Нет нужды говорить о любви

Карла

      Я ошиблась, думая, что Дамиано остался всё тем же беспечным мальчишкой, каким я когда-то знала его. После нашего обмена письмами я изо всех сил старалась общаться с ним исключительно в деловом тоне, хотя нам не так уж и часто приходилось разговаривать.       За следующие несколько недель я многое узнала о Давидах.       Стены комнаты Лорелай были украшены её собственными рисунками. Ни дня не проходило, чтобы она, лёжа на животе и болтая ногами в воздухе, не рисовала какой-нибудь свой очередной шедевр. Не забывая при этом нацепить на спину крылья бабочки. И она обладала просто невероятным воображением. Мы играли с ней, представляя, что охотимся в Южной Америке на львов, а в следующее мгновение уже оказывались на Гавайях, лакомясь свежими ананасами.       А ещё Лорелай вовсю вела разговоры с мамой. Это происходило каждый день. Иногда она вела себя так, будто мама находится рядом с ней. А ещё каждый понедельник она ставила для Джорджии стул за обеденным столом, потому что это был их любимый Макаронный День. Джо обожала спагетти.       Меня до глубины души потрясла её горячая привязанность к маме.       И эти ежедневные разговоры с нашими родственниками нас объединяли.       А Стефания стала моей лучшей антиподругой. Я ничего не могла узнать о ней, оглядывая её комнату, потому что в ней не было ничего, кроме компьютера на письменном столе. Стены и полки были абсолютно пустыми. Единственным знаком, хоть что-то говорившим о ней, был плакат "ВХОД ВОСПРЕЩЁН" на двери её стенного шкафа с припиской "НЕ ПОДХОДИТЬ БЛИЗКО".       Одно это многое говорило о ней.       А ещё был Дамиано, хотя мы почти не пересекались.       Мы виделись так редко, что я просто не успевала понять, что он сейчас из себя представляет. У меня остались лишь воспоминания о нём прежнем, и, по правде говоря, я не видела в нынешнем Дамиано ничего общего с тем мальчиком из прошлого. А если порой и возникали какие-то "проблески", то они были мимолётны. Он словно старался не выдавать своих чувств, сильнее замыкаясь в себе.       Он не подпускал к себе не только меня, но и девочек. Даже когда он был рядом, казалось, что он витает где-то далеко. Он словно выпадал из реальности, и я удивлялась, как ему удавалось справляться с работой. Но в работе он действительно был на высоте. Профессионал и трудоголик, Дамиано серьёзно подходил к своим обязанностям.       И если бы ему не надо было обсуждать по телефону деловые вопросы, то, думаю, он бы вообще не издавал ни звука.       Они со Стефанией были во многом похожи, оба холодные и отчуждённые, однако разница заключалась в том, что Стефания была злой, а Дамиано нет. Он был просто безумно потерянным.       Каждый раз, когда мы с Лорелай ужинали в столовой, я чувствовала, что Дамиано и Стефания всеми силами стараются обходить нас стороной. Они просто торопливо забирали свою еду и уходили к себе.       Что отец, что дочь.       Но я не придавала этому большого значения. Они нуждались в личном пространстве, и я не мешала им. И потому больше всего внимания я уделяла Лорелай.       Она была настоящим благословением в эти трудные дни. Всё в этом мире вызывало неподдельную радость в этой девчушке. Она озаряла своим светом дом, наполненный мраком.       Каждый вечер после ужина мы с Лорелай играли в драконов, прилетавших в выдуманный мир, чтобы убедить людей в том, что драконы — очень дружелюбные создания. Мы скакали по комнате, издавая громкий рёв, и нам обеим это ужасно нравилось.       Как-то раз, играя в комнате Лорелай, мы придумали новый вид рычания и обе хохотали во всё горло, когда Лорелай снова и снова издавала этот звук. Слёзы лились по её щекам от смеха, но, едва переведя дух, она снова начинала смеяться.       Больше всего в общении с детьми мне нравились именно такие моменты — мгновения безудержного веселья.       Мы забыли обо всём на свете, и внезапный громкий стук в дверь застал нас врасплох. На пороге стоял Дамиано, его лицо было мрачным. Заметив его строгий взгляд, мы тут же перестали дурачиться.       — Привет, папочка, — еле слышно пролепетала Лорелай.       — Что здесь за шум? — пожурил он нас, нахмурив брови.       Кашлянув, я оправила одежду.       — О, простите. Мы не знали, что вы дома. У нас просто был замечательный конкурс на лучшее...       — Надо поговорить, Карла, — прошипел он, обрывая меня на полуслове. — У меня в кабинете. — Я выпрямилась, чувствуя, как по спине пробежал холодок.       — Что?       — Я хотел бы поговорить с вами в кабинете, — повторил он и ушёл, не дожидаясь моего ответа. Переведя дух, я обернулась к Лорелай. В её больших глазах застыл испуг.       — Он рассердился, потому что мы шумели? — дрожавшим голосом спросила она. Её плечи поникли, и я увидела беспокойство в её глазах. Она чувствовала себя так, словно подвела отца.       Но самое ужасное заключалось в том, что если кто-то кого и подвёл, так это отец, который совсем не общался с дочерьми.       — Нет, милая. Мы должны были поговорить сегодня с твоим папой, а я совсем забыла об этом. — Я прижала её к себе, и она в ответ крепко обняла меня. Я на мгновение замерла в этих доверчивых объятиях. — Готовься ко сну, хорошо? Я скоро вернусь.       Она кивнула и бросилась выбирать пижаму. А я отправилась в кабинет Дамиано, дверь в который была распахнута настежь.       — Не сочтите за грубость, но зачем себя так вести? Вы до смерти напугали Лорелай своим тоном, — заявила я. Прерывисто дыша, он мерил шагами комнату, стиснув ладони.       — Куда вы её возили? — огрызнулся он, не обратив внимания на моё замечание.       — Просите?       — Куда вы её возили? — снова гаркнул он, на этот раз в его голосе послышалась угроза.       Я шагнула назад, не понимая, о чём речь.       — Я не понимаю, Дамиано...       — Мистер Давид! — завопил он, и я снова отшатнулась.       Он пылал от ярости, а я не могла сообразить, в чём дело. Никогда ещё я не видела его таким недовольным. Общаясь со мной, он всегда проявлял лишь отстранённость. Сейчас же он буквально обезумел от гнева.       — Что случилось? — спросила я, изо всех сил старясь не принимать его злость на свой счёт.       — Сегодня я получил письмо в ответ на мой запрос о том, как обстоят дела в школе у Стефании. Оказалось, что она уже несколько недель не появлялась на уроках. Начиная с того дня, как вы начали возить её в школу. Так что отвечайте, куда вы её возили?       — Я... — Мой голос сорвался, когда я вдруг осознала смысл его слов. Как такое возможно? — Я отвозила её в школу сразу после Лорелай. Я не понимаю, как она могла там не появляться.       — И вы видели, как она заходила в здание? — спросил он.       — Нет, потому что я высаживала её недалеко от школы, как другие ня... — Я осеклась, вдруг догадавшись, в чём дело.       О боже, какая же я идиотка.       Стефания солгала, что другие няни высаживали её, не доезжая до школы, а я, как полная дура, поверила в эту душещипательную историю.       Однако Дамиано ничего не понял. Он мрачно взирал на меня, ожидая объяснений. Проглотив ком в горле, я отвела взгляд и объяснила ситуацию.       — Вы что, шутите? — спросил он, стиснув переносицу.       — Я... я просто подумала... — заикаясь, пролепетала я, понимая, как ловко меня обвела вокруг пальца четырнадцатилетняя девчонка. Покраснев, я не смела взглянуть на Дамиано. Я чувствовала себя униженной. Стефания воспользовалась моей наивностью. Девчонка подросток обвела меня вокруг пальца. — Простите.       — Ваши извинения не изменят тот факт, что она пропустила несколько школьных недель.       — Но как такое возможно? Разве они не должны сообщать родителям, если ученик отсутствует больше двух дней?       — Как раз это я сейчас и выясняю. А пока приведите сюда Стефанию, чтобы мы могли поговорить втроём, — прорычал он.       — Да, конечно.       Я поспешила прочь, чувствуя, как всё внутри сжимается от злости на Стефанию. Я из кожи вон лезла, чтобы обходиться с ней по-доброму, и вот результат. Чем ближе я подходила к её комнате, тем сильнее злилась. Дамиано набросился на меня из-за её лжи.       Но внезапно злость сменилась тревогой.       Если она не ходила в школу, где же тогда проводила время?       Чем занималась?       Неужели... наркотики? Или алкоголь?       Ох, замечательно, теперь я злилась и беспокоилась. Наверное, именно так и происходит с родителями, которые в одно мгновение испытывают две разные эмоции. Это очень выматывало. Эти чувства накатывали на меня, словно волны, разбивающиеся о берег, и я не знала, что с этим делать.       Казалось, у меня началось раздвоение личности. Мне хотелось орать и одновременно говорить ласково. Хотелось быть хорошим и плохим копом сразу. Её верной подругой и одновременно ответственным за неё взрослым.       Похоже, у родителей подростков не существует золотой середины. Вас не покидает чувство, что вы постоянно сходите с ума.       Однако Стефания не успела стать свидетелем моих злости и гнева, потому что у меня всё сжалось внутри, когда я не обнаружила её в комнате.       — Стефания? — позвала я.       Тишина.       Но она ведь не могла уйти, верно? Сбежать туда, где, возможно, проводила школьные часы?       Я прошла дальше в комнату, направляясь к двери стенного шкафа с плакатом "ВХОД ВОСПРЕЩЁН", но едва лишь коснулась дверной ручки, меня оглушил пронзительный крик.       — Что ты делаешь?! — гаркнула Стефания, заставив меня резко обернуться.       — Стефания! — Волна облегчения обрушилась на берег. — Боже, где ты была? — спросила я, чувствуя, как отчаянно бьётся сердце.       — В ванной. — Она прищурилась. — А ты зачем туда полезла? Ты что, глупая? Читать не умеешь?       — Не смей меня называть глупой, — огрызнулась я, желая казаться намного старше своих лет. — Папа ждёт тебя в кабинете.       — Да? А я не могу, я очень занята. — Она подошла к своему столу и схватилась за наушники, желая избавиться от меня, но я успела схватить их первой.       — Ну уж нет. Сейчас ты пойдёшь к отцу.       — Зачем?       — Потому что мы знаем.       — Знаете что?       — Ты понимаешь о чём речь, — откликнулась я и, прищурившись, погрозила ей пальцем.       Она вскинула бровь.       — Или не понимаю.       Я упёрла руки в бока.       — Стефания, хватит ломать комедию.       — Послушай, я понятия не имею, о чём ты, и мне осточертели эти бесконечные обвинения, поэтому или выкладывай, в чём дело, или уходи.       — Стефания, ты несколько недель не появлялась в школе, — прорычал Дамиано у меня за спиной. Он тяжело дышал, и его глаза метали молнии. — Вот о чём она говорит. И вот что нам надо обсудить.       Он был просто взбешён.       Как только он вошёл в комнату, я сразу почувствовала себя лишней. Ведь, в конце концов, я была всего лишь няней. И главной моей обязанностью стала Лорелай.       — Я сам с ней поговорю, Карла, — сказал Дамиано и, коснувшись дверной ручки, отступил в сторону, позволяя мне выйти из комнаты.       Глубоко вздохнув, я взглянула на Стефанию, которая выглядела взволнованной и, что удивительно... счастливой. Похоже, ей понравилось, что она сумела вывести отца из себя. Я отвернулась и вышла. Дамиано захлопнул дверь.       И тут же послышались крики. Их словесная перепалка заставляла меня чувствовать себя неловко и одновременно радоваться.       Потому что, несмотря на их конфликт, я увидела, что Дамиано способен на то, на что я его способным не считала, — воспитывать своих детей. Я поняла, что в глубине его холодного, очерствевшего сердца по-прежнему теплилась любовь к детям. В глубине души он всё ещё переживал за них.       И это многое значило.       В тот вечер я ушла раньше, чем стихла их брань. Я просто не имела права слушать, как Стефания и Дамиано бросают друг другу в лицо слова, в которых сквозили бессилие и му́ка. Они оба страдали, и, похоже, хоть как-то облегчить боль они могли, лишь вволю накричавшись и выпустив пар.