчиво покрутил в руках яблоко. – Ничего не могу обещать, но попробую. Напиши, как станет конкретнее по времени. Чжу Илун кивнул и снова поднес к глазам пиликнувший телефон. – Он говорит, что нам должно быть совестно выглядеть такими счастливыми, пока он парится в пальто. И спрашивает, передал ли ты мне его привет. – Дай, – тот взял у Чжу Илуна телефон и зажал кнопку микрофона. – Да на кой черт ему приветы через меня, если вы тут чатитесь, как семейная пара? Чжу Илун фыркнул. – Он скажет, чтобы ты придумал что-то поновее, – экран обновился сообщением, и он рассмеялся. – Вот видишь, говорит, эту шутку уже запатентовала Чан-цзе и советует придумать свою. – Говорю же, женатики, – Чэнь Вэйдун махнул рукой и тоже лег рядом. – Ну вас, из-за этого я слишком остро чувствую свое одиночество. Теперь фыркать пришлось уже Чжу Илуну, но от того, с какой неприкрытой завистью прозвучал его голос, стало неловко. – Расскажешь это своей очередной девице, а мне не заливай. Тот пихнул его в плечо и на этом тема, к облегчению обоих, оказалась благополучно закрыта.