Нет нужды говорить о любви

Карла

      — Думаешь, ему понравится?! — воскликнула Лорелай. Всю неделю она проводила свободное время у себя в мастерской, создавая новые шедевры, чтобы украсить стены своей комнаты, но больше всего она трудилась над рисунком для Дамиано. После его последнего ночного кошмара Лорелай пыталась придумать, как порадовать папу. Она проводила долгие часы, рисуя в качестве подарка картины, на которых запечатлевала семейную историю. И мне казалось, что это было самое замечательное проявление любви, которое только можно было придумать.       В ту пятницу Дамиано вернулся из поездки. Он не сказал ни слова: вцепившись в сотовый телефон, глава семейства сразу скрылся в кабинете, закрыв за собой дверь.       В тот день Лорелай наконец закончила свою работу. У нас оставалось немного времени до того, как Клэр заберёт девочек к себе на выходные, и Лорелай изо всех сил торопилась закончить свои рисунки до отъезда.       — Закончила, — сказала она, отложив карандаш. Собрав рисунки, она с гордостью разглядывала их.       — Отличная работа, — ласково сказала я, гордясь усердием малышки. Перед моими глазами возникло множество событий из их семейного прошлого, где была Стефания и их родители, и я была растрогана до глубины души. Я радовалась, что она всё это помнила.       После смерти бабушки я изо всех сил старалась удержать в памяти множество воспоминаний.       Лорелай, радостно улыбаясь, прыгала от нетерпения.       — Я подарю их ему прямо сейчас! — воскликнула она.       — Подожди, он сейчас занят, — ответила я, но она уже выскочила из мастерской и помчалась к кабинету Дамиано. — Лорелай, постой!       Поспешив за ней, я увидела, как она врывается в его кабинет. Дверь распахнулась, ударившись о стену, и я съёжилась.       — Папочка! Папочка! Посмотри, что я нарисовала для тебя! — пискнула Лорелай, её голос дрожал от восторга, и она прыгала на месте от волнения.       Дамиано стремительно обернулся к дочери, всё ещё прижимая к уху мобильный. Его глаза расширились от недовольства, и он прикрыл ладонью трубку:       — Лорелай, не сейчас.       — Но, папочка! Я нарисовала…       — Нет. Не сейчас! — раздражённо прошипел он. Дамиано взглянул на меня, и я увидела в его глазах такую ярость, что отшатнулась. Он словно безмолвно приказывал мне выполнить мою работу, пока я не лишилась её. А затем повернулся к нам спиной и продолжил разговор:       — Прошу прощения. Здесь ничего серьёзного.       Нет, Дамиано, это очень серьёзно.       Ещё как серьёзно.       Подойдя к Лорелай, я ласково положила руки ей на плечи.       — Нам надо подождать, когда он освободится.       — Но он всегда работает. — Она вздохнула, качая головой. И снова запрыгала, всё ещё надеясь на внимание отца. — Папочка, я нарисовала это для тебя! — воскликнула она.       И от её оптимизма мне стало грустно.       То же самое у меня происходило с моим братом.       — Лорелай, я не шучу! Сейчас не время! — огрызнулся Дамиано, и радость его дочери тут же угасла.       Её плечи поникли, а на глазах навернулись слёзы.       — Но, папочка, рисунки…       Дамиано что-то пробормотал и снова отвернулся.       — Оставь их на столе.       Лорелай была окончательно раздавлена. Она больше не танцевала от счастья, и её улыбка погасла. Медленно приблизившись, она положила на стол рисунки, в которые вложила столько сил. А затем отвернулась и вышла, страдая от боли и обиды.       Ничего себе.       В такой ситуации я просто никак не могла промолчать.       Я не могла закрыть на это глаза. Лорелай была самой милой девочкой на свете, и, увидев, как отвратительно с ней обошёлся отец, я просто вскипела.       И поэтому я была рада, что в этот момент Дамиано закончил разговор, потому что я ни за что бы не ушла, не высказав ему всё, что думаю.       — Вы издеваетесь? — прошипела я, упрямо стоя посреди его кабинета. Он непонимающе взглянул на меня.       А затем он произнёс в трубку:       — Я перезвоню вам, мистер Уэйкен. Да, всё понимаю и прошу меня извинить. Но возникла проблема, с которой я должен немедленно разобраться.       — Да, Дамиано, — заявила я, скрестив руки на груди. — Разберитесь с этим.       И вот так мы перешли к эпизоду шесть из шоу о Дамиано и Карле: «Непредвиденные последствия».       Повесив трубку, он обернулся ко мне и прищурился:       — Что вы себе позволяете?       — Я? Нет, это что вы себе позволяете?       — Я работаю, в отличие от некоторых. Как вы допустили, чтобы Лорелай вломилась в мой кабинет? Вы знаете, насколько важен этот звонок? — рявкнул он.       — А вы знаете, как важны рисунки Лорелай? — рявкнула я в ответ, не собираясь сдерживаться. Мне надоело уступать. Дамиано страдал от душевной боли, но при этом позволял себе причинять боль самым близким людям. Он причинял боль своим дочерям.       Его дыхание сделалось прерывистым.       — Карла, пожалуйста, покиньте мой кабинет.       — Нет.       Он вскинул бровь:       — Что?       — Я сказала «нет». Я не уйду, потому что вы должны выслушать меня. — Я проглотила ком в горле, едва сдерживая волнение, но не собиралась сдаваться. — Я понимаю, что это не просто для вас.       — Что?       — Я сказала, что понимаю. Я понимаю, что бывают очень непростые моменты в жизни, но то, как вы обошлись с Лорелай, просто непозволительно.       — Прошу прощения? — прошипел он, в его голосе прозвучало негодование. Прерывисто дыша, он сжал кулаки.       — То, как вы сейчас отмахнулись от дочери, просто непозволительно. Она целую неделю корпела над этими рисунками и не могла дождаться, когда покажет их вам.       — Но она выбрала неподходящий момент.       — А когда она должна была подойти к вам? В последнее время у вас постоянно неподходящие моменты. Вас то нет дома, то вы запираетесь в своём кабинете как дикарь. Вы не обращаете внимание на дочерей, пока они не заснут, в чём я не вижу никакого смысла. Днём вы даже взглядом их не удостаиваете, Дамиано. Вы даже не видите своих дочерей.       На мгновение он закрыл глаза, словно услышал правду в моих словах, но изо всех сил боролся, не желая взглянуть в лицо реальности.       — Она знает, что нельзя врываться в мой кабинет.       — Ей всего лишь пять, Дамиано! К чёрту ваши правила.       Он снова отвернулся от меня. Именно так он всегда и поступал — отворачивался от проблем.       — Давайте вы займётесь своими делами, а я — своими.       — Она так трудилась над этими рисунками, а вы просто отмахнулись от её подарка. Вы должны извиниться перед ней.       — Вы должны уйти, — мрачно произнёс он, шагнув ко мне навстречу.       — Нет, — пробубнила я и, распрямив спину, шагнула ему навстречу. Выпятив грудь, я гордо вскинула голову. Оставалось только надеяться, что он не заметил, как меня била дрожь. Я ужасно волновалась. Он был таким холодным и жёстким, и я никогда не знала, что от него ожидать в следующий момент, и потому побаивалась его. И всё же, я не собиралась отступать, потому что это было для блага Лорелай. Кто-то должен был постоять за неё, потому что сама она ещё не могла этого сделать. И вот я упёрлась ногами в пол и смерила его взглядом.       — Ваша дочь плачет в своей комнате, потому что вы даже не взглянули на её подарок.       — Это всё, Карла? Потому что, если вы закончили, я хотел бы вернуться к работе.       — Работа — это не самое важное в жизни, — мрачно откликнулась я.       — Возможно для вас, но не для меня.       — Ты ведь не хотел становиться похожим на него, — воскликнула я, качая головой. — Всю жизнь ты не хотел быть таким, как твой отец.       — Мой отец трудился, не покладая рук. В детстве я не понимал, на какие жертвы ему пришлось пойти, чтобы компания процветала и семья ни в чём не нуждалась.       — Это ложь.       — Карла, прекрати, — произнёс он, словно умоляя меня поостеречься, потому что я вторглась на опасную территорию. Но я не собиралась отступать. Я собиралась хорошенько встряхнуть его, пока он не выйдет из глубокого мрачного забытья, в которое давно погрузился. Я собиралась бросать ему в лицо слова, пока он не вернётся в реальность.       — Твой отец бросил тебя, — сказала я. — Он ушёл так же, как и мать, оставив тебя одного.       — Карла. — Его голос сделался тихим, и он не сводил с меня пристального взгляда. Мне удалось. Я пробралась к нему в душу и не собиралась останавливаться.       — Ты постоянно говорил, каким одиноким чувствовал себя после смерти дедушки. Ты постоянно рассказывал, как невыносимо тебе оставаться в собственном доме, потому что ты никому там не был нужен. Дамиано — это ведь не ты. Это не тот человек, которым ты хотел стать.       — Ты не знаешь меня, — рявкнул он, и его лицо налилось кровью. — Ты не знаешь, кем я стал.       — Да, но я знаю, кем ты был! — выпалила я. — И время от времени я вижу в твоих глазах того мальчишку, который изо всех сил хочет вырваться на свободу.       — Ты ничего не знаешь, — упрямо ответил он.       — Я знаю, что ты скучаешь по жене.       От удивления у него отвисла челюсть, и он прищурился. Это было прямое попадание. Эти холодные карие глаза…       — Тебе лучше замолчать.       — Да, ты прав, но я не стану этого делать, потому что всё понимаю. Я знаю, что ты скучаешь по ней, Дамиано, и знаю, что, глядя на дочерей, ты вспоминаешь о ней, а это нелегко. Иногда горе накрывает тебя с головой, но ты не можешь допустить, чтобы оно полностью поглотило тебя. У тебя две прекрасные дочери, которым необходимы твоя поддержка и любовь, а не монстр, который время от времени вырывается наружу из твоей души, разрушая их мир.       И хотя мой голос дрожал, я стояла перед Дамиано, высоко вскинув голову. Я знала, что этот призрак человека не был настоящим Дамиано. Конечно, прошло много лет, но где-то в тёмных глубинах его души томился мальчишка, которого я так любила когда-то — нежный, добрый мальчик, который однажды спас меня.       Я должна была верить, что мой Дамиано всё ещё жил в этом человеке. А иначе всё потеряно.       — А ты, оказывается, всезнайка, — язвительно заметил он.       — Нет, но многое знаю.       Он презрительно фыркнул в ответ, явно раздражённый, что я осмелилась так с ним разговаривать.       — Тогда, пожалуйста, Карла, ответь мне. Похоже, вы появились здесь, чтобы рассказывать мне о моих промахах. Чтобы бросать мне в лицо правду обо мне и моей семье. Тогда ответьте, что же нужно моим детям?!        — Их отец! — вскричала я, и мой голос сорвался, когда я направилась к нему.       Я по-прежнему не собиралась сбавлять обороты, и это меня удивляло. Ещё и потому, быть может, что здесь скрывалось нечто личное. Возможно, я сама представляла себя на месте этих девочек, потому что слова, которые я никогда не осмеливалась выкрикнуть в лицо брату, теперь рвались из моей души. Я не могла отступить, потому что сердце изо всех сил билось в моей груди. Потому что понимала, как важно помочь Дамиано найти путь домой. Мы стояли лицом к лицу, он тяжело дышал, пылая от едва сдерживаемой злости. Меня раздражала его закрытость. Его горячее дыхание обжигало мою кожу и, каждый раз, когда он моргал, я ждала, когда наши взгляды снова пересекутся.       В воздухе повисло гнетущее напряжение. Каждый вдох давался с трудом, и моё сердце едва не выпрыгивало из груди. И я продолжала бы до бесконечности давить на него, если бы не одна деталь.       Каждый раз, на мгновение закрывая глаза, Дамиано выглядел абсолютно опустошённым. Словно его душа была объята пламенем.       Среди множества чувств, обуревавших Дамиано, больше всего в глаза бросалась его нечеловеческая усталость.       Впервые с того момента, как я ворвалась в его кабинет, я внимательно вгляделась в его лицо: изгибы, морщинки, линии.       Его губы… печально опущены вниз.       Его глаза… повествующие историю его прошлого.       И я отступила.       Я должна была отступить, потому что у него уже совершенно не осталось сил.       — Ты, Дамиано… — Я отвела взгляд, коснувшись большим пальцем подбородка. — Им просто нужен ты.       В комнате повисла тишина, а он продолжал смотреть на меня.       Я шагнула назад.       — Прости, — прошептала я. — Я перегнула палку.       — Да, это точно.       — Я просто хотела сказать…       — Вы уволены, — выпалил он.       — Постой, что?       — Совершенно очевидно, что вам чужды правила этого дома, поэтому эта работа вам не подходит.       Меня захлестнула волна паники, и всё в груди болезненно сжалось.       — Но я понимаю, что перегнула палку…       — Да, и поэтому вы получаете третье предупреждение. — Он повернулся ко мне спиной и, опустив голову, отдал мне свой последний приказ. — Закройте за собой дверь, когда будете уходить.