and the world has somehow shifted

Утро, наступившее от стука в дверь, вместо привычного будильника, едва ли можно было назвать добрым. Чжу Илун подскочил с кровати, ощупью находя брюки и на ходу запрыгивая в штанины. Собрав по пути все углы и чуть не споткнувшись о собственные ноги, он, наконец, распахнул дверь. Стоящий на пороге А-Цзун облегченно выдохнул, а после прошелся по нему цепким взглядом. – Нам выезжать через пятнадцать минут, – возмущенно выдал он в итоге, но потом смягчился. – Проспал будильник? Чжу Илун кивнул и уперся лбом в косяк. – Наверное, батарея села, а я не заметил. Проходи. Закрыв за А-Цзуном дверь, он с полминуты стоял, уставившись в стену пустым взглядом, все еще с трудом осознавая реальность. Наконец, встряхнув тяжелой головой, он вздохнул: – Десять минут, и я буду готов. Сделай пока кофе. О телефоне Чжу Илун вспомнил только после душа. Подключив тот к пауэрбанку, он занялся вещами, отстраненно порадовавшись тому, что не успел их толком разобрать после мероприятия. Закидывать туда пришлось все, что попалось на глаза и могло хотя бы теоретически пригодиться, потому что на взвешенные решения не было ни времени, ни достаточной степени адекватности. Футболку и джинсы, видя его метания, принес А-Цзун и, ни говоря ни слова, положил на кровать. Когда он оделся и попытался последним взглядом охватить комнату, чтобы убедиться, что ничего важного не забыто, паника уже немного успокоилась. – Твой кофе, – А-Цзун протянул ему кружку и усмехнулся. – Спасибо. – Успеваем, не переживай. Он кивнул, сделав короткий глоток, и попытался припомнить, когда в последний раз ему случалось проспать, но память буксовала вместе с не до конца проснувшимся мозгом, и он быстро забросил попытки. Легче от понимания, что такого давно не случалось все равно вряд ли стало бы. К произошедшему вчера получилось мысленно вернуться только в самолете. Чжу Илун задумчиво скользил пальцами по краю висящей на шее подвески, раз за разом прокручивая в голове события и выводы, к которым пришел перед тем, как провалиться в сон, и чем дальше, тем больше понимал, что это не должно слишком его тревожить. Если подумать, ни случившийся поцелуй, ни спонтанное осознание не особенно влияли на его жизнь. Даже если существовала возможность того, что интерес возникнет не к девушке а к мужчине, шансов на развитие любых отношений в его ситуации было катастрофически мало. Слишком много всяческих “но” и “если”. Работа, отсутствие приватности, необходимость скрывать отношения – какого бы пола ни был человек, – все это в любом случае оставалось неизменным. В последние годы Чжу Илун без особого труда подавлял в себе любые зарождающиеся симпатии и вряд ли что-то могло заставить его отказаться от подобной стратегии и впредь. Он и без того был невысокого мнения о своем умении строить романтические отношения, чтобы предпринимать какие-либо попытки, а уж случись с ним вдруг внезапная влюбленность в мужчину, и вовсе сразу бы поставил на ней огромный крест без малейших раздумий. Так или иначе, все сводилось к тому, что лишний раз думать на эту тему не имеет ни малейшего смысла. Больше всего это походило бы на долгий, выматывающий эмоционально и физически, подъем на вышку, с которой, по тем или иным причинам, не собираешься прыгать. Бессмысленно и глупо. Чжу Илун поправил наушник и включил музыку, чтобы хоть немного отвлечься. Каким бы взвешенным и разумным не было принятое решение, глупо было бы предполагать, что смятение, вызванное таким открытием, уймется сразу. Он понимал, что на то, чтобы ужиться с этим новым фактом о самом себе, понадобится время, и возможно немалое. Успокаивало только понимание, что, как бы ни складывались обстоятельства, хотя бы свои действия и порывы он все еще мог контролировать. По приезду думать об этом стало и вовсе некогда. Едва бросив вещи в отеле, они сразу же отправились на площадку и с этого момента все его внимание было сосредоточено только на том, чтобы не ударить в грязь лицом перед многотысячным залом. Проверить уведомления на телефоне удалось только вечером. Ли Ифэн спрашивал, как он, и в этом только слепой не увидел бы не намек на вчерашнее. Отписавшись, что все в порядке, Чжу Илун заглянул в диалог с Бай Юй и усмехнулся, увидев пришедшее еще вчера фото черпака с подписью "утащил на память". "Что ты собрался с ним делать?" – набрал он. Ответ пришёл быстро: "Понятия не имею" "Тащишь все, что плохо лежит. Ты не клептоман часом?" "Я просто хозяйственный" "Отличный пункт в анкету для брачного агентства" "Думаешь?" "Я бы заинтересовался" Бай Юй долго набирал сообщение, а потом замолчал, прежде чем прислать: "Так вот он – путь к завоеванию Лун-ге" Чжу Илун фыркнул и улыбнулся. "Черпаком меня не впечатлить" "Ты разбиваешь мне сердце" "Склеишь, у тебя явно валяется где-нибудь стащенный с площадки скотч" "Жестокий Лун-ге" "Да, я зло во плоти" "Но очень красивое зло" Чжу Илун ответил на это привычным смайликом, закатывающим глаза. "Лесть тоже не сработает" "Я отправлю тебе зеркало, твои точно неправильные" В ответ на это оставалось только фыркнуть. "У вас заговор что ли? Ли Ифэн тоже вчера мне это доказывал. С утра бы на меня посмотрели – детей можно пугать" Бай Юй опять замолчал. На этот раз почти на полчаса, за которые Чжу Илун успел поесть и включить фильм. Наконец, телефон пиликнул, обновляя диалог сообщением: "О, у меня появился конкурент?" – и заставив его нервно усмехнуться. "Ну смутить меня сильнее, чем ты, ему уже удалось" "Вот теперь мое сердце точно разбито. Мне нужен мастер-класс" "Поверь мне, не нужен" Мысль о том, что Бай Юй решит повторить что-то подобное, веселой не выглядела абсолютно. Теперь шутить на эту тему показалось настолько дурной затеей, что Чжу Илун замер, не зная, что будет делать, реши тот выпытать, что именно случилось. Распространяться о поцелуе он не собирался не только из-за обещания Ли Ифэну, но и из-за опасения о том, как это может быть воспринято. Бай Юй, конечно, не был гомофобом, да и гипотетическая бисексуальность была не таким уж страшным делом, но вряд ли их общение после подобных откровений, сохранило бы прежний характер. Паниковать, конечно, было глупо – все это вообще могло никогда не выйти на свет, да и сделанные им выводы тянули скорее на умозрительные, – но даже мысль о том, что это внезапное открытие может отвратить от него близких и друзей, вызывала невольную дрожь. "Ты же знаешь, что я не отвяжусь" – значилось в диалоге последнее за чередой предположений, чем именно отличился Ли Ифэн, и Чжу Илун выругался, потирая лицо ладонями. "Давай закроем тему" – набрал он. "Хорошо" – через какое-то время написал Бай Юй. – "Извини, если влез не в свое дело" "Все в порядке" Он отложил телефон и откинул голову на спинку дивана. Нужно было успокоиться. Наиболее вероятным был сценарий, в котором никто до конца его жизни так и не узнает о том, что он себе надумал. Скорее всего, даже ему самому не представится случая проверить эти выводы на практике. Все оставалось по-прежнему, и если даже где-то глубоко внутри его грызла мысль о том, чтобы носить это в себе как какой-то грязный секрет, он от нее попросту отмахнулся. Перед завтрашним фестивалем нужно было выспаться. Чжу Илун не мог позволить себе быть рассеянным на репетиции со светом или на сцене перед огромным залом, поэтому он лег пораньше и, несмотря на то, что снилась ему опять какая-то тревожная муть, с утра даже чувствовал себя вполне адекватным. За постоянными репетициями, подбором костюма и суетящимися вокруг людьми думать о своих тревогах было некогда. Ли Чан приехала за пару часов до начала сразу из аэропорта – взмыленная и раздраженная. – Я думала меня раздавят. Сяо Ван еле нашел где припарковаться. Сумасшедшие люди. Я-то им на кой черт сдалась? Чжу Илун тихо фыркнул, стараясь не мешать работающему визажисту. – У тебя и А-Цзуна скоро собственные фан-клубы появятся. – Боже упаси. – Что у нас с интервью? – перевел тему он. – Одно после прогона и фотосессия перед выступлением. Он кивнул и еще раз мысленно повторил песни, пока Ли Чан ходила за кофе. Нервозность, которая медленно, но верно поднималась в нем по мере приближения времени икс, сейчас почти достигла своего апогея. Он знал, что перед выходом на сцену, она немного уляжется – ожидание и постепенно нарастающий гул толпы снаружи действовали на нервы куда сильнее, чем волнение из-за самого выступления. То, что не видишь, всегда пугает гораздо сильнее, чем находящееся перед глазами. Даже многотысячная толпа, приобретая отдельные лица, становилась не такой уж и страшной. Во время генеральной репетиции – со светом и оформлением, ему пришла в голову мысль, и, вернувшись в гримерку, он позаимствовал у одного из ассистентов маркер. Ли Чан, глядя, как он рисует на ладони солнце, задумчиво поинтересовалась: – Что это? – Подумал, что неплохо бы намекнуть людям, что эта песня не столько романтическое обещание, сколько послание самому себе. – Что-то вроде "каждый сам кузнец своего счастья"? Чжу Илун кивнул и потряс рукой, чтобы рисунок высох. – Уверен, что именно это хотел сказать? – Ли Чан усмехнулась и вскинула бровь. – Уверен. Хватит уже об этом. Никому я это не адресую. – Как скажешь, – согласилась она, но убежденной все равно не выглядела. – Пойдем. Они ждут в комнате отдыха. Интервью заняло почти все время до того, как начали запускать людей. Когда они закончили, суета вокруг приобрела и вовсе катастрофические масштабы. Кто-то бежал в зал, кто-то носился с аппаратурой, сновали туда сюда костюмеры и визажисты. Чжу Илуна перехватили поправить грим, потом проверить, хорошо ли работают мониторы, а после оставалось только ждать своего выхода. Выступления всегда проходили для него сродни съемкам – словно на сцене одновременно был он сам и какой-то лирический герой, лишь отдаленно на него похожий. Во время исполнения, он действительно ощущал тоску, которой прежде ни разу не чувствовал ни на репетиции, ни при разучивании песни, и она билась в нем до тех пор, пока не закончилась музыка. После у него уже не было возможности уцепиться за нее или позволить себе разобраться в собственных ощущениях. Пиджак пришлось переодевать прямо на сцене и вместе с ним погружаться в новое состояние. Уже после, глядя в камеру фотоаппарата, он возвращался к той эмоции и пытался размотать ее от конца к началу, чтобы понять причину, но каждый раз, едва нащупав что-то важное отступал, боясь обнаружить то, к чему окажется не готов. Объяснение маячило где-то на границе сознания, ускользающее, но четко-оформленное. Казалось, стоит протянуть руку, и он сможет поймать его. Это манило и пугало одновременно. Глубокие, сильные, потрясающие мир и выворачивающие наизнанку чувства всегда были для него тем, что он мог позволить себе только на съемочной площадке. В реальной жизни они всегда становились проблемой. – Отлично, спасибо, – донесся до него голос фотографа, и Чжу Илун заставил себя собраться. – Давайте еще пару кадров в красном, и я вас отпущу. С площадки они отправились прямо в аэропорт, и он был рад, что вся дорога до него была занята согласованием расписания на ближайшие недели. Когда с этим закончили, Ли Чан спросила: – Какой перерыв тебе нужен после окончания съемок? Чжу Илун задумчиво качнул головой. – Неделя. – Уверен, что хватит? Он кивнул и улыбнулся. – Хватит. Пара дней на сон, еще несколько на поездку к родителям и встречу с друзьями. Долгий отдых расхолаживал, а ближайший проект ориентировочно был назначен только на начало следующего года. Логично было занять это время мероприятиями и фотосессиями, на которые во время съемок просто не находилось времени. Тем более, когда-то этим все равно нужно было заниматься. – Хорошо. Тогда я скину тебе примерное расписание, как только буду знать. Чжу Илун догадывался, что она все равно постарается сдвинуть все, что возможно, еще на пару дней, но предпочитал не спорить на эту тему. Такую молчаливую заботу иногда тоже нужно было уметь принимать. В Хэндянь они вернулись поздней ночью, медленно переходящей в утро, в гостиницу – уже когда начало светать. Не улети Ли Чан прямым рейсом в Пекин, наверняка бы начала ворчать о том, что ему нужно взять выходной и выспаться, прежде чем возвращаться к съемкам, но сейчас рядом с ним был только А-Цзун, который понимал, что толку в уговорах нет. К счастью, они оба успели урвать несколько часов сна в самолете, и теперь походили на оживших мертвецов лишь отчасти. После душа и кружки крепкого кофе, Чжу Илун написал Пэнь Гуаньину, уточняя свободные даты в начале сентября и лишь после этого начал собираться на площадку.